Гетто радости

             ГЕТТО РАДОСТИ
   




- Эх, парень… Ты знаешь, родственники мои, сестрёнка в первую очередь, испытывают к тебе особенное чувство… Выражу легким словом её отношение. Нелюбовь. - Алик, хмыкнул, криво улыбнувшись.
   Лёвке представилась сцена провинциального театра, на которой морщинистый вылинявший от попоек и беспросветности актер, исполняет великолепный радостный монолог, и полон зал зрителей, а в этот момент его хвать, овод  ужалил. Но по роли положено улыбаться. Именно так улыбнулся собеседник. Без фальши, но криво. Выстрадал улыбку, выжал её остатки из недр материи.
   Алик потер пальцами  щеку, мягко хрустнула щетина.
 – Да, не брился уже три дня, - оправдался он, перехватив взгляд Лёвки. - Как медведь в берлоге, сижу в квартире. Никто за неделю не зашел ни разу, ты первый.
    Вид у него, мягко говоря, неважный: мешки под глазами, густые темные волосы уже блестели, не мыли их судя по всему неделю, как минимум. Но не разило от Алика алкоголем и хорошо, значит, сегодня он уже вышел из своего пике.
  Коренастый, с крепким загривком, смуглокожий, как все метисы, он не слыл запойным алкоголиком, но дело это возлюбил. Выпив размягчался, забывал о проблемах,искренне улыбался. Никогда не клонило его к агрессии, а наоборот, к высоким материям: философии, разговорах о Боге и смысле жизни. Но с каждым годом выходить из пике этому торпедоносцу становилось всё труднее. Рули заклинивали, фюзеляж сопротивлялся нагрузкам, двигатель сбивался на мощных оборотах.
  Лет десять после профессионального училища стоял смену рабочим на заводе. Потом в мастера выбился, техникум закончил. В самом начале восьмидесятых, когда граница стояла на замке, умудрился съездить туристом в Швецию. Это стало толчком к переосмыслению себя. Нет, не хотелось ему перепрыгнуть кордон ради сладких заморских коврижек. Не колбасные ряды магазинов изменили ход его мыслей, не меркантильная джинсовая радость. Повсеместный порядок, внутренний самоконтроль европейцев, бережливость, охрана и благоговейное отношение к своему маленькому семейному мирку - вот, что проникло в сознание Алика еще тогда и навсегда вжилось, вросло в него, сделавшись вторым я. Этим самоконтролем он уже тогда, в начале восьмидесятых, отличался от впитавшейся в каждого бесшабашности образа жизни тех лет.   И когда государство перестало называть деловых людей спекулянтами, а время признало это, плюнул на свой завод и занялся собственным маленьким делом, которое позволяло ему жить, есть и пить.
   Конечно, Лёвка понимал, что разговор между ними должен рано или поздно состояться, ради этого разговора он и явился незваным гостем. И не страшился встречи, но только чувство собственного бессилия, как у тяжелобольного, немного лихорадило мысли, холодило ноги. Холодил не страх, нет. Чего ему бояться? Бить не будут. Хотя, если хорошо попросить, то из дружеских побуждений, в качестве прописанного доктором лекарства... Плевать в лицо? Алик уж точно на такое не способен теперь, не знаю как в молодости. Говорят, слыл забиякой и драчуном, якшался со всем местным хулиганьём и даже три месяца провёл в специальном лагере для трудных подростков.
-  О, уже закипел,-  пошевелился в кресле Алик. – Ладно, подожди минутку, принесу чайник, согреемся, а то дома прохладно.
   На дворе мело. Ранние зимние сумерки незаметно завершились полной тьмой. Январь, как и положено ему, выстуживал город, проникал в щели оконных рам, крался по полу, увязал в складках одежды. Колкие, крохотные от стужи снежинки, разгоняемые ветром, тихо-тихо постукивали по стеклу, бессильно оседая, сваливаясь с восьмого этажа на землю, словно в пропасть.
   Лёва сидел на диване и разглядывал новую квартиру, в которой он еще ни разу не был. Массивный обитый ворсистым велюром диван, очерчивал круг вместительными мягкими креслами. Внутри этого пространства смело расположился хрупкий деревянный столик с тонкими, как у девочки-подростка ножками. На столе круглыми башенками возвышались чайные чашки с восточным узором и немудрёные холостяцкие угощения. Мебельный гарнитур вишневым пятном размазался вдоль стены, растворяясь в полумраке жилища. Экран нового телевизора в нише между полок матовым мышиным оттенком не броско отражал окружающий интерьер. Рядышком выпячивался сверкающей новизной музыкальный центр – все куплено недавно, ничего из этих предметов не видел Лёва в старой квартире приятеля. В углу комнаты горбатым старцем, не вынесшим тяжесть, скрючился рулон линолеума. Из-за него виднелась наспех брошенная в угол громоздкая не распакованная коробка. Дело хозяйское...
  Алик вернулся в комнату с дымящимся чайником в руке.   
- Тебе покрепче? Китайский, – сказал он с некоторой гордостью за чай. – Да, и советую надеть тапочки. Холодно. - Он как-то по-отечески подал приятелю тапки на толстой подошве, похлопав лёву по плечу, словно отец.
- Покрепче? Нет, не особенно. Спасибо, – Лёва, натянул тапки на ноги.  Ему казалось, что Алик имеет полное право взять и вот так запросто вылить кипяток не в чашку, а прямо на Лёвкины штаны. Он даже представил эту ужасную картинку и, вздрогнув, сжался в кресле.
   Алик разбавил Лёвке чай водой, а себе торопливо плеснул исключительно заварки. Его руки немного тряслись. Чай у хозяина всегда был отменный, гость это знал. У каждого найдётся то, на чём не жалеют денег. Лёвка не жалел на книги, на лыжи, на дочь.. А чай у него никогда не был вкусным. Наверное, прав анекдот о секретах приготовления чая - не жалейте заварки...
- Да уж. Я тут пошалил немного. Явно перебрал, - Алик оправдывался. - Такое ощущение, что в командировке был где-то на Луне. В экспедицию отправился, на неделю выбыл из обоймы.  Ха-ха-ха, - кисло засмеялся хозяин квартиры. - Что хоть в мире-то происходит? Третья мировая не началась?
- Что происходит? Ничего нового. Минус  двадцать пять третий день. Ночью все тридцать.
- Ну, это я уже понял, – Алик жадно отхлебнул чай. – Надо бы, пока никто из родственников не пожаловал, дома прибрать. Бутылки выбросить для начала.
- Ты не увлекаешься?- Лёвка кивнул на составленные в кучу пустые пивные банки и водочные бутылки. - Дело опасное, сам знаешь.
- Всё, всё, всё, закончил. Смотреть на эту заразу не могу. Надо работать, время идет, свободных ниш остается всё меньше, - после крепкого чая Алик расслабился, и принялся рассуждать, - приятель две недели назад предлагал купить на двоих микроавтобус и заняться грузоперевозками. Буду думать. – Лёвка внимательно слушал, но не поддерживал разговор и собеседник замолчал. Чай возымел своё действие, отогрел тело. Теперь бы душу отогреть.

- Так что твои родственники? Ты с них начал, - вернулся к разговору Лева.
 Алик опять так же криво сморщился на одну сторону.
– Сестренка так Тимура любит… Она ведь ему фактически, нянькой была, - начал он не спеша, - у них три года разница. Я уже с мальчишками во дворе на гитаре играл, когда сестра его в садик водила. В общем, любит, как собственных детей. Ты понимаешь, сам отец. Ну и, конечно, он для нее в любой ситуации всегда прав. Он на всю жизнь для неё тот малыш, которого она лелеяла. – Алик помолчал, заглядывая в глаза собеседнику, как будто вызывал его на пикировку. Потянет, не потянет? Лёвка попытался спокойно и дружелюбно выдержать этот немного колкий взгляд. - Да… Но я и тебя знаю, точнее сказать, думаю, что много о тебе знаю.
   Левка внимательно слушал Алика, немного прикусывая губы от волнующих его мыслей, по привычке чуть склонив голову набок.
- Может быть ты не тот, за кого себя выдаешь? А, Лёвушка? Но я ведь и родителей твоих не плохо знаю. Дома у вас сколько раз бывал. А помнишь, батька твой ногу подвернул, так я его на себе полкилометра домой тащил. В каком это было году? – Он потёр пальцами лоб, напрягая память. – Ну, не важно когда. Имело место. Помнишь? Или ты служил тогда? Да… И могу предполагать, что яблоко от яблони недалеко падает. – Алик говорил с Лёвкой с позиции старшего. Так оно и есть, разница в возрасте составляла десять лет.
- Может я и не то, что ты думаешь.  Сам не могу точно сформулировать: кто я и что я? Порой совершаю такие поступки, что и помыслить не мог раньше. - Лёва говорил медленно, болезненно, выжимая из себя слова. - Откуда это во мне? Что вылезает? Мне казалось, что я довольно предсказуем и знаю все о самом себе. Все свои пристрастия, желания, пороки, всё в чем слаб и силён. Мне думалось, что я сам себе предсказуем! Но вероятно, не только я не знаю себя, но и ты, Алик, если покопаешься  в себе, то наверняка найдешь что-то не поддающееся логике. Той, что изменяется вместе с тобой, со временем. Или не со временем, а возрастом, как тебе угодно, – не спеша и вдумчиво договорил Лёва.
- Я знаю, что я ничего не знаю, – выдохнул нагретые чаем винные пары Алик.
- Можно и так сказать.
- Но мне во всей этой истории, скорее всего, достанется роль третейского судьи. - Хозяин бесстрастно анализировал ситуацию. - Хотя моя родня тянет меня в обвинители. А я страшно не желаю быть прокурором.  Судьёй и то сложно с моим характером сделаться. Куда мне до лавров прокуратора. Расскажи мне Лева, как все случилось? Что на самом деле произошло с твоей точки зрения?  Я хочу понять, какие мотивы двигали тобой, ей, им? Тем более, что прошло уже полгода, как, с твоей стороны все закончилось. Я правильно  понимаю, что закончилось? Или еще продолжается?
- Ты прав, все окончено. – Левка опять прикусил нижнюю губу. – Как  неожиданно началось, так неожиданно и закончилось.



                *******

   В конце марта зима отступала не спешно: покрытые грязью подтаявшие сугробы тут и там, синеющие сосульки, утренний хруст льдинок, прихвативших лужи, налетавшие неожиданно пронизывающие порывы ветра, заиндевевшие облака. Иногда ночами, словно не законно, зима неуверенными хлипкими мазками подкрашивала в белое темнеющую набухшей грязью землю. Но март по полному праву бесстрашно хозяйничал во дворе. Он наполнял воздух свежестью обновления. Ни листья ни трава еще не проснулись. Но голые влажные деревья уже задышавшие из под коры, непросохшая неприбранная зеленью почва блестела влагой, скользкие с проледью лужи отражали солнце, грязь весело чавкала, подтаявшие сугробы твердели почерневшим настом. Все замерло перед последним прыжком, когда приходит та весна, что несет с собой пока еще не уверенное осторожное превращение, радостную чистоту начала, пение птиц и задорную игру солнечных лучей в нежном, плывущем в никуда облаке.
   Лева нажимал на кнопку звонка в квартире Тимура. Рядом с ним стояла его четырёхлетняя дочь. В руках он держал пакет с коробкой конфет и двумя бутылками шампанского. Ничего умнее не придумал. Книгу? Смешно. Он знал, что Тимур читает лишь то, о чём говорят все, что нынче популярно.
  Тима любил всё модное, ему льстили взгляды знакомых, оценивающих его безупречный вкус и упругий кошелёк.  Часы? Не угадаешь с моделью, да и сам такой подарок тянет, как на аванс долгих дружеских отношений. Безделушку – так при такой безделице нужно много говорить, чтобы словами «увесомить» подарок – это южане умеют. Они ловко всучивают имениннику копеечный брелок с эмблемой автомобиля и льстиво, с прибаутками и смехом желают в скором времени приобрести сам автомобиль, намекая на значимость именинника, его таланты и блеснувший немеркнущим светом его финансовый гений.
   Лёвка стыдился дешёвых никчемных подарков, при том, как дарить, так и принимать. Удивить старого друга (считай бывшего) особо-то и нечем.
   Что он здесь делал, ведь они не дружили более пяти лет? Расстались плохо, с обидами. Более обижался Тимур, хотя Левка так до конца и не понял, на что тому обижаться? Попали в историю по глупости Тимура. Чуть в тюрьму не угодили. Да, были вместе, но родственники Тимура мать и сестра убедили его не общаться с Левкой, как будто он порождал неприятности для своего друга. А дружок не мог без этих самых  неприятностей, прилипавших к нему ненасытными до кровушки пиявками. Отчего прилипали? Да просто оттого, что не мог управлять собой Тимур в подпитии. И Левка все время их знакомства только и делал, что пытался отвадить друга от этой пагубной привычки. И расставаться следовало бы Левке. Но инициатива оказалась у Тимура, после «промывки» мозгов, которую устроила его сестра. Да-да, та самая, что в садик некогда водила…      
    Много воды утекло: Тимур успел жениться, открыть собственное дельце, у него родился сын. И вроде бы даже не пил эти годы. Или почти не пил. Лёвка ведь не отслеживал перипетии его судьбы.
   Сначала Тимур занимался производством каких-то шарфов, потом бросил производство,  и переключился на торговлю всякой мелочёвкой через киоски печати, и вроде бы продолжал заниматься этим по сей день. Не сказать, что дела шли чересчур хорошо. Но и жаловаться грех.
   А Левка тоже время зря не терял. Тоже фирмочку открыл, и немного погодя женился, родилась дочь. Правда, после четырех лет брака они с женой расстались, фирму Левка продал, а сам  ушел работать коммерческим директором универмага. Добрые, умудренные жизненным опытом, коллеги-женщины  все пытались подобрать ему невесту. Частые вечеринки и застолья были обычным делом в среде, где он работал. Чтобы сказать, что он был пьяницей, то это была не правда. Сказать, что стал пьяницей – тоже неверно. Но некая страстишка все же появилась. Как-то неожиданно обнаружил  это в себе сам Левка, а теперь уже Лев Георгиевич. Обнаружил и понял, что хотя и немного пьет в компании, но нет в нем той прежней уверенности, что в любой момент и надолго, если захочет, то сможет отказаться от стаканчика хорошего вина.
   Тимура он иногда встречал в городе, бывало даже с женой. Кивок головы издалека вот все чем они удостаивали друг друга почти пять лет. И вот две недели назад Левка и Тимур, встретившись на улице, разговорились.  Лева помнил: день рождения  Тимура, как раз в конце марта и тот пригласил некогда старого друга к себе на праздник. Тимур  выглядел опрятно, свежо, словно румяный пирожок на подносе красавицы-кухарки. Брюки отглажены, новая кожаная куртка без слов говорила о благородном происхождении, обувь упивалась собственной чистотой ухоженностью.
- Заходи, давно не виделись. Через три дня я уезжаю в командировку, но надеюсь ко дню рождения вернуться.
- Спасибо за приглашения Тимур, - улыбнувшись от неожиданного примирительного шага, сказал растроганный Лева. – Я обязательно зайду, можно я приду с дочкой?
- Приходите. Будет моему сыну с кем поиграть, - Тимур благосклонно улыбался...

