ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВ-КРАВ
ОБ УТРАЧЕННОМ ИДЕАЛЕ.
ИЗ СБОРНИКА «НАШ ОБЩИЙ ЖЁЛТЫЙ ДОМИК»
- Мне опять привезли не тот гроб! Я заказывал идеально круглый!
- Круглый гроб?! Вы сумасшедший?!
- Да! Ну и что?!
Старый анекдот
Новый год мы встречали под грохот китайских петард и жуткие крики соседа.
Сосед, кстати, бывший татарин, кричал от избытка чувств.
Потом ударил мороз.
Ночью наш Подъезд объявил независимость и свободу.
Утром угнали кабину лифта. Шахта, однако, устояла, и по этому случаю счастливые жильцы под звон разрываемых цепей сплясали на лестнице баркаролу* и чуть не спалили весь дом. К вечеру прошёл слух, будто кто-то завёл в подвале большой бенгальский огонь. Общий энтузиазм устремился к точке полного остервенения. Тогда для наведения конституционного порядка ЖЭК решил формировать сводный отряд добровольцев. Оружие придумали взять у перекупщика в обмен на пеньку, мёд и пушнину. Как опытный активист я был вызван спецэстафетой и сразу попал на военный совет.
- В центре, - говорил перекупщик, - мехов завались. Даже бомжи в соболях ходят. А вот свинцу и пороху не достать. Весь на Кавказе повыстрелили. Зато такую телегу завели, что без лошади куда хошь едет, до такой машины додумались - только ручку крути, а она уж сама тебе всю музыку запоёт. А в настоящих домах и того пуще: машина и в карты с тобой сообразит, и водки для компании выпьет, и соседу, ежели надо, в морду даст, и даже Богу за тебя помолится.
Дворники угощали перекупщика водкой и цокали языками.
Я слушал весь этот бред, и в моей голове наступали сумерки.
--------------------------------------
*) Скорее всего автор имеет в виду всё-таки тарантеллу, хотя в наше время сплясать можно всё, что угодно, даже песню варяжского гостя.
Короче, шырпыр ю пяпюжгы зэлэмгы гёсрыг…
Вот с такими невнятными мыслями пришлось покинуть собрание нечестивых и вернуться домой. Оружия, как понимаешь, мне не досталось, да и пеньки с мехом на обмен тоже ведь не было. Бартер, можно сказать, не состоялся по справедливости.
В ванной и туалете горел свет. В туалете никого не было, а в ванной широкая баба – к счастью, не мулатка, - я почему-то с детства жутко боюсь мулаток – наклонившись стирала бельё. При моём появлении она перестала стирать и выпрямилась во весь рост. Баба была совершенно голая.
- Ну, чего встал? Заходи, коли пришёл, - напевно протянула голая баба, похоже, не испытывая по поводу своего костюма никакого смущения.
«Как?! Уже?! – пронеслось в моей голове. – Стало быть, началось! Уже посещают.»
Возникло ощущение, что в комнате уже сидит Мопассан, а на кухне его лучший друг Мирбо варит крепкое кофе. Как будто даже повеяло медовым табаком и ароматом бразильского негоро.
- Мадам, - мой голос задрожал от волненья - а вдруг я такого вниманья не стою, - почему вы обращаетесь ко мне, точно я мужчина? Я тоже… женщина, на мне женское платье…
- Меня не проведёшь, - широко улыбнулась голая баба, - что я кальсоны не знаю. Вот точно такие же и стираю.
Её замечание поставило меня в тупик. Странное сходство моего летнего платья с мужскими кальсонами не раз уже вызывало у меня чувство какого-то смутного беспокойства.
- Моё имя Линда Адет, - прозвучал издалека мой голос. – Это женское имя.
- Это анаграмма, - определила голая баба. – Я хоть сама с под Костромы, но знаю… Да и кальсоны твои, глядит-ко, раздувает… Какая ж ты глинда?
Мне потребовалось известное мужество, чтобы признать справедливость этого замечания. Странные понятия о скромности часто вводят нас в глубокие заблуждения… Целый вихрь скакунов пронёсся в моей завертевшейся голове прежде, чем я сообразил, что следует поинтересоваться, откуда, как и с какой целью в моей ванной комнате возникла голая дама.
- Мадам, - почти спокойным голосом задал я прокурорский вопрос, - что вы здесь делаете и какого вообще хера?
