На XXII съезде КПСС Н.С. Хрущев публично заявил, что советские военачальники во главе с М.И.Тухачевским были арестованы по ложным обвинениям. По его словам, материалы, сфабрикованные в гестапо, германская разведка сумела передать президенту Чехословакии Э.Бенешу, который, в свою очередь, передал их Сталину. Эту версию повторил в своих сочинениях и генерал-полковник Д.А.Волкогонов.
Сталина и его окружение обвинили в слепом доверии к гитлеровской фальшивке и нежелании поверить Маршалу Советского Союза и другим военачальникам. Справедливы ли такие обвинения?
Еще в середине 30-х годов усилились оппозиционные настроения и в руководстве Красной Армии, среди которого было немало выдвиженцев Троцкого. Борьба различных группировок среди советских военачальников, которую подробно описал профессор С.Т.Минаков, сосредотачивалась на противостоянии между руководством Наркомата обороны во главе с К.Е.Ворошиловым и рядом лиц, во главе которых стояли Гамарник, Якир, Тухачевский и другие. Это противостояние усиливалось, по словам Минакова, «перед лицом надвигающейся катастрофической для страны угрозы войны «на два фронта» (Минаков С.Т. «1937.Заговор был!», Издательство: Эксмо 2012 г).
С самого начала создания антиправительственного заговора военная составляющая играла в нем все возрастающую роль. Значение военных заговорщиков возросло после падения Енукидзе и Ягоды. Минаков подчеркивает: «Всем своим поведением военная элита, сложившаяся к 1931 году, обнаруживала неповиновение, оказывала давление как на внутриполитические процессы, так в особенности и на внешнеполитические, настаивая, по существу, на изменении политического курса». Одновременно военная элита «пыталась заставить Сталина и его властное окружение пойти на кардинальное изменение системы и структуры высшего руководства страной: передать один из ключевых постов — наркома обороны — своему представителю, военному профессионалу...
Сложившаяся обстановка провоцировала поиск альтернативных Сталину лидеров, гальванизируя интерес политической и военной элит к бывшим «вождям», все внимательнее присматриваясь в условиях надвигающейся войны к «вождю» военному, «угадывая» такового прежде всего в Тухачевском».
Тем временем по мере арестов троцкистов реальных и мнимых в руки работников НКВД попадали и военные участники заговора. Арестованный в июле 1936 года комдив Д.Шмидт стал давать показания против командующего Киевского военного округа И.Э.Якира. Когда Шмидта доставили в Москву, Ягода сообщил об этом участнику заговора Я.Гамарнику. Видимо, этим сообщением Ягода хотел показать, что вынужден был арестовать человека из окружения Гамарника и Якираоды, ибо обстоятельства следствия вышли из-под его, Ягоды, контроля, и теперь этим делом занимаются Ежов и преданный ему Агранов.
После ареста Д.Шмидта в августе 1936 года один из обвиняемых на процессе Зиновьева, Каменева и других, И.И.Дрейцер сообщил, что среди военных существует оппозиционная группа, в состав которых входят заместитель командующего Ленинградским военным округом комкор В.М.Примаков и военный атташе в Великобритании комкор В.К.Путна.
В ходе процесса «параллельного центра» прозвучали слова, которые могли быть истолкованы как предупреждение Тухачевскому. Подсудимый К.Б.Радек заявил, что в 1935 году «Виталий Путна зашел ко мне с просьбой от Тухачевского». Правда, на вечернем заседании того же дня Радек, заявив о принадлежности Путны к подпольной организации, решительно отрицал причастность Тухачевского к деятельности троцкистского «параллельного центра». И все же тень подозрений на заместителя наркома обороны была брошена.
Очевидно, что первые сведения о заговоре военных в Москву поступили из Парижа. Есть свидетельства, что Ежов направил Сталину записку с материалами РОВСа (парижскя белоэмигрантская организация «Русский общевойсковой союз»). В ней шла речь о том, что «в СССР группой высших командиров готовится государственный переворот... Утверждалось, что во главе заговора стоит маршал М.Н.Тухачевский. Сталин направил записку Орджоникидзе и Ворошилову с резолюцией: «Прошу ознакомиться». Возможно, Сталин неспроста направил Орджоникидзе записку о заговоре Тухачевского. В отличие от Ворошилова, которого Сталин решил ознакомить с этим сообщением, потому что Тухачевский был его замом, вероятный смысл жеста Сталина по адресу Орджоникидзе можно было истолковать так: вот, мол, посмотри, что сообщают о человеке, которого ты защищал.
