Танюшка и Санька впервые попали в зоопарк. Не в печальную тюрьму для нескольких пыльных зверей, а в Сафари.
Сафари в Рамат-Гане. Вольеры, полянки, ангар для жирафа, слонята. Всевозможное зверье со всех концов света. Разве что аквариума нет.
Огромная черепаха ест салат из помидоров. Антилопы обгоняют автомобиль. Львиный прайд в прерии. Вышка охраны. Старый лев глядит прямо в глаза, и волосы на затылке шевелятся и встают дыбом. Я сама лев, альфа своего прайда, и сижу за рулем, но краем глаза проверяю - закрыто ли окно. Через пару минут страус, как подросток на вечерней улице, нагловато стучит по капоту. Клянчит бамбу. Бамба - это вроде кукурузных палочек моего детства, только из арахиса.
Таньке пять, Саньке - четыре.
Лучшее из удовольствий - наблюдать за детьми в зоопарке. Так, верно, наслаждался Создатель, поглядывая на Адама в шестой день.
Повсюду надписи: что за зверь, где обитает. По-латыни, по-английски, на иврите.
По-латыни немножко помню из Брэма. В моем детстве увидеть зверей в таких просторах, так близко и по-настоящему никто не мечтал. Зато мы листали Брэма, где волшебные картинки полускрыты невесомыми листками, и каждое слово оканчивается ятем, и пахнет так удивительно, так по-настоящему. Какая полиграфия, - вздыхает бабушка.
Для меня тогда п р и к л ю ч е н и е - означало синергический всплеск: коленки придавлены огромной книгой, нос щекочет несказанный аромат, пальцы изрезаны острыми листами. Я там живу, среди небывалых птиц и зверей, и рядом со мною у озера Чад изысканный бродит жираф. Даже паршивец Полиграф Полиграфович пахнет полиграфией, то есть чудесным Брэмом, и почти оттуда родом, из толстого коричневого первого тома.
У наших детей есть Сафари. Но нет и не будет Брэма. И Гумилева с Булгаковым. Не потому что, а потому что. Где мы жадно внимали - они тщательно игнорируют. Игнорамусы. Другие времена, другие фильтры. Мне жалко. Потому что у меня есть все, и Сафари тоже. А у них - только Сафари.
Это я сегодняшняя так печалюсь.
Я тогдашняя бегаю с ребятишками по дорожкам огромного парка, читаю вслух удивительные таблички, перевожу на наш - пока еще общий - родной язык.
Сегодня у нас с ними родные языки разные. Их родная речь течет справа налево. При этом на удивление легко, куда легче чем у меня, переключается на прочие языки. Наши взрослые дети - полилингвы.
Обнимаю малышей, заглядываю в потрясенные мордочки, вспоминаю все подряд - Брэма и Даррела детства, университетские байки друзей-биологов. Думаю про себя: вот этот день наверняка впечатается в память. Солнце, усталость, запахи, звуки, истории.
Ребятки уснули в машинах. Мы с братом отдали пленки в печать. Через несколько дней, - фотографии еще не были готовы, - машина брата разбилась в аварии. Все, кто в ней был, оказались в больнице - надолго, на полгода. А маленькая Танюшка переехала жить к нам, в холодную Галилею.
Наступили непростые времена. Загрустила моя компания. И я стала придумывать веселые занятия.
Крутим старый фильмоскоп. Нам завидует вся окрестная детвора. В каждом доме видеомагнитофон, но, очарованные процессом, маленькие соседи бегут в гости к Тане и Сане - смотреть "кино на стенке". Мы выдаем билеты, на которых я пишу названия фильмов. Маленький народец учится читать и вслух разбирает титры.
Объезжаем диких коней. У каждого большая ветка. Чешем гривы лошадкам, шепчем на ушко, балуем сахарком. Танин конь самый норовистый, иногда переходит в галоп и делает свечку. Хвостом цепляется за колючки. Санька зазевался, его конь вырвался на волю. И упал. Маленький наездник утешает свою веточку: не плачь, это же только коленки, до свадьбы заживет.
