Бабушка обнаружила, что у нее закончилась басма. Если кто не знает, что это, то я сейчас расскажу. Это краска. Волосы красить.
Нет, конечно, сейчас и другие краски есть. Наверное. Я в этом не разбираюсь.
Но моей бабушке, если что в голову втемяшится… Ладно.
Пошел я на рынок, эту чертову басму искать. В других местах ее не продается – проверено.
А навстречу Олька Васькова с Димкой Сазоновым. Ну, они это… женихаются. Бабушкины перлы, вы что. Васькова говорит:
- Привет, Щеглов, а что ты здесь делаешь?
А глаза у самой косые-косые. Это они по «коктейльчику» в баре напротив дерябнули. Вообще-то он до 18-ти, но Сазонов внушает.
- Да вот… - отвечаю. – Как-то так…
Сазонов недобрым глазом косит – иди, мол, Щеглов, топай до хазы, у нас все на мази…
Васькова говорит:
- Ой, басма. Так ее у нас много. У мамы в кладовке валяется. Нафик не нужна. Зайдешь?
Конечно, она не так сказала. Шучу.
Кроме последнего.
Сазонов возбух:
- Оль, а что, фильм уже не? Расхотела? Так ко мне можно ж…
Она на него ноль внимания:
- Так зайдешь? Юра…
Первый раз слышу, чтобы Васькова меня по имени называла. А знаю ее с вот таких вот лет…
Ну, кивнул. Сазонов в осадке. Ладно, где наша…
Васькова сразу в кладовку не пошла. Зажала меня в коридоре:
- Щеглов, - говорит, - я красивая?
Задумался.
- Да как тебе сказать…
Обиделась, пошла в кладовке копаться. Долго копалась, думал – померла.
Захожу. Сидит на стуле и ревет.
- Э… - говорю. – А собственно… Как бы…
А она:
- Юра, ты не смотри на меня. Мне жить не хочется.
- В платье, что ли новое не влезла?..
Знаю, что глупо, но вот не умею я…
Не обиделась. Знак херовый…
Продолжаю:
- Два по алгебре?.. Не, что это я… Она ж болеет. По физике, ага?
Рассмеялась. А у самой губы трясутся…
- Щеглов, - говорит, - а ты куда после школы поступать будешь?
Казалось бы, и какое отношение это к басме имеет?..
- Еще не определился, - говорю. – В Физтех, вероятно.
Лоб наморщила.
- А он в Долгопрудном?
- Ну, типа…
- Так это далеко…
- Да ладно. Чай не развалюсь…
- А хочешь, я тоже в Физтех поступлю, и мы вместе ездить будем?..
Васькова в Долгопрудном – самый короткий анекдот. Ну, и это… Причем я здесь, собственно?..
А, да, да, они ж Сазоновым выжрали…
- Щеглов, - продолжает, - а ты уже с кем-нибудь целовался?
- Слушай, - отвечаю, - может быть, мы из кладовки выдвинемся?.. А то у меня… как бы это… клаустрофобия, вот…
- Юра… - говорит. – А хочешь, я тебя поцелую?..
Да блин. Мечтаю. Особенно, после Сазонова. Патология какая-то, по-моему.
- Оля, - отвечаю. – Тебе б поспать…
- А помнишь – я тебя уже целовала?..
Не помню. И не хочу.
- Оленька! Солнышко! – говорю. - Я попилил, ага? Вспомнишь про басму – в почтовый ящик опустишь…
Не знал, что у нее такой захват крепкий. Ну, правда, по физ-ре она успевает… Возвестила:
- Если бы ты, Щеглов, не паясничал постоянно, тебе бы реально больше шло!..
- Идет, Оля, галстук, - отвечаю. - Или трусы. И то тем, у кого фигура хорошая…
- А у меня хорошая?.. – с подозрением.
Задница толстовата.
- Хм… В общем и целом…
Не дослушала:
- А, если ты сейчас уйдешь, а я повешусь?..
- С чего бы вдруг?
- У меня депрессия, - гордо.
- Ну, это… как бы об этом не предупреждают…
Звоню, звоню, звоню. Как в танке - глухо. В натуре, что ли таблеток накушалась. Спускаюсь на три пролета.
