Это произошло вчера, я прибыл в гостиницу “Империаль”, был пасмурный и ничего не предвещавший день. Я сидел на кровати своего номера и курил, изредка поглядывая на отражение оконной рамы в покрытом пылью зеркале.
Из коридора послышались гулкие шаги. Через минуту дверь отворилась, в номер вошел мужчина в охотничьем костюме и в старой широкополой шляпе, за спиной у него висело ружье.
Он деловито подошел к кровати, на которой я сидел и молча уставился на меня, я тоже молча смотрел на него.
- Я охотник
В некотором ожидании я продолжал смотреть на него
- Рад за вас. Так и не услышав продолжения, ответил я
- Я убиваю животных. Он коснулся ружья
- Отлично
Снова воцарилась тишина
- Так что вы хотели?
Охотник проигнорировал мой вопрос, он стал всматриваться в окно
- Только вот я не понимаю, зачем нам все это
- Что?
- Ну, это, это…
- Ах, мистер Дюркгейм вот вы где. Раздался голос из прихожей
В комнату вошла женщина средних лет, с темными кругами под глазами
- Простите нас мистер...
- Па'ром
- Па'ром
- У мистера Дюркгейма сложное заболевание, обещаю, он вас больше не потревожит
- Все в порядке
- Мистер Дюркгейм нам пора, пойдем
Уходя, “охотник” продолжал смотреть на меня, так как смотрят друг на друга старые приятели. Я спустился в приемную. За стойкой стоял старик во фраке он был высокого роста, и в его сморщенном лице виднелось нечто величественно надменное, покрытое легким налетом брезгливости.
- Чем могу быть полезен? Старик склонил над о мной свою голову и тени забежали по его каменному лицу.
- Кондиционер в номере не работает
Призадумавшись, он ответил - Я вызову мастера, можете не беспокоиться
- спасибо
Он медленно опустился обратно на свое место. Вестибюль гостиницы давно подлежал восстановлению, но выглядел все еще респектабельно. Большие круглые настенные часы в черной деревянной оправе показывали два часа дня. На улице потемнело. Издалека стал слышен раскат грома. Я сел на одно из кресел в холле. В помещении было настолько тихо, что отчетливо было слышно работу часов, рядом с креслами стояли лампы, тускло освещавшие пространство вокруг. Послышался лязгающий звук металла, входную дверь гостиницы открыл молодой человек в плаще, он не спеша пересек холл и остановился у столика обслуживания.
Облака разбушевались не на шутку, сильный ветер сопровождался ливнем, Страницы газет пролетали мимо широких окон вестибюля. Не смотря на происходящее снаружи, внутри царила тотальная тишина. Рядом с креслом, на котором я сидел, прошла молодая девушка с привлекательным лицом и упругим, симметричным телом, на ней было летнее платье-сарафан голубого цвета, в руке у нее была газета. Она расположилась напротив меня, нас разделял журнальный столик. Она выпрямила газету и держала ее на уровне лица. На запястье ее правой руки был вытатуирован глаз средних размеров, с устремившимися вверх полосками от века. Снаружи по-прежнему лил дождь. Девушка перевернула страницу и снова встряхнула газету.
Я сидел и следил за происходящим на улице, сидел до тех пор, пока не кончился дождь. Было все еще пасмурно. Я встал с кресла и вышел на улицу N. Слабый туман навис над обезлюдевшим городом воздух был пропитан сыростью. Я брел по тротуару, лишь изредка оглядываясь по сторонам, пока не дошел до самого центра города и остановился у остановки. Пульсировавший кислотно – желтый свет светофоров прорезал загустевшие слои тумана, заостряя на себе мое внимание. Обойдя здание дома писателей, и пройдя еще несколько метров, я очутился на проспекте ”А” где сел за один из столиков расположенных на террасе кафе "Гренада", туман уже успел почти рассеяться и легкий ветерок, доносившийся с гор, приятно обдувал лицо. К столику подошел молодой официант в классических черных штанах и в черной жилетке, одетой поверх белоснежной рубашки.
- Здравствуйте, один капучино, пожалуйста
Официант молча кивнул, вернулся обратно в помещение кафе и вскоре появился, с моим заказом.
В это время на проспекте “А” всегда было много прохожих, а сейчас здесь подозрительно пусто, ни кого кроме меня и официанта в кафе…
Мои мысли прервал человек, спускавшийся с шаркающей походкой вниз по проспекту. Это был мужчина лет тридцати с усами и необычайно грустными глазами, он подошел к моему столику и сел передо мной. На нем была рубашка кремового цвета с нагрудным карманом и короткими рукавами.
