ГЛАВА 14.
ИЗ АМЕРИКИ, С ЛЮБОВЬЮ.
– Я скоро озверею! – Лана тихо рычала, косясь на охранников.
«Своего не разрешили взять, сказав, что позаботятся о моей безопасности собственными силами. Теперь эти самые “силы” стоят за плечами – два брата-близнеца, гиганта-амбала, катка-паровоза, и пыхтят так же! Застыли в своих смокингах, которые им, похоже, жутко жмут, и от этого морды у обоих такие красные!.. – смотря на них, едва сдержала истерический смех! – Эк, Белка, тебя на смех-то разбирает, а! Ещё подумают, что ты над этими двумя клоунами ржёшь, – достала платочек и прислонила ко рту, словно прикрывая кашель. – Блин! Тут же нарисовались, суют воду и таблетку».
– Спасибо, таблетки не нужно, – еле выдавила.
Стала медленно пить минералку без газа.
«Ёёё! Тёплая! Гадость, – посопев, всё же выпила. – Фууу, смех отпустил. Устала. Конец программе тура – прокатали выставку, слава тебе, Господи! Скоро и домой, – задумалась: – И чем это им мои кошмары так понравились? Случайно папка раскрылась в студии в Сиднее, а устроительница выставки как их увидела, как в меня вцепилась, так и не слезла с живой, пока я не закончила и не оформила окончательно. Все лица персонажей пришлось срочно менять, да до ума довести сюжет. А эти с ума посходили, ей-бо! Ох, и шумиху подняли: “Новое слово в искусстве… параллельные миры рядом… они никуда не уходят… совершая, оглянись, задумайся – за тобой наблюдают!” Бред сивой кобылы! Почище моих снов. Кто из нас ещё более ненормальный, разобраться надо».
Протянули банан, даже два.
– Спасибо, больше ничего не нужно.
«Себе засунь этот фрукт, парень! Ёёё… Кусаться скоро начну! Так, Рыжуха, хорошо истерить. Скоро в отель».
Секретарь возник с подносиком, что-то прикрыто салфеткой льняной.
Подняла – стакан.
– Да, пожалуй. Спасибо, эээ… Дженсон, простите. Как Вы угадали?.. – приветливо улыбнулась.
Взяла стакан минералки с парой кусочков лайма, с наслаждением пила ледяной напиток, памятуя о миндалинах.
«Умница этот помощник, понял, что мне нехорошо: зыркнул на врача, улучил минутку и принёс воду со льдом. Слышал запрет, а всё равно осторожно подал с лукавой улыбкой в глазах. Тоже бунтарь. Уважаю таких».
Удалось удачно «пропасть».
«Гориллы» её потеряли!
Лана шла быстро по вечерним улицам Монреаля, так и не решив для себя, куда сунуться на ночлег.
«В отель не хочется до крика – пригляд уже просто достал! Пожалуй, в маленький пансион на окраине поселюсь и оттуда позвоню своим, – поёжилась. – Сыро и холодно. Апрель. Осталось совсем немного до тепла, пара-тройка недель всего. Тоскливо, – уловив запах бекона, остановилась у бистро. – Есть хочу! – понаблюдала за редкими посетителями сквозь витрину. – Слава богу, только несколько мужиков по телевизору матч смотрят – не будут пялиться».
Вошла, села в уголке, лучезарно улыбнулась уставшему пожилому хозяину.
Незамедлительно вышел из-за стойки, с уважительным поклоном принял заказ у красивой, явно утомлённой молодой клиентки.
– Мяса хочу. Много! – лукаво улыбнувшись, прошептала. – И горку салата!
– И черничный кисель? – понимающе улыбнулся. – Не мальчик будет?
– Увы, больше врачи не обещают, – погрустнела, вздохнула, задумалась.
Тепло вскинула синь на седовласого мужчину, склонив голову к левому плечику.
– И кисель.
