(илл. Shujun Wong "Four seasons")
Первой была Весна.
Посреди мерзкой слякоти Марта,
под первыми тёплыми лучами,
я вдохнул щекочущий ноздри аромат надежд.
Белый, вечно закапанный, плащ Весны был готов распахиваться в самых неподходящих местах,
открывая дивное тело, ждущее прикосновений.
Я запутался в этой белизне, потому что хотел?
Да.
Даже её капризный характер не отталкивал меня,
хотя в первый раз она показала его ещё в самом начале апреля,
когда нежные ростки оказались погребены под нежданным снегопадом.
Дарящая жизнь сама чуть не убила свои же порождения.
Снег, солнце, потрескавшаяся земля, широкая полоса майских гроз – всё было в Весне, кроме одного.
Под исходящей ароматом сиренью, я увидел её в объятиях другого.
Что тут сказать? Весна слишком разносторонняя, чтобы быть ещё и верной.
Закутавшись в прозрачный сумрак, я пошёл прочь, когда неизвестный догнал меня, положив горячую руку на плечо.
Под гневные окрики забытой Весны, я упал в объятия Лета.
У Лета – глаза, меняющие цвет от серого до оранжевого, бронзовая кожа и вечная, точно нарисованная, улыбка на лице.
Яркие краски и горячее дыхание.
Устав от весенней прохлады и вечных капризов, я бросался за ним в самый центр искрящегося водоворота соблазнов.
Жара, сжигавшая стыд, вечная нега, тёплые волны и шелест волн.
Всё было в Лете, кроме одного.
Под палящим небом я без сил упал на песок пляжа.
Что и говорить – Лето слишком страстный, вечная страсть иссушает души.
Обожжённый, я дополз до высохшей травы. Над моей гудящей головой промелькнул Август, и меня начало засыпать опавшей листвой.
Чья-то прохладная рука провела по моему лбу. Я открыл глаза и увидел склонившуюся Осень.
Мы сидели рядом, под засыпающими деревьями и говорили обо всём на свете.
Осень – странная собеседница.
То смеялась солнечными зайчиками, то, заламывая руки, плакала, устремив блуждающий взгляд в небо, в след улетающим птицам.
Она курила одну за одной, выдыхая сизый дым сжигаемых листьев, снова пошёл дождь...
Стыдно, но я встал и ушёл. Сам.
В Осени было всё – лёгкая грусть и покой засыпанных золотом аллей, романтический флёр и зрелая мудрость,
но эта вечная депрессия, что накатывала раз за разом...
Я уходил, чувствуя, как капли слёз Осени застывают на мне изморозью, как уходит последнее летнее тепло и надежды Весны.
Белая сука – Зима, скалясь обветренным ртом, бросила что-то мне под ноги вместе с первым снегом.
- Потом скажешь спасибо,- прикосновение белой руки обожгло холодом, и Зима навалилась сверху ватным покрывалом.
С замёрзшей земли я поднял иссиня-чёрный обсидиановый нож с загнутым лезвием.
- Спасибо, - мой шёпот утонул в метели, затянувшей песню Декабря.
Одно неловкое движение, и я порезался.
Капли крови на снегу. Как красиво.
- Давай,- сказала Зима,- это совсем не больно.
Медленно, как во сне, я приставил лезвие к груди, прямо над сердцем.
- Давай, свобода ждёт тебя, - ледяные губы дышали холодом мне в затылок.
Я разжал руку, и нож упал, утонув в снегу.
- Слабак, - отпрянула Зима.
- Дура, - бросил через плечо я, - я найду того, кто сможет меня полюбить, кого смогу полюбить сам.
- Чтобы твоё сердце снова разбилось? Тебе нравится боль?
Я стоял, вдыхая морозный воздух. Отчего-то стало совсем легко.
- Боль подсказывает, что ты ещё жив.
Жив и можешь идти дальше.
По извилистым тропинкам между спящих деревьев,
пробираясь через валежник.
Надеясь найти в этом стылом лесу свою поляну с цветущими в декабре подснежниками.