- Здравствуй. Сказал он небрежно и посмотрел в сторону здания кафе.
- Простите, мы знакомы?
- Нет
Я в недоумении смотрел на него, но он даже не подал виду и лишь деловито, но с некоторой опаской глядел по сторонам
- Ты уже видел их?
- Кого?
- “Отчаявшихся”
- Не понял
- Куда это ваш официант запропастился? Сказал он
- И правда, что – то я здесь засиделся
- Да-да проверь, где он там
Что за cтранный тип, подумал я, встав со стола. Войдя в кафе, я никого там не обнаружил. По правую сторону от меня у широких окон стояли деревянные столы со стульями, по левую сторону была расположена барная стойка. В углах помещения стояли горшки с декоративными деревцами. Кафе было наполнено тусклыми красками, все предметы казались выцветшими и потерявшими свой естественный блеск. Все это наводило необъяснимую тревогу перед чем-то недостающим и в то же время незаменимым.
- Я хочу оплатить свой счет, есть тут кто?
Дойдя до конца зала, с левой стороны я увидел узкий коридор, который привел меня в служебное помещение. Обслуживавший меня официант с застывшим лицом неподвижно стоял у заваленного бумагами стола. Какое то время я стоял на пороге комнаты и смотрел на него.
- Я извиняюсь, вы не могли бы принести мой счет, я уже собираюсь уходить
Официант даже не шелохнулся. Тогда я подошел чуть ближе. За все это время его глаза ни разу не моргнули, и будто бы смотрели, своими расширенными зрачками, в какую – то невидимую точку, не сводя с нее глаз.
- Эй, вы меня слышите?
Снова никакой реакции не последовало
- С вами все в порядке?
Все мои старания привести его в чувства оказались безуспешны, он будто впал в кому. В недоумении я повернулся и пошел обратно к столику. Меня просто разыгрывают.
- Ну что? Спросил в ожидании незнакомец
- Ну и к чему этот ваш дешевый спектакль?
Незнакомец заулыбался
- Не вижу здесь ничего смешного
- По-вашему, это спектакль?
Его улыбка походила на улыбку идиота, а движения его были неторопливы и уравновешены.
- У меня нет времени на подобные глупости…
- “Отчаявшиеся”. Оборвал меня незнакомец
Тут я не выдержал и повысил тон. – Да какие к черту “отчаявшиеся”. Да что вы ко мне пристали?
- Так я называю тех, одного из которых вы только что встретили
Я уже вышел на проспект и направлялся в сторону площади
- Пойдемте я вам кое - что покажу
В голосе незнакомца звучала дерзкая и непоколебимая уверенность в том, что я обязательно последую за ним
Я остановился и обернулся незнакомец встал со стола и зашагал в противоположном направлении, вверх по проспекту. Какое - то время я колебался, но, в конце концов, любопытство взяло надомной верх, и я пошел за ним.
- И что же вы хотели показать?
Ответа не последовало. Он шел, сгорбившись и спрятав ладони в карманах брюк. Не дойдя до первого перекрестка, он остановился у витрин банка, Я молча взглянул внутрь помещения. В холле находилось много людей. У входа в оцепенении стоял охранник. Застыли очереди перед окнами консультантов. Кто - то стоял, кто - то сидел, но все были бездвижны.
- Что же это… Не слыша собственный голос, произнес я
- Не знаю, но я знаю, что меня зовут Мирон, мне 30 лет и мне еще никогда не было так страшно
Мы направились вверх по проспекту. Солнца все еще не было видно. Справа от себя, в дверях небольшого сувенирного магазина, я заметил женщину средних лет в коротких серых шортах, футболке малинового цвета и с черной туристической сумкой, закрепленной на поясе. Я остановился и стал всматриваться внутрь магазина. У прилавка стоял мужчина, а за прилавком, стояла продавщица. По непонятной для меня причине эта “картина” вызвала во мне сильное чувство тоски, я стоял и смотрел на эту застывшую композицию, позабыв обо всем, через какое то время тело перестало слушаться, и я перестал сопротивляться. Послышался чей – то голос он все усиливался и что – то настойчиво повторял, но через какое – то время утих. Вдруг я почувствовал острое покалывание в области левой щеки, мое тело пошатнулось. Я упал на землю и тыльной стороной ладони почувствовал мокрый асфальт. Неожиданно меня охватила эйфория, острый приступ радости. Передо мной стоял Мирон, он помог мне встать
- Что это, черт побери, было? Выпалил я, чувствуя, как меня переполняет энергия
Миновав проспект “А”, мы свернули направо, перешли дорогу, к которой примыкали сдаваемые в аренду малоэтажные постройки из красного кирпича и направились вглубь дворов, сплошь окруженных старыми семиэтажными жилыми домами
- Куда мы идем?