– Клюквенное желе от заведения в подарок, – по-отечески погладив взглядом побледневшее личико, радостно вспыхнул, когда кивнула совсем по-детски тёмно-рыжей головкой. – Я мигом. Почитать что-нибудь?..
Тут же отрицательно покачала головой.
– Отдыхайте. Свет приглушу. Он им не нужен, – покосился на мощных мужчин. – Спортсмены. Свои выступления просматривают.
– Да бога ради! Только б потише.
– Я попрошу их об этом, – мягко улыбнулся и беззвучно ушёл.
Подойдя к группе возле большого телевизора, тихо поговорил с посетителями.
Кивнули, не отрывая глаз от экрана, только один здоровяк быстро метнул назад взгляд и опять уставился на дисплей.
Лана это увидела в отражении окна, куда смотрела в тот момент, облокотившись на руку, подперев гудящую голову.
Ужин оказался обильным.
Пока доела чудесное клюквенное желе, едва не уснула под тихое ворчание парней и бормотание телевизора. Вздохнула: «Вот ведь вымоталась!»
Через полчаса, объевшись и почти задремав, еле выползла из кафе.
Выйдя на тротуар, боковым зрением заметила мощную фигуру в темноте возле окна бистро. Дёрнулась телом от панического страха: «Одна и беззащитна! Сбежала, дура…»
– Лана, не бойся! Это я, Тони, – выступил на свет.
– Господи… – едва выдохнула и стала оседать, обезножив.
Подскочил, подхватил, затащил в темноту, чтобы «не светиться» под окнами.
– Всё хорошо.
Прижимал к себе, едва дыша от дикой радости: «Чудо, что она зашла в это захудалое кафе! Как здесь оказалась? Одна!»
– Где охрана? Сбежала?
Кивнула, дрожа тельцем и всхлипывая.
– Старая история. Ничему тебя жизнь не учит, Лана.
Грустно кивала, уткнувшись личиком в его пальто.
– Куда отвести? В каком отеле поселилась? Кому позвонить?
– Не хочу туда, – засопела, надула губки.
Прижалась, вдыхая его запах: «Боже, как я соскучилась! Шесть лет разлуки!»
– Отвези меня к себе, Тони, – обняла со стоном за шею. – Как мне тебя не хватает до сих пор!..
– Тссс, тихо! – быстро оглянулся. – Надо срочно уходить отсюда! Ещё на журналистов не хватало нарваться – скандал будет обеспечен!
Увидев на её шее шарф, быстро натянул на огненные волосы.
Заворчала.
– Не противься, родная, так надо. В нём точно не узнают – ты же не любишь головных уборов.
Притихла, перестала мотать упрямой головой.
Закрепил булавкой шарфик, хохотнул, на что ткнула его кулачком в торс.
– Удар не отработан. Накажу, – охрипшим голосом прошептал.
Низко склонился к возмущённому личику.
Выпрямилась, встала на цыпочки, дотянулась и поцеловала легко, нежно и сладко в губы.
– Не хулигань! Стыдно. Замужем. Дети. Семья.
– Укушу!
Засмеявшись, обнял за талию и быстро повёл к себе.
Дом был старинный, с множеством отдельных входов.
Зашли, никем незамеченные, повезло.
– Прости, сразу тебя не спросила. Я не помешаю? Семья? Дети?
Замер, судорожно вздохнул, молча стал с неё снимать шарф, пальто, перчатки. Подхватив на руки, усадил к себе на колени, снимая сапожки. Затих.
– Один я.
– Тони… Прости…
– Ты не виновата. Всё хорошо.
Посадил на пуфик, достал из тумбы тапочки в новой упаковке. Криво улыбнулся.
– Немного будут большеваты.
Рассмеялась:
– Это не тапки – доски для серфинга!
Для смеха вдела обе ноги в один тапок.
Хозяин, раздевшись, обернулся, опустил глаза вниз и… рухнул в смехе на пол!
Долго вдвоём смеялись.
Едва успокоившись, просто взял её на руки и понёс на кухню.