О военных заговорщиках было немало рассказано различными деятелями третьего рейха. Им было известно о сотрудничестве между рейхсвером и Красной Армии в период действия тайного соглашения с 1923 по 1933 год. В ходе этого сотрудничества были установлены тесные личные связи Тухачевским и рядом других советских военачальников с германскими генералами. Об этом, в частности, поведал один из самых информированных людей нацистской Германии, личный переводчик А.Гитлера Пауль Шмидт, который писал свои книги под псевдонимом Пауль Карелл. В своей книге «Гитлер идет на восток» Пауль Шмидт-Карелл подробно описал, как Тухачевский, Якир и другие старались реанимировать те связи, которые были установлены с германскими военачальниками в период действия соглашения Радека — Секта. Об этом же писал в своих воспоминаниях и руководитель внешней разведки Германии Вальтер Шелленберг.
Пауль Шмидт-Карелл изложил сведения, известные верхам нацистской Германии о заговоре военных и политических деятелей СССР, во главе которого стояли М.Н.Тухачевский и Я.Б.Гамарник. Опорой заговора являлась Дальневосточная армия, которой командовал В.К.Блюхер. Как утверждал Шмидт-Карелл, «с 1935 года Тухачевский создал своего рода революционный комитет в Хабаровске... В его состав входили высшее армейское начальство, но также и некоторые партийные функционеры, занимавшие высокие посты, такие, как партийный руководитель на Северном Кавказе Борис Шеболдаев». Хотя Шмидт-Карелл не знал многих сторон заговора и состава его участников, он верно отметил его «военно-политический» характер.
Как утверждал Пауль Шмидт-Карелл, когда в начале 1936 года Тухачевский, возглавлявший советскую делегацию на похоронах короля Георга V, по пути в Англию и обратно проезжал через Берлин, он имел встречи с «ведущими германскими генералами. Он хотел получить заверения в том, что Германия не воспользуется какими-либо возможными революционными событиями в Советском Союзе в качестве предлога для похода на Восток. Для него главным было создание российско-германского союза после свержения Сталина».
В значительной степени это было обусловлено тем, что Тухачевский, как и другие заговорщики, опасался вооруженного столкновения с Германией. Схожие опасения испытывали и германские военачальники. Полностью поддержав приход Гитлера к власти и его действия по перевооружению Германии, они понимали, что Германия еще не готова к войне.
Среди генералов в Германии также созрел заговор против Гитлера. Они откликнулись на предложение о заключении тайного «пакта о ненападении» между военными Германии и СССР. Не исключено, что уже на этом этапе они были готовы гарантировать Тухачевскому и другим невмешательство в дела СССР во время военного переворота в обмен на невмешательство установленной в СССР военной диктатуры после аналогичного переворота в Германии.
Между тем слухи о тайном сговоре между военными двух стран стали поступать в столицы: европейских государств. Посланник Чехословакии в Берлине Мастный в январе 1937 года с тревогой сообщил президенту своей страны Бенешу о том, что немцы утратили интерес к переговорам, которые они в это время вели с Чехословакией о решении спорных вопросов, потому что стали исходить из неизбежности резких перемен в советской внешней политике после ожидаемого вскоре государственного переворота в СССР. В случае прихода к власти в Москве прогерманских сил Чехословакия не могла уже рассчитывать на поддержку СССР, с которым была связана договором о взаимной помощи 1935 года.
Это подтверждается заявлением Бенеша в его беседе с советским полпредом Александровским 7 июля 1937 года. Как говорится в записи беседы, Бенеш с января 1937 года «получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной Армией. С января он ждал, чем это закончится. Чехословацкий посланник Мастный в Берлине является исключительно точным информатором... У Мастного в Берлине было два разговора с выдающимися представителями рейхсвера...»
Разумеется, встречи Тухачевского и другие контакты советских военных с германскими не могли пройти мимо внимания гестапо. Узнав от агентов гестапо о тайном сговоре между военными двух стран, руководитель РСХА Р.Гейдрих проинформировал об этом Гитлера. Разумеется, Гитлер мог бы арестовать заговорщиков. Однако все его планы строились на пропаганде военной мощи Германии. Любые массовые репрессии в рядах вооруженных сил подорвали бы веру в их всесилие, в то время как Гитлер на первых порах полагался главным образом на грубый блеф. Поэтому он решил сорвать сговор между советскими и германскими военными, не раскрывая того, что ему было об этом известно.