   И вот Левка стоит у двери его квартиры и звонит. Было бы неплохо, если бы Тимур смог не вспоминать более свои обиды, может их дружба возродится? Ведь Лёва давно не припоминал бывшему товарищу ничего негативного, хотя раньше и обижался, и переживал, но… Кто из нас свят, чтобы вменять посторонним их ошибки? Надо, наверное, прощать и не помнить старое, как мудрость народная советует.    
 
  Дверь довольно быстро распахнулась и взору Лёвы предстала жена Тимура, он помнил, что звали её Лариса, и что приехала она в этот город издалека, из Сибири. Вот и всё, что он знал о ней.
   У Ларисы тонкие черты, подбородок острый, скул почти не видно. Более того, впервые разглядев её вблизи Лёва увидел, что женщина довольна симпатична. Кожа чистая, свежая с легким кремовым оттенком, волосы русые – собраны в хвостик. Глазки зеленые миндалевидные лисьи. Нос с легкой горбинкой выдавал далекую примесь нездешней, скорее всего горской, крови.
 Она удивленно улыбнулась, быстро оценив обстановку.
- Здравствуйте. Именинник дома? – спросил Лёва, ответив улыбкой на улыбку. Вот, - он протянул Ларисе торт и шампанское.
- Здра-а-а-вствуйте, - грассируя, певуче протянула молодая женщина, - показав ровные белые зубы. – А Тимура нет дома.
- Ушел? М-м-м… Но мы договаривались, что я зайду сегодня к нему на день рождения.
- Ах, да-да, припоминаю, он предупреждал меня... – немного растерянно ответила Лариса.- Да ведь он ещё не вернулся из командировки. Только что звонил, будет послезавтра. –  У нее немного  необычный голос, состоящий как-бы из двух разных тонов, то дополнявших друг друга, то звучащих поодиночке. Контральто и сопрано. Две скрипочки, играющие одну и ту же пьесу.
- Да? – теперь настала очередь растеряться Леве. – Вот же забывчивая  голова, я совсем упустил, что он может не вернуться. Точно. Вы правы, он предупреждал меня. Но на день рождения приглашал, ей-ей не вру, - Лёва замер на пару секунд и продолжил немного печально, втянув носом воздух и резко выдохнув, собравшись с мыслями, - тогда мы пошли назад. Взял дочку за руку и извинительно улыбнулся Ларисе. Мол, ничего страшного, в другой раз, значит в другой. Промашечка с моей стороны, признаю.
- Нет, подождите, –  после непродолжительной паузы Лариса распахнула дверь шире, проходите в квартиру, раз вы уже здесь, – она приняла решение за несколько секунд. Именно приняла, потому что не казалась подготовленной заранее, и то, что ей пришлось сделать выбор именно сейчас, не ускользнуло от Лёвы.
- Как-то неудобно, - смутился гость. – Без хозяина  и именинника. Боюсь, не поймёт.
- Заходите, заходите, угощу хотя бы. Вы, я уверена, голодны, как и все холостяки.
   Лёва действительно жутко проголодался и на дне рождения мечтал попробовать разных домашних вкусностей. У него при мысли об этом даже слюнки побежали.  – Это она не в бровь, а в глаз, - подумал он, – опытная хозяйка.
  А из открытой двери уже плыли легкими майскими облачками запахи чего-то аппетитного и горячего с мясом и пряностями. - У-ух, курочка в духовке, может быть готовится! – А следом и запахи печеного теста. – Что за прелесть, эти женщины! – подумал Лёва. – Вот же повезло Тимуру.
- Спасибо. Мы воспользуемся вашей добротой, отведаем, ужо поубавим ваши запасы, - шутливым тоном сказал он и вошел в квартиру. Дверь закрылась. Хлоп.

   Что решает нашу судьбу? Господин случай, силы небесные или же наша внутренняя невидимая направляющая, стержень человека? Как стрелка компаса, куда покажет туда и движемся. Готовность совершить нечто именно так, а не иначе, базирующаяся на правилах и принципах. Или кто-то невидимый двигает нами, словно марионетками?
   Вот он момент истины. Вот, когда убегать следовало. После этого «хлоп», нужно было распахнуть дверь, извиниться и бежать восвояси, никогда сюда больше не возвращаясь. Нежели силу воли можно сломать запахом еды? Нет. Либо воля отсутствует, либо мораль слаба. И не убежал, остался.
   Из комнаты выглянул худощавый смуглый мальчик, смутился, увидев незнакомых людей, немного отступил назад в проём двери и вопросительно посмотрел на маму.
- Это дядя Лёва, папин друг и его дочка Катя, - представила гостей Лариса. – А это Руслан.
- Как на Тимура похож! – восхитился Лёвка. – Хотя и вашего много, Лариса.
- Да? Вы думаете? Все говорят, что копия папы, – ответила женщина.
- Есть, есть сходство. Точно. Но глаза ваши, – он пригляделся к мальчику, - фигура тоже не Тимкина.
- Я думаю, вы с Катей подружитесь, Руслан. Так, Катя? – спросила девочку Лариса.
- Так, - смело кивнула головой девочка.
- Вот и здорово, раздевайтесь, снимайте куртки. Я сейчас, - она побежала на кухню, там уже что-то шипело. Застучала посуда, все задвигалось, ожило, почувствовав хозяйскую руку.
   Катя ушла в комнату мальчика. Лёвка огляделся. Чисто. Уютно. Новая техника: телевизор, музыкальный центр, видео. Мебель, видимо, совсем недавно куплена, – дела у Тимура шли, судя по всему в гору.
- Лёва, пойдемте, - вывела его из состояния созерцания Лариса. – Как лучше вас называть? Лёва или Лев?
- Зовите Лёва, так проще. – Он на всякий случай взглянул на свои носки, нет ли дырок. Кажется, нет. Повезло. А то иногда ловил себя на том, что приходя в гости, в самый неподходящий момент обнаруживал белеющую на тёмном фоне носка пятку или большой палец. Как эти дырки образовывались и когда – оставалось загадкой. Холостякование выпрыгивало из него с разных сторон: обострённым обонянием, не пришитыми петельками одежды, лоснящимися от редких стирок глажеными брюками, отсутствием режима.
   Они прошли узеньким коридорчиком стандартной панельной квартирки в небольшую кухоньку, полную предпраздничного поварского действа. На плите что-то готовилось: шипело, булькало, потрескивало. На полках стояли уже приготовленный холодец, мечтавший попасть послезавтра на стол именинника – тридцать четыре года, не шутка. И запах! Какой приятный запах обитал тут!
 Лёва прикрыл глаза, глубоко втянул ароматы  и улыбнулся, поймав на себе ироничный взгляд Ларисы.
- Что делать? Холостяки они, верно, всегда голодны? Так?
- Так точно, товарищ майор! – ответил Лёвка, поняв, что шутить с ней можно. Не кусает.
   Лариса усадила его за стол, покрытый скатертью. Очень ловко уставила скатерть разными салатами, закусками, соленьями, овощами. Достала два прибора. – Ну, вы Лёва можете начинать, а я быстро покормлю детей и вернусь.
- Не-не. Я вас подожду.
   Лариса понесла тарелки с едой детям, а Лёвка смотрел вокруг и думал, как странно и неожиданно все случается порой. Вот он сидит дома у Тимура, можно сказать ест и пьет ( то есть скоро начнет, тут нет сомнения), мило беседует с его женой, атмосфера непринужденная. Ему легко оттого, что с ним ласково обошлись, от этих ароматов застолья, оттого, что возраст у него такой – ничего не болит, жизнь вся впереди, всё ещё наладится. И даже чуть-чуть хорошо, что именинника нет дома, а то Лариса не смогла бы общаться с ним так запросто. Тимуру не понравилась бы эта простота, он мог бы усмотреть за ней ущемление своего права на Ларису. Подумал бы, что заигрывает.
   Так даже лучше, поем и пойду. Не отказываться же от всего того, что здесь стоит, - думал Лёва, взяв в руку вилку.
   Он решил попробовать солёный огурец, манивший его своей пупырчатой кожицей. Огурчик хрустнул на зубах и исчез. Аппетит разыгрался окончательно и за огурчиком Лёвка приступил к закускам.
   Когда  вернулась переодевшаяся в праздничную одежду Лариса, Лёвка уплетал за обе щёки произведения её кулинарного искусства.
- Вот они, настоящие холостяки! Пожиратели кореньев! – смеялась Лариса. – А обещал ждать!
- Я..Да как-то само…,- оправдывался Лёвка. – М-м, Лариса, как вам идёт эта кофточка. – Искренне обрадовался за хозяйку Лёва. Именно обрадовался, не польстил загодя, а обрадовался, что женщина может неожиданно обновиться и предстать перед чужим взором во всей своей колдовской притягательности. Лариса итак не дурна, правда, не из разряда писаных красавиц, а переодевшись и похорошела, и высказала своё желание выглядеть красивой перед гостем.
- Ладно, Лёва, я ничего против не имею, - она уселась за стол, -  ну, открывайте ваше шампанское, раз принесли.
  Пу-у-ух! – хлопнула пробка и вино зашипело в бокалах.
- Конечно, хотелось бы за именинника, но как-то без него за него рука не поднимается. Поэтому предлагаю за чУдную хозяйку, осчастливившую нас в это прекрасное мгновение, ибо, ибо… Тут Остапа понесло, если вы помните классиков. Как вы догадались, за вас Лариса! – улыбался во весь рот Лёвка.
   Он почувствовал, что с этой женщиной не обязательно зажимать себя с первого мгновения в рамках этикета и чопорных традиций, когда разговоры о погоде должны плавно перейти в политические реверансы, а отобедав и откланявшись собеседники по дороге домой долго перемывают друг другу косточки, вспоминая все недостатки и даже намёки на таковые. Нет нужды жеманничать и напрягаться, чтобы искать второй смысл в каждом слове.
   Она проста и открыта, такой, по крайней мере, выглядела со стороны. Мелькнул в её глазах и интерес к Лёве. Маленькая живая искорка иногда сверкала, вспыхивала мерцающей звёздочкой и гасла. Но Лёвка уже увидел эту искорку, и обмануть его невозможно. Он знал эту искорку и слабый огонёк, вспыхивающий от неё в груди, и даже испробовал раздирающее сердце и сознание бушующее пламя, рожденное слабым огоньком. И помнил густой, но невесомый пепел пожарища, оставленный всепожирающим пламенем. И пустоту после всего. Огромную зияющую дыру в пространстве вселенной, обжигающую холодом пропасть. А если сесть на краю этой пропасти, скрестив ноги, чтобы не шевелиться и сидеть так безмолвно и неподвижно, то не заметишь, как пару лет промелькнёт, и дыра во вселенной начнет понемногу затягиваться, и где-то вдали появятся вновь очертания чего-то жилого и осязаемого. И, возможно, снова захочется улыбнуться и снова обрадоваться озорной искорке, но берегись…
  Да, она не ломает комедию и оттого с ней легко и просто. А будь не одна, смогла бы так непринуждённо смеяться? Наверное, нет. Вот и взгляд при всей весёлости немного грустен. Не все так просто! Не видел я и в первый год их совместной жизни  опьянённого счастьем взгляда у Тимура. Твёрдый уверенный расчёт – это по Тимке. Он понимал, что пора жениться, нагулялся поди.
   Подружек у него было хоть отбавляй. Ловелас и дамский любимчик. Вечный охотник. Брал их на «раз-два» и что самое важное, без всякого обмана, т.е. не обещал золотых гор, женитьбы, светлого будущего в маленьком домике возле железной дороги, котят в корзинке, садика с цветущими в мае яблонями. Как бы неохотно принимал женские взгляды, повеса, хорошо выучивший правила игры между одиноким кавалером и незамужней барышней. Тратил когда-то все свои деньги на внешний вид, парфюмерию и хорошие манеры. Столик в ресторане был местом его боевого дежурства, а курочки, спешащие на поиск приключений становились добычей. Он так много рассказывал Лёвке о своих похождениях, что для хорошего писателя не составило бы труда написать однажды целый роман о «неукротимом маркизе».
  Знал Лёва, как дружок кутил, как кутежи порой переходили в пьяные бравады, заканчивавшиеся мордобитием Тимки. Знал, что именно это самое увесистое мужское битие  морды и становилось главным тормозом в непрекращающихся Тимкиных романчиках. Изредка он «перебирал», хватал лишнего в своих посягательствах на женщин, и некоторое время носил темные солнцезащитные очки, скрывая синеву под глазом. Ладно, летом, а зимой, когда солнца на небе не видно сутками, вьюжит пурга – его очки вызывали гомерический хохот окружающих, или в лучшем случае еле сдерживаемые улыбки и понимающее полное сострадания кивание головой. Когда же синяки сходили, боевое дежурство возобновлялось.
   Работать – это тоже привилегия других, Тима чувствовал себя свободным от такой плебейской привычки. Нет, конечно, в те времена не работать совсем было нельзя. Могли оправить шить брезентовые рукавицы и спецодежду за тремя рядами колючей проволоки в Мордовию. Поэтому, сначала он долго учился в кулинарном техникуме на повара, получив профессию даже где-то с грехом пополам работал, точнее числился. Ибо работать как другие, с полной отдачей, не желал, и никто не мог бы заставить его делать это, но источник доходов всё же был необходим. Приходилось что-то выполнять. Благо времена начали меняться, подул ветер перестройки, и всё перевернулось с головы на ноги или наоборот, кто знает наверняка?
  Но, видно, всему есть предел, и как результат – женитьба на разумной и хозяйственной (это теперь уже понял Лёвка) девушке, нигде не замеченной, ни в чём не скомпрометировавшей себя. Это «ни в чём не скомпрометировавшей себя» являлось первоочередной задачей много повидавшего охотника. Тимуром, управляло, возможно, стремление  продолжить род и создать собственную тихую гавань, где тебя всегда ждут. Где сын выбегает навстречу со словами «Папа пришёл, папа..», когда ты возвращаешься домой. Где открыв дверку шкафа, видишь отглаженные свежие рубашки, а в ванной чистое махровое полотенце, аккуратно повешенное на «твой» крючок. То место, куда тебя  влечёт неизвестная сила, когда ты очень устал от дороги или нудного собеседника. Где укромненько под постельным бельем на полке шкафа прячется маленькая стопочка денежных знаков – на повседневные расходы.  Где в кухне плавает тонкий аромат неизвестных тебе приправ, а в спальне  витает непостижимый запах женщины, состоящий из множества цветочных оттенков с примесью запаха чистой кожи и свежего белья. Где на полке стоит фотография расплывшегося в улыбке малыша, и ты хорошо помнишь момент, когда время застыло вместе с этой непосредственной улыбкой.