– Кофе?
– Сыта. Если только ты сам хочешь?
Постояв в нерешительности, развернулся и пошёл в гостиную.
…Проговорили с час, пока Лана… не уснула, съехав ему на грудь.
Обняв любимую, тихо целовал волосы, жадно вдыхая аромат, старался не дышать громко, боясь разбудить.
«Устала, единственная моя, – вздохнул, аккуратно поднял на руки и растерялся. – Куда положить? В кровать? Не рассвирепеет? – подумал-подумал и понёс в спальню. – Спит крепко, видно, давно на маршруте».
Осторожно положил, медленно раздел, укутал в чистую простыню, накрыл сверху тёплым шерстяным пледом – прохладно в комнате. Только выпрямился и хотел уйти, как заметил, что она… ищет его рукой!
Закрыл глаза: «Что делать? Не найдёт, проснётся».
Нервно вздохнул, сбросил с себя часть одежды и осторожно лёг рядом.
Не просыпаясь, тут же устроилась на его руке, вжалась в горящее тело и засопела дальше!
Энтони же не сомкнул глаз. Всё смотрел на любимую, невесомо гладил поверх пледа, едва касаясь желанного тела, легко целовал голову, еле ощутимо ласкался о душистые волосы. Вдруг накатило такое дикое отчаяние!.. Беззвучно заплакал, заскрипев зубами.
«Я так и не смог забыть тебя, моя Дэйзи! Ни на миг, как ни старался! Не справился с разлукой, не сумел, прости. Были женщины, но едва их узнавал, сразу разочаровывался – пустышки безмозглые. Расставался. Такой, как ты, моя судьба, la mia vita*, не найти, можно и не стараться. Подобной просто не существует в природе, нет больше “реплики” и быть не может. Карма».
Руки задрожали. Закрыл глаза, замер, стараясь взять перехлестнувшие эмоции под контроль. Опасливо открыл, присмотрелся.
«Не потревожил. Хорошо. Пусть ничего не знает. Это только моя боль, рыжая русская девочка, но мне нет места в твоей жизни. Не в этой. Может, появится в следующей? Возможно, ещё когда-нибудь встретимся с тобой… лет через сто? Любимая… Рана моя…»
Лана то ли услышала, то ли почувствовала муку и тоску. В какой-то момент привстала, сбросила простыню и легла на него сверху, приникнув с поцелуем.
– Нет… Нет… Я не имею права!
Не остановилась. Она всегда была сильнее его. Всегда.
Через пять минут Тони сдался. Единственное, что мог держать под контролем – силу и вес. Прикрикивал безмолвно на себя жёстко и грубо, держась в рамках и нормах морали: «Не сорвись, бульдозер! Теперь ей нельзя ходить в синяках! Это просто недопустимо – замужняя многодетная мать! Не смей оскорбить её тела и пятнышком». Любил кожей, пальцами и губами…
Ей этого было мало. Как всегда.
– Дэйзи! Остановись, – прижал любимую к постели осторожно пальцами, едва навалившись огромным телом. – Ты больше не имеешь права на безумства. Очнись, родная, – упёрся лбом, смотря с грустью в сапфировые глаза. – Опомнись, молю, – целовал волосы, чистый лоб, нежные щёки. – Как ты похорошела, Ланочка!
Едва сдержав стон, суровым окриком: «Nerd! Puo strappare fermo!»** заставил себя успокоиться.
– Я тебя не разлюбил, поверь. Ты так и осталась для меня всем, самой жизнью, но я просто не могу переступить эту черту, – прижался губами к упрямому подбородку. – Не могу, пойми, моя Ромашка.
– Отпусти меня.
Её странный голос окатил ледяной волной пылающую, истосковавшуюся душу сорокадвухлетнего мужчины, такого взрослого, мощного и… несчастного. Медленно разжал пальцы, сел на кровати, захолонув сердцем: «Вот и всё. Сейчас она взорвётся и возненавидит меня. Может, это будет к лучшему? Надеюсь, тогда смогу забыть?»