В своих мемуарах В.Шелленберг писал, что, получив сведения о заговоре военных двух стран, «Гитлер распорядился о том, чтобы офицеров штаба германской армии держали в неведении относительно шага, замышляемого против Тухачевского». «И вот однажды ночью Гейдрих послал две специальные группы взломать секретные архивы генерального штаба и абвера, службы военной разведки, возглавлявшейся адмиралом Канарисом... Был найден и изъят материал, относящийся к сотрудничеству германского генерального штаба с Красной Армией. Важный материал был также найден в делах адмирала Канариса. Для того чтобы скрыть следы, в нескольких местах устроили пожары, которые вскоре уничтожили всякие признаки взлома». Это произошло примерно 1— 3 марта 1937 года.
Как подчеркивал Шелленберг, «в свое время утверждалось, что материал, собранный Гейдрихом с целью запутать Тухачевского, состоял большей частью из заведомо сфабрикованных документов. В действительности же подделано было очень немного — не больше, чем нужно, чтобы заполнить некоторые пробелы. Это подтверждается тем фактом, что всё весьма объемистое досье было подготовлено и представлено Гитлеру за короткий промежуток времени — в четыре дня». Досье произвело сильное впечатление на Гитлера, и он одобрил предложение передать эти материалы Сталину. Для передачи информации было решено использовать людей, участвовавших в германо-чехословацких переговорах.
Карелл утверждал, что Бенеш получил информацию о готовящемся перевороте в Москве и одновременно такая же информация была направлена германской разведкой в Париж. Тогдашний французский министр обороны Э.Даладье сообщил советскому послу в Париже В.Потемкину о «возможности перемен в Москве» и «сделке между нацистским вермахтом и Красной Армией».
Уточняя, каким образом передавалась информация через Прагу в Москву, В.Шелленберг писал: «Решено было установить контакт со Сталиным через следующие каналы: одним из немецких дипломатических агентов, работавших под началом штандартенфюрера СС Беме, был некий немецкий эмигрант, проживавший в Праге. Через него Беме установил контакт с доверенным другом доктора Бенеша... Доктор Бенеш сразу же написал письмо лично Сталину, от которого Гейдриху по тем же каналам пришел ответ установить контакт с одним из сотрудников советского посольства в Берлине. Так и поступили, и названный русский моментально вылетел в Москву и возвратился в сопровождении личного посланника Сталина, имевшего специальные полномочия от имени Ежова». Очевидно, к этому времени Сталин уже получил достаточно много сведений для того, чтобы подозревать в нечестной игре военных и их союзников среди партийных руководителей, но все же точные имена и доказательства еще не были представлены. Кроме того, информация из Берлина свидетельствовала о том, что заговорщики обратились за поддержкой к военным Германии — страны, враждебной Советскому Союзу.
К этому времени заговорщики существенно продвинулись в своей подготовке к военному перевороту. Аресты ряда участников заговора, а также опала Енукидзе и Ягоды заставляли заговорщиков действовать быстрее и энергичнее. К тому же после отстранения от власти Енукидзе и Ягоды военное крыло заговора стало играть в нем решающую роль. В середине февраля 1937 года заместитель наркома внутренних дел Украины Зиновий Канцельсон сообщил своему родственнику А.Орлову (Фельдбину) о том, что руководители Красной Армии «находились в состоянии «сбора сил». Хотя в то время заговорщики «еще не достигли согласия в отношении твердого плана переворота... Тухачевский считал, что следует «под каким-либо благовидным предлогом» убедить «наркома обороны Ворошилова... просить Сталина собрать высшую конференцию по военным проблемам, касающуюся Украины, Московского военного округа и некоторых других регионов, командующие которых были посвящены в планы заговора. Тухачевский и другие заговорщики должны были явиться со своими доверенными помощниками. В определенный час или по сигналу два отборных полка Красной Армии перекрывают главные улицы, ведущие к Кремлю, чтобы заблокировать продвижение войск НКВД. В тот же самый момент заговорщики объявят Сталину, что он арестован.
Тухачевский был убежден, что переворот мог быть проведен в Кремле без беспорядков». Канцельсон был уверен в успехе: «Тухачевский — уважаемый руководитель армии. В его руках Московский гарнизон. Он и его генералы имеют пропуска в Кремль. Тухачевский регулярно докладывает Сталину, он вне подозрений. Он устроит конференцию, поднимет по тревоге два полка — и баста».
