Гори, гори, моя звезда

Андрей Худорожков
 Рассказ, записанный со слов восьмилетней девочки

     "Мне было 8 лет, когда умерла моя мама, а отца я вообще никогда не видела. Мы тогда с  мамой жили в небольшом городе, где была одна фабрика, клуб и стадион. Половина взрослого населения нашего городка работала на фабрике. Моя мама также работала на фабрике, она была формовщицей. На работе она очень уставала. А по вечерам все собирались в клубе, где крутили кино или были танцы. А после кино или танцев как обычно были драки. По выходным на стадионе играли в футбол, но чаще пили или дрались. Я ходила в школу, во второй класс, училась я хорошо, хотя и не любила. Мама за меня переживала и я училась для нее, чтобы она не плакала. Она меня никогда не наказывала, просто, если я что-нибудь делала не так, то мама очень расстраивалась и плакала. А я ее не хотела расстраивать, потому что очень любила.
     Когда мама возвращалась с работы, я ее ждала дома. Я убиралась в комнате и варила макароны. Мы жили в квартире вместе с соседями: в одной комнате жила бабушка Марья Ивановна,  во второй - тетя Валя и ее муж дядя Алексей, а в третьей комнате жили мы с мамой. Мы жили хорошо все вместе, всегда ладили. Но потом умерла Марья Ивановна, и приехал ее сын Николай, который был ровесником моей мамы, но он нигде не работал. Тетя Валя и дядя Алексей вскоре получили отдельную квартиру от фабрики и переехали. Их комната стояла теперь закрытой, а Николай стал поглядывать на маму, говорил, что у него серьезные намерения, а я буду его дочкой. Но я его не любила, он был плохой, очень плохой. А мама мне сказала, что Николай пойдет на работу и у нас будет семья. У всех людей в мире должна быть семья. Я верила маме, потому что я ее любила, а Николай мне не нравился.
       После того, как они стали жить вместе, Николай вообще забыл о работе, он отнимал у мамы деньги, которые она зарабатывала на фабрике и пил. Теперь я ждала маму с работы на улице, я боялась с ним оставаться дома. К Николаю приходили такие же как он собутыльники и они пили, вечерами, а иногда прямо с утра. Они часто оставались у нас дома ночевать, спали на полу, а утром продолжали пить. Меня заставляли сдавать бутылки, а деньги им отдавать. По вечерам Николай заставлял и маму пить, она отказывалась и тогда он ее бил. Мама плакала, но говорила мне, что Николай изменится и скоро бросит пить. А я тоже плакала, потому, что я любила маму, я так любила свою мамочку, а он ее бил. До крови, а ей ведь надо было работать. Она нас всех кормила. А когда Николай и его собутыльники напивались, они просили меня спеть им романс "Гори, гори, моя звезда." Им очень нравилось, когда я пела этот романс, и все плакали, когда я пела. И Николай плакал, и мама тоже плакала и говорила, что я очень задушевно пою, что у меня талант. А я стояла на стуле, пела и почему-то тоже плакала. Мне тоже нравился этот романс, но он был очень грустным, и я всегда плакала, когда его пела.
     А потом они опять пили, и Николай бил маму, почти каждый день, по любой причине, то у нее не было денег, то она не пьет со всеми, то еще что. У мамы все тело было в синяках, я потом мазала ей ушибы мазью, и плакала. А когда Николай засыпал, я спрашивала маму, почему она не идет в милицию, там на него найдут управу, а она мне говорила, что надо терпеть и все образуется, а если мы пойдем в милицию, то еще хуже будет, тогда Николай совсем озвереет и нас до смерти забьет.
    Но однажды Николай очень много выпил, а его друзья просили еще, и он спросил деньги у мамы, а у нее оставались деньги только на хлеб и она не дала. Тогда Николай рассердился и стал ее бить, я бросилась к маме, а он и меня ударил, я упала и ушибла голову о батарею. У меня появилась большая шишка. Этого мама терпеть не стала и пошла на следующий день в милицию. Назавтра пришел участковый и сделал внушение Николаю и ушел, забирать его не стал.