   Они чокнулись легко, как старые друзья и беззаботно, как два разыгравшихся без родительского надзора  малыша. «Дзинь-нь-нь», - подпели бокалы лучше, чем любая музыка мира. Словно колокольчики в поле задели друг друга стеблями и, удивившись приятной неожиданности, встряхнув шляпками, запели каждый свою высокую, отливающую кристальной чистотой ноту - «Дзинь-нь-нь». 
   Мир расширился до своих самых светлых границ и оставил Лёвку в этом измерении, отделив от  всего остального. Необыкновенная легкость и весёлость заполнили его. Что-то забытое в череде неприятностей и переживаний последних лет, вновь поселилось в нём. И это забытое напрямую было связано с Ларисой. С её добрым  взглядом, с той внимательностью, которой она окружила гостя, с тем интересом, который поигрывал озорным искорками в её лисьих глазах.
    Ох уж этот интерес! Лёвка к своим двадцати девяти уже безошибочно научился определять девушек, которым казался небезразличным. При том не нужно было совершать непосильных подвигов, типа очистки чьих-то конюшен за ночь или доставания звёзд с ночного небосклона. Всё это в полной мере бесполезное занятие. Ибо настоящие глубокие чувства не купишь, и не заслужишь (может кроме уважения), не снимешь проценты от своих действий. Они или есть с первой минуты общения, или их нет всю оставшуюся жизнь. Можно долго тужиться, пытаясь приблизиться к ним в течение многих месяцев, лет совместного общения. Но искусственный бриллиант и ценится ниже, оттого, что не источает мягкий мерцающий множеством оттенков отражённый свет! Нет в нём и той природной крепости оригинала.

- Знаешь, - заговорила Лариса, взглянув открыто в Лёвкины глаза - Тимка ведь очень много рассказывал о тебе.
- Не сомневаюсь, - вздохнув, подтвердил Лёва.
- Да. – Лариса в задумчивости крутила пальцем прядь волос. – И в основном все его рассказы о тебе носили какой-то странный оттенок. Такое ощущение, что он как бы невзначай каждый раз говорил что-то негативное, но всё время дистанцировался от этой информации. Вроде как чужие слова, не его.
  Лёвка внимательно слушал собеседницу, он понимал, что всё равно разговоры о причине их размолвки с Тимуром не закончатся до того момента, пока все не выговорятся. Все – это Тимка, Лёвка, Лариса, Алла – Тимкина сестра, влезшая в конфликт по праву старшей родственницы. Нужно научиться выслушать позицию оппонента. Понять мотивы его аргументов. Найти чужую ошибку или признать свою неправоту в некоторых моментах.
Отступать тоже нужно учиться достойно, если придётся отступать. Даже Цезарь проигрывал сражения, но доводил до победного конца кампанию.
  - И его сестра тебя невзлюбила. – Лариса хмыкнула, понимая, что единственное, чем Алла могла насолить Лёвке, так это громко его поносить между родственниками. -  Знаешь, у меня за эти годы сложилось такое чувство, что где-то во всех этих словах кроется неправда. Слишком много дёгтя! А где же мёд? – Она вопросительно посмотрела в Левкины глаза.
- Мне, конечно, хочется выглядеть в твоих глазах стопроцентно позитивным супергероем, но думаю и ты, и я понимаем, что таковых практически нет на белом свете. И питаюсь я не росой, как птахи. Хотя и не чужой кровью. Что уже не плохо! Есть надежда! – он улыбнулся.
 - Видишь, крайности мне чужды, но вероятно так бывает не часто. Сказать, что я всегда верно поступаю нельзя. Есть и цели, к которым я иду, или думаю, что иду, спотыкаясь о чужие желания. Бывает и корысть. Но при этом стараюсь ошибки уже совершённые исправлять. Лучше поздно. Вот с уверенностью могу сказать, что уже давно не вру – это так! Лучше промолчу в сложной ситуации, чем с лёгкостью придумать неправду. Сам же потом и запутаешься! – Лёва улыбнулся, пытаясь немного разрядить остроту разговора. Но Лариса и не пыталась выудить из него информацию или предъявить обвинение, это он с уверенностью понимал.
   И тут же вспомнилось, с какой необыкновенной изящностью Тимур врал собеседникам.
- Ты знаешь, - говорил он Лёвке, становившимся частым свидетелем этого порой никчемного вранья, - не нужно им знать лишнюю информацию. Ничего не сказать – обидятся. А так, довольные уходят, - Тимур смеялся над слушателями и гордился своей ловкостью.
   А как часто Тимур забывал, что именно говорил людям, придумывая небылицы! Такие ситуации, когда тебя через некоторое время спрашивают продолжение истории (которой не было на самом деле), а ты теряешься на некоторое мгновение, пытаясь вытащить из памяти, сказанные некогда и отправленные на свалку слова – это бывало и смешно! Но Тимур ловко выкручивался из разных ситуаций. Приучил себя.
   Вот и Лёвке он постоянно врал последние годы, когда изредка встречался с ним на улице, давая лживые ответы на простые вопросы. Лучше бы ничего не говорил. Лёва хорошо изучил манеры друга, чтобы не понимать обмана.
- Да-да, насчёт вранья… - вздохнула Лариса о своём, - лучше ничего не говорить, чем врать.
- А мёд? К вопросу о мёде. Конечно, мне будет приятно, если мёд отыщется. А на нет и суда нет! – продолжил Лёва.
   Он снова наполнил бокалы.  – За именинника! Будь здрав Тима, там где ты сейчас! – он поднял бокал и чокнулся с виртуальным хозяином дома.
   Лариса выпила молча. – Тогда я тебя попрошу, если ты не против, расскажи свою версию, из-за чего произошёл весь разрыв между вами? М-м? – Лариса посерьёзнела.
- Конечно, я тебе расскажу, -согласился Лёвка, - но ты должна понимать, что это моё видение ситуации. Мои заключения и мои рассуждения. Они кажутся мне правильными, но что есть истина?
   И Лёва долго и подробно рассказывал все перевернутые совместно с Тимуром страницы жизни. Начав от их знакомства, ещё до армии и до самого последнего момента.
 Она внимательно и доброжелательно слушала его рассказ, лишь иногда вставляя: «Да? А я слышала этот момент иначе», и пересказывала так, как когда-то рассказали ей. Лариса отложила все свои предпраздничные дела, лишь иногда проведывая играющих детей.
- Понятно, - сказала она, когда Лёвка закончил рассказ. – Скажу тебе, что я представляла себе всё почти так, как рассказал ты. Постоянно меня преследовало ощущение нескладности или какой-то незавершённости.  Как будто всё шито белыми нитками. И вот теперь я могу сложить полную картину происшедшего.  – Лариса замолчала, обдумывая информацию.