Тухачевский считал, что после захвата власти Сталина надо было немедленно застрелить. Однако сам Канцельсон, а также ряд других участников заговора, в частности, первый секретарь ЦК КП(б) Украины С.Косиор и нарком внутренних дел Украины Балицкий, считали, что «Сталина надо было представить на суд пленуму ЦК». Действия заговорщиков ускорились после завершения февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б). Одновременно с чисткой в НКВД было продолжено наступление Москвы против украинского руководства. 17 марта Постышев был освобожден с поста второго секретаря ЦК КП(б)У и избран первым секретарем Куйбышевского обкома партии. В Киеве развертывалась кампания против «небольшевистских методов работы» Постышева.
Тем временем в Западной Европе стали широко распространяться слухи о том, что в Москве готовится военный переворот. В «Бюллетене оппозиции» Троцкий писал о том, что «недовольство военных диктатом Сталина ставит в повестку дня их возможное выступление». 9 апреля 1937 года начальник ГРУ Красной Армии С.Урицкий сообщал Сталину и Ворошилову о том, что в Берлине ходят слухи об оппозиции советскому руководству среди военачальников страны. Урицкий, правда, оговаривал это сообщение замечанием о том, что в эти слухи мало верят.
В апреле были арестованы заместитель начальника автобронетанкового управления РККА М.М.Ольшанский, командир 9-го стрелкового корпуса Московского военного округа Г.Н.Кутателадзе, бывший начальник охраны правительства В.Паукер, бывший комендант Кремля Р.А.Петерсон, заместитель коменданта Кремля дивизионный комиссар М.А.Имянинников.
Эти события заставили участников заговора ускорить время выступления. По словам Карелла, оно было назначено на 1 мая 1937 года. Выбор дня переворота был обусловлен главным образом тем, что «проведение первомайского военного парада позволяло бы ввести военные части в Москву, не вызвав подозрений». Однако в развитие событий вмешались внешнеполитические обстоятельства.
В конце апреля в Лондоне было объявлено, что 12 мая 1937 года состоится коронация Георга VI, вступившего пять месяцев назад на престол вместо отрекшегося от трона Эдуарда VIII. В Москве было решено, что советскую делегацию на эту королевскую церемонию вновь возглавит Тухачевский. По словам Карелла, узнав о своей командировке в Лондон, Тухачевский решил воспользоваться этим случаем для того, чтобы еще раз переговорить с немецкими генералами о сотрудничестве во время и после переворота. «Тухачевский отложил переворот на три недели. Это было его роковой ошибкой».
Существуют сведения о том, что действия заговорщиков были предотвращены в последнюю минуту. Празднование 1 Мая в Москве для посвященных в суть дела прошло в обстановке тревожного ожидания непредвиденных событий. 1 Мая 1937 года во время парада среди присутствовавших на Красной площади распространился слух о том, что вот-вот будет взорван Мавзолей, на котором находились Сталин и другие руководители страны. Ходили слухи и о других готовящихся терактах.
Английский журналист Фицрой Маклин, присутствовавший 1 Мая 1937 года на Красной площади, писал, что ему бросилась в глаза повышенная напряженность в поведении руководителей, стоявших на Мавзолее Ленина: «Члены Политбюро нервно ухмылялись, неловко переминались с ноги на ногу, забыв о параде и своем высоком положении». Лишь Сталин был невозмутим, а выражение его лица было одновременно «и снисходительным, и скучающе-непроницаемым». Напряжение царило и среди военачальников, располагавшихся у подножия Мавзолея. Как писал бежавший из СССР В.Кривицкий, присутствовавшие на Красной площади заметили, что Тухачевский «первым прибыл на трибуну, зарезервированную для военачальников... Потом прибыл Егоров, но он не ответил на приветствие Тухачевского. Затем к ним присоединился молча Гамарник. Военные стояли, застыв в зловещем, мрачном молчании. После военного парада Тухачевский не стал ждать начала демонстрации, а покинул Красную площадь».
Судя по всему, в то время Тухачевский готовился к отъезду в Лондон. 3 мая 1937 года документы на Тухачевского были направлены в Посольство Великобритании в СССР, а уже 4 мая они были отозваны. Главой советской делегации на коронацию Георга VI был назначен заместитель наркома обороны по военно-морскому флоту В.М.Орлов. Очевидно, что подозрения, усилившиеся после 1 мая, заставили руководство страны внезапно пересмотреть решение относительно отъезда Тухачевского.
Тем временем 6 мая был арестован комбриг запаса М.Е.Медведев. Как отмечается в «Известиях ЦК КПСС» («Известия ЦК КПСС", 1989, №12), через день после ареста Медведев сообщил о своем участии в заговорщической организации, «возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б.М.Фельдманом».