Сев рядом, взяла его руки и… стала их целовать!
Дёрнулся огромным телом от такой ласки!
Не отпустила, целуя, водя ими по своему телу, силой заставляя касаться её налитой груди и крупных сосков, тонкой девичьей талии, округлых бёдер, упругой попки.
– Я так скучала по тебе, Тони! – тихий и хриплый голос переворачивал душу. – Редкий день не вспоминала. И поверь, была бы я менее известная персона, не отпустила б тебя никогда! – прижала мужские ладони к своему лицу. – Стас меня понимает, и он был не против «шведской семьи», клянусь! – вжалась в большое тело, затмевая разум. – Но моя известность и деньги отобрали у нас такую возможность.
Взяв красивое лицо в тонкие пальчики, тягуче целовала крупные губы, мощную натренированную шею, прижималась губами к груди, целуя с такой нежностью и любовью, что не выдержал и заплакал.
– Люби меня, любимый, хотя бы несколько дней… – пила слёзы поцелуями, сев на его колени, отнимая последние крупицы силы воли, – и не переживай о последствиях, – медленно раздевала, покрывая умелыми поцелуями крепкий торс. – Врачи подтвердили: не могу иметь детей.
Раздев полностью, ласкала волшебными пальчиками, беря «мальчика» в плен, как умела только она, единственная, его Дэйзи.
Зарычал, застонал, крупно задрожал, зарыдал в голос. Впился в любимое тело с отчаянием утопающего. Пропал. Лишь в эту секунду и понял, что последние месяцы ходил буквально по краю пропасти! С криком «взяв», признался себе откровенно: «Не дожил бы до весны. Покончил бы с собой, и вера б не спасла. Прости, Аннунциата…»
Вот и сошёл с ума большой мальчик: так говорил «спасибо» Ромашке русской. Если бы ни сегодняшняя встреча, всё вскоре перестало б быть…
Только на пятый день Лана опомнилась и позвонила домой, успокоив родных, что встретила знакомых по маршруту – упросили в усадьбе погостить.
Об Энтони никто не узнал: на улице не появлялись, из дому не выходили.
Вещи из отеля по её звонку отправили сразу в Торонто, домой.
…На исходе недели, повёз любимую в аэропорт.
Там, случайно, Света встретила… Катрин де Лё Фруа! Баронессу!
Невинная ложь по телефону стала правдой наяву.
Пока радостно общались с Катиш и, сидя в кафе, вспоминали маршрут, налетели папарацци – Мэнниген вызвал анонимным звонком, сам исчезнув бесследно. Остался «невидимкой», когда требовали обстоятельства.
Прощаясь с Катрин, Лана пригласила её к себе в усадьбу, что она и пообещала сделать на обратном пути из Америки, как только навестит дальнюю родню в Техасе.
Неделю спустя, баронессу Лё Фруа встречала вся улица, переполошив суетой район Ричмонд Хилл, перебаламутив прессу.
«Паровоз и маленькая тележка» встречал подругу Ланы Вайт, притащив и детей!
В гости к семье напросились всякие знаменитости, подруги-сплетницы из бомонда – развлечение получилось, что надо.
Катиш ошалела от количества народа и детей, от ажиотажа и радостных лиц – ждали!
Лишь к вечеру разогнали гостей и малышню.
– Теперь можно пообщаться по-дружески, по-семейному, – с облегчением выдохнули.
Узнав подробности их воссоединения, Кэт радовалась, рассматривала Стасика с восхищением.
– А Вы, Стас, стали ещё красивее! Счастье с любимой женщиной Вас только красит, – обнимала любимца тонкими сухонькими ручками, гладила по пунцовым щекам. – Теперь можно. Мой Гийом уже не станет меня к Вам ревновать – нет на этом свете его. Одна я… – взгрустнула.
Утром, позавтракав, сидели в малой гостиной за чашкой кофе.
