Мечта по имени Реня

Евгений Журавлев
Глава из романа "Алунта. Время холодных зорь"

После анализа оперативных сводок, на коротком совещании у Вагониса в Антакщай, где был приличный клуб  с библиотекой и читальней, решили создать опорный пункт отряда  алунтских защитников. С этой целью, в это перспективное село  из Алунты на Рождественские праздники, то есть, на два месяца зимы, Вагонис отправил небольшой отряд молодых защитников из восьми человек, в который был включен и Виктор Жигунов. Предстояла, как думалось Виктору, долгая нудная жизнь, вроде ссылки, на целых два месяца в каком-то захолустном селе, хотя село  и находилось на «большаке» - главной дороге из Утян в Маляты, и располагалось на берегу большого живописного  Антакщайского  озера.
Собираясь коротать  там большую часть зимы, Виктор решил  захватить из дому  некоторые необходимые ему вещи.  Кроме  личного армейского снаряжения, он взял с собой еще  кисти, цветные карандаши и акварельные краски. А также найденную старую брошь с ограненным уральским камнем, которую Женька с Райкой  вытащили из маленькой  подушечки – реликвии Жигуновых.  Он решил, что хоть «гадательными созерцаниями» под Новый год,  он как-то скрасит  свою предстоящую  томительную жизнь в селе, освещенную тусклыми лучами керосиновых ламп.
Грустно было уходить  из Алунты, где оставались его друзья, близкие, родные ему люди, где был знаком уже каждый камушек на  мощенных булыжником площадях.
Но было такое время, время негласной борьбы, и защитники жили дома, в Алунте, лишь от приказа до приказа.
Во второй половине дня, захватив вещи, попрощавшись с  родными, защитники с оружием и в полном боевом снаряжении  отправились  по промерзшей зимней дороге в Антакщай.  К вечеру, застывшие и усталые, они, наконец, достигли своей цели - добрались  до засыпанных снегом хат деревни. Отогревшись, они начали устраиваться там с учетом  долгого времени жительства. Кроме Виктора  и его друга Ефима Назаренко в группе находились  еще Сергей с Васей Ломком, Откочис Гердвилис, Ляйшис и Яшка Бурцев, который и был назначен командиром этой группы. Председатель совхоза  выделил им для жительства  помещение клуба, где они, соорудив нары из досок и нескольких скамеек, и поселились, хорошо натопив помещение  и набив матрасы и подушки сеном, и соломой.
Все они, пришедшие сюда в Антакщай, были молоды и не боялись ни трудностей, ни опасностей - к этому их приучила жизнь. И поэтому сразу же  стали обустраивать свое новое жилье – помещение клуба.
Виктор на новогодний праздник решил украсить клуб  красочной стенгазетой, акварельными картинами и броскими агитационными плакатами.
Любопытные деревенские девчонки, которые часто заглядывали в старый сельский клуб и в библиотеку, подолгу стояли и любовались художественными произведениями молодого алунтского художника.
Стенгазета настолько была красиво оформлена: с новогодними Дедом  Морозом,  Снегурочкой и елками, а карикатуры в ней такие смешные и броские, что девчата, даже не понимая по-русски о чем идет речь, стояли и смеялись от одного лишь вида  новогодних шаржей, сделанных Виктором  на своих друзей. Например, как Вася Ломок, распиливая доски для нар, так увлекся, заглядывая под  скамейку сбоку, что подсунул  в темноте вместо  доски свой длинный, узловато-бугристый нос, и  чуть не отпилил его  увесистый кончик.  А Сергей, вечный оппонент его  философских изречений, стоя на стуле и забивая  гвоздь на стене, увидев это, так расхохотался, что потерял  равновесие и полетел со стула, ударив молотком  по ноге стоящего рядом и держащего плакаты старого Гердвилиса, которому потом срочно пришлось  сооружать костыль из палки в виде  длинного и бугристого Васькиного носа. Надпись под рисунком гласила: «Вот к чему приводит необдуманное Васькино  носовыпячивание  с попыткой его отпиливания вместе с доской нехирургической пилой - к неестественному хохоту бойца Сергея с потерей молотка, травмой от него и с костыленошением  бойца Гердвилиса».