- А я спала…
Дельно, ага.
- Слушай, - говорю. – Да что случилось? Нанимался я – на три пролета вниз таскаться? Еще в дверь колотить?
- Иди, - отвечает, - чай завари. Юра…
Считаю, сколько раз она меня Юрой назвала. Чай разливаю. Не привыкать, что уж там…
- Напоил он тебя? – спрашиваю.
- Угу… - а на глазах слезы. Ох, не люблю я их. Ничьих. Вообще. Сразу хочется вставить покрепче. Себе в особенности.
- Трахнуть поди хотел… - говорю.
- Щеглов, - возмущенно, - тебе бывает стыдно?..
- Бывает, - отвечаю. – Еще как!.. Когда вот тянешь руку, выйдешь к доске и обнаруживаешь, что не тот параграф выучил…
Васькова головой покачала:
- Нет у тебя чувств…
Да? Если бы…
- У мужчин их не бывает… - говорю.
- А помнишь, как Валя Павловна поручила тебе меня до дома проводить, и ты меня под руку вел?.. – мечтательно так, просто бабушкин сериал.
- А что мне делать оставалось, если тебя ноги не держали!..
- А как целовались – не помнишь?..
Вот привязалась, блин.
- У тебя сегодня вечер воспоминаний?
- Плохо мне, Щеглов. Никто меня не любит…
Приплыли вообще.
- Сазонов в зачет не идет?
- Сазонов – козел. А я сегодня отца видела… Три года ни слуху, ни духу, а тут стоит с этой, дочке ейной сережки выбирает…
- Нет такого слова… - подумаешь, проблема, отец не замечает. Меня вон бабушка вспоминает, когда… Ладно, не будем…
- Плевать! Юр, нормально это – чужой девке сережки выбирать?.. Улыбался. Сволочь, гад, ненавижу… - плачет, естественно. Убиться…
- Дорогие – сережки? – говорю.
- Что?
- Сережки, спрашиваю, дорого стоят?..
- Не знаю. Нет, наверное. Бижутерия.
- У тебя их мало?
- Да нет вроде…
- Так забей… У меня вон их вообще нет – и не хнычу…
- Сережек?!..
- Родителей! Еще в Физтех собралась… Тебе сахар класть?..
- Зачем?
- Не знаю. Бабушка кладет… Да, а басма-то?..
В недоумении:
- Так ты ж сказал – в ящик…
Сазонов говорит мне:
- Слушай, Юрка, ты с Васьковой на горшок вместе ходил. Она всегда была е…я?
Думаю.
- Да нет вроде. А что?
- Да… - рукой машет. – На восьмое купил вот такой вот букет – послала. Блин, месяц на сигаретах экономил…
- А… - пытаюсь улизнуть в раздевалку.
Идет со мной вровень.
- Говорит: «Прошла любовь – завяли помидоры». Больная…
- А поливать не пробовал? – говорю.
- Чего?!
- Ну, помидоры… Раз завяли-то…
Смотрит на меня серьезно:
- Ты это, Щеглов… после школы в цирковое не планируешь?
- Не, - отвечаю, - меня и МФТИ вполне себе устраивает… В общем и целом…
- Юра, - говорит Васькова громким шепотом – дома у нее все спят. – Ты геометрию сделал?
- Ну, типа…
- Продиктуй, а? А то мать сказала – получу еще одну «пару», гулять не пустит…
- А разве?.. Ну, впрочем… Записывай... Только собери мозги – там много…
Бабушка смотрит полночный сериал. Орет на полную катушку. Спать невозможно. Я смотрю на потолок и не думаю. Я не думаю о том, как в 12-ть мне вручили старые вещи, собранные по классу. Как я перебирал рубашки с заплатами на локтях. Как с удивлением смотрел на заштопанный свитер. Как собрал все это тряпье и зашвырнул за забор пустыря. Я не думаю о том, как я плакал, сидя у этого забора, и как ко мне подошла Васькова с моим портфелем в руке, который я бросил, когда пошел домой, не разбирая дороги. Как она присела на корточки и поцеловала меня в губы.