проза Х. Мураками

Павел Гурачов
Многие спецы видят положение мастера современной японской литературы в состоянии, что называется, на волоске от нобелевской премии. Я пропустил через себя несколько его романов, пытаясь уловить причины его мировой популярности. И вот находясь на экваторе его последнего романа «1Q84», я кажется стал понимать что к чему. И понимание это пропорционально росло с каждой главой. Действительно есть что-то до крайности самобытное и неповторимо завораживающее в этих текстах. Они оставляют какой-то едва уловимый след, и этот след не имеет аналогов в отношении всех остальных авторов. Мне почему-то захотелось определить романы Мураками, как терапевтические. Они успокаивают буквально на уровне давления и пульса. В них сложно, почти невозможно, выявить привычную сюжетную самодостаточность, они как бы всегда готовы соскользнуть в сюрреализм, однако с первых строк подкупает дотошная, скрупулезная реалистичность. Эта реалистичность медленно тянется, и текст сперва закручивается где-то на кухне или в постели. Это было во всех романах, что я прочел. Обязательно приготовление пищи у плиты и никчемный пустой разговор с очередной подружкой. Все эти подружки строги и худощавы, крайне замкнуты, нередко со странностями. Главный герой все равно что только родившийся – нет ни цели, ни каких-то убеждений или принципов. Ему лишь нужна приличная пища, регулярный секс и выпивка. При этом проблем с алкоголем ни у кого нет – все пьют, кто больше, кто меньше, но каждый – отличный работник и профессионал. И вдруг среди этой замедленной серой, однообразной жизни случается какая-то мелочь – звонок, находка, письмо, случайное воспоминание, и тут, где-то уже посереди книги, начинается постепенное развитие каких-то событий. Картина в процессе развития складывается из мелких деталей, все как бы незаметно постепенно оказывается связанным в общую сеть. Она в последствии охватывает разные эпохи и даже культуры. Обязательно всплывает какой-нибудь исторический сюжет, например, конфликт с СССР где-нибудь на границах с Маньчжурией. Обязательно в основе фабулы какая-нибудь интрига, завязанная на крупных финансах. И это все описано с документальной, подлинной достоверностью. Герой, складывается ощущение, как будто бы захвачен каким-то потоком, он мало чего решает – его безвольного и сомневающегося несет сквозь будни событий к не предполагаемой развязке. Отличие Мураками здесь в том, что предсказать, предвидеть или угадать конец – невозможно. И чем дальше течет повествование, тем запутаннее и страннее все становится. Потому что начинают появляться «сюры» - различные ирреальные штрихи, которые вроде бы должны резко контрастировать с неподдельной реалистичностью. Но ту каким-то образом сказывается стиль, может язык Мураками – сюры почему-то смотрятся довольно гармонично, и возникает как бы перелом: ожидание одного, более менее очевидного продолжения заменяется туманом и появлением нескольких вариантов. А сам текст в конце концов исключает все просчитанное и сюры оказались уже и не нужными. Как тут не вспомнить Кафку? Я почти уверен – Мураками в свое время зачитывался Кафкой, в чем-то стиль очень схож. Тот писал только события, давая возможность все выводы и следствия делать читателю. И Мураками выписывает голые факты и впечатления, не задаваясь вопросом об некой общей, подлинной их основе. Кафка никогда не уделял большого внимания простому быту, и тут Мураками схож, например, с Хэмингуеем. Вообще можно сделать вывод – конек Мураками в сплаве повседневного быта с неким всеобщим абсурдом бытия. Именно поэтому его тексты терапевтичны. В том смысле, что для нормальной жизни достаточно вкусно есть и заниматься любовью, а решение каких-то высоких проблем и прочее (власть, деньги) все это никчемно и ведет к полному отчаянию. Вот был нормальный герой – человек, который готовил обед и хотел после него выпить да покувыркаться с подружкой, а тут вдруг приходит какое-то письмо и дальше начинается полная белиберда, которая ничем толковым и не заканчивается.
Еще очень важный завораживающий аспект прозы Х.Мураками – это отсутствие отрицательных героев. Точнее автор ими не занимается. Ему плевать на их судьбы, жизнь и прочее. Если они появляются, то быстро гибнут. Все действующие лица, даже в чем-то извращенцы или просто не от мира сего – очень простые, но рассудительные. Каждый признает свои минусы, но и о плюсах не забывает. Они могут напившись, валятся в постели и щупая друг дружку за интимные места рассуждать о времени, об истории и литературе. Никакой агрессии, скандалов и драк. Герою достаточно сообщить, что это или то его раздражает или злит, и другой тактично уступает или удаляется. Возможно сюры и прочие нелепости необходимы для мира Мураками только как приправа или как встряска. Иначе зевотные судороги заставят отложить книгу. Может здесь речь идет об отупляющей монотонности «нормальной», мирной и спокойной жизни. Может быть через оттененные сюрами события проглядывает тоска о героях и подвигах. Но во имя чего? Нужен ли на самом деле человеку этот однообразный покой и монотонный рай? И не является ли отклонение или даже преступление необходимым фактором для необходимости снова и снова вспоминать о смыслах? Не стоит ли считать патологию социума чем-то закономерным для его собственного выживания. Ведь в текстах Мураками угадывается равнодушие героев не только к жизни, но и к смерти. Живет человек, весь знаменит и богат, а потом думает «а почему бы и не умереть?» и нет тут никакого мрака или депрессии. Думает он так, а потом решает пропустить еще пару стаканчиков и заваливается спать.
Последнее что хочется обозначить – у Мураками напрочь отсутствует патетика, пафос, идейность, в общем все то, что характерно для классиков (особенно русских). Чтение его романов – это в большей степени процесс ради самого процесса, как сидеть на берегу моря и дышать соленым воздухом. Вы вряд ли изменитесь или глубоко задумаетесь над чем-то после книги. Видимо сказываются чисто культурно-этнические паттерны с этой неспешной поэтикой, медитативностью. Простота красок, знаете ли, написать водой иероглиф, который тут же исчезает, а потом заметить мотылька у светильника и харакири.