Как-то, прослышав о молодом художнике, посмотреть на его работы в клуб пришла и обворожительно прекрасная и юная красавица Реня, золотоволосая блондинка с голубыми глазами.  Она была единственной  дочерью  бывшей помещицы, которая влюбилась в своего работника  и сделала его своим мужем.
Карасавица Ренька  долго стояла за спиной рисующего картину Виктора, а потом, когда он закончил и повернулся к ней лицом, сказала ему:
- Это так красиво… А как бы мне познакомиться с таким художником? – и загадочно посмотрела своими голубыми глазами на смущенного Виктора.
Чуть покраснев, он поклонился ей и еле выдавил из себя:
- Спасибо, пани… Меня зовут Виктор. Я рад, что вам понравились мои  скромные акварельные рисунки.
- Виктор, по-нашему – Витаутас. А меня зовут Рената, или просто Реня, - сказала она, улыбаясь ему.
 - Вы так  красиво рисуете. И у кого вы научились так рисовать? – продолжала она говорить, обращаясь к Виктору.
- Да ни у кого. Я просто рос в такой семье, где все мои старшие братья любили рисовать с самого рождения.  Особенно средний – Борис. Это был гений рисунка. Он мог моментально цветными карандашами по памяти в точности воссоздать какой-нибудь кадр из только что увиденного фильма. У него была целая кипа таких рисунков. Причем  с поразительным портретным сходством  лиц, героев, их одежды и действий в этих фильмах.
- Да? – заинтересовалась его рассказом Рената. - И где же он сейчас?
- Он погиб, пани  Реня, в войну,  в Польше под Краковом в начале сорок пятого года. Так и исчезла  в пекле войны его гениальная личность, не раскрыв себя в этой жизни…
- О, простите, Виктор, за мою бестактность, я не хотела  причинить  вам душевную  боль такими воспоминаниями, - посерьезнела Рената.
- Ну, что вы, разве мы все виноваты в этом. Вот и сейчас в наше время льется кровь таких же несчастных людей. А за что?  За свободу? За блага? Нет! За безумную идею, которая пришла в голову  кому-то из «сильных мира сего». Там зарождается ветер перемен, а мы всего лишь  былинки, которые несутся по воле  этого ветра, - закончил Виктор свою философскую тираду, махнув рукой.
- Но у меня сохранился маленький блокнот  с его рисунками, - продолжил он через некоторое время. – Я сейчас покажу его вам.
Он вытащил свой вещмешок, развязал и вынул из него небольшой сверток. Но когда он его разворачивал, из свертка выпала старинная брошка с  блестящим, граненным, прозрачным как стекло камнем.
- О, а что это такое? – спросила удивленная Рената.
- А это брошка российской  императрицы, подаренная ей Распутиным. Посмотрите, там  на ней даже что-то написано. Если долго всматриваться в этот кристалл, то можно кое-что увидеть из будущего, - заметил  Виктор.
- Да вы что? Нет, ну неужели это правда, то, что вы сейчас мне сказали  про брошку? – переспросила удивленно Реня. - И можно узнать будущее?
- Честное слово, правда, - подтвердил Виктор, - если хотите, то на Новый год мы погадаем.
- Конечно, хочу, - возбужденно воскликнула Рената. - Виктор, вы меня заинтриговали. Я хочу поскорее посмотреть в нее и увидеть свое будущее. Я вас приглашаю к себе в гости. Приходите к нам на Новый год, я  вас познакомлю со своей мамой. Ну, а сейчас покажите мне  рисунки вашего брата.
Она взяла блокнот у Виктора и начала просматривать его листы, восхищенно качая головой.
- Да, эти миниатюры, конечно, шедевры. И жаль, что их никто не увидит, - сказала она. - О, как чудовищно, что на нашей земле происходят войны и погибают такие талантливые, хорошие люди.