В ночь на 14 мая был арестован начальник Военной академии имени Фрунзе командарм А.И.Корк. Через день после ареста Корк написал два заявления Ежову. Первое — о намерении произвести переворот в Кремле. Второе — о штабе переворота во главе с Тухачевским, Путной и Корком. По его словам, в заговорщическую организацию его вовлек Енукидзе, а «основная задача группы состояла в проведении переворота в Кремле.
Арестованный 15 мая Б.М.Фельдман на четвертый день после своего ареста стал давать показания на других участников заговора. К этому времени через полтора месяца после своего ареста стал давать показания на Енукидзе, Тухачевского, Петерсона и Корка Г.Г.Ягода. Показания на своих коллег по заговору примерно через месяц после своего ареста стали давать арестованные работники НКВД Гай и Прокофьев.
22 мая был арестован Тухачевский и председатель центрального совета ОСОАВИАХИМа комкор Р.П.Эйдеман. Через три дня после своего ареста Тухачевский стал давать признательные показания. В книге Н.А.Зеньковича «Маршалы и генсеки» опубликованы показания Тухачевского, написанные им во внутренней тюрьме НКВД (Опубликовано: Военно-исторический журнал. 1991. № 8. С. 44— 53. № 9. С. 55-63). Он писал, что переворот первоначально планировался на декабрь 1934 года. Но его пришлось отложить из-за убийства Кирова.
Заговорщики испугались взрыва народного негодования. Р.Баландин и С.Миронов не исключают и того, что после 1 декабря 1934 года «была усилена охрана руководителей государства».
24 мая Сталин за своей подписью направил членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б) для голосования опросом документ, в котором говорилось: «На основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в антисоветском троцкистско-правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии, Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в нар-комвнудел». В тот же день кандидат в члены Политбюро и заместитель председателя Совнаркома СССР Я.Э.Рудзутак был арестован. Примерно в это же время был арестован бывший полпред СССР в Турции Л.К.Карахан. Последовали другие аресты. 11 июня М.И.Тухачевский, И.П.Уборевич, И.Э.Якир, Б.М.Фельдман, Р.П.Эйдеман, А.И.Корк, В.К.Путна и В.М.Примаков предстали перед судом Военной коллегии Верховного суда СССР. В тот же день был вынесен приговор.
Сталин категорически отказывался объяснять действия заговорщиков их идейно-политическими убеждениями. Как и на февральско-мартовском пленуме, Сталин отвергал огульное осуждение людей за их былую приверженность к троцкизму. Сталин отверг и объяснение участия в заговоре ряда лиц их «классово чуждым» происхождением. Он заявлял: «Говорят, Тухачевский — помещик... Такой подход, товарищи, ничего не решает... Ленин был дворянского происхождения... Энгельс был сын фабриканта — непролетарские элементы, как хотите. Сам Энгельс управлял своей фабрикой и кормил этим Маркса... Маркс был сын адвоката, не сын батрака и не сын рабочего... Мы марксизм считаем не биологической наукой, а социологической наукой» (Сталин И.В. Сочинения в 16 томах. Том 14. Выступление на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны 2 июня 1937 года (неправленая стенограмма)..
Отметая те обвинения, которые могли бы стать основой для развязывания репрессий по идейному или классовому признаку и тем самым дестабилизировать советское общество, Сталин в то же время подчеркивал, что в СССР нет условий для массового недовольства существующим строем и политикой правительства.
Сталин говорил: «Вот мы человек 300—400 арестовали. Среди них есть хорошие люди. Как их завербовали?». Сталин утверждал, что завербовать могли лишь «малостойких людей». Казалось, он размышлял вслух: «Я думаю, что они действовали таким путем. Недоволен человек чем-либо, например, недоволен тем, что он бывший троцкист или зиновьевец и его не так свободно выдвигают, либо недоволен тем, что он человек неспособный, не управляется с делами и его за это снижают, а он себя считает очень способным. Очень трудно иногда человеку понять меру своих сил, меру своих плюсов и минусов. Иногда человек думает, что он гениален, и поэтому обижен, когда его не выдвигают».
Сталин говорил: «Если бы прочитали план, как они хотели захватить Кремль... Начали с малого — с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках... Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами, Московский округ, Корк и Горбачев тоже с нами. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон, и всякая такая штука, а ты останешься на мели. Точно так рассуждает в своих показаниях Петерсон. Он разводит руками и говорит: дело реальное, как тут не завербоваться? Оказалось, дело не такое уж реальное. Но эти слабые люди рассуждали именно так: как бы, черт побери, не остаться позади всех. Давай-ка скорей прикладываться к этому делу, а то останешься на мели» (И.Сталин, там же).