     А Николай разозлился на маму, напился вечером и стал ее бить. При этом он говорил "будешь знать, как на меня доносить". Раньше он ее так сильно не бил. Он бил кулаками, и у мамы пошла из губы кровь. Я плакала, обняла маму, и говорила, чтобы он не бил ее, и я могу спеть его любимый романс "Гори, гори, моя звезда". Но он меня не слушал. А потом он стал ее бить ногами, мама плакала, а потом перестала. Тогда Николай перестал ее бить. Я обнимала маму, а она ничего не говорила и глаза больше не открывала. Я звала свою мамочку, а она ничего не говорила. А собутыльники Николая сказали, что он убил маму, и все разбежались. Тогда Николай сказал, что пойдет в милицию утром. А мне наказал, чтобы я подтвердила, что он нашел маму избитой на улице. А если я этого не скажу, то он и меня убьет. А потом он пошел спать. Я всю ночь говорила со своей мамочкой, но она мне не отвечала, она больше ничего не говорила. Я понимала, что мама умерла, но не могла в это поверить. Я положила маме под голову подушку и накрыла одеялом, чтобы ей не было холодно. А от Николая я ушла.  Я не хотела, чтобы он меня убивал. Взяла из копилки все деньги и ушла. Всего у меня было 190 рублей.
    Весь следующий день я гуляла по улицам, заходила в магазины погреться, потому что на улице было холодно, была зима. Мороз стоял сильный. Я купила молока и хлеба, села на подоконник и поела. А в окно из магазина я увидела санки. Мама с каким-то мальчиком оставила их на улице и зашла в магазин. Я никогда раньше не брала чужого, но тогда мне санки были нужнее, чем тому мальчику, и я их взяла и пошла. Я уже тогда решила, что буду делать. Я спрятала санки за нашим домом, там за воротами. Туда вообще редко кто заходил. Глухое место. Если идти к трамвайным путям через те ворота, то можно упасть, очень пологая там улица. И поэтому там даже поручни были прикручены к  стене, чтобы никто не споткнулся и не попал под трамвай. Особенно зимой, когда ступеньки были ледяными и скользкими. И если поскользнуться, то можно так и поехать вдоль дома по ледяным ступенькам, а за домом в метре, наверное, уже шли трамвайные пути.
    Ночевала я в соседнем подъезде. А потом весь день я наблюдала за трамваями и считала секунды, сколько он идет от остановки до нашего дома, а еще поднималась на второй этаж, где была наша квартира и считала секунды, когда бежала на улицу. И у меня получалось, что когда трамвай трогался с остановки, он мимо угла нашего дома проходил через сто десять секунд. А мне со второго этажа до того же места бегом уходило сто двадцать секунд и никак быстрее не получалось. А если санки оставить в подворотне, то на санках можно было спуститься и быстрее, и всего тогда получалось девяносто секунд. Вот и получается, что санки мне очень были нужны, если бы не санки, я бы никак не поспела. И сколько я не пробовала, у меня выходило девяносто секунд, значит, на все остальное оставалось двадцать секунд. А секунда это - раз, два, два счета и секунда. Это меня мама научила.
     Вечером я опять пришла в соседний подъезд, а спала около батареи, там было тепло. На третий день я в обед купила молока и хлеба, поела и пошла к себе домой. Но не заходила в дом, а ждала, когда трамвай подойдет к остановке. И вот, когда трамвай подошел, я побежала наверх, на второй этаж. У меня было сто десять секунд, я считала раз, два - это секунда, раз, два -  это вторая. Я позвонила в дверь и стала ждать, но продолжала считать про себя. Николай не открывал дверь семнадцать секунд, а потом открыл, и я ему сказала, что я иду в милицию, заявить, что он убил маму. А потом я побежала. А на то чтобы сказать, что я иду в милицию, у меня ушло пять секунд, я это заранее считала.  Когда я выбегала на улицу, то поняла, что Николай выбежал за мной. Уже во дворе я увидела, что он набросил телогрейку на голое тело и одел валенки. Я опаздывала на две секунды и бежала изо всех сил, а валенки у Николая были очень скользкие, он меня чуть два раза не догнал, но спотыкался, вставал и снова бежал.
     Я выбежала в подворотню, прыгнула на санки и покаталась вниз, а Николай бежал за мной, но санки катились быстрее. А когда я выкатилась на улицу, то трамвай был совсем близко, но я успела проехать, а Николай нет. Трамвай проехал прямо по нему. И от Николая осталась каша, завернутая в телогрейку. Трамвай стал тормозить, кто-то кричал. Но я не поворачивалась. Я шла с санками вдоль трамвайных путей, слезы текли ручьями по щекам, и я пела про себя любимый мамин романс:

   Гори, гори, моя звезда
   Гори, звезда приветная
   Ты у меня одна заветная
   Других не будь хоть никогда.

Я пела для моей любимой мамочки."
   
07.11.2013