- Расскажи и ты о себе, Лариса. Почему-то я ничегошеньки о тебе не знаю.
- Не рассказывали? – улыбалась девушка задорно.
- Не-а. Муж тебя прячет во светлице от чужих взоров. Боится. Чего? – Лёва смеялся.
- Тебя, может быть, боится.
- Меня!? Так я же не кусаюсь. И на людей не бросаюсь. А уж в искусстве обаяния мне с ним не сравнится.  Может не меня, а тебя боится? – Он с вызовом посмотрел на Ларису. - Так откуда же ты взялась?
- Я приехала сюда из Новокузнецка. Если можно сказать по случайности, то это будет вернее всего. На самом деле мне в тот момент было совершенно безразлично куда ехать.
Я ведь уже до Тимура была один раз замужем. Ты не знал?
- Да-а? – У Лёвы даже челюсть отвисла от удивления. - Вот уж, правда, новость! Откуда мне знать. Ни Тимур, ни Алик словом не обмолвились за эти годы. Хотя я и не особо спрашивал о тебе. Нас не знакомили, потому и вопросы-то задавать не приходилось.
- Так вот замуж я вышла в двадцать один год, и звали его так же, как и тебя Лёва.
- Совпадение, – хмыкныл Лёвка. – Это же надо. Тебя просто преследует львиный рок.
- Может быть, этого и боялся мой мнительный Тимур? Совпадений. Понятно, что моё первое замужество в его глазах было и есть отягчающим фактором. Каждому хочется съесть вкусную конфетку в красивой обёртке. Но не всем достаётся. – Она немного притихла, как бы вспоминая. -  Но вернёмся назад.
- Мне мой первый муж очень нравился, не скажу, что я любила его без памяти, но всё время надеялась полюбить. Я знала его со школы, и уже тогда мне казалось, что он станет моим мужем. Жили мы у его родителей. Они как-то сразу прохладно отнеслись ко мне, как я потом поняла, им нравилась другая его подружка, которую они желали видеть невесткой. Муж продолжал встречаться с ней, будучи женат на мне, я уверена в этом, хоть и доказать теперь невозможно, да и ни к чему. Но ведь долго обманывать бесследно не возможно. Обман не видишь, его чувствуешь. Но хотя бы не ругались со мной, и то ладно. И как положено, через девять месяцев у нас родился ребёнок – девочка.
- Я удивляюсь всё больше. – Совсем растерянно произнёс Лёва. И? Она осталась там, с твоими родителями? Тимур взял женщину с ребёнком? Так на него не похоже.
- Нет. Когда малышке исполнилось три месяца, мой муж предложил поехать в ресторан, отметить праздник. 23 февраля, есть такой, знаешь? Но мне совсем не хотелось оставлять малышку одну с родителями. Муж уговаривал, долго убеждал, и я согласилась. Покормила дочку, приготовила ей бутылочку с питанием, оставила кроху его родителям  и мы уехали. Всё время, пока мы находились в ресторане, тревога не покидала меня. Я упросила мужа вернуться раньше, чем мы планировали. Он сердился, даже ругался, но всё же мы вернулись домой. Когда мы открыли входную дверь, я по лицам родителей поняла: что-то не так. Бегают по квартире, в глаза не смотрят.  Залетела в комнату к малышке и.. – Лариса замолчала, закрыв лицо руками. Закапали слёзы. – Дочка лежала в своей кроватке, кожа уже синела. На лице следы рвоты… Родители суетились возле неё, пытаясь распеленать. Она умерла…
- Отчего?
- … Знаешь, потом нам в морге сказали, что захлебнулась молочком. От того, что родители её туго спеленали после кормления. Слишком туго…
- Ужасно. Я и не знал ничего. Прости, - Лёвка проникся её горем, переживая трагедию.
- Не за что прощать. Ты совершенно не виноват ни в чём. – Она вытирала слёзы. – Я до сих пор в сомнении: может они сделали это преднамеренно? Чтобы таким образом развести нас?
- Лариса, не думай так. Не может быть. Навряд ли можно пойти на такое ради развода.
Это случайность. Если тебя утешит одна мысль, то скажу тебе. Твоя дочь, конечно же, на небесах с Создателем и ей там хорошо. И настанет момент, вы встретитесь. Ты ещё увидишь её, – Лёвка старался искренне сказать, что думал. Он переживал, представив себя на месте Ларисы. Представив, что всё это произошло с его дочерью, которую он очень сильно любил.
   Лариса согласно кивнула. – Да-да, это единственное, что меня успокаивает. А тогда мне казалось, что жизнь закончилась. Мир перестал для меня существовать. Я ничего не понимала, голова отказывалась что-то соображать. Помню только похороны. Я пила какие-то таблетки, от которых всё происходящее проплывало как в тумане. Затем развод, я так и не смогла простить его родителей, да и мужа. Забрала свои сумки и вернулась к маме. Мне кажется, вся их семья вздохнула с облегчением после развода. Лёва, мой первый муж вскоре снова женился, на той самой девушке, которая нравилась его родителям. А мне мама купила путёвку в Болгарию и весь май я провела на море, вдали от всего, что мне напоминало о той жизни.
   Когда я вернулась, то мы с мамой посоветовались и решили, что лучшее для меня – уехать подальше из Новокузнецка. Выбор пал на ваш город, потому что у кого-то из знакомых здесь жили родственники. Первое время по приезду я жила у этих людей. Потом нашла себе работу в детском кружке при клубе, дали место в общежитии. Появились новые знакомые. И через год одна из подружек познакомила меня с Тимуром. Через месяц он сделал мне предложение. Я согласилась, остальное ты знаешь.

   Во дворе сделалось совсем темно и тихо, мартовский морозец прихватил капельки воды на подоконнике за стеклом. Тусклый свет фонаря возле дома освещал скучный от раскисшей грязи двор, кое-где коросты насты, не желавшие таять, раскрашивали  белым черноту позднего вечера. Птицы давно уже спрятались в свои гнезда, наступила пора собачников выводить своих питомцев на вечернюю прогулку.
 Шампанское принесённое Лёвкой выпито. Состояние лёгкости от общения с Ларисой не покидало Лёву даже после её рассказа.
- Ну, что мы идём  домой, - Лёва поднялся из-за стола, - как говорят, пора и честь знать. Большое тебе спасибо, хозяюшка, за хлеб-соль. В таком прекрасном настроении не пребывал уже давно. Твоя заслуга, Лариса.
   Лариса на секунду заколебалась, затем сказала, - погоди-ка, - подвинула стул, встала на него, потянулась к антресоли и достала оттуда бутылку белого сухого вина. – Не уходи. Давай ещё посидим. А то я людей и не вижу, муж из меня затворницу сделал. Ни себе ни людям. Кроме его родственников, почти ни с кем не общаюсь…
   Лёвка заколебался, понимая, что перебор всегда хуже недобора.
- Останься ещё на часик, - попросила Лариса, - ты ведь не очень далеко живёшь отсюда.
- Ну, как сказать… - Лёва сел на стул. – Возле автостанции, знаешь второй дом от перекрёстка.
- Знаю. И дом твой, и этаж, и окна.
- Откуда? – удивился Лёва.
- Тимур. Мы много раз проходили возле твоего дома, и он мне как-то показал три окна с балконом на левой стороне дороги.
- Точно.
- Знаешь, он ведь часто проходил возле твоего дома, у него на автостанции есть розничная точка, и он каждый день снимает выручку. Иногда он отправлял меня одну по этому поручению и каждый раз, когда я проходила возле твоего дома, то смотрела в твои окна – а вдруг увижу тебя? – Лариса сказала это тихим голосом, в котором не звучало ни одной фальшивой нотки. – Зачем я это говорю тебе, сама не знаю. Я вообще увидела тебя впервые, уже будучи замужем за Тимуром, может, помнишь?
- Конечно, помню. Где-то в начале июня четыре года назад.
- Ты мне понравился, а в сердце закралось сожаление о столь скором браке.
- Лариса, а я тогда ещё был холост. И кто знает, может, что-то и получилось бы.
- Может. Кстати тогда Тимка и перехватил мой взгляд. Видно, из-за этого и не знакомил с тобой?
- Да. Представляла тебя злодеем и упырём, желающим зла ближнему, - она смеялась, – это естественно наслушавшись чужих повестей. Но увидела нормального жизнерадостного человека, открытого к общению. И даже симпатичного.
- Ой, Лариса, не хвали, а то растаю. Я себя хорошо знаю. И все свои недостатки тоже. До симпатичного мне прыгать, не допрыгнуть.
- Но для мужчины это и не главное. Главное умный чтобы был и работящий.
- А я, мне кажется, жутко ленивый! Знаешь такой анекдот, спрашивают: «Кто ленивый, шаг вперёд. Никто не вышел. Почему не вышел? А лень выходить». Вот я, скорее такой.
- Лёва, не напрашивайся на комплимент. Лучше наливай вино, ешь и пей. Дома-то, небось, мыши в холодильнике сдохли?
- Не без этого. Хотя готовить приходится, когда дочь у меня живёт.
- А сегодня у тебя?
- Ну да, а то, как бы мы у вас до такого позднего времени оставались
   
  Тут только вспомнился Лёве сон, а и не сон вовсе, так кусочек. При том неприятный какой-то фрагмент.
- Знаешь, - обратился он поражённый воспоминанием, - а ведь встреча наша предопределена была заранее... – Лариса удивлённо вскинула брови.
- Да-да-да, - задумался Лёвка, - нет случайностей на этом свете. Несколько дней назад я во сне услышал голос. Только голос, без картинки, как обычно. Я каждую ночь вижу сны, много разных, все цветные, как кино. Иногда мне снятся моменты из будущего. Такие на пол-секунды. Как будто стоп-кадр. То есть я осознаю это только потом, через некоторое время. Например, вот сидишь ты так, как сейчас, голову повернула, часы начали отбивать время, и я вспоминаю, что именно это мгновение я уже видел во сне, и даже помню когда. Это я лишь для примера привёл. Но именно такое со мной бывает часто, но вот так, как в этот раз – впервые.
- И что же этот голос сказал? – спросила она.
- Лариса, - вот, что он сказал. – Твоё имя. Я слышал имя Лариса. Теперь думаю, не спроста.
- И больше ничего?
- Самое удивительное для меня, что более ничего. Слово и всё. Закрылось. Я голову утром ломал к чему бы? Стал вспоминать всех знакомых Ларис, никакой связи не нашёл. И только теперь, вспомнив тот сон, понимаю, что это звучало твоё имя.
 Лёвка взглянул на часы – половина десятого. Надо бы идти домой. Засиделись.

                ***************************************
   Следующие два дня он провёл в рабочей суете. Какие-то поездки к поставщикам, переговоры, документы, люди. Работа переливалась из одного сосуда в другой, потом в третий, снова в первый и так по кругу днями напролёт.
  В памяти неотступно вертелось событие, которое необходимо отметить – Тимкин день рождения. Он помнил, что в субботу обязательно должен прийти к Тимуру.
  Суббота не замедлила себя ждать. Дочку взяла к себе мама и Лёвка, отправился к другу один. Он помнил, что в прошлый раз шампанское было выпито, торт или съеден или пропал. На сей раз долго ломал голову над подарком, и купил забавную фарфоровую статуэтку собаки. Кажется эрдельтерьера.
    И опять, как волшебство, дверь их квартиры. Звонок! На сей раз открыл сам хозяин. Сытый, холёный, смуглокожий Тимур благоухал тонким ароматом французского одеколона. Нарядный, элегантный как всегда, свеженький, как с обложки журнала.
- Проходи, проходи, снимай куртку, - приглашал он.
 Тимур был абсолютно трезв, не пригубил ещё ни капельки. Это Лёвка мог определить безошибочно, Тимку даже в лёгком подпитии он отличал по блеску в глазах и по утрате внутреннего напряжения, которое было его естественным состоянием. Из чего оно исходило? Из усилия над собой в результате самоконтроля, как то периодический отказ от алкоголя и увеселений или оттого, что Тимка со всеми вёл бесконечную игру, этакую партию в шахматы, остановить которую могла бы только смерть. Лёвка не понимал Тимура в его «играх». К чему постоянное притворство, контроль каждого исходящего из тебя слова, к чему поиск компромата и наоборот, борьба за то, чтобы другим не досталось ни единой возможности «накопать» компромат на тебя из твоих же слов? Всё это могло обусловливаться лишь одной целью, как понимал Лёва, лишь поиском выгоды для себя. Выгоды моральной, иногда приобретающей и действительные материальные формы.
   Да он и сам участвовал с другом в его партиях, когда они находились вместе, в прошлые годы. Тимур учил дружка многим тактическим приёмам в разговоре с другими людьми: уловкам, недомолвкам, обману, преувеличению или преуменьшению тогда, когда проверить слова не представлялось возможности. Лёвка прилежно постигал науку и действительно видел скорые плоды своих действий. Но потом его начало коробить от постоянной лжи и притворства, в итоге он «скатился» на прежние позиции, с которых и начинал – на простое открытое общение с посторонними. Он знал, что эта открытость – его слабое место. Что многие пользуются этим, переживал, когда его слова перевирались, искажались, когда окружающие пользовались им. Но взрослея, с годами научился управлять собой. Как? Не стал замкнутым, нет. Просто теперь, прежде чем начать общение он анализировал, что за человек перед ним: есть ли смысл говорить больше чем просто вежливые пустые фразы.  Исчезли переживания, ему стало безразлично мнение  о себе далёких людей. Друзья, родственники – другое дело, но окружающие нас посторонние, те могли говорить и думать что угодно, перемывать косточки и вешать ярлыки – это никак не действовало. Лёвка находился выше ситуации. Комариная возня и только.
   Но Тимура, как понимал Лёвка, всё это продолжало волновать. Партия в шахматы продолжалась с каждым, кроме тех, в чью жилетку иногда приходилось поплакаться. Были такие. Пара старых приятелей из детства, старшие брат и сестра и, возможно, жена. Хотя в последнем персонаже Лёва что-то засомневался. По идее должно быть так. Жена – первый друг, который ни в какой ситуации  не продаст тебя, всегда понимает твои идеи, мысли, временные поветрия, увлечения. Жена знает все твои слабости, но не выставляет их напоказ другим, держит на замке семейную крепость. С ней-то уж ни в какие шахматы нет смысла играть. Но что-то во вчерашних вздохах Ларисы, в её репликах, в том, как тепло она приняла гостя, подталкивало Лёву к мысли, что партия против неё, возможно, также ведётся Тимуром.
   Но если так, то это означает неизбежный крах семьи, нельзя вести игру против жены, хотя бы потому, что она мать твоего сына. Надо думать о том, что подобная мысль может прийти и ей в голову, и что тогда ожидать от обиженной женщины? Мщение женщин страшно и разрушительно, и лишено всякой логики, кроме мстительности. Тут он не сомневался, ибо пример собственной жены, теперь уже бывшей, был не просто свеж. Скорее сказать, раны продолжали кровоточить до сих пор.