Рената вернула блокнот Виктору, собралась уходить, глянула на него и сказала:
- А ваши рисунки, Виктор, мне тоже очень нравятся…
В это время в клуб зашли несколько защитников и Рената заспешила домой.
- Ну, ладно, я уже пойду, а то  начало темнеть, - сказала она.
Виктор кинулся провожать ее, но она остановила его:
- А провожать меня не надо. Приходите лучше на Новый год, я вас буду ждать.  И принесите с собою эту волшебную брошку. А дом наш, самый большой  и красивый в деревне, находится  возле дороги у озера. Там красиво. И поэтому с детства я люблю красоту.
- О, Реня, вы и сами так молоды и красивы, что мне захотелось написать ваш портрет.  Вы согласны позировать? Ну, это хотя бы будет оправданием нашей встречи перед вашей матерью. Я ведь не хочу выглядеть «татарином», который вламывается без спросу  в ваш дом. Соглашайтесь, Реня, и я приду! -  начал возбужденно говорить Виктор.
- Хорошо, если вам нравится мое лицо и вы хотите меня увековечить, я согласна вам позировать на Новый год, - засмеялась она, довольная встречей и разговором с Виктором.
Возбужденная и счастливая, она стояла и не знала, уходить ей или еще остаться и поговорить с этим молодым и красивым парнем. Щеки ее пылали, сердце усиленно билось. И она понимала, что это не спроста ей так хорошо с ним. Она просто влюбилась в этого художника и готова была остаться  с ним на всю жизнь. И понимая это, она пересилила свое желание, повернулась и выбежала из помещения.
А Виктор стоял и думал, ошеломленный ее северной красотой, их душевным разговором, и тоже как и она не мог опомниться от этой встречи, и накатывающей на его сердце горячей волны любви и счастья…
- Ну что, сынок, очаровала тебя молодая панночка, -  сказал старый Гердвилис, подходя к Виктору, смотри, не заблудись. Панночка-то красивая, еще побежишь  к  ней ночью, а нам потом по тревоге тебя разыскивать придется. Может, тебе лучше отсюда поскорей в Алунту уехать, от греха-то подальше. Скажи Яшке, что заболел, выйди на большак, останови попутную машину и… через  двадцать минут ты уже будешь дома.  А мы ей скажем, что тебя срочно вызвали в управление госбезопасности. Вот и проверим ее любовь к тебе. А вдруг это подсадка?
- Да ну, отец, что ее проверять, она еще совсем юная и чистая, как стеклышко. И у нас с ней ничего такого нет. Просто я предложил написать ее портрет – она согласилась, -  засмущавшись, ответил Гердвилису Виктор.
- А-а! Ну если согласилась, тогда дело другое… Тогда ты ей уже очень понравился и она поведет, и будет знакомить тебя со своей матерью. Ну, а уж если ты и матери ее понравишься, тогда, милок, будешь большим человеком. Помещица так просто тебя не отпустит.  Она из тебя сделает примерного зятя для своей дочери, так же, как она из батрака сделала себе мужа. У нее богатство, деловая хватка и уверенность. Она свое дело знает. Вообще-то ты, Витек, смотри, поосторожней с ними. Ты ведь, все-таки, комсомолец, и как же ты будешь с помещиками-то?  Да и отец твой, Иван Яковлевич,  не одобрит. Я его  мнение знаю, разговаривал с ним, он ведь только русскую хочет невестку-то для своего сына, говорит, чтоб его лучше понимала, - объяснял и советовал Виктору Гердвилис.
А Виктору было  как-то уже все равно, что сейчас говорил ему старый Гердвилис, что хотел его отец. У него на уме и в душе было только одно звучание: Реня… Реня… Реня!
А в это время Реня  пришла, то есть, влетела домой веселая и возбужденная. Ее мать, Альбина, сразу же заметила это ее необычное состояние и спросила:
- Ты где это была? И что это ты такая веселая  прилетела? А?
