- Атос!
Молчание.
- Атос, ну послушайте…
- Потом.
- Подождите, куда мы идем?
- Ко мне.
- Вы не понимаете…
- Я сказал, потом.
Не обменявшись больше ни одним словом, они дошли до квартиры. Атос сразу направился к столу:
- Выпьете?
Арамис отрицательно покачал головой.
- Как знаете.
Арамис не смог долго выносить молчание, прерываемое только звуками льющегося вина.
- Атос, послушайте, Вы не поняли…
- Я все понял. Я хочу знать, что поняли Вы?
Арамис расстроено вздохнул:
- Я не знаю, как о таком говорить… Атос, простите, я не могу. Наверное, я лучше пойду.
- Сидите. Я знаю, у Вас еще есть время.
Атос отошел от стола и подошел к стене, на которой висела шпага. Легко и осторожно провел пальцами по лезвию. Потом стал перебирать каждый изгиб эфеса. Не оборачиваясь, спросил:
- Так что поняли Вы?
Арамис мучительно краснел. Он не понимал, какого ответа ждет от него Атос. Что тут понимать, когда он застал их в такой позе?
- Так я и думал, Вы ничего не поняли. До сих пор ничего не поняли.
Атос помолчал, еще раз провел кончиками пальцев по лезвию шпаги и, явно сделав над собой усилие, проговорил:
- Они – придворные дамы. Знатные. Взбалмошные. Капризные. Им нужны игрушки для забав и интриг. Любовных или… политических. И то, и другое игра весьма опасная. Если Вы азартны – играйте лучше в кости. Самое большее, останетесь без гроша.
Арамис выглядел почти враждебно:
- Я – не игрушка.
- Надеюсь. Я не могу сказать Вам всего, во-первых, я мало что знаю наверняка, во-вторых, то, что знаю, стало известно мне при обстоятельствах, которые исключают возможность огласки. Так что я намерен остановиться на этом. Decipimur specie recti* и это нас губит.
- Хотите сказать, что я обманываюсь?
- Хочу сказать, что Вы не знаете всего, Вам доступна лишь видимость, и лучшее, что Вы можете сделать, последовать моему примеру и остановиться там, где Вы есть сейчас. Не ищите объяснений, не ломайте голову над догадками, а главное, забудьте сами и позвольте забыть о Вас. Да, пусть о Вас забудут!
Судя по выражению лица Арамиса, его самолюбие никак не могло примириться с такой перспективой, но Атос на него не смотрел. Он все так же задумчиво поглаживал драгоценный эфес шпаги, углубившись в какие-то свои мысли. Эти мысли с каждым мгновением делали Атоса мрачнее и, в конце концов, он вернулся к столу, налил себе очередной стакан и хмуро бросил Арамису:
- Вам уже пора.
Арамис встрепенулся:
- Да, пора.
Он вышел, оставив Атоса с его обычными «собеседниками». То, что Атос так резко обошелся с Камиллой де Буа-Траси и после нелицеприятно говорил о придворных дамах Арамиса не удивило – Атос никогда не скрывал своего презрения к этой публике. Но что значило это предупреждение – держаться подальше?
По всей видимости, до Атоса дошли какие-то слухи, может, он случайно стал свидетелем разговора, и разговор шел о нем – об Арамисе? О том, что он кому-то нужен для политики и… любви? Неужели, самой герцогине де Шеврез? От этой мысли Арамиса охватила радостная дрожь. Если это правда – он из кожи вон вылезет, чтоб она не раскаялась. Если она пожелает посвятить его в свои тайны – не будет человека надежнее, преданнее и вернее! И тогда… может она оценит его по достоинству и даже… полюбит?
Арамис уже не чувствовал ни усталости, ни тоски. Мечты и надежды, еще вчера такие призрачные, сейчас казались ему совершенно обоснованными, будто герцогиня сама лично сказала, что отныне полагается на него. Ему действительно так казалось, ведь об этом уже говорят!
На набережной внимание Арамиса привлекла знакомая фигура. Кокетливо и изящно одетый мужчина, невысокий, но хорошо сложенный, созерцал воды Сены. Его поза была слишком театральна, чтоб поверить, будто он целиком погружен в свои мысли и не интересуется тем, какое впечатление производит. Он старательно изображал картину «Поэт, охваченный вдохновением» и это было правдой. По крайней мере, наполовину. Мужчина действительно был поэтом.
- Господин Вуатюр!
Арамис не смог пройти мимо. Его манила смутная надежда услышать от Вуатюра подтверждение об интересе герцогини де Шеврез. Поэт был вхож во многие дома, и кто знает, может, он тоже что-то слышал?
- А, это Вы. Вы мне помешали, я сочинял. Но раз уж Вы тут... Кто подкрепился силой водяной, те заняты любовью и войной, поскольку... мр-мр-р… тут еще неясно. Дальше так: признай, мои сужденья несомненны… Вот это: не то тебя побьют (потом не ной!), кто воду пьет. Что скажете? Не слишком ли грубовато – «потом не ной?» Я хотел, чтоб это звучало энергично.
Арамис согласно кивнул:
- Весьма энергично, особенно «тебя побьют».