- А чтой-то ты всё на пороге прыгаешь? – мой вопрос погасила своим ванная баба. – Ежели руки помыть, то я не препятствую, - и она повернулась боком, приоткрыв мне проход к умывальнику.
Не смею утверждать, будто мне удалось подробно рассмотреть прекрасную незнакомку en face, но и в профиль оказалось не менее интересно. Только в результате таких неожиданных событий ты вдруг начинаешь понимать потаённый смысл некоторых народных песен. Например, «Ты постой, постой, красавица моя! Дай мне наглядеться, прелесть, на тебя!» Нет, в тот момент мне совсем не хотелось мыть руки. Но как могут оценить не вполне гигиеническое поведение мои гости? Не говоря уж о том, что мне неизвестны границы толерантности ванной бабы. Можно было, конечно, оценить их широту эмпирическим путём, но я поступил нелогично, хотя и с известной динамикой. Я осторожно закрыл ванную комнату, бесшумно пересёк прихожую, быстро открыл входную дверь и, покрывая прыжками по полмарша, устремился на свежий воздух.
Сейчас требовалось только одно – экспликация!
И получить её я мог только в одном месте.
Думаешь, в милиции или в психо-диспансере? Нет, нет и нет! В первом из этих заведений ко мне в разное время отнеслись даже без показного радушия, а во втором без веских оснований продержали чуть не полгода. Короче, никакой наличной симпатии к этим учреждениям. Я их боюсь почти так же, как и мулаток.
Во втором корпусе нашего дома жил мой старый приятель, знакомый ещё со времён потопа. Именно он мог распутать моё сложное дело. Да, только он! Я верил в него, как в Венка. «Он знает, он знает», - вертелось в моей голове, а ветер свистел в ушах и воздух кипел за спиною.
Мой приятель, несмотря на поздний час, сидел в туалете и кушал яичницу. Думаю, что из трёх яиц.
- Друг мой, - сказал я, с трудом переводя дыхание, - ты мог бы с большим удобством ужинать и на кухне.
- Там спёртый воздух, - дал первую экспликацию мой мудрый друг, - а здесь журчит вода, и я чувствую себя словно бы на природе.
Я прислушался. Вода действительно журчала. Мы помолчали.
- Ну, какие проблемы? – спросил мудрый друг. – Кстати, как ты сюда попал, дверь ведь закрыта?
- Сквозь стены, - скромно пояснил я, - так иногда удобней.
- А…а…- протянул мой друг, - жена, понимаешь, спит, устала от праздников… Не будем будить, а?
- Конечно, конечно, - согласился я. – А наш подъезд объявил независимость.
- Бывает, - мой друг доел яичницу и вытер губы туалетной бумагой. - Ну, так в чём дело?
Я коротко изложил суть.
Мой друг глубоко задумался.
- Мудрено… Незваный гость – это уже серьёзно… Это, брат, тебе даже и не татарин… Не знаю, как и подступиться…
- Может, в паспортный стол? – робко подсказал я.
- Или в бюро находок, - уточнил мой друг. – Тут без поллитра не разберёмся. Сбегаешь?
- Так ведь уж закрыто, - смущённо пролепетал я.
- Верно, верно, - вздохнул мой друг, - ты бы хоть на часок пораньше… Как же теперь нам быть?
Я поник головой и даже закрыл лицо руками.
- Слуш-шай, - вдруг оживился мой друг, - а ты эта… в детстве книжки читал?
- Какие книжки? – не понял я.
- Да разные… Жюль Верна, например, «Путешествие к центру Земли»?
- К центру? Нет, такие не попадались.
- Жаль, очень жаль… Всему хорошему, что ещё осталось во мне, я обязан книгам. Кто так сказал?
- Как это кто? – возмутился я, - Ты и сказал. Я сам сейчас слышал.
- Простота, - рассмеялся мой мудрый друг. – Это сказал наш великий пролетарский писатель Горький.
- Допустим, - согласился я. – А нам что с того?
- Как это что? Как это что? У тебя сколько книг дома?
- Ну… сотни полторы наберу…
- Молодец! А у меня раз в двадцать больше. И я их все прочитал. Все до единой! Понимаешь?
- Понимаю. У меня в ванной голая баба стирает.
- Это я знаю. А ты её раньше видел?
- Голую?
- Нет, вообще.
- Никогда.
- Может, случайно?
- Говорю ж, нет!
- А как она… то есть с виду?
- Пять пудов. Сто шестьдесят сантиметров.
- Это хорошо?