Реня подбежала и обняла ее:
- Ах, мама, мама, я была в клубе… И познакомилась там с одним молодым художником из Алунты. Он такой добрый и приветливый, и с ним так интересно беседовать, - защебетала она.
- Да что это ты, Реня, неужели влюбилась вот так, нежданно-негаданно, с первого раза? – начала расспрашивать ее мать. – Что приключилось с тобой, давай, рассказывай?
- А что рассказывать, мама, я и сама еще не знаю? Просто он рассказал мне о себе, о своем брате, который погиб на войне, показал его миниатюрный альбомчик с рисунками, рассказывал, какой он был талантливый и хороший человек… А потом показал мне брошь с прозрачным камнем, подаренную царице Александре Распутиным. Говорят, Распутин привез ее с Урала и если смотреть на этот камень в определенное время по особым дням, то можно увидеть  свою будущую жизнь. Я пригласила его на праздник к нам сюда, в гости… Ты как, не против, мама, а? Мы  и погадаем с тобой на этой брошке. А он еще портрет с меня пообещал написать, - засмеялась она, кружась вокруг матери.
- Ну, ты уж совсем, дочка, от счастья глупенькой стала, - заулыбалась  с сомнением Альбина. – Кто это сразу при первой встрече мужчину к себе в дом водит?
- Мама, он такой молодой, красивый и застенчивый, что зла никому не причинит, как ягненочек, - заверила ее Реня.
- Сама ты еще ягненочек. Ладно, хватит, пусти! – высвободилась из ее объятий Альбина.
- А как же он наш дом ночью найдет? – спросила она.
- Мам, а на Новый год в клубе будет вечер танцев. Он меня туда пригласил… Ты ж меня отпустишь, да? А после танцев мы придем с ним вместе к нам и будем гадать… Как хорошо и  таинственно. И какой необычной  будет эта наша Новогодняя ночь, представляешь? – размечталась Реня. – Бал, принц и возвращение с принцем Золушки – это как в сказке.
- Да, ну тебя, попридумывала себе тут разных сказочных принцев, - возразила мать, - вот придет, тогда и увидим, каков «принц датский».
- Он не  датский, он принц сибирский, мама, - засмеялась Реня.
За два дня до праздников в Антакщай приехал Валентин с Ананькой и Леоновым, и заменил ими  Сергея и Васю Ломка, в связи с гриппом.
 К Новогодним праздникам готовились как с этой стороны, так и с другой. Лютас как медведь решил на зиму засесть в «берлогу», отдохнуть и немного подлечиться. Зимой холодно и воевать на дорогах трудно. Все видно как на ладони. И никуда не уйдешь и не скроешься. Жить в бункерах и держать при себе целую банду зимой невозможно, поэтому все «лесные братья» на зиму ушли «в народ», то есть разбрелись по селам и хуторам, на «зимние каникулы», залегли и затихли.  Лютас тоже вспомнил про свою старую любовь Альбину и решил податься в ту сторонку и навестить ее.
В ночь под Новый год он приехал в Антакщай на санях-розвальнях к одному из своих знакомых и преданных ему людей, которые были у него во многих деревнях. Уже было темно, когда он остановился  у одного их крайних домов. Оглядевшись, он зашел  во двор и постучал в окно. Через некоторое время в тусклом  свете лампы за стеклом окна показалось испуганное лицо хозяина.
- Кас ча? (Кто там?)
Лютас подал знак – условный пароль, и хозяин, кряхтя, пошел открывать дверь.
- Слава бойцам за Свободу! Литовским героям, слава! – поприветствовали они друг друга.
Узнав Лютаса, хозяин засуетился. Завел в хлев и распряг его лошадь, дал ей сена и овса. Лютас был рядом и помогал ему.
- С чем пожаловали, пан начальник? – спросил хозин.
- Мне нужен дом, кровать и еда на некоторое время. Я хочу вылечить простуду и немного отдохнуть. Ты не против, если я у тебя остановлюсь? – спросил Лютас хозяина.
