Я один из тех путешественников, которые надевают наушники, чтобы послушать тишину. В дороге тишина порой дороже, чем вид за окном и скорость авто, чем наличие у тебя достаточного количества зарядки на всех твоих гаджетах. Порой хочется просто созерцать, а не впитывать и переваривать всё, что вокруг тебя. Наушник приятно ложится в ухо, и ты уже почти не слышишь, как через три сиденья от тебя женщина почти кричит в телефон:
-…Почему как только я уезжаю, у нас сразу какие-то проблемы?! Значит, в магазин сходите!!!
Краем глаза я замечаю реакцию окружающих людей: кто-то старается делать вид, что не слышит разговор, кто-то морщится. Я замечаю всё это по привычке, и морщусь, потому что обещал себе лишь созерцать.
Говорят, что русских людей могут сплотить лишь две вещи: война и очередь, хотя очередь – это тоже война, только гражданская, причём, это один из тех видов войн, где применяют оружие массового поражения и пытки, война без чести. К войне и очереди я бы добавил поездку на автобусе. На какой-то момент ты роднишься с людьми, которые едут с тобой, они становятся твоей семьёй на два часа, потому что переживают то же что и ты: ту же тряску, то же желание покурить, или другие физические потребности. А кто-то так воспитал детей, что они не могут решить без мамы свои элементарные бытовые проблемы, и теперь твоя новая семья должна слушать этот телефонный разговор. Но не я. Я созерцаю.
Созерцаю ноябрьское солнце, которое неожиданно ярко светит, намекая на запоздалое бабье лето, светит прямо в окно, мешая тебе созерцать поля и деревья, деревья и поля, созерцать Россию, которую не видно с высоты, на которой летают президентские самолёты, а ту Россию, которую видно только с дороги: равнинно-лиственную, с обрывками газет и прочим мусором, которым усеяно русское придорожье.
-Всё! Я в дороге, доеду – позвоню!
Она наконец-то договорила. И все вздохнули с облегчением. Некоторые сделали это так громко, что женщина покраснела и торопливо убрала телефон в сумку. Тем временем натуральность придорожья сменилась постройками, и автобус замедлил ход. Ожидание скорой остановки заставило многих нетерпеливо ёрзать на сидениях, некоторые потянулись за сигаретами, кто-то готовил деньги. Это была обычная стоянка с кафе, ларьками и прочими атрибутами трассы, автобус свернул на парковку перед ларьками и остановился со скрипом пассажирских сидений. Моя автобусная семья вывалилась на прохладный ноябрьский воздух потягиваясь и закуривая, многие потянулись на кормёшку, следуя старой традиции – тратить деньги на остановках. У их ног ютился маленький пёс, который уже не был кутёнком, но и до мощи взрослых псов пока не дорос. Видимо он питался тем, что ему кидали многочисленные путники. Моя автобусная семья не замечала бедняку, лишь девушка разных цветов пару раз оглянулась на молодого пса. У неё была одежда ярких летних цветов, волосы белые поверх чёрных, её наушник тоже был в ухе, но созерцательницей она не была, музыку слушала. Пёс смотрел на всех этих людей с тоской и голодной грустью, я смотрел на них от места для курения. Пёс не мог понять того безразличия, с которым мы проходим мимо нищего, собака не понимала того страха, с которым люди обходят просящего о помощи. Но пёс продолжал смотреть, и глаза девушки в одежде разных цветов дрогнули. Все наслаждались своей пищей сидя в автобусе, когда девушка купила в ларьке чебурек и положила перед псом, и было это настолько мило и неестественно для дорожной России, что словно лучом света озарило сердца моей автобусной семьи. И многим стало совестно, что пируют они, а маленький пёс, у которого нет ни очага, ни хозяина, голодным взглядом смотрит на них. Поступок девушки повторили все, и перед псом лежала целая гора пирожков, и это было как молитва, которая успокаивает, и многие успокоились, многие вспомнили ту милую радость, которую может принести только добрый поступок.
Автобус поехал дальше, оставляя стоянку позади, но придорожная Россия была уже не так мусорна, и поля светлее стали, и даже осенняя листва словно по-летнему зелёной. Ноябрьское солнце стало светить чуть ярче, но уже заставляло людей не жмуриться и прятаться, а искренне улыбаться его лучам.
P.S. А пёс-то сдох. С голодухи сожрал всю кучу пирогов и его желудок лопнул. Желудочный сок и пища плеснулись на внутренности, и собака умерла в страшных муках.