Исходя из того, что ядро заговора малочисленно, а в него вовлекались лишь немногие малостойкие люди, Сталин призывал ограничить масштабы репрессий: «Я думаю, что среди наших людей как по линии командной, так и по линии политической есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем — простить их».
Совершенно очевидно, что военно-политический заговор, в котором участвовали видные деятели Красной Армии, был реальностью. В то же время ясно, что в ходе его разоблачения Сталин и его окружение стремились ограничиться на первых порах понижением по должности видных военных деятелей, а после ареста 300—400 военных деятелей не расширять круг арестованных, даже если имелись люди, вовлеченные в заговор (См. О.Козинкин. "Заговор Тухачевского" - перспективы и последствия). Эти обстоятельства опровергают миф о том, что обвинения о заговоре военных деятелей были лишь следствием слепого доверия Сталина гитлеровской фальшивке или его стремления расправиться с неугодными ему военачальниками.
Реабилитированы Хрущевым после XX съезда КПСС:
- в 1955 году: Гамарник Я.Б. (еще до ХХ съезда);
- в 1956 году: Егоров А.И., Медведев М.Е., Блюхер В.К.;
- в 1957 году: Тухачевский М.И., Фельдман Б.М., Корк А.И., Путна В.К., Петерсон Р.А., Эйдеман Р.П., Уборевич И.П., Примаков В.М., Якир И.Э.
Очень интересно, что если о том, как «разматывалось» каждое дело в 30-х годах прошлого века, какие предъявлялись обвинения, как шел процесс, известно сейчас достаточно много (причем в том числе и из документов, тогда же и опубликованных), то вот о том, как проводилась хрущевская реабилитация (как, впрочем, и горбачевская, и ельцинская), неизвестно почти ничего. Между тем если Сталин хотя бы предпринимал шаги по укреплению законности, то специфический стиль понимания законов хрущевскими прокурорами и судьями не лезет ни в какие ворота. Разное, конечно, творилось в 1937—1939 годах, но вот такого надругательства над всеми и всяческими законами, такого пренебрежения всеми правилами ведения следствия и суда… Разве что в 1918 году бывало нечто подобное, и то не в ВЧК, а полевых ревтрибуналах (См. книгу А. Сухомлинова «Кто вы, Лаврентий Берия?»).
Сколько перьев истерто по поводу репрессий, а вот нюансами реабилитации, кажется, никто толком до сих пор не занимался. Странная аберрация зрения: почему-то считается, что осуждение из конъюнктурных соображений в 1937 году могло быть, а вот реабилитация по тем же причинам в 1956 – ну что вы, никогда, да ни при каких обстоятельствах!
Между тем Никите Сергеевичу очень надо было внести свое имя в историю, а что может быть удобней, чем вернуться к столь знаменитому человеку, каким был расстрелянный маршал Тухачевский и его соучастники?
И вот что любопытно: во всех публикациях, посвященных реабилитации, практически никакой конкретики не имеется. В «Заключении» главной военной прокуратуры говорится: «приговор по данному делу был вынесен только на основании показаний, данных осужденными на предварительном следствии и суде и не подтвержденных никакими другими объективными данными». И потом сплошь и рядом перепевалась одна и та же тема: отсутствие вещественных доказательств. Может быть, кто-нибудь объяснит, какие в этом случае могли быть вещественные доказательства? Списки заговорщиков, потерянные в казино? Дневник Ягоды с описанием каждого шага? Заготовленные заранее манифесты в сейфе Тухачевского?
Ну, простите, не получилось – тупые русские генералы и маршалы к 1937 году таким изысканным штукам у немцев научиться не сумели… Азия-с…
Из всех материалов, посвященных реабилитации, можно вытащить разве что информацию о проверке, в ходе которой было «установлено, что дело сфальсифицировано», а «показания были получены преступными методами». При этом материалы самой проверки отчего-то берегут сильнее, чем пресловутый оперативный план какой-нибудь крупной военной операции.
Хотелось бы добавить к сказанному следующее. Тухачевский (лично он, и в бытность нахождения на должности замнаркома по вооружению, да и ранее на должности начальника Генштаба) предлагал наводнить Армию «бронетракторами» – навешать на колхозные трактора «броню» и поставить пулемет (за что и прозван был в генеральской среде «механизатором»). Он же закрыл минометное КБ Шавырина, мешал внедрению в Красной Армии пушек Грабина (что выиграли войну), при нем его подельник Алкснис всячески мешал принятию в 1933 году в ВВС истребителя И-16. Его ученик Павлов уже в 1940 году тормозил принятие на вооружение танка Т-34… Но никакой оппозиции Сталину и никаких «заговоров военных» в СССР не было и быть не могло!!! Это всё Сталин паранойей страдал!