- Сочту за честь, пан начальник, входите, будьте моим гостем. Только у нас сейчас нужно быть очень осторожным. Недавно Вагонис прислал сюда своих алунтских псов. И теперь они живут здесь в колхозном клубе, - предупредил хозяин Лютаса.
- Хорошо, я это учту, - ответил тот. – Я приехал сюда  не воевать, а отдыхать и поэтому никаких акций не будет. Так что, спи спокойно, хозяин.  А фамилия моя Урбакявичус Пранас. Все остальное – забудь! – приказал Лютас.
- Ты лучше мне скажи, как тут моя любовь, Альбина, живет, - смягчил он свой тон. По прежнему такая же неприступная, как и раньше? Да? – поинтересовался он, усмехаясь.
 - Вот за что я ее люблю, так за эту усмиряющую неприступность. Она, как и я, любит властвовать  и быть свободной. Поэтому и мужиков выбирает покладистых и безвольных. А я не из таких… Она гордая и я тоже. Давно мы с ней уже не виделись. А когда-то вместе с ней в одной гимназии учились. Эх!  Были годочки, да ушли, - вспомнил  Лютас. – Ладно, пойдем спать, а завтра утром видно будет…
Готовясь встречать Новый год, защитники решили в клубе устроить вечер танцев. Срубили и поставили большую елку, украсили ее разными самодельными игрушками. А Валентин, когда приезжал сменять Ваську с Сергеем, привез из Алунты на санях им старый граммофон  и Витькин аккордеон. Виктор еще заранее, когда отправлялся в Антакщай,  попросил  его об этом. В деревне расклеили  афиши, оповещавшие всю сельскую  молодежь  о предстоящем молодежном гулянии.
И вечером в клубе начали собираться   молодые люди.  Играл граммофон и под его тихую музыку кружились парами еще юные девушки. Потом подошли и парни, где-то уже подвыпившие и немного осмелевшие… Пришла и Реня. Виктор взял свой аккордеон, и весело и громко начал играть зажигательную «Розамунде».  Зал сразу же оживился и зашумел, танцы пошли полным ходом.  Виктор играл и видел, как Реня стоит и поглядывает в его сторону. Ему хотелось быстрее закончить игру, бросить кому-нибудь аккордеон и умчаться к ней, пригласить ее на танец,  потанцевать, поговорить, а потом проводить ее домой и остаться там с нею наедине. «Конечно, и на брошке погадать тоже нужно», - думал он.  А пока…
А пока нужно было играть и играть для этого большого, и шумного зала, полного народа, потому что все хотели веселиться и танцевать, а замены гармонисту было ждать не от куда, и Виктору пришлось играть все танцы до конца без смены и отдыха.
Он сыграл танго «Брызги шампанского», потом литовскую польку, фокстрот «Рио-Риту», и вальс «Дунайские волны», а потом встал и объявил:
- Синенький скромный платочек, и лично для девушки в черном платье с голубым шарфом от музыканта.
И начал играть. Все зааплодировали и закружились в середине зала, а Виктор, отыграв  первый круг, поднялся, поставил аккордеон на стул, завел граммофон с пластинкой и с той же мелодией, которую он только что играл и подошел к Рене. Она стояла и смотрела на него неотрывно, с расширенными от счастья глазами, а он сказал ей:
- Пани Реня, я приглашаю вас на свой любимый танец, который я посвящаю именно вам.
И она пошла танцевать с ним, светящаяся и радостная, как маленькая Золушка на  свой первый танец с  юным принцем. Они кружились, не чувствуя ног и не замечая танцующих рядом  пар, и весь мир, словно перестал существовать  для них, превратившись в одно, поглотившее их чувство.  Виктор смотрел в ее голубые глаза, касался ее золотистых волос и бережно сжимал ее маленькую нежную руку, мысленно говоря: «Я вас люблю, Реня… я люблю вас».