- Спасибо, Тима, – Лёва снимал верхнюю одежду и заметил, как внимательно Тимур изучал взглядом своего гостя. В большой комнате раздавались голоса. По звуку Лёвка определил голос Аллы, её мужа, Алика – старшего брата.
- Привет! - это промелькнула улыбающаяся Лариса, державшая в руках блюда праздничного стола. Сегодня она выглядела безупречно: причёска, макияж, красивая одежда. В её глазах блестел озорной огонёк, радостный и заразительный, лицо светилось любовью и милостью к окружающим.
- Здравствуй, Лариса, - ответил гость.
- Вот, поздравляю тебя с днём рождения! – он достал статуэтку из пакета.
- М-м, - промычал неопределённо Тима, - спасибо. Ага.  – Слушай, - когда Лёвка уже приготовился войти в комнату, вдруг остановил его друг, - а ты у нас два дня назад не оставался ночевать?
- Нет, - покачав головой уверенно, ответил гость.
- Да? – удивлённо спросил Тимур. А сынок мне сказал, что твоя дочка оставалась у нас на ночь, и Лариса говорит, что ты приходил, мол, припозднился, и она постелила тебе на диване.
   Если сказать, что Лёвку ударили по голове дубиной, то вряд ли сравнение будет подходящим. Его всего насквозь с макушки и до пяток пронзила молния! – Боже мой! Как он мог забыть! Ведь в ту ночь он, действительно, остался спать у них дома. Это вспомнилось стольо тчётливо только теперь!!  Что теперь сказать Тимуру? Не поверит ни одному слову…
   И точно очнувшись от наркоза, пришла память остатка того вечера и ночи. Вспомнилось всё. И то, как Лариса уложила детей, и то, как они ещё долго сидели за столом, достав ещё одну бутылку сухого, и то, как он целовал ей руки, говоря какие-то приятные слова, и то, как оказались вместе в постели. Всё, что было далее, вспоминалось особенно отчётливо: её нежные объятия, поцелуи, слова, которые шептала она ему, луна, заглядывавшая в окно, не задернутое шторой, ощущение радости от чувства близости родственной души.
- Господи! Какой позор! – подумал Лёва. – Как это могло случиться? И почему я всё забыл? Как случился провал в памяти? Разве такое вообще бывает, взять и забыть, как не было? Чертовщина!!! Что теперь сказать Тимке? Как смотреть ему в глаза?
- Ёлки-палки! Как я забыл, Тимур, - Лёва от отчаяния закрыл веки и потёр их, покрутив головой. – Конечно же, ночевал! Я просто ничего не помню. – Он посмотрел в Тимкины глаза и увидел в них подозрительность, замешанную на огромном опыте. На своём опыте общения с женщинами. Кто мог устоять перед Тимкой, если тот ставил себе цель покорить даму? Никто.
- Слушайте, поручик, я был так пьян,- улыбался Лёва, вот она Тимкина школа, пошло враньё, покатилось гладенько по дороженьке, - так пьян, что ничего не помню. – Тут можно и наговорить про себя. Преувеличить степень опьянения, оболгать себя. – Я уже готовенький пришёл к тебе в гости, и тут приговорил то, что с собой принёс. А больше ничего не помню. Только теперь вспоминаю, как встал рано утром с дивана, Лариса подняла. Голова так раскалывалась, что боль, видимо всё вытеснила. Дочку же в садик отводить, а самому на работу. Нет, ну бывает же такое! Совсем забыл! – он тронул Тимура за плечо для пущей убедительности.
   Тимур тяжело вздохнул, покачав головой. – Угу. Проходи в комнату.
   За накрытым явствами столом, как  правильно определил Лёвка, сидели родственники. Кто-то ещё из незнакомых ему людей. Алла улыбалась. Она поняла, что пришёл Лёвка, тот, кого она так не любила, считая виновным в неприятностях брата. Но ничем не проявила своей нелюбви внешне, потому что Лёвка только недавно разошёлся с женой, несколько месяцев назад. Она, конечно же, знала об этом от брата, и её забавляла мысль о том, что недругу приходится страдать.
   Сказать, что радость была спутницей Лёвы, врать. Все его неприятности последних месяцев, все эти переживания и тяжесть хорошо отпечатались на его лице. А тут ещё и мгновенная подавленность при ответе на Тимкин вопрос. Как он мог забыть, что случилось в тот вечер? И вообще про то, что тот вечер существовал. Будто день вырезали из памяти. Натурально, вырезали. Ведь если бы помнил, то просто ответил, что да, мол, ночевал пьяный, Тимка бы не сомневался, ведь он готов был наверняка именно к такому ответу.
   Алик  обрадовался, увидев Лёву. Они разговорились, вечер продолжился.
   Празднование проходило, как обычно в семьях между родственниками. Еда, питьё, разговоры. Тимка пил коньяк, понемногу, чтобы не обижать родню. А может, фасонил перед Лёвкой, мол, бросил напиваться, как раньше, а может какая другая причина имелась. Тимку спросишь, правду всё равно не услышишь, поэтому лучше и не спрашивать.
   Лариса общалась с Лёвой так, будто из всех гостей наименее важен для неё именно он. Тимур, делая вид, что не придаёт этому значения, всё же напрягал слух и зрение, и все свои знания жизни, чтобы увидеть то, что подтачивало его изнутри – внешние признаки рогоносца. То есть особые взгляды Ларисы на Лёву, или какие-то порывы угодить гостю, или нечто особенное в разговоре, фамильярность, например. Лариса, всем своим видом, держала дистанцию. Она порхала между гостями, сменяя блюда, звонко смеялась шуткам сидя со всеми за столом, была послушна любому жесту своего мужа.
- А у меня тоже скоро день рождения! – это сын Тимура Руслан, пришёл к гостям из своей комнаты и забрался на колени к тёте. Тимка умилялся глядя на сына. Он гордился сыном, именно тем, что у него не дочь, а сын. И тем, что его сынок такой смышлёный и послушный. Большие карие телячьи глаза Руслана, грустно смотрели на этот мир.
- О, молодец! – сказала  теряющая молодость Алла. – Что тебе подарить племянничек?
- Подари мне черепашек-ниндзя, тётя, - заинтересованно сказал мальчик.
- Хорошо, дорогой мой, получишь, - Алла радовалась себе, такой щедрой и внимательной.
_-Ура!
 - Руслан, - это Лёвку что-то дёрнуло изнутри, - я тебе тоже кое-что подарю. Иди сюда.
   Лёва, знал, что в кошельке, за отворотом припрятаны  дойчммарки, купленные накануне. Он подкапливал деньжата, чтобы однажды уехать из этого города навсегда. Чувство неизбежности грядущего отъезда не покидало его с момента, как разошлись с женой. Что только вот делать с маленьким человечком, дочерью в такой ситуации? А марки? Вспомнил он, как эффектно год назад его приятель и партнёр по бизнесу Йозас из Каунаса, часто бывавший по общим делам в его городе, подарил его дочери двадцатку долларов. Широкий жест. И вот теперь, так же вальяжно, Лёва достал из кармана драгоценную купюру и вручил её Руслану.
- Возьми. Я всё равно тебя не увижу в твой День Рожденья, зато ты купишь на эти деньги любой подарок, который захочешь.
- И ниндзя? – спросил мальчик.
- Ну, ниндзя тебе тётя обещала, – Лёвка, видел как сверкнули глаза Аллы при упоминании ниндзя,  - выбери что-то другое.
   Руслан задумался, что ему выбрать.  Лёва, как ни в чём не бывало, как будто кошелёк его и вправду тяготился массой иностранной валюты, продолжил застолье. Он, конечно же, заметил, как радостно улыбнулся Алик, как недовольно дёрнула губами Алла, как Тимка не меняя выражения лица, силился сообразить: в чём смысл совершённого действия. Что он, Лёвка и сам не понял своего поступка, разве кто-то другой поймёт?
  Он пил красное сухое вино, наслаждаясь его терпким вкусом, а мысли шевелились роем пчёл в больной голове. Он уже сожалел о поступке. – Зачем? Кому нужен был этот дурацкий жест? Кого удивить хотел? Тиму? Так нет, его обозлил. Мол, денег у Лёвы куры не клюют. Аллу? Её лишь укусил, перебив обещанных ниндзя. Ларисе? Нет, адресовал не ей. Хотя она-то и воспримет всё лучшим образом, не сомневаюсь. Руслану? Нет. Нет к мальчику никаких чувств, отчего сам не понимаю. Вот над своей дочкой дрожу, сердце переживает всю гамму чувств постоянно. А здесь…  нейтралитет какой-то. Зачем  деньги швырнул? Я знаю, что многие окружающие подозревают во мне подпольного миллионера, этакого Корейко. Смешно. Денег-то кот наплакал. Развелись, поделили. Да и делить-то в смысле финансовых накоплений, не особо что имелось. Мебель, квартира, тряпки. Лучше бы своей дочке что-то купил на эти деньги.
- Давай, сынок, мама уберёт подальше, чтобы ты не потерял, - это Лариса взяла Руслана за руку и вывела его из комнаты.

  Наконец Лёвка встал из-за стола. Есть не хотелось. Мысль о том, что произошло между ним и Ларисой, не давала ему покоя. Сознание продиралось сквозь осознание произошедшего, как сквозь плотный туман. Не хотелось верить в то, что случилась такая подлость по отношению к его другу, пусть и бывшему. Пусть обманщику, пусть непостоянному, пускай хоть какому… Позор. Как жить? Что делать? И ещё он понял, что не отступает от него мысль о Ларисе. Её улыбка, казалось, предназначалась только Лёвке.
   Он вышел в коридор, чтобы одеться и уйти домой.
- Я сегодня просто летаю! Ты – чудо! – Лариса шепнула, пробегая мимо него на кухню. – Летаю… - она нежно улыбалась гостю, так, как может улыбаться влюблённая женщина, выстрадавшая любовь долгими годами одиночества. Нежность и счастье легко и беззаботно соединялись на её сочных губах в бездонную любящую улыбку.
- Что уже уходишь? – спросила она громко, чтобы слышали остальные гости и муж.
- Ага, - вяло и безрадостно ответил Лёва, прибитый тяжестью совершённого поступка.
   Его продолжало трясти и выворачивать от мысли о предательстве по отношению к другу, тем более, что последний так искренне хотел возобновить их некогда крепкие отношения.
   Тимур вышел проводить гостя.
Его взгляд продолжал буровить Лёвку боле явно, чем прежде, так как алкоголь возымел своё действие и сдерживаться более Тима не мог.
- Брось, Тимур, - поправляя шарф, продолжил начатый разговор Лёва, - не журись. Надрался, как цуцик до потери памяти. Хотел бы соврать, придумал бы что похлеще. А так, спасибо Ларисе, что не выгнала в таком состоянии на улицу.



   Прошло три дня. За ночь присыпало снега и подморозило. На март не похоже. Тимка рано вернулся домой после работы, скинул новые ботинки, пошевелил пальцами, расслабился.
  Никуда не тянуло. Старые подружки, постоянные и временные, отошли на второй план. Идти в ресторан тоже нет желания. Отчего? Оттого что вдруг исчезла легкость жизни… Лариса! Вот, что тяготило Тимку, наполнило все его мысли, жало около сердца и железным прутом крутило в животе неизвестностью и плохим предчувствием. Лариса! Неужели? Разве она способна? Та, которую он таил от всего мира, точнее от всех своих знакомых. Таким образом, пытаясь обезопасить себя от разного рода флиртов, измен, переживаний и всякой грязи, намертво связанных с этим.
   Эту сторону жизни знал он очень хорошо и видел слишком часто, будучи сторонним наблюдателем. Именно наблюдателем, но и одновременно действующим лицом многих пьес из трех персонажей, кои из которых: сначала верная, а потом неверная жена, муж-рогоносец и герой любовник, гусар без обязательств и последствий. Его роль, конечно и всегда – гусар. И вот впервые он поймал себя на ощущении внутри себя некого липкого чувства холодной дрожи в животе, готовой выплеснуться через рот, оттого что мелькнула странная мысль, при первом ответе Лёвки, что не ночевал, мол… Лёвка, тот ещё кадр.
   Опасен он, Лёвка, хоть и не кроется под личины. Изучил его характер Тима за много лет. Опасен своими качествами: не дурак совсем, институт в легкую закончил, голова соображает быстро, деньги видит, когда те на дороге валяются и прибрать их к рукам умеет. Кроме того характер у него взрывной, хоть и тих с первого взгляда. Когда кровь закипает у Левки в глазах – берегись, сметёт, что Давид Голиафа, потому что кровь его горячая не думает о последствиях, точнее думает, но с некоторой задержкой. Год назад так отмутузил обидчика, что тот в больничку попал. А обидчик-то из известной компании городских драчунов. Пришлось Левке немного подстраховываться от угроз в свой адрес со стороны дружков того обидчика. Может и нож с собой носит, а может и пистолет – кто знает? Был у него газовый пистолет когда-то, это Тимка знал наверняка. И женщин он любит, есть такая слабость у Левки. Сам же, дурак, и научил его за все годы обхождению с ними. Опасен… Тень его, как от ближней скалы висит над Тимуром все эти годы. Прёт дружок по жизни, как паровоз, вперёд, не остановишь. Правда тут ему немного жена крылышки подрезала, загуляла, а результат развод. Взгляд сразу поник, почернел Левушка, прикладываться стал чаще. Не то, что раньше. Нет, алкоголиком не назовешь, а раньше-то почти совсем не употреблял…  Поубавилось прыти. Хотя на какое время поубавилось? Сломало его это или только закалило, пока не ясно.
   Но Лариса… Неужели она могла бы… с Левкой? Да, не балую её романтикой, да и близости подолгу не бывает, но так что ж? Её дело – знай, жди мужа. Красоток полно на белом свете, и хочется каждую обнять да приголубить, хоть разок. На Ларису, порой нет ни сил, ни времени. Но её дело женское – знай, жди мужа дома, да за детьми смотри.