Конечно же Тухачевский и его подельники не были недоумками, предлагая на вооружение те же «радиоуправляемые танки» и прочие «новаторские идеи» и тратя на них государственные средства. Просто это самый простой способ угробить и Армию и страну – саботировать принятие на вооружение нужных и толковых образцов, и принимать, или всякий хлам, или долго и упорно возиться с «перспективными» видами типа «газодинамических орудий Курчевского» (все орудия были только макетными образцами, к полевым испытаниям они не предъявлялись), или «ПТР Рукавишникова» (расчет четыре человека, очень большой вес), тратя на доводку этих образцов время и деньги, а потом списывая их в металлолом. Ту же «Катюшу» («БМ-13/16») при маршале Кулике, начальнике ГАУ и заместителе наркома обороны по вооружению, целый год, уже в 1940 году, «не могли» изготовить для войсковых испытаний – аж целых 5 машин! Ну так за это (в том числе) Кулик сначала из маршалов в генерал-майоры сподобился, а потом и к стенке встал в 1950 году.
Зато при Тухачевском напринимали на вооружение английские и американские легкие танки, сделав их «основными» в РККА. А в 1941 году наши танкисты на себе убедились насколько «крепка наша броня» и чего стоит «защита» этих танков, когда их «броня» пробивалась любым крупнокалиберным пулеметом, не говоря уже о штатной 37 мм противотанковой пушке вермахта, которую Германия приняла на вооружение ещё в начале 1930-х годов. Были в РККА и «средние» танки Т-28, аж целых 600 штук, и даже 56 штук «тяжелых» Т-35. Правда бронирование у них было такое же как и у легких танков БТ и Т-26 (только на лобовую броню средних и тяжелых ставили дополнительные бронеплиты).
Тот же Поликарпов на смену своему И-16 уже к концу 1940 года разработал и изготовил новый истребитель И-185, с характеристиками покруче чем у Ла-7 и прочих ФВ-190, появившихся только в 1943 году. По крайней мере на тот момент, к 1941 году, в мире не было подобных машин. Но конкретные, будущие «жертвы репрессий», из числа сохранившихся поклонников-сторонников Тухачевского, принятие этого самолета на вооружение в ВВС срывали. Как пытались остановить производство и принятие на вооружение в 1940 году того же Т-34. Но потом с их слов нам рассказывали, что всем им Сталин мешал.
Сами маршалы, арестованные в первую очередь, не представляли из себя ничего значимого на самом деле. Никто из них (за исключением, пожалуй Уборевича) не блистал полководческими талантами и большими теоретическими знаниями в военной сфере в силу своей воинской карьеры, служебной деятельности и прочих фактов биографии (См. К.Симонов "Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине". М., АПН, 1989). Но эти «полководцы» потянули за собой сотни и тысячи старших командиров с тех самых бригад, дивизий и полков – своих непосредственных подчиненных, которые были связаны с этими несостоявшимися «подпольщиками-путчистами» по роду службы. К примеру, арестовали одного маршала. В НКВД начинают задавать обычные в этих случаях вопросы о его «связях» с другими офицерами по этому делу и проводить тому подобные рутинные мероприятия.
И вот тут начинается проявление человеческой подлости, столь распространенное во времена «сталинских репрессий» в среде нашей «элиты». Арестованный начинает привязывать к «своему делу» всех кого можно, оговаривая десятки, а то и сотни своих знакомых-сослуживцев. При этом он считает себя чуть не героем. Задается стандартный вопрос следователя: «С кем вы обсуждали своё недовольство «политикой партии», «существующего режима»? И «герой» тут же начинает перечислять всех с кем он вообще служит и мог болтать в курилке, или за столом на подобные темы. В силу своих обязанностей, следователь обязан допросить всех, кого назвал в своих показаниях допрашиваемый. И таким образом в машину следствия, чисто механически, втягиваются десятки и сотни совершенно посторонних и никому не нужных (особенно НКВД) людей. Машина следствия работает, люди допрашиваются, а кто-то намеренно оговаривается и арестовывается.
Задержимся несколько подробнее на теме «доносов».