- Что? Что? Я вас не слышу. Говорите громче, - шептала она ему губами, закрыв глаза и чуть откинув назад голову.
Когда закончил играть граммофон,  они остановились и стояли, не разжимая рук, как будто боясь прервать ток блаженства и радости, который тек через их руки, тела и сердца во время их лучшего бального танца…
- Вы такая красивая, Реня, в этом черном платье. И вообще… вы самая лучшая девушка в мире, - сказал Виктор, провожая ее домой.
- Что вы, что вы, Виктор, вы заблуждаетесь. Я просто счастлива от этого вечера, проведенного здесь, с вами, а все счастливые люди неподражаемо красивы, - сказала она, улыбаясь.
- Сегодня такая светлая ночь.  Луна на небе… А мы будем с вами гадать или нет? – спросила она, останавливаясь и поворачиваясь к нему.
- Да, конечно, будем. Я взял брошку и мы обязательно погадаем, Реня. Брошка у меня здесь, в кармане, в кожаном кошельке. Я ее берегу, как зеницу ока, - ответил он ей.
- А как она вам досталась, ведь это же царская вещь? – начала расспрашивать его Реня.
- О, это было давно, еще в 1918 году. Отец мой увлекался тогда еще коммунистическими идеями и некоторое время был членом большевистской партии в Екатеринбурге на Урале. Там он попал в особый охранный отряд Ипатьевского дома, в котором содержалась и была расстреляна вся царская семья. Он, конечно, не расстреливал, он был в наружной охране и видел, как все это происходило. Это было ночью в темноте. Царя и его семью подняли, привели в нижнее помещение дома, вроде бы для фотографирования перед отправкой в Москву, поставили к стенке. А потом началось что-то страшное… Из дверей комнаты, что была напротив, выскочили десять или одиннадцать чекистов: латышей и местных русских, и начали в упор палить по царю и его семье из наганов, и браунингов. Отец говорит, что это было ужасное зрелище: крики, визг, стоны, стрельба, все в дыму.  Чекисты  стреляли очень долго, потому что  было плохо видно из-за дыма, а расстреливаемые люди метались в ужасе по всей комнате. К тому же, как говорил отец, пули рикошетили от бриллиантов княжон, которые они зашили перед этим в свои корсеты, пояса и подушечки.  Одна из подушечек была и у царицы.  Она ее положила на стул, на котором из-за больных ног сидела.  И вот, когда это все кончилось и тела убитых положили в кузов машины, осталось много крови, и нужно было  убирать,  мыть полы, выносить стулья и вещи, позвали людей и из наружной охраны.  Ну, а они  мужики из простонародья, неграмотные, грубые,  вороватые. Все мелкие и незначительные  вещи, принадлежавшие  царской семье, они расхватали и разнесли по своим домам. Моему отцу, как ни странно, попалась под руки подушечка со стула императрицы, он ее и прихватил.  Она небольшая, он сунул ее за пазуху под ремень, как память о последнем русском царе и о том, что он был там и видел его казнь.
Так, разговаривая, Реня и Виктор подошли к ее дому. Она постучала, мать ее открыла им дверь и, впуская, постоянно поглядывала на Виктора. Войдя в дом, Реня сказала:
- Вот  моя мама, Виктор, познакомьтесь, пожалуйста…
Виктор представился Ренатиной матери.
- Очень приятно, молодой человек. Виктор имя известное. Виктор, Виктория – это победа… Виктор Гюго писал под этим именем. Проходите в комнату, в зал, не стесняйтесь, раздевайтесь и будьте как дома, а я пойду на кухню, у меня там сидит гость, бывший мой одноклассник, с которым мы давно уже не виделись. Он приехал к нам в деревню и зашел меня проведать. Так что, вы тут, дочка с Виктором, располагайтесь в зале, а мы посидим с ним  там, на кухне.  А я вам  сюда, на стол,  чего-нибудь принесу.
