Алексей Иванович рубил пыжи. Войлочные, из старого валенка. Скоро открытие охоты на утку. Вообще-то говорят: на водоплавающую дичь. Но Алексей Иванович бил только утку. Гуси их местность игнорировали, а гагар, в обилии плодящихся на озерах дичью он не считал: мясо болотом пахнет.
Заряжено уже полсотни патронов, надо хотя бы еще столько же. Но магазинные пыжи кончились, поэтому Алексей Иванович рубил пыжи из валенка.
- Ты бы сходил за водой, - жена, поджав губы, смотрела на Алексея Ивановича,
занимавшегося по ее мнению пустяшным, никчемным делом, - дробленку запарить нечем.
Алексей Иванович с сожалением отложил издырявленный валенок, пыжерубку и, натянув меховую безрукавку, вышел во двор.
Возле колонки, вода из которой бежала тонкой струйкой, стояло человек шесть, в основном бабы, и у каждой была фляга.
«Минут тридцать простою, - со злостью подумал Алексей Иванович, сожалея о потерянном времени, - сама бы сходила, не переломилась. Корова!»
Раздражение, возникшее, казалось бы, из-за пустяка, нарастало.
- Здорово, Ляксей Иваныч, - поздоровался сосед, похожий на подростка Миша Ковылин, сидевший на пустой фляге и куривший огромную самокрутку. Мужику седьмой десяток, а его все: Миша, да Миша. Верно говорят: «Маленька собака до старости щенок».
- Чё? – Алексей Иванович сощурил глаза.
- Здорово, грю, Ляксей Иваныч.
- Ты это мне, чё ли?
- А кому еще?
- Дык, меня не Алексеем Иванычем зовут.
- А как? – опешил Миша.
- Тыбы.
- Как? – не понял Миша.
- Глухой? Тыбы!
- Пошто так?
Народ возле колонки прислушивался к разговору.
- А меня так жена окрестила. «Ты бы затопил баню, - передразнил он жену, ты бы лампочку в стайке поменял, ты бы картопли подкопал». Алексеем она меня не зовет. Я у нее Тыбы.
- Ха-ха-ха! – закатился Миша, вот насмешил!
Бабы тоже загоготали. Гусыни! Суки!
- И неча ржать! Ничё тут смешного нет, - Алексей Иванович потихоньку наливался злобой.
Очередь продвигалась медленно.
- Ну, давай, Тыбы, - Миша потянул полную флягу домой.
С трудом дождался своей очереди, наполнил ведра и пошагал к дому.
«Тыбы, Тыбы, Тыбы», - в такт шагам стучало в голове. Оставив ведра в сенях, Алексей Иванович вошел в избу. Жена с веником вошкалась возле стола.
- Ты бы не топтался тут, вишь – подмела.
«Тыбы». Что-то щелкнуло в голове, словно ружье с предохранителя сняли. Не разуваясь, Алексей Иванович прошел в свой закуток. Жена что-то крикнула в след, но он ее уже не слышал. Вынул из сейфа двустволку, переломил и загнал в стволы патроны с картечью. Щелк, щелк – взвел курки.Жена хотела еще что-то вякнуть, но, увидев направленное на себя ружье, замерла с раскрытой пастью.
Ба-бах! Картечь разворотила жене живот, отшвырнув ее к печке. С минуту она сучила ногами, потом затихла.
Алексей Иванович равнодушно смотрел на мертвую жену. В душе никаких эмоций, никаких чувств. А ведь была когда-то любовь. Или не было? Закурил, с наслаждением затянулся. Когда она начала звать его Тыбы? После рождения Сашки.
«Ты бы не курил в доме. Ребенку вредно». Не: «Леша, не кури в доме, а Тыбы не курил…»
«Ты бы сбегал на молочную кухню». Не: «Лешенька, сбегай на молочную кухню, а Тыбы сбегал…»
«Ты бы сходил в аптеку…» Вот так он стал «Тыбы». Не Леша, не Алексей, а Тыбы.
Во дворе залаял Джек. Хороший пес Джек. Охотничий. Охоту любит не меньше чем хозяин. Уток убитых из воды таскает. Умница! Джек замолчал. Стало быть, кто-то из своих пришел.
Алексей Иванович поспешил на улицу. Сашка пришел, сын.
- Привет, батя.
- Привет, Саня.
- А где мама?
- А пес ее знает, ушла куда-то.
- Я чё пришел, дай дроби. Не хватило мне маленько.
- Нету, Саня, - в дом его пускать нельзя, - куму Петру отдал.
- На охоту собираешься?
- Собираюсь
- Ладно, пойду у Кирьки спрошу. У него всегда есть.
- Ага, - поддакнул Алексей Иванович, - у того есть. Ну, иди с Богом.
Сашка ушел. Алексей Иванович бесцельно побродил по двору, отвязал Джека и выпустил его на улицу:
- Иди, побегай. Может, сучку каку найдешь.