Обычные граждане (кроме «профессиональных кляузников», писавших в различные инстанции ещё с царских времен), писали не доносы друг на дружку (о чем нам втирали все эти годы «разоблачители сталинизма»), а жалобы в различные инстанции прежде всего на своих чиновников-начальничков на местах, мешавших людям жить и не выполняющих свои должностные обязанности. И власть, похоже, реагировала на эти «жалобы трудящихся». А вот доносы как таковые (как желание нагадить соседу), появились к середине 30-х. И вот тут наша интеллигенция была впереди всех, – сажали и оговаривали десятки и сотни невинных за раз. И «замечательный» пример – дело Тухачевского.
Ведь по самому военному «заговору маршалов», что собирались 12 мая 1937 года провести переворот, было арестовано с десяток маршалов с сомнительной полководческой репутацией. А вот дальше заговорщики стали называть десятки фамилий своих подельников-подчиненных, которые наверняка были замешаны в заговоре, а уже те в свою очередь (2-й и 3-й эшелоны заговора) – стали тянуть за собой, а то и просто оговаривать, сотни и тысячи офицеров, которые к заговору как таковому никакого отношения наверняка не имели. По этим показаниям-доносам было арестовано и уволено из Красной Армии уже несколько тысяч офицеров (Рокоссовский и Горбатов – ещё самые известные среди них). Но по «делу Тухачевского» также арестовывались и конструкторы вооружений, и разработчики новейших и перспективных видов оружия – тот же Королев в ракетной техники, посаженный по доносу именно своих старших начальников, проходящих по делу о «заговоре маршалов».
И таких были тысячи – невинных. И эти тысячи, после разбирательства были возвращены в Армию, или в свои КБ. Но для этого требовалось время. И их сажали не Сталин со товарищи. Их сажали свои же «сослуживцы», хитроумно считавшие, что чем больше они оговорят невинных – тем легче будет им сами выкрутиться. Или это были оговаривавшие из ненависти к государственному строю в России, к Сталину лично, лишившего их надежды дорваться самим до власти в СССР-России. Ну, а потом, эту свою человеческую подлость эти «жертвы репрессии» стали вешать на весь народ, мол, это народ в России-СССР такой – только и может, что доносы строчить друг на дружку…
После раскрытия заговора и последующими за ними арестами и расстрелами (около 4,5 тысяч арестованных и из них – 1,6 тысяч расстрелянных, при примерно 400 тысяч офицерах в РККА в то время) командиров высокого уровня, на смену заговорщикам пришли такие же командиры в высоких званиях и с таким же образованием. А то, что в некоторых частях действительно назначались на должности старших офицеров – младшие, то это происходило прежде всего от того, что Армия начиная с 1940 года стала резко увеличиваться в общей численности и количестве частей. В преддверии Войны Армия выросла с полутора миллионов до пяти с половиной, что также увеличило и количество командирских должностей в Армии перед Войной.
Были ли у заговора Тухачевского и его подельников перспективы на успех? Слабые, но были. Хоть Тухачевский и его команда и не имели бы особой поддержки в народе, т.к. стали бы сворачивать реформы Сталина, все же имеющие поддержку в стране, но иногда главное в таких случаях — «поддержка» из-за границы. Достаточно было бы Германии без Гитлера признать легитимность режима военных в России и проблема отпала бы сама собой. В конце концов, положение Сталина в 37-м ещё не было таким уж устойчивым и сильным, как это было перед самой войной и уж тем более после Победы — так что шанс у Тухачевского в 37-м конечно же был. А вот последствия провала заговора оказались для России кровавыми в любом случае, как могли быть кровавыми и последствия возможного успеха переворота и захвата Власти. И последствия вполне возможного «успеха» переворота могли бы оказаться для России ещё более кровавыми и страшными.
Провал неудавшегося «военного переворота Маршалов» в СССР в итоге привел к Мюнхену, к сдаче Гитлеру (в лице Англии и стоящей за нею США) всей Европы, вооружению Гитлера арсеналом всей Европы, выход того на общую границу с Россией-СССР и развязыванию второй Мировой Войны.
Успех же заговора Тухачевского мог привести к ещё более глобальной мировой войне Евразии против англосакского мира и США, и возможно с применением ракетно-ядерных технологий и реактивной авиации. А вот если бы вообще никакого заговора и попыток переворота не было бы (как Сталин в начале 1930-х радовался, мол, как хорошо, что Тухачевский не враг), то вот тут точно была большая вероятность того, что Второй мировой войны в 20 веке могло и не быть.
Примечание: Использованы данные из книги Ю.Емельянова «10 мифов о 1937 годе»