- Если кто и будет в курсе происходящего, то это будет он
- Кто?
- Я не знаю его имени
Мы вошли в подъезд одного из задний и, поднявшись по лестнице на четвертый этаж, остановились у входной двери квартиры номер четырнадцать. Стоя у железной двери и вслушиваясь в отдаленное звучание какого – то прибора, напоминавшего метроном, мы провели около десяти минут, по истечении которых прибор, издававший характерный звук сбился с ритма и Мирон отворил тяжелую входную дверь. Мы вошли в прихожую, которая переходила в длинный узкий коридор. В квартире было темно и сыро
- Он живет здесь?
- Ну, рас уж мы пришли сюда
- Такое впечатление, что здесь давно уже никто не живет
- Иди за мной и ничего не трогай. Сказал он
Дойдя до конца коридора, мы снова остановились, только теперь у крайней двери слева пока кто – то ее не отворил. Комната, в которую мы вошли, была просторной и почти пустой, в ее центре находилось всего три кресла стоявших вокруг овального журнального столика из лакированного дуба. На голой стене висели черные настенные часы. Сидевший в одном из кресел лысый мужчина с карими глазами и длинной бородой молча глядел на Мирона. Во втором кресле рядом с бородатым мужчиной сидел мой сосед из гостиницы, в том же охотничьем костюме и с чашкой чая в руках. Он медленно обернулся в нашу сторону и, щуря глаза, сосредоточенно стал нас рассматривать. Когда Мирон подошел чуть ближе, голова лысого мужчины повернулась на сто восемьдесят градусов, и перед нами предстало совсем иное лицо. Лысый мужчина смотрел мне в глаза, не моргая.
- Что, ни разу не видели двуликого человека? Иронично спросило меня “второе лицо”
Я был в такой растерянности, что не смог ничего ответить и лишь смотрел на него как завороженный. “Второе лицо” перевело вопрошающий свой взгляд на Мирона, но тот не смотрел на него, а смотрел куда – то в сторону
- Зачем пожаловали господа? Спросило “Второе лицо” голосом, в котором звучало неподдельное чувство удовлетворения от происходящего. – Ах вот в чем дело. Да, природа распорядилась так, чтобы человек, инстинктивно сопротивлявшийся несвободе и так рьяно тяготевший к безграничной и не до конца сознаваемой свободе, наконец, смог всецело ее осознать, из чего последовал страх перед не поддающимися исчислению выборами, стоящими перед ним или скорее полного их отсутствия из-за исчезновения контекста, ограничений. Тотальная дезориентация, при отсутствии как сознательной, так и бессознательной зависимости от чего либо и кого либо. Деструктивное осознание своего ограниченного и закостенелого мироощущения, привело к такой причудливой реакции, невольными свидетелями которой вы стали
- Что же теперь?
- Каждый человек “отчаявшийся” падет в изнеможении и предастся земле. Те, кто остались, должны поддерживать баланс смуты и просвещения среди тех, кто осознает или еще не осознал свою зависимость от мнимых и реальных субъектов и объектов манипуляции без коих он ничто.
Наступила тишина
- Вам пора
Мирон подошел к столу и потушил сигарету в пепельнице, после чего устремился к выходу. Бросив последний взгляд на “Двуликого” и мистера Дюркгейма, я последовал за Мироном
- Что же теперь? Спросил я когда, миновав подъезд, мы вышли во двор
- Ничего, возвращайтесь к себе в номер. Ответил он с поникшим лицом и ушел в противоположную сторону. Я в оцепенении смотрел как он, опустив голову, спускался по улице до тех пор, пока и вовсе не исчез из виду. В полной растерянности я отправился в свою гостиницу. В фойе никого не было, не считая возвышавшегося из-за стойки, застывшего лица консьержа с запечатлённым ужасом в глазах. Поднявшись на четвертый этаж, я вошел в свой номер скинул с себя пальто и сел на кровать, изредка поглядывая на отражение оконной рамы в покрытом пылью зеркале.