- Мой идеал, можно сказать, с детства…
- Вот-вот! Наконец-то! – обрадовался мудрый друг. – Нашли ключевое слово! Как говорится, пасвод. Не зря она в твоей ванной оказалась! Не зря… Не случайно!
- Не понял!
- Книжки надо читать! Я ж говорил – всем лучшим во мне…
- Чего ты выёбываешься?
- «Солярис» Лема читал?
- Смутно…
- А «Когда Земля вскрикнула»?
- Не припомню…
- А ведь это ответ! Решение на ладони!
- Слушай, доцент! Ты мне фикус не распускай! А то ведь я могу по дружбе и в грызло въехать! Меня посещают, понял?
- Да ты успокойся, - значительно произнёс мудрый друг. – Я всё сейчас объясню по порядку.
- Ну?
- У Лема, понимаешь, такая история. Вроде за Плутоном ещё планету нашли. С очень удобным климатом. Естественно сразу экспедицию туда с Челенгаровым снарядили. Изготовили самолётную станцию и стали планету со всех ракурсов изучать. А она в ответ давай разные штуки делать: то пасторальный пейзаж в окияне изобразит, то дворец в сто этажей на островах выстроит. А под конец вообще стала на самолётную станцию знакомцев с того света напускать. И так натурально, что от настоящих и не отличишь. Жуть, что вытворяла! К одному даже жену, которую тот на Земле в могилу свёл, в постель подбросила. Короче, сюрприз за сюрпризом. От таких посещений там все чуть с ума не посходили. Потом, правда, догадались, что планета – Солярисом назвали – как есть живая. Вроде космического кита. И все эти шутки так только – от долгой скуки. Как бы трансакция для первого контакта. Такая общительность всех до ужаса разозлила. Хотели даже атомной бомбой планету вразумить. Чтобы не хулиганила. Однако одумались, самолётную станцию из гуманности увели и всё в прежнем виде как есть оставили. Теперь понимаешь, откуда твои посещения идут?
- Нет, - промямлил я, - откуда?
- Ну, брат, тебе, стало быть, не только в рот положить, но и разжевать надо! Ладно, слушай дальше. Конан Дойл нам с тобой на пальцах всю картину нарисовал. Там у него один профессор допёр, будто наша Земля тоже совсем живая. И давай шахту в сто километров сверлить. Сверлил-сверлил и до настоящего мяса высверлил. Всем свою правоту доказал! Грандиозным триумфом закончилось. Профессора того вдоль экватора на руках носили. Потом забыли, как водится. На певицу какую-то переключились. А теперь вроде опять вспомнили. Нынче многие авторитеты рассуждают, что Земля точно живая и есть. Вода – её кровь, нефть – лимфа, уголь и газ – будто кимоно. И Земля всё про каждого знает и подробный реестр всех наших дел ведёт. Не туда плюнул – в печать, не то слово сказал – штрафная запись. И, разумеется, Немезиде рапорт. Мы-то по беспечности думаем, что она наше свинство бесконечно терпеть будет. Пока, дескать, терпит. Но ведь иногда и вспылит: то Кракатау с цепи спустит, то по океанскому дну трещину даст. И это, мой дорогой, только цветочки. Ежели не одумаемся, скоро всем не до шуток будет. Последние дни Помпеи… А с тобой у неё, надо понимать, разминка. Ты вот выдумал себе идеал, и, пожалуйста, твой идеал в ванной. Первое посещение! Теперь-то хоть понял?
- П…понял, - выдавил я, - но дальше-то что делать?
- Очень хороший вопрос, - одобрил мой мудрый друг. – Ладно… Иди-ка ты, пожалуй, домой. Но только не через стены. Утро вечера повеселее… А завтра я сам к тебе забегу. Может, чего намыслим… Да что ты всё в кальсонах-то ходишь? Не в Индии же живём. Наследник, понимаешь, из Калькутты…
В расстроенных чувствах я возвратился домой. На кухне сидели черкесы и пили бузу. Все в чёрных повязках. От настоящих не отличишь.
- Захады, дарагой! Толка тэбя и ждалы.
В ВАНОЙ НЕ БЫЛО НИКОГО. В КОМНАТЕ ТОЖЕ.
НЕЗАВИСИМОСТЬ ВОТ ВЕДЬ К ЧЕМУ ВЕДЁТ – К ПОТЕРЕ ВСЕХ ИДЕАЛОВ…
*** *** ***