- Ага! – обрадовался Вуатюр. – Вы находите, что это хорошо? Так… Кто подкрепился силой водяной, те заняты любовью и войной, поскольку… поскольку крепки э-э-э… нет, поскольку мощны и крепки их члены, признай, мои сужденья несомненны! Не то тебя побьют (потом не ной!) кто воду пьет.
- Странная концовка.
- Не странная, это рондо.
Кто воду пьет (оставьте спор со мной!),**
У тех в крови ни капли ледяной.
Они всегда смелы и дерзновенны,
Они сильны и горячи, их вены
Наполнены отвагой до одной.
Кто подкрепился силой водяной,
Те заняты любовью и войной,
Поскольку мощны и крепки их члены.
Признай, мои сужденья несомненны,
Не то тебя побьют (потом не ной!)
Кто воду пьет.
- Не хватает еще одного стиха, но я не решил где – в середине или переделать концовку?
- Трудно представить что-то более решительное, чем «тебя побьют», разве что перейти к прямым угрозам убить, – рассмеялся Арамис.
- Да, да! Вы правы! – раскрасневшийся Вуатюр возбужденно потер руки. – Разве что убить, но… не годится. Во всем нужна мера, не будем уподобляться варварам. Значит, «побьют» будет последним стихом.
Он приложил руку ко лбу, но почти сразу раздраженно ее отнял.
- Ничего не лезет в голову. Невероятно несуразный день сегодня. Куда ни пойду, все словно с ума посходили с этим королевским бракосочетанием. Ни о чем не могут говорить, стихов не слушают, острот не понимают… Рифмы им, видите ли, не по вкусу! «Ледяной», «водяной», «не ной», «бой»… И право слово – убил бы! Ладно, оставим это. Покажите мне, лучше, что-нибудь свое. Мне нужны свежие ощущения.
- Я… – Арамис запнулся, – я не могу. То есть, я давно не пишу.
- Напрасно, Вам нужно заниматься ежедневно, – назидательно заметил Вуатюр.
- Я делаю латинские переводы, часто – стихами.
- К чему переводить чужие, если можешь писать свои? А-а-а… – Вуатюр прищурился. – Понимаю. Деньги?
Арамис помрачнел и молча уставился на реку.
- Да, кстати, Ваши родные Вами недовольны. Вам бы следовало повиниться, и тогда они снова будут высылать Вам содержание. К чему этот странный каприз – отказаться от рукоположения? Они не понимают.
- Конечно! Будь жив отец – вот он бы понял! – выпалил Арамис.
Вуатюр поморщился и помахал перед носом платком, словно разгоняя неприятный запах:
- Фи! Не обременяйте меня семейными дрязгами. Это скучно. Я и так не могу решить, к кому мне сейчас пойти, чтоб не раздражаться. О, я слышал, мадам де Шеврез несколько раз принимала Вас? Это правда?
- Она просила меня написать сонет для герцогини де Шон.
- Да? – ревниво надул губы Вуатюр. – Отчего Вас?
Арамис раздумывал лишь долю секунды:
- Вероятно, посчитала, что Ваши стихи были бы слишком хороши для мадам де Шон.
Вуатюр захохотал:
- Великолепно! А Вы хитрец! При случае передам герцогине де Шеврез Ваш ответ – она должна оценить Ваше остроумие. Она, как мне кажется, к Вам благосклонна. Да… благосклонна… – Взгляд Вуатюра стал рассеянным. – …Наполнены отвагой до одной… Их пыл воде не проиграет бой… «бой», «мой», «пой»? «Двойной» – и разгорится с силою двойной… Не знать такому молодцу измены…
Вуатюр пошел прочь, продолжая бормотать себе под нос, и, видимо, уже забыв про Арамиса. Но молодой человек не обиделся – он думал о своем.
«Она к Вам благосклонна» – значит, правда! Вуатюр тоже заметил! Как все-таки это восхитительно – любить герцогиню де Шеврез!
А на меньшее он теперь не согласен.
***
Архиепископ, прикрыв глаза, слушал. Голоса сплетались, накладываясь один на другой, поочередно уступали друг другу и снова звучали как один.
«Хорошо, да, так хорошо, - подумал Гонди. – Все-таки я добился, чего хотел». Его искушенное ухо наслаждалось безупречностью исполнения, отмечая все интонации и оттенки гибких тренированных голосов. Один звучал особенно выразительно. Пожалуй, слишком выразительно.
Архиепископ поморщился: «Никто не должен выделяться, голос отличный, но как самоуверенно, даже дерзко он звучит!». Он пробежался взглядом по лицам – кто это?
Черные глаза смотрели прямо на него…
«Какой непривычно-смелый взгляд! Можно подумать, этот молодец упивается своим талантом. Честолюбец? Как его… забыл, надо будет спросить имя».
Архиепископ недовольно глянул на регента. Тот резко взмахнул рукой, и мелодия рассыпалась оборванными звуками.
- Не годится. Давайте сначала.
*Мы обманываемся видимостью правильного (лат. Гораций «Наука поэзии»)
** Венсан Вуатюр. Рондо (пер.М.Савченко) http://www.vekperevoda.com/1950/savchenko.htm
Художник - Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.