 - Спала с Левкой? – в упор спросил жену Тимур на кухне, после того, как допил бутылку конька.
- С чего ты взял? – немного дерзко, как никогда ранее не разговаривала с мужем, ответила Лариса.
   Тимку, как встряхнуло от неожиданной дерзости. Он хлестко ударил Ларису по щеке:
 - Чего такая радостная? Я спрашиваю тебя, а не отвечаю, ты отвечай. Чего глазки забегали? С какой радости?
   Лариса, к удивлению его не всхлипнула от боли, не разозлилась, а лишь спокойно сказала, - дурак. Уйди, Руслан увидит…
   Тимка отошел в сторону. Правда, не хотелось, чтобы сын увидел ругань и разборки.
- Ой, чует моё сердце, дело плохо. Я ведь в ту ночь сон видел, как ты и … этот, тут Тимка немного запнулся, пытаясь как-то назвать Лёвку, но ничего не пришло в голову кроме неопределенно-обезличенного «этот». Видел, как вы любезничали. Блудили, точнее. В моей кровати блудили. С чего бы вдруг вы мне приснились. Если Бог есть, то почему бы ему не послать мне предупреждение? Что, разве я намного хуже перед ним, чем другие? Лариса молчала, готовила ужин.
- Говори, спала или нет?
- Я тебе скажу, Тима. Радость, говоришь… Радуюсь? Радуюсь, ты прав. Только прежде ты мне ответь на такой вопрос. Я тут совсем недавно в твоей одежде нашла пачку презервативов, да таблетки от лечения одного венерического заболевания. А ещё ты совсем алкоголь не употреблял две недели, видно когда таблеточки принимал…  Вот и объясни мне наличие этих предметов у тебя?
   И опять она дерзко говорит, так, что дух у Тимки захватывает от гнева. Но нужно сдержаться перед лицом обвинений.
- Глупости, - немного замялся Тимка, подыскивая ответ, - Мартынов оставил в прошлый раз своё. Ну, выпили вместе, ну, покуражились, вот и перепутал карманы. Всякое бывает.
- Тогда я тебе отвечу, - холодно парировала жена, - спала или не спала. Всякое бывает, как ты говоришь. Если спала, то, что дальше? – Она жестко взглянула в глаза мужу, - а если нет, то почем зря надрывать себя будешь. По мне, так и ходи, мучайся, терзай себя вопросом. Вижу, как завёлся. Поделом тебе, будешь знать, как налево ходить.
   Ещё сильнее сдавило в животе холодной склизкой дрянью от её слов. Голова, будто помутнела. И ведь как говорит, будто и развода не боится. А раньше и не заикалась, молчала тихонько и проглатывала все слова. Что с ней происходит? Подменили девку…

 Диалог прервал звонок в дверь. Тимур отправился сам навстречу поздним гостям.
На пороге стоял Левка с двумя бутылками шампанского в руках. Пытался улыбаться, но уж как-то напряженно.
- Эй, хозяева, привет! Вижу, что поздновато уже, но чертовщина какая-то происходит со мной, даже объяснить не могу.
   Тимка пропустил дружка в дом. – Вот и сам, легок на помине, - подумалось ему. – А и пусть зайдет, может, что и прояснится.
- Шел куда-то, шел, сам не помню куда и вдруг…Гляжу, а стою-то я под вашей дверью и нажимаю на звонок, - взволнованно говорил Лёвка. – Веришь ли, не понимаю, как это вышло… Глядь, а я уже у вас. Что за сила? Со мной ещё ни разу так не было. Чертовщина, одним словом происходит со мной!
- Проходи, - Тимур провел гостя на кухню, садись. Черти, говоришь водят…
   Лариса быстро накрыла на стол. – Привет, Лариса, - поздоровался Лёва.
- Привет, -  улыбнувшись, сказала жена Тимура.
   От Левки не ускользнула рдевшая розовым огоньком левая щека Ларисы и печаль Тимура, подмешанная на злости, и колючий взгляд его глаз.
  Они сели за стол втроем. Сын оставался в детской.
 Пили шампанское, но разговор не клеился. Левка ещё раз пытался передать им свои поразительные чувства от ощущения того, что и не заметил, как оказался у порога их дома, будто неведомая сила привела его, спутав мысли и оболгав сознание.
- Вот и я говорю, напряженно произнес Тимур, что сон видел в ту ночь как раз, перед приездом, как вы тут голубки воркуете в моей квартире.
- Чепуха Тимур, не напрягайся. Ничего не было, - не тая взгляд, сказал ему Левка. – Сам подумай, в чем резон врать мне, был я у вас или нет. Твой сын знает, моя дочь знает, жена твоя в конце концов… - Он не успел договорить, как звонкая оплеуха распласталась на щеке Ларисы.
- Да, - вскочил Тимка, ударив жену, - жена моя говоришь… Да, это моя жена. Жена моя.
   Лариса сидела тихо, не повернув головы, будто и не было удара.
- Слышишь, Тим, перестань ты это делать. Не бей женщину. Плохо. По себе знаю, плохо. Ой, потом раскаиваемся… Жалеть потом будешь, не бей. – Он немного помолчал, - ого, да мне пора! Бывайте хозяева дорогие.
- Посиди, пожалуйста, - попросила Лариса.
- Да, уж ты сиди, сиди. Чувствуй себя, как дома, - проговорил Тимур, уходя из кухни.
   Левка опустил голову, потер ладонью лоб, от осознания собственного бессилия перед ситуацией. Лариса разлила по бокалам остатки вина.
 Тимка вернулся. Допили вино.
- Сука! – процедил Тимка и коротко замахнулся ударить жену. Но Левка, ожидавший этого, перехватил руку друга. – Брось, Тимур. При мне не бей. Я же тебя просил. Нехорошо это, сам жалеть будешь…
 Тимур вывернулся из цепких объятий, - Левушка, а тебя мне хочется так побить, так побить…
- Так бей, если хочется. - Он встал перед Тимкой и опустил руки. - Бей.
 Тимка замахнулся и всадил кулак в нос другу. Нос немного хрустнул, но кровь не полилась. Левка качнулся, но устоял.
- Доволен? – спросил он, глядя в глаза.
   Тимку несло по кривой. Он сдерживал себя от ярости, чтобы не выплеснуть всю её в один миг. – Прирезать бы тебя.
- Так попробуй.
   Тимка взял крупный, японской стали, кухонный нож, странно улыбнулся и посмотрел в Левкины глаза лукавым взглядом, - этим ножом прирезать
- Не здесь, дружище. Пойдем на улицу, там и завершим,  - зло ответил Лева.
- Пойдем, - подтвердил разъяренный приятель. – Пистолет не забудь.
   Лариса молча сидела на стуле, не встревая в мужской разговор.
   Левка первым вышел на улицу, выискивая взглядом кусок металлической трубы или обрезок арматуры. Никакого пистолета или ножа он уже давно с собой не носил, с тех пор, как угроза шайки подонков свести с ним счеты понемногу забылась. Ага, вот и металлический прут у подъезда валяется.. Лёва взял его в руку, вытер грязь и стал поджидать Тимура.
   Тимур не замедлил себя ждать.
   Он приблизился к приятелю, поскрипывал при каждом шаге подмерзающий почерневший наст под его ногами, да луна зависла над ними безмолвным до безобразия нейтрально-честным секундантом.  В  руке Тимура блестел клинок, ставший мерилом жизни и смерти, правды и лжи, прощения и отмщения. Тимке, честно признаться, стало и самому немного страшновато. Он никогда ещё не поднимал нож против человека, и не считал себя способным убить хоть кого-то, но сегодня непонятная ранее неведомая внутренняя сила, рожденная ревностью, заставила встать с ножом напротив бывшего друга, держащего в правой руке кусок металлического прута.
- Брось нож, Тимка, и пойдём по домам, - проговорил этот лжец, спокойно и уверенно, чуть прищурив глаза.
- Не-а, - зло протянул Тимур, исподлобья глядя в глаза противнику, чуть поведя губами наподобие улыбки. – Сон-то не врёт поди, в отличие от тебя…
- Брось, прощу, - повторил Левка настойчиво, но не просительно.
   Тимур не бросал, но и боялся сделать первый выпад.
- Ладно, шут с тобой, - сказал Левка и коротко, но очень жестко замахнувшись, выворачивая кисть для набора силы, а не размахиваясь с плеча, ударил Тимура прутом по левой руке. Прут соскользнул с рукава куртки и со всей силы остановился на груди.
   Боль пронзила ребра Тимки и он, охнув, свалился на снег, все еще сжимая в руке блестящий под призрачным лунным светом нож.
  -А-а-а-а, - застонал Тимур от боли, пытаясь привстать, но тут же оставил свои попытки подняться с колен.
- Ох, ты! – в досаде проговорил дружок, - переборщил. – Жив? Говорил же тебе, плохо всё это кончится…
- А-а-а, больно,-  стонал Тимур, боясь пошевелиться.
Тьфу, ты, что за чертовщина, - сказал Левка, пряча нож в карман и аккуратно поднимая Тимку на руки, чтобы занести его в дом. – А-а-а, бок, -а-а-а, ребра…, - стонал Тимур.
   Лёвка, пыхтя шел по снегу, проваливаясь в крошливую заледеневшую кашу выше щиколоток. Занес друга домой и положил на кровать. Лариса хмыкнула, но не высказала укора Левке. Она принялась ухаживать за подраненным мужем. – Иди домой, - сказала она драчуну. Надо муженька на ноги ставить.
- Ребро, наверное, сломал. Прости, не хотел, - сказал Левка, отдавая Ларисе нож. По-дурацки все получилось. Я пошел домой.
- Ступай. Тут уже я сама справлюсь.
Тимур, прищурив глаза, смотрел на уплывающую Лёвкину тень…


  Лёва! – Лариса долго думала позвонить или нет. Прошло три недели с того момента, как она видела Лёву последний раз, тогда, когда он принёс Тимку с переломанным ребром. Три дня Тимка охал и ахал, не вставая с постели. Но с каждым днём ему становилось всё легче. Ребро, видимо, не очень пострадало, хотя и досаждало мужу.
 Наступил апрель, птицы загомонили на улице, славя приход тепла, погожий день и мягкое щедрое на радость солнце. Хотелось выбежать и, не останавливаясь, бежать денб, другой, третий, куда глаза глядят. Подальше от людей, поближе к солнцу, птицам, ручейкам. Сбежать от всего…. Только куда Руслана деть? Нет. Он – это главное в её жизни.
   После того, как Тимур встал и начал ходить, сделался угрюм и больше не спрашивал Ларису ни о чем. Но и она уже не тяготилась его присутствием, не замечала Тимура в его борьбе с самим собой, и от этого он заводился все больше и больше, чувствуя отчуждение жены, такой покорной, исполнительной и не противящейся мужу, всего каких-то пару недель назад. Подменили, черти…
 Холодный прозрачный занавес опустился между ними, но желание услуживать мужу исчезло вместе с тем, как в сознании поселился образ Лёвы. Лариса продолжала автоматически готовить, стирать, гладить, наводить лоск в доме лишь в силу внутренней потребности к порядку. Она вспоминала те объятия, те руки, запомнившиеся её крепкими, волнистые мягкие волосы, только-только начинающие редеть, не высказанную тоску зелёных глаз, пытливо вглядывающихся в Ларису. Она помнила его прямодушные слова и запах его кожи, слабый табачный аромат одеколона, спрятанный в складках рубашки.
   Тимур злился, но руку на Ларису не поднимал. Он перестал давать ей деньги, сам приносил домой продукты и всякие необходимые по хозяйству мелочи, делая все таким образом, чтобы у нее даже не возникало просьб для приобретения чего-либо для содержания дома. Чтобы она забыла вид денег, их шелест, их запах.
  Также она обнаружила, что из шкатулки, в которой лежали разные золотые побрякушки, исчезли все те, которые когда-то покупал для Ларисы Тимур. Даже купюра, которую подарил маленькому Руслану Левка, исчезла. Лариса фыркнула наедине с собой, но улыбнулась и пожалела Тимку… Мелочится… Зря…
   Когда боль в рёбрах окончательно отпустила, Тимур опять стал возвращаться домой «навеселе». От него пахло прекрасными дамскими духами, он источал ароматы весёлых нетрезвых компаний, в которых томно хохотали грудастые блондинки, двигали упругими телами под нарядными платьями горячие брюнетки или упражнялись в поглощении коньяка рыжеволосые красавицы. Там танцевали, веселились, встречались на ночь и расходились перед завтраком, до чашки утреннего кофе.
   Ларисе стало совсем безразлично, как протекает жизнь мужа. Она совсем перестала его замечать, отдаваясь полностью сыну, ухаживая за ним, становясь с ним нежнее и отзывчивее.
   Вскоре, сквозь пьяные обрывистые речи мужа, обращенные то к ней, то к самому себе, она поняла, что Тимур делает все, чтобы лишить её в случае разрыва имущества.
 Однажды, он снова, вернувшись в подпитии, замахнулся на неё, пытаясь ударить.
- Только посмей! – жестко, но очень тихо предупредила Лариса.
   Тимур опустил руку ей на лицо.
 - Лёва! Привет! – прижала трубку к щеке Лариса.
- Здравствуй, Лариса, - тепло ответил Лёвка, - ты откуда звонишь? – Он знал, что домашнего телефона у нее не было.
- Я от знакомых. Как ты? – в трубке слышалось её дыхание.
- Я? Я-то нормально.  Рад тебя слышать.Боюсь спросить, как у тебя жизнь? – Левка замолчал.
- Вот и представь как… - Лариса помедлила, - ты вспоминаешь?
- Да. Я думаю о тебе каждый день. Наваждение и все. Боюсь сказать чертовщина. Такого со мной ни разу не происходило. Как будто я марионетка, и есть кукловод, который задает мне ходы. Странно, да?
- Да, – Лариса улыбнулась, и Левка на том конце провода почувствовал её улыбку, - А я тоже бесконечно думаю о тебе… Не могу и минуты прожить без этих мыслей. Всё перебираю каждое мгновение…Лёва!
- Да.
- Я хочу уйти от него. – Она говорила медленно, слова давались ей тяжело. - Но мне совсем некуда. Ты знаешь, что в этом городе у меня никого нет. Я уйду вместе с сыном. Можно к тебе? На время, конечно. На несколько дней…
- Лариса, ты очень хорошо подумала? – Левка не был готов к такому развитию ситуации. Взять к себе чужую жену, как не взгляни – дурно.
- Хорошо подумала.
- Пойми, это будет выглядеть не самым лучшим образом. Как я, так и ты, оба предстанем в чёрном цвете. Пока что ты права, и можешь делать все, но как только уйдешь ко мне, получится, что ты бросила мужа и тем подашь повод думать о тебе плохо посторонним людям. И в суде, если что…
- Плевать на суд. Мне от него ничего не надо. Пусть заберёт всё, я … мы с Русланом проживём. Ни копейки у него не возьму. Опять начал бить…
- Ах, так! Тогда приходи, конечно. Место найдется.