Заметив рядом с собой юную Веронику, Катиш с восторгом улыбнулась.
– Истинная канадка! Тогда, тебе положен настоящий американский подарок!
Покопавшись в объёмном ридикюле, с которым не расставалась, достала из глубин… чепчик мормонских женщин.
– Вот в таких головных уборах женщины и завоевали Америку. Желаю тебе, дитя, того же самого – стойкости и победы!
Надев батистовую накрахмаленную шапочку на огненные локоны семилетней девчушки, собственноручно завязала ленты под подбородком изысканным бантом.
– Осталось надеть белый накрахмаленный фартук с кружевами ручной работы, и станешь настоящей американкой!
Ника зарделась личиком в обильных бронзовых веснушках, прикусила губку и присела в низком почтительном книксене, которому научила мама.
– Выйди на парадное крыльцо, попозируй – подразни прессу! Ты этого достойна!
Фартук быстро нашёлся.
Окинув понимающим взором нетерпеливое детское личико, Кати тихо рассмеялась, с трудом, при помощи Стаса, встала с кресла на больные ноги и пошла за девочкой, опираясь на трость.
Так они и появились назавтра на страницах ведущих таблоидов: стоящая на парадном крыльце особняка семьи Вайт величественная французская баронесса де Лё Фруа, обнимающая за плечики взволнованную юную канадку Веронику Вайт в настоящем американском мормонском чепчике и белом фартучке. Красивые, исполненные собственного достоинства и гордости, представители элиты общества – скромное обаяние буржуазии. Так и подписали под фото газетчики: «Из Америки, с любовь!»
Погостив неделю, Катиш оттаяла душой, что застыла после смерти супруга Гийома.
Дети полюбили забавную интеллигентную старушку, ластились, часто выходили на проспект гулять.
С ними шёл и Николя Совиньон (Николай Совин), галантно держа Кати под руку, а вокруг следовали, чинно взявшись за руки, четверо детей Вайт: Вероника, Женевьева, Стефан и Джордж. Поодаль держалась охрана: Сэм Громила сзади, впереди Джеймс Скала; оба чернокожие, высокие, мощные и опасные.
Баронесса лишь ухмылялась, заметив, что они нервируют Николя.
Она будет часто приезжать сюда, прикипев душой к семейству.
К себе, под Лион, тоже станет приглашать. В замке покойного мужа детки уж оторвутся на славу! Маленькое светопреставление, что устроят, ещё долго будет будоражить умы обывателей района и прессу Франции. А какой закатит Кэтрин бал, нарядив всех участников в костюмы эпохи Короля-Солнце! В костюме короля будет блистать сам… Филипп Менье, давний знакомый баронессы.
Она поймёт всё, едва увидит Фила рядом с Женевьевой Вайт, и будет брать Еву к себе очень часто, давая возможность несчастному отцу легально видеться с дочерью под кровом её замка.
После трагической гибели Менье долго не протянет и, отписав девочке половину состояния, уйдёт в мир иной через три года после друга.
Ева будет стоять и у смертного одра Филиппа, и наречённой бабушки Катиш, которую сразу полюбила, как родную. На фотографиях тех скорбных дней покажется почти взрослой, смиренной и потрясающе красивой в великолепном траурном одеянии. На тот момент Женевьеве будет идти тринадцатый год.
Пройдут годы, Ева вступит в права наследства и своего отца Филиппа Менье, и названной бабушки Катрин де Лё Фруа, став одной из самых завидных невест Старого Света. Богатство нисколько не испортит девушку, успевшую впитать мудрые уроки достоинства и интеллигентности от любимых людей. Всё свободное время наследница будет тратить на благотворительность, став достойной преемницей традиций принцессы Дианы.
Родные только грустно вздохнут: «Что ж, у неё были достойные учителя: Филипп и Катрин».
* …la mia vita (итал.) – …моя жизнь.
** Nerd! Puo strappare fermo! (итал.) – Кретин! Сорвёшь стопор!
Ноябрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/11/09/1848