- И что же произошло дальше в истории с этой царской брошкой, Виктор? Вы мне так и не досказали ее до конца, - обратилась Реня к Виктору, когда они сели  за стол.
В это время мать Рени принесла им на стол разные закуски и выпивку.
- О какой истории вы тут говорите, - поинтересовалась она у них.
- Да о царской брошке, на которой мы сегодня должны гадать, - ответила Реня.
- И что же, если не секрет,  можно и мне послушать эту историю? - спросила она у Виктора.
- Конечно, никакого секрета тут нет. Просто  эта брошка была в подушечке императрицы, которую отец привез из Екатеринбурга в восемнадцатом году, после расстрела царя и его семьи.  Он  взял ее в том доме, где содержались под стражей царь и царица.  А недавно дети залезли в его старый сундук и нашли там эту старую подушечку. Почувствовав, что в середине ее что-то есть, они распороли ее и вытащили оттуда старинную, уже потемневшую брошку.  И когда прочитали, что  на ней написано и начали экспериментировать, то увидели картины, в которых они были уже взрослыми. Так, во всяком случае, они мне рассказывали. Я эту брошку у них отобрал и спрятал у себя. Там написано, что брошка подарена царице Распутиным, и  что камень этой брошки имеет свойство вводить человека в транс, и он в этом состоянии видит все, что должно с ним произойти в будущем. Вот и вся история с царской брошкой, - сказал Виктор, заканчивая свой рассказ.
- Вот, ведь, как бывает, - сказала хозяйка. - Но это очень интересно: посидеть и погадать над брошкой. Может быть,  действительно можно увидеть то, что со мной завтра будет, - усмехнулась она и пошла на кухню к своему гостю, который вдруг появился  здесь, сегодня, словно вынырнув из их юной прошлой жизни.
- Ну, давайте же будем гадать, - с нетерпением обратилась Реня к Виктору.
- Хорошо, давайте, только для этого нужно брошку положить на зеркало и поставить две свечи для подсветки…
- Я сейчас, - кинулась Реня на кухню, к матери, за свечками.
Там сидел мужчина, средних лет, с широкими плечами  и внушительной фигурой, немного обрюзгшим лицом, но чисто выбритый и в костюме с белой рубашкой под пуловером. Волосы его были зачесаны назад и подстрижены на затылке «под польку». Реня его никогда в деревне не видела, да и на фотографиях матери его  не было.  Она поздоровалась с ним:
- Лабас вакарас (Добрый вечер).
И он заулыбался, встал и тоже с ней вежливо поздоровался.
- Простите, - сказала Реня, - что помешала вашему разговору, но нам для гадания нужны две свечи и большое зеркало.
- Пани Реня, меня зовут Пранас, извините, но я краем уха услышал ваш разговор про царскую брошку и гадания на ней. Это меня заинтересовало, и поскольку сегодня такой необычный святочный вечер, то позвольте и мне, старику, поучаствовать в вашем новогоднем «шоу» и погадать про свою дальнейшую судьбу на этой волшебной брошке. Конечно после того, как вы сами на ней погадаете. Я займу очередь за вашей мамой, - сострил он, вызвав улыбку у Ренаты.
Реня вошла в комнату к Виктору с зеркалом и свечами, и сообщила ему новость:
- Мама со своим старым приятелем тоже хотят воспользоваться  шансом и узнать уготованную им судьбу, глядя на камень брошки.
- Ну что ж, если им это интересно, пусть гадают, - улыбнулся Виктор, - посмотрим, что у них выйдет. Они же еще молодые.
- Но  сначала я хочу посмотреть, что со мною будет, ну скажем, через год или два, - с нетерпением сказала Рената.
- А что здесь неясного, - продолжил шутливо Виктор, - я и сам могу вам это предсказать, ведь вы такая красивая и милая девушка, Реня. Вы выйдете замуж и уедете жить в город…
- Да? Это очень интересно. И мне приятно слышать такое  предсказание от вас, Виктор. А о дальнейшей судьбе мне даже не хочется уже  и знать, - повернулась она к Виктору.