-- Ира, а вдруг не заживет? Когда свадьба? - лукавая Таня.
-- Ну в крайнем случае, перенесем срок, - говорю я.
-- Не надо свадьбу переносить, - возражает Санька, - мама поцелует коленки, и все пройдет.
Это наше волшебное средство: мама поцелует - все пройдет. Работает наверняка.
На днях Санька споткнулся на крейсерской скорости и во всю длину растянулся на асфальте. Лоб, нос, все четыре лапы расцарапаны в кровь.
Мой малыш стоит, растопырив руки, и громко ревет: ц е л о в а т ь В С Ё !
По сей день, если душа в тоске, тело в ранах, нужно просто вспомнить это "целовать всё". Процесс регенерации включается немедленно.
Звонит хозяин фотолаборатории: ты наверно забыла, у меня пачка твоих фотографий. Да. Забыла. Жизнь - как снежный ком, качусь с горки, не успеваю вздохнуть. Фотографии - отсвет прошлой жизни. Счастье прежних дней. Семьдесят мгновений приключения.
У нас новая игра: вспоминаем, как звать зверей на фотографиях.
Вот большой круглый камень, перепачканный томат-пастой.
-- Черя! - восклицает Санька.
Ревнивая Танька никогда не сдается. Санька ответил быстро. Но некачественно.
-- Чеперяха, - уточняет Таня.
-- Чеперяха, ты неряха, - морализирует мой сынок.
Махонькую шоколадку ломаем на две части, и еще пополам.
Первый приз - Саньке, за быстрый ответ. Еще один первый приз - Тане, за ответ правильный (не стану поправлять, мне ее версия нравится). Третий кусочек - поощрение поэту. Для соблюдения равновесия четвертый положен Танюшке. О, знаю за что. Санька-таки неряха, причем фантастический. Человек Рассеянный с Улицы Бассейной против нас - просто английский денди со стеком. А Танечка кокетничает, прихорашивается и содержит в полном порядке спичечный коробок с драгоценностями. Наступит весна, пойдем с ней зарывать королевство. Наберем красивых камешков, вырезных листков-лепестков, накроем стеклышком.
Неужели до весны наши не выйдут из больницы...
Гоню мысли, вручаю Танюшке приз за опрятность.
-- Ира, нечестно, - говорит чуткая Таня, - тебе не досталось.
-- Мама, я буду есть как черя, а ты меня поцелуй и слизни шоколад, - предлагает Санька.
-- И я буду есть как черя, - загорается Танька.
Целую шоколадные щеки и даже немножко облизываю: вспоминаем как мама-жирафа облизывала маленького жирафика.
Заодно вспоминаем, как ходят жирафы. И как слоны. И медведи.
Если долго не вспоминается зверь, можно просить подсказку. На латыни, по-английски, и наконец - первую букву по-русски. Помогает Чуковский: то тюлень у него, то олень. И воробей у Маршака обедал в полезных местах.
-- А вот еще зверь, - достаю новую фотографию, - как его зовут?
Опасной красотой сияет рысь.
-- Этот зверь золотой и даже рыжий (рыжий у нас считается самым красивым). На ушах кисточки. Живет в лесу. Сидя на дереве, поджидает добычу.
-- Да, это такой красивый опасный зверь, - вспоминает Таня.
-- Угу, - соглашаюсь я, - все верно. Вот только как зовут этого красивого опасного зверя?
-- Кись? - Санька явно помнит мелодию имени.
-- Подсказку! - требует Таня.
-- Вот написано на табличке: по-латыни - lynx. И по-английски тоже.
-- Ну ты же видишь что нам трудно, скажи первую букву!
-- Первая буква РРР - рычу я.
Пока добросовестный медлительный Санька скрипит шестеренками, сестренка рвется вперед:
-- РРРРыба! - победно кричит Танюшка.