Прикрыл калитку, подумал и подпер ломиком.
Дома ничего не изменилось: мертвая жена по-прежнему лежала возле печки. «А куда бы она ушла с дырой в животе?» - развеселился Алексей Иванович. Не суетясь, набил патронами патронташ и все карманы штормовки, которую натянул поверх безрукавки. Взял ружье, погладил кота, подошедшего потереться о ногу, и вышел на улицу. По приставной лестнице поднялся на чердак. Лаз за собой прикрыл не до конца, оставил щель, через которую двор Миши Ковылина был как на ладони.
А вот и он сам. Курей кормит.
- Кути, кути, кути.
Идиот!
Алексей Иванович прицелился. Ба-бах! Миша опрокинулся, лицо изуродовано картечью. Миска с зерном отлетела, куры с кудахтаньем шарахнулись во все стороны.
Алексей Иванович прислушался, огляделся по сторонам. Внимания на выстрел похоже никто не обратил. Только почтальонша на другой стороне улицы остановилась и начала вертеть башкой. Далековато, метров семьдесят. Но все равно взял ее на прицел.
Ба-бах! Видно было, как картечины выбили из-под ног почтальонши фонтанчики пыли.
Прихрамывая (зацепил все-таки!), тетка чесанула вдоль улицы прочь.
- А-а-а-а! – донесся ее визгливый голос.
- Миша-а-а-а! – это уже во дворе Ковылиных орут.
Алексей Иванович взглянул вниз. Жена Ковылина, та еще курица, выла возле мертвого мужа. Алексей Иванович перезарядил ружье, прицелился и выстрелил ей в голову. Старуха замолкла, ткнувшись лицом в своего Мишу.
«Тыбы, Тыбы. Я вам покажу Тыбы».
Минут десять ничего не происходило.
"Ку-ка-ре-ку!" - раздалось чуть ли не под ухом. Алексей Иванович вздрогнул даже.
"Тьфу ты, пропасть". Это ковылинский петух взлетел на забор и заорал, как заполошный.
Ба-бах! Вредная птица, теряя перья, шлепнулась рядом со своими незадачливыми хозяевами.
Внимание привлек шум на улице. Милиция приехала. Из уазика, остановившегося метрах в ста, выскочило аж пять человек. Милиционеры, пригибаясь, прижимаясь к забору, начали приближаться к его дому.
Ба-бах! Ба-бах! Менты побежали обратно, и гораздо быстрее. Пока перезаряжал, они спрятались за машину и начали палить по нему из своих пукалок.
"Я вам не Тыбы!"
На душе чего-то засвербило. Метнулся к слуховому окну, выходившему в огород. Точно! Два мента, топча картошку, пиная капусту, зигзагами бежали к дому. Суки!
Ба-бах! Ба-бах! Один ткнулся носом в чан с навозом и затих. Другой успел юркнуть за парник. Распластался там, с чердака не видно. Стараясь, не шуметь, Алексей Иванович спрыгнул на курятник, оттуда сиганул в сени. Кажется, не заметили! Над забором возникла голова в фуражке. Выстрелил навскидку. Не попал, но голова исчезла. Метнулся в дом. Там через палисадник, выбив раму, лез еще один красноголовик.
Ба-бах!
-А-а-а! - с диким криком мент улетел обратно.
В окно влетела какая-то булыга. Алексей Иванович оторопел: "Чё, уже у ментов патронов нет, раз камнями бросаются!"
Но "камень" вдруг оглушительно взорвался, наполнив дом едким удушливым дымом. В горле запершило, из глаз потекли слезы, а из носа сопли. Не переставая кашлять, Алексей Иванович на ощупь выбрался из дома. Не успел сделать вдох, как кто-то саданул его чем-то твердым по голове, и он потерял сознание.
Сначала услышал голоса.
- Чего ему не хватало? До пенсии год остался, и на тебе: пять трупов.
- Пять?
- Ну да. Сначала жену грохнул, потом соседей, а потом наших. Витьку Приходько и Толяна Цветкова. Сука!
Сильный тычок тяжелым ботинком в бок. Алексей Иванович окончательно пришел в себя. Его везут куда-то в будке грузовой машины. На руках наручники.
- Он, вообще, кто?
- Круглов Алексей Иванович. Всю жизнь плотником в СМУ отработал. Нормальный мужик был. И на тебе: крыша съехала. И ничего ему не будет.
- Почему?
- Признают психом и в психушку определят. Наш суд - самый гуманный суд в мире.
- А как же Толик с Витьком? Где справедливость?
Менты перешли на шепот. И вдруг встали, взяли его с двух сторон за руки, за ноги, и раскачав, ударили головой о стальной борт. Хрустнули кости.
"Не Тыбы, не Тыбы, а Алексей Иванович!" - мелькнула в голове последняя мысль, прежде чем душа покинула его бренное тело.