*********************************************************

   После того, как все дела этого дня на работе были завершены Тимур, как делал это почти каждый день последние месяцы, забежал в ресторан. Суббота - самое веселье. Он знал всех завсегдатаев. Тут же подсел за столик к приятелю, заказал бутылку коньяка, что-то горячее на закуску и понемногу «набрался» по полной программе. Дальше следовали томные танцы, прокуренное такси, какая-то подруга в легком кашемировом пальто, неизвестная квартира, дурманящий запах чужой женщины, сборы, такси до дома и пустота в душе. Плохо помнил, как вернулся. Свет погашен - значит спят.
   Он по привычке осторожно прокрался в квартиру и упал на диван, успев скинуть одежду на стул. Уснул мгновенно. Лишь во сне последние пять недель он отдыхал от терзавших его мыслей, от осознания собственного бессилия перед патовой ситуацией.
   Лариса.... Мать его любимого сына...Неужели она.... с этим... который сам развёлся четыре месяца назад и мне желает того же.. Не зря ещё этот сон всё повторялся и повторялся в разных вариациях.
   Они с Ларисой уже семь лет вместе. Кто скажет, что плохо с женой обращался? Не ударил ни разу. Повода не имелось. Деньги идут, бизнес расширяется. Квартиру купил, гараж совсем недавно приобрел, одеты во все импортное, побрякушки всякие ей покупаю. Ну, не вожу по кабакам, не знакомлю со старыми своими компаниями. Да, в отпуск редко пока ещё ездим, но к матери - пожалуйста, два раза в год. Что надо? Любви? Так не встретилась мне пока женщина, которую смог бы полюбить. Были всякие привязанности, но до любви как-то не доходило... А если я всё придумываю? А если не изменяла, а просто пытается поправить свой статус в семье? Как теперь к ней подойти? Извинятся, что ли?
  Утром, проснувшись с легкой головной болью, Тимка отправился в ванную. Дома было поразительно тихо, не пахло завтраком из кухни, не слышалось смеха и возни Руслана. 
 Тимур прошел по комнатам, немного осознавая происходящее. Не умывшись, он бросился к коробке с документами. Паспорта Ларисы там не было.
- Уехала! - пронзила электрическим током страшная мысль. - И сына забрала. Дрянь!!!!!!! Что можно ожидать от жещины? Только подлой измены и предательство!
- Сука! - закричал он от бессилия и сел на пол, зарыдав, - сука. Змея лживая. И сына забрала. Руслан, Руслан мой... Русланчик…Твари! Твари все бабы. Змеи прикормленные. А-а-а-а-а...
   Он стал проверять вещи и обнаружил, что вещей исчезло минимум. Лариса почти ничего не взяла из своей одежды, почти ничего из одежды сына...
 -  Может не уехала? Ушла на время припугнуть меня? Зачем я её ударил? Зачем!!! Не нужно было, правильно эта сволочь говорила. Что это за человек Лёвка? Как возле меня появится, так жди неприятностей. Гнать его в шею!  - Но где Лариса с сыном? - мысли лихорадило, - где она могла находиться? Надо что-то предпринимать, искать её, искать сына...
   Тимка наскоро умывшись побежал к старшему брату.


**************************************************

   Алик не ожидал в столь ранний час увидеть младшего брата. Тот не просто плохо выглядел, а походил на слегка ополоумевшего человека.
- Ну, прямо поэт Иван Бездомный, - усмехнулся Алик. - Того и гляди "караул" закричишь!
   Тимка зашел в холостяцкую квартиру старшего брата. Десять лет разницы. Семейная жизнь и опыт развода за плечами в прошлом.
- Ты один? - спросил Тима, скидывая куртку.
- На удивление самому, один, - проскрипел Алик, голосом, не отошедшим ото сна.
- Лариса ушла, - выдавил из себя Тимур, усевшись в кресло и заплакав. - С Русланом вместе. Дожился… Радуются, поди…
- Эх, ты, какое дело, - пошевелил губами Алик. - Но не пори горячку. Сядь, пять минут посиди, пока я умываюсь и одеваюсь, - и он ушел в ванную.
   Минут через двадцать после душа он появился преобразившимся: чисто выбрит, гладок, причесан, свеж и румян, сколь может быть румян человек, живущий без женщины, употребляющий змея от времени до времени. Поставил на плиту чайник и сел в кресло напротив.
- Теперь рассказывай, - коротко попросил он младшего братишку, - только подробнее.

   После обстоятельного подробного рассказа всего, включая этот чертов сон, после Тимкиных слез, кофе, холостяцкой яичницы с колбасой, он, как всегда это делал, рассуждал спокойно и логично.
- Ты, братишка, успокойся. Ушла? Но может лишь для того, чтобы ты понял, что руку поднимать на неё нельзя. Хорошая она женщина, и ты это знаешь. И я знаю. Все знают. Даже сестра наша Алла, на что тяжело ей угодить - и то без ума от неё. А уж, какая мать! Поискать таких…  - Алик расхаживал по комнате, собирая в кучу разрозненные Тимкины мысли, втискивая их в одному ему известную форму, ту что уже брезжила в его умудрённом жизнью сознании.
- Ты ведь её не любил, признай это, мы это все знаем, и она в том числе.  Хоть и молчала, но не дура же. Знала, видела, чувствовала.  Про тёток твоих залетных догадывалась? - Он остановился и направил указательный палец на брата, - догадывалась. Но, как умная женщина, молчала до поры. А ты, надо признаться, обнаглел, братишка. Переоценил себя, однако! Молчи, - ткнул он в плечо, пытавшегося встать и замолвить в свою защиту слово брата.
 -Да, не баловал вниманием, признайся. Побрякушки, рыжьё, камешки – это всё чепуха. Лишь на время снимают напряжение. А женщины, они ведь только ждут удобного момента, чтобы чувства свои непонятные выплеснуть. Нам не понятные. Да и им самим, думаю, не понятные. Они живут не по законам логики, как мы. Они - высшие существ, живут по законам природы. Сегодня ветер - их качает. Дождь - трясёт, плачут. Солнце - прыгают. То засмеются неожиданно, то зарыдают ни с того, ни с сего. Кто их поймёт? Кто разумеет? Всё какой-то момент в жизни ищут. Вот момент и настал. А тут ты руки распустил, и подлил масла в огонь.
- Я…, - Тимур что-то попытался возразить, но Алик властно перебил его потуги, - сиди и слушай, - Он встал из-за стола и начал мерной уверенной поступью шагать по комнате,   
-Сейчас действовать нужно, чтобы семью твою сохранить. Действовать умно, может даже и хитро, но никак не опрометчиво! - Алик говорил уверенно, как знающий дело и опытный,- Женщины могут от безвыходности таких дров наломать! А ты не возражай, проглоти обиду и делай, как я говорю. Рассуди здраво - не нужно их понимать. Нужно ими управлять. Хотя, какой из тебя здравый сейчас, - он махнул рукой и тяжело вздохнул, - просто, делай, как скажу, не рассуждая.  Коли ты начнёшь понимать их - женщин, то и жить придется по их образу мышления - и всё: пропал ты. Под каблуком. При том навсегда. Из под их каблука выход только один - развод. И тогда борьба с новой фурией, такой же особой. Обрати внимание, - Алик поднял вверх указательный палец, - такой же точно. Идентичной. Только в другой оболочке. Хотя выбираем мы даже и оболочки похожие, такие, какие нам по вкусу. А вкус-то видно у нас не очень развит!- Алик присел в кресло напротив Тимура.
- Пойти ей, сам говоришь, некуда, кроме …, - тут он посмотрел на брата, пошевелив губами, как бы рассуждая про себя, - да, некуда. Налей-ка кофе мне и себе, а об алкоголе забудь.  Как можно дольше не вспоминай. Вон Лёва - три года не прикасался, помнишь? На пьяную голову не развяжешь узлы, а затянешь их так, что только и рубить по живому.
 - Ах, оставь меня, братишка, со своим Лёвкой. Думать о нём не могу, слышать его имя мерзко. Нет его для меня.  Тимур налил кофе в чашку дрожащими руками, выплеснув немного на столик, - Ах, чёрт, - скривился он, что за жизнь?! Ничего не получается...  За что? За что? А-а-а-а, - тихо завыл Тимка.
 Где-то за стенкой, у соседей, Бум-Бум-Бум... часы размеренно отбивали время. Солнечный зайчик, выскочил из-за окна на журнальный столик, за которым сидели братья, и, словно улыбаясь, призывно играл в отражении стеклянной посуды.
- Да, погодка что надо. Ну, брось, брось, не переживай, всё уладится, - Алик положил руку на плечо брата.Посмотри за окно - солнце, небо голубое, птички, травка...
- что, думаешь у него? – отталкивая от себя эту мысль, спросил Тимка, съёживаясь, как от холода и  задрожал.
 - Ну, положим он не мой, а твой друг. И ты ко мне его привёл и довольно долго мы общались. Несколько лет. И сказать-то про него особенно плохого ничего не получается, признайся. Скорее, он выглядит, как антипод твой. И ты сам приложил к этому руку, - Алик пошевелил бровями,сморщив лоб, - но не исключено, что Лариса у него. – Алик взял трубку и набрал по памяти номер Лёвы.

- Лёва! Привет! Узнал? Узнал, слышу. Как поживаешь? … А-а-а, ага, хмыкнул он, улыбнувшись. Да, по этому поводу. Дай ей трубочку, пожалуйста… - При этих словах, Тимка вскочил с кресла, вытянулся в струну от напряжения.
- Дрянь!!!!! – заломил руки он, заплакав, - с ним… с ним… с этим…. Сука, с ним. И сын мой там с этим гадом… змеюка подколодная моя жена. – А-а-а-а…
- Не хочет? – Алик не засмущался, прикрыл трубку рукой, чтобы на том конце провода не слышали Тимкиных всхлипываний. - Передай, что я прошу, и говорить будет со мной. Нет, скажи ей, что я не дам ему трубку. Даже если просить будет, - он улыбнулся, - ну, вот, и ладушки… Лариса, - игриво зажурчал его голос через минуту, - голуба душа, что это ты удумала … Лариса, ты же знаешь, как я тебя уважаю и люблю, - Алик хмыкнул, выражая тем самым искренность чувств, - мы с тобой оба опытные, оба разведённые по разу, жизнь знаем не понаслышке, да? Давай поговорим не по телефону, давай с глазу на глаз, есть о чём … Лариса, не торопись, остынь…  послушай меня, есть нам о чём поговорить. Всякое бывает, да не изо всего нужно выводы делать поспешные. Нужно остыть. .. Знаю, не прав он был. Люди мы все. Все ошибаемся... Да, оставайся там, побудь, успокойся, не переживай, я тебе доверяю. Руслан с тобой? Вот и хорошо, молодец, а где ему быть, как не с такой замечательной матерью? Значит, за него я уже не переживаю. Вот за тебя немного, ну, да это мы утрясём, надеюсь. Чего в жизни не бывает, правда? Завтра приду, хорошо? ... Завтра приду, - повторил он, - меня-то примешь? Ну, всё, пока. До завтра, - положил трубку Алик.
   Тимура корежило судорогами от этой новости. Вроде хорошо, что нашлась, что сын с ней, но то, что у него….
- Предательница, - выкрикнул он. Слезы текли из его глаз.
- Э-э-э, успокойся, неумный дурачок, останавливал его брат. – Взгляд Алика стал тяжел, - чего ты хотел? Спасибо скажи, что к Левке. Я это парня знаю, как никак. По крайней мере, глумиться над тобой не будет. И на её благоразумие надеюсь. Не ляжет она с ним. Побоится. Побоится семью разрушить окончательно. Тебя проучить желает. Месть в ней горит синим пламенем. Полыхает месть. Она ничего не соображает, поверь. Ты ещё поторопил события своими утайками денег. Рановато начал, до поры. Проучить хотел? А со мной почему не советовался?