- Нет, нет, Реня, вы лучше погадайте, так же интересней, - запротестовал он, улыбаясь.
- А зачем мне гадать, если вы мне уже и так хорошее предсказали. А вдруг там дальше я увижу совсем не то… и испорчу себе этот вечер. Нет, я не буду гадать, мне просто боязно увидеть правду о себе и потому всю жизнь ждать это и мучаться. Пусть лучше они этим занимаются, - весело кивнула она глазами в сторону кухни.
- Мама, идите к нам, я вам уступаю место!
- Иду, - отозвалась Альбина.
- А вы с Виктором что, уже погадали? – спросила она, входя в комнату.
- Нет, мама,  я сегодня что-то уже не хочу видеть будущее. Пусть все в моей жизни происходит таинственно и непредсказуемо. Пусть будет так, как оно должно быть, но чтобы я об этом заранее ничего не знала.
- Ну, дочка, тогда я тоже не хочу этим заниматься. Да мне уже в общем-то все равно, что будет сегодня или завтра. Лишь бы ты у меня была счастлива. Вот все мои желания, - сказала Альбина и позвала своего приятеля:
- Пранас, иди сюда! Настала и твоя очередь узнать свою правду жизни. Садись за стол и гадай…
- Милые пани, что это вы меня так быстро проталкиваете по своей очереди. Неужели гадать и знать о себе все уж так страшно, а? А мне так и с самим чертом сидеть и беседовать не страшно, - сказал Пранас, усаживаясь.
В комнате был полумрак, горели только две свечи, освещая зеркало, которое направляло свет на кристалл. Виктору вдруг показалось знакомым лицо этого мужика.
Тем временем, Пранас сел за стол, на котором лежало зеркало с брошью.
- Ну, и что мне теперь дальше делать? Куда смотреть? – спросил он Виктора.
- Думай только о том, что ты хочешь, очень хочешь увидеть свою жизнь через год, через пять или через десять лет, сосредоточься  и не слушай то, что происходит вокруг тебя сейчас. Смотри только на кристалл… Представь, что ты здесь сидишь один и вокруг тебя никого нет. Все…
Пранас выполнял все то, о чем говорил ему Виктор и… Сначала наступила полная тишина. Потом его глаза заволокло туманом и вдруг этот туман начал рассеиваться… и из середины его, там где находился кристалл, стали выплывать четкие образы каких-то незнакомых людей, которые куда-то бежали. Ночь. Темно. Но как будто луч прожектора скользит по лицам и фигурам бегущих, и поэтому их хорошо видно. Они за кем-то гонятся. Кого они догоняют? Вот луч переместился вперед и Пранас увидел знакомое лицо. Кто это? Да это же он! Но его настигает кто-то, тоже очень знакомый ему человек.  Это его враг. Но кто он? Наконец,  тот на секунду поворачивает свое лицо, а затем прыгает на убегающего. И Пранас узнает его, и кричит ему в бессильной ярости:
- Вагонис! Твоя взяла. Вяжи меня, гадина. Я сдаюсь!
И тут вместо Вагониса появилась вдруг фигура с косой и в капюшоне.
Виктор с Реней и Альбиной, которые, чтобы не мешать Пранасу, ушли в другую комнату, услышав крики, вернулись назад, к столу и зажгли керосиновую лампу. Они увидели, как Пранас, бессмысленно корчась в кресле, что-то кричал и протягивал вперед руки… Когда он пришел в себя, они наперебой стали спрашивать его:
- Ну что, что вы увидели?
А он сидел и угрюмо молчал. Потом встал и сказал:
- Я видел свою смерть! А, ну его к лешему. Давайте лучше выпьем, пока еще дышим и живем…
Все присутствующие, ошеломленные, поспешили к столу и налили в рюмки спиртное. Но вдруг раздался стук в окно и послышались мужские голоса. Говорили по-русски:
- Эй, хозяин, открывай! Быстрей! Принимай гостей…