**************************************************

   Лева вернулся с работы немного раньше. Торопился, почти бежал до дома, благо идти минут двадцать. Не столицы, чай.
   Квартира блистала необыкновенной, забытой уже чистой. Каким-то странным образом, его холостяцкое логово словно ожило от спячки в одно мгновенье. Всё лежало и стояло на своих местах, мебель кое-где была сдвинута чуть иначе, красивее и смотрелась как-то красивее, что-ли, чем ещё вчерашним утром, когда Лариса, держа сына за одну руку и вообщем-то не большую дорожную сумку в другой руке, вошла в открытую дверь.  Сегодня по квартире плыли ароматы горячей домашней  пищи, такие забытые Лёвкой в своей холостяцкой жизни. В спальне уже витал чудный образ женщины: запах кремов, духов и свежесть молодой женской кожи, вечно новый, таинственный и непостижимый аромат.
   Он постелил себе на диване, а Руслану с Ларисой отвёл место на своей широкой двуспальной кровати, оставшейся ему после развода.
- Прости, не могу так, Лёва,- сказала Лариса перед сном, и обняла его, прижимаясь своей щекой к его щеке. - Не могу без тебя.
- Лариса... Плохо.
- Не думай. На мне грех. На мне... Ты свободен.
   Руслан спал на диване, а голова Ларисы приткнулась к Левкиному плечу со всей нежностью, на которую способна женщина.
  На следующий день, в субботу, во второй половине, раздался звонок. И Лариса и Лёва готовились молча к этому визиту, но все равно встревожились. Лариса ушла в другую комнату и там села на краешек кровати, сжав все тело в пружину, в ожидании... Лёвка зашагал к дверям зажатый ощущением неправильности всего происходящего, своей жизненной позиции, нечистотой мироощущения. Зажатый странной, неуправляемой им самим, внутренней непреодолимой ничем, тягой к Ларисе.
- Лёва, привет! - устало улыбнулся Алик, войдя в дом.
- Привет, - невесело ответил Лёва, - пройдёшь?
- Нет,в другой раз, - Алик продолжал улыбаться, - зови-ка красавицу сюда.
   Лариса вышла в прихожую.
- Ну, привет, душа моя, - искренне улыбнулся Ларисе Алик. - Иди ко мне, - он взял Ларису за руку, и распахнув свои объятия по-отечески обнял её, поцеловав в щёку. - Пройдёмся, поговорим.
   Лариса немного порассуждала - остаться на переговоры здесь или же выйти, но всё-таки, одевшись, вышла из квартиры за Аликом.  Лёвка прикрыл дверь и включил телевизор.
   Их не было довольно долго, минут тридцать. Потом дверь скрипнула не смазанными петлями, и Лариса тихими шагами вошла в квартиру. Лёвка вопросительно посмотрел на неё, сидя на диване перед работающим телевизором.
Она грустно улыбнулась, обняла Лёву, прижавшись к нему так крепко, как можно, - Я пойду...- вздохнула и заплакала, но тут же взяла себя в руки, распахивая глаза пошире, чтобы унять слёзы и глубоко втягивая воздух, успокаивая себя.      
   Вот чего не ожидал и не мог понять Лёвка, так это хода женских мыслей. Его лицо вытянулось от удивления...
- Тимур тоже там. Внизу. Я сказала, что у нас с тобой ничего не было, ни тогда, ни сейчас. Прости меня. Тимур убит. Может что-то ещё получится... Руслан скучает…
- Русланчик, - позвала она сына, играющего в спальне, - идём домой.
   На прощанье она грустно улыбнулась и помахала Лёвке рукой, - Ты мой... Ты в моём сердце.
 

    Прошло еще две недели. За порогом плескался в сочной свежести зеленого моря май. Весёлый гвалт детей целыми днями плескался по улицам города. Весёлые пешеходы улыбались, словно нечаянное счастье нашло-таки их. Птицы, прятавшиеся в молодых кронах деревьев, звонко спорили о чём-то днями напролет. День стал долгим и светлым до умопомрачения.
Вечерело. Левка уснул на диване перед телевизором после того, как вчера его друзья, засидевшись у него в гостях допоздна,не дали ему выспаться. Разбуди л его треск телефонного аппарата.
   Он настолько привык к поздним звонкам, и даже к ночным звонкам, что не торопился к трубке. Все его приятели, спешившие к нему домой после закрытия кафе, в компаниях девушек или без таковых могут и подождать. Совсем обалдели. Пора начинать от них отбиваться.
- Алло, - вяло пробормотал он в трубку, медленно продираясь сквозь дрёму.
- Лёва, - это голос Ларисы.
- Ты? - удивился Левка, моментально вышедший из сонного состояния.
- Удивлён? - Она засмеялась своими скрипочками, поющими разными голосами одну партию. - Я сама удивлена. Мне опять нужна твоя помощь. У тебя есть ... деньги, которые ты бы мог мне одолжить? - Лариса замолчала сомневаясь.
 - Для тебя есть. А что произошло?
- Можешь сейчас подойти к автовокзалу, я жду тебя здесь. Только очень быстро.

   Через пять минут, а автовокзал находился очень близко к его дому, Левка подбегал к Ларисе.
  Она стояла в сторонке от основного потока пассажиров. Рядом с ней на чемодане сидел Руслан, два больших тюка, стянутых из тонких покрывал лежали рядом.
- Вот, - она грустно улыбнулась, - я уезжаю к матери. Но нет денег даже на билет. Ты поможешь? Поезд через два часа...
   Они погрузили вещи в такси, сели сами и по дороге Лариса рассказала ему всё, что произошло за эти самые две недели.
   Алик всё сделал совершенно правильно, и Лариса надумала было восстановить прежние отношения с мужем, который дня три был предупредителен и холодно вежлив. Она ни на секунду не оставляла сына одного, хотя Тимур предлагал ей сходить по каким-нибудь делам в одиночку. Чувствовала подвох. Боялась, что Тимка выкрадет сына. А когда, однажды, придя домой с прогулки с сыном не увидела часть мебели и аппаратуры, то муж объяснил, что продал старые вещи, надеясь поменять вскоре на новые. А соседи на следующий день шепнули, что, мол, видели, как Тимур, наняв грузчиков, переносил всё это из дома в гараж, который находился неподалёку. Прятал.
- Смешной он, - говорила Лариса, - мне ничего от него не надо. Я взяла только то, что привезла сюда от матери,  подушки, одеяла, бельё, да часть своей одежды и одежду Руслана. Зря он так, - она сжала губы, - никогда! Никогда он больше не увидит сына только за то, что всё это барахло оказалось ему дороже всего на свете... А подам я на развод на следующий день по приезду к маме.
   Поезд отправился вовремя, увозя Ларису за полторы тысячи километров от того города в котором она прожила восемь лет. В котором родился Руслан. В котором остался Тимур.
   Лёвка стоял на перроне, сжимая в кулаке листок с её новым адресом и телефоном.



- Ты прав, все окончено. – Левка прикусил нижнюю губу, как бы окончив речь. – Как  неожиданно началось, так неожиданно и завершилось.
 Но ведь не это конец истории? - посмотрел вопросительно Алик.
- Это начало конца, - Лёвка глотнул из чашки. - Остыл совсем. Да… Тебя интересует, что стало дальше? Тимке потом передашь, я знаю. Но понимаю, ведь он твой брат. Ты не всё ему рассказывай. Ты ведь умеешь. Тебя дипломатии учить не нужно, - Лёвка засмеялся, - старый лис!

- В следующий раз я увидел её через три недели. Так сложилось, что у меня подвернулась командировка в Литву, в Каунас. Мы сотрудничали с одной литовской компанией, которая в те сложные годы делала нам поставки, и мне требовалось отправиться в Каунас для отбора заказов. Я и поехал, только сделал крюк, через Новокузнецк. Лариса, как и обещала, подала на развод. Я взял её с собой в Литву, майскую, благоухающую цветением и свежестью. Две недели в Литве, поездки по заводам и фабрикам, вечерние кафе с танцами под «живые» оркестры, весёлое настроение, ощущение свободы, прошли, как один день.
   Тогда она ещё надеялась, звонила, ждала. Я пытался понять себя: чего я хочу от этой женщины, какое будущее ожидает меня с ней? Я вновь увидел её пять месяца спустя. Осенью, когда сам устроил себе командировку в Новокузнецк. Скучно описывать, чем я занимался там по работе. Но жил у неё. Долго. Недели три, пока не завершил все дела.
- Возьми меня с собой, - сказала она мне тихо перед прощаньем.
- Куда и как? – я не знаю, что ждёт меня впереди в этом городе. Возможно, уеду навсегда. Сам не знаю куда… На край света…
 - Тогда положи меня в свой чемодан, - грустно улыбнулась Лариса своими лисьими глазами.- Мне радостно с тобой рядом. Радостно, хоть я, словно в ссылке, в гетто. В гетто радости…
 

- И это всё? – спросил Алик.
- Да, - ответил уставший Лёва, - поставь-ка чайник, - совсем замерз. Ещё предстоит по бурану домой возвращаться, а я без машины.
- Конечно, - Алик вскипятил воду и напоил Лёвку горячим чаем. – Сестренка моя тебя ненавидит. Именно так. НЕ-НА -ВИ-ДИТ - по слогам произнёс Алик.,- За брата, за его страдания, слезы. За то, что сына Тимка так больше ни разу не увидел. Лариса не дала ему даже взглянуть на Руслана, ведь Тимур несколько раз специально приезжал туда, посылки пытался передать с игрушками, одеждой сыну, деньги пытался оставить на мальчика – не взяла ничего. Как отрезала!
- Такой у неё характер. Видимо, крепко обидел тогда. Глупо поступил, сердцу не доверился.
- Видимо, так. – Алик похлопал собеседника по плечу, - брат носит в сердце неприязнь к тебе… Я помню, как он ходил по комнатам, доставал из шкафа её вещи, прижимал к лицу, вдыхал её запахи, которые хранила одежда Ларисы и плакал… Горько…
- Это так естественно, ненавидеть меня, - Лёвка сморщился, - ты знаешь, я до сих пор переживаю. Не могу понять, что меня толкнуло? Какая неведомая сила? Мной точно что-то управляло извне. Этот сон, где голос в полной темноте называет мне её имя – неспроста.  Я не сталкиваю вину с себя. Виноват. Они все равно бы однажды развелись, она много мне потом рассказывала о том, как накапливалось в ней чувство обиды на несправедливость мужа.
- Развелись бы, пусть, но сын бы оставался с отцом всё то время до развода. Меня смущает именно это. Сын растет без отца.
- Да. Скорее всего, так бы и случилось, - подтвердил Алик, - рано, поздно, через год или пять лет… Плохой из меня третейский судья. – Он почесал затылок, - не могу тебя возненавидеть. Не получается. Даже из чувств к своему брату, обиженному тобой, не могу. Иди с миром. Шарик круглый, ещё сведёт всех нас вместе. Всё встанет на свои места. Плата за боль - боль. Молись о том, чтобы тебя она миновала.
   

   Левка ушел. Завывал, корёжился в судорогах буран, пытаясь свалить его с ног, распластать на снегу, насыпав сверху мягкий, как нежность и ледяной, как ненависть сугроб.
Он вспоминал искорку во взгляде Ларисы и думал, что знал эту искорку и слабый огонёк, вспыхивающий от неё в груди, и думал, что даже испробовал раздирающее сердце и сознание бушующее пламя, рожденное слабым огоньком. И помнил густой, но невесомый пепел пожарища, оставленный всепожирающим пламенем. И пустоту после всего. Огромную зияющую дыру в пространстве вселенной, обжигающую холодом пропасть. А если сесть на краю этой пропасти, скрестив ноги, чтобы не шевелиться и сидеть так безмолвно и неподвижно, то не заметишь, как пару лет промелькнёт, и дыра во вселенной начнет понемногу затягиваться, и где-то вдали появятся вновь очертания чего-то жилого и осязаемого. И, возможно, снова захочется улыбнуться и снова обрадоваться озорной искорке, но берегись…

   P.S.
 Тимка женился во второй раз через пять лет, у него родилась дочь. А ещё через восемь лет он умер. Сердце. Инфаркт. Скорая, бывает, едет совсем не быстро...
Лариса так и не вышла замуж, но через пять лет тоже родила дочь.
Алик женился в пятьдесят пять.
Лёвка через год встретил девушку, полюбил и уехал сней в другой город.
Руслан увидел отца впервые после расставания лишь на его похоронах. На похороны брата Алик вызвал Ларису, которая сдержала своё обещание…

Желающие почитать книгу, пишите на эл. почту sa8486собакаmail.ru