Письмо

Александр Шимловский
                Строевой старшина РТС противолодочного крейсера с бортовым номером 845 (вообще-то корабль носил гордое имя колыбели революции, но оно как бы составляло большой военный секрет и употреблялось для служебного пользования) старшина I-й статьи Колесников, (для своих годков—Витька, а то и просто Колесо), писал матери письмо. Задача трудная и продолжалась с перерывами разной длительности более трех недель. Как доложил бы зам по политработе: «К настоящему времени проведена определенная работа по преодолению написания...» Нет, не написания, а неписания, тьфу, дурь какая-то! Надо собраться с мыслями и продолжить споткнувшуюся в прошлый вторник работу. Гоголь, Чайковский,... шедевры писали, а ты, с таким ялдышом, не можешь матери письмо написать! Итак начало есть.
               
                «Здравствуй, мама!
Письмо твое получил и вот пишу ответ. У меня все идет нормально, служу на старом месте. Недавно закончились очередные учения. Месяц (тут он немного приврал) ходили по морям и вот опять в Севастополе...»

                Далее простирался девственно чистый лист; готовый принять на себя все перлы старшинской мысли, однако в бестолковке наблюдалось четкое наличие отсутствия оной литературной твари. Небольшое озарение, и Витька аккуратно исправил в слове письмо букву «о» на букву «а». Получилось славно и в соответствии с действительно имевшими место событиями, что писать дальше? Некоторые факты, о которых хотелось поведать, составляли секретные сведения, ну не то чтоб очень секретные, а так… как упомянутое гордое имя крейсера. Другие события не могли представить никакого интереса заскучавшей по сыну матери, а кое-какие могли дать толчок к неправильному истолкованию отдельных обстоятельств службы в ВМФ СССР. Ну не рассказывать же матери о событиях, связанных с похождениями сына прекрасных родителей Фроловых, живущих на одной с мамой площадке. Валентин, одноклассник Витьки, вчера вернулся из увольнения в стельку пьяный и после доклада дежурному офицеру о своем прибытии из краткосрочного отпуска без замечаний высморкался в розовые женские трусики пятидесятого размера. Трусики испускали приятный, запах молодого девичьего тела, по не спасли их обладателя от традиционного месяца без берега.
                Получив заслуженную кару, Валентин ударился в просвещение, пытаясь доказать обитателям пятого кубрика качество и мощь советской индустрии на примере универсальности наших презервативов. Суть тематики состояла в скрытых возможностях резиновых изделий, выдерживающих наполнение внутренних полостей за¬бортной водой в объеме ведра. Доказательство аксиомы, хотя аксиома не требует доказательств, происходило в присутствии команды вычислительной техники, хладнокровно взирающей на «доцента», украшенного розовым бюстгальтером невероятных размеров.
Презерватив действительно вместил в себя почти ведро воды, но при транспортировке лопнул, вызвав взрыв здорового матросского гогота. После демонстрации опыта пятый кубрик в  восхищении уснул, а незадачливый экспериментатор долго собирал результаты  исследований.
Нет, описывать такие или подобные события не имело смысла, тем более, что в школьные годы Валентин был просто пай-мальчиком по сравнению с Виктором, и все это могло вызвать нежелательные ассоциации у матери. Думай, бестолочь, думай...
                «Погода стоит хорошая, светит солнце...», — дальше невпротык, Витька затосковал, но тут в рубку гидроакустиков (именно там сочинялись бессмертные строки) вошел с неопределенной улыбочкой Боря Швальб, для своих годков просто Шаля, и, поздоровавшись, изрек: «Колесо, снимай меня с гарсонов». Это уже событие крупного масштаба. Витька быстро сложил недописанный лист, увы, служба, допишу после и с облегчением отдался обстоятельствам текущего момента.
                Текущий момент, как и козе понятно, имел глубокие исторические корни: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его». В общем, продолжая чтение или даже исследование мы подойдем к одной из ветвей рода Авраамова, обосновавшейся в славном городе Одессе на берегу самого синего Черного моря, где прошли детские и юношеские годы нынешнего краснофлотца Бори Швальба. Будучи наивным отроком, Боря с успехом окончил ТКУ и получил специальность повара. Волею судьбы или высокими, возможно секретными соображениями (см. историю названия крейсера) многочисленных комиссий, его призвали служить Родине в рядах ВМС и направили учиться в учебный отряд по специальности очень родственной кулинарии, поварскому делу, но далекой от Бориных устремлений. Тем не менее, как вновь испеченный специалист радиолокационных установок артиллерийского назначения, в совершенстве изучивший новейшую и очень секретную радиолокационную станцию ФУТ- Буки, он был направлен на грозный противолодочный крейсер Краснознаменного, слава Богу, Черноморского  Флота.

                На кораблях молодые специалисты встречались радостными восклицаниями старослужащих типа: «Бачковые пришли!»,—или,—«Приплыли, караси пресноводные!» Наблюдались и более красноречивые выражения, перешедшие вскоре в четкие однозначные команды типа: «Начать малую приборку!  Начать большую приборку! Палубы проветрить и прибрать!» и многие, многие другие приятные и менее приятные молодым мариманам.
                Боря, как и остальная «зелень подкильная», старательно изучал матчасть, устройство корабля, осуществляя ежедневно четыре приборки, проветривание палуб, проворачивание машин и механизмов. Словом, моряк добился невероятных успехов в боевой и особенно политической подготовке.
Поскольку специальность радиометриста-артиллериста имела отношение к РТС и БЧ-2, ст. матрос Швальб умело использовал данное преимущество, отрабатывая навыки под началом руководителей обеих подразделений. Вероятно от достигнутых успехов и личных качеств ст. матроса начальник РТС и командир БЧ-2  мечтали расширить круг его познаний  путем овладения еще одной флотской специальностью. Желательно подалее от вверенных офицерам подразделений. Такая возможность вскоре предоставилась. При обсуждении проблемы гарсона старшинской кают-компании капитаны 3 - го ранга одновременно решили—Швальба. А это уже судьба, увы, фортуна не палка, руками не схватишь. Скрепя сердце, Боря прибыл на уютненький камбуз для прохождения дальнейшей службы.

                Испытывая глубокие чувства к старшинам сверхсрочной службы, а также свежеиспеченным мичманам (как и вся матросня он называл их просто — сундуки), Боря внимательно следил за своевременным и качественным, обеспечением питания вышеуказанного комсостава.
                По древней флотской традиции общее руководство старшинской кают-компанией осуществляет боцман корабля. Боцманом в ту пору был мичман Слипачук, старый морской волк, заросший по днищу ракушками, обожавший брюки клеш, сигареты «ПАРТАГАС» и мослы во флотском борще, приготовленном на обед. Что интересно, на ужин мослы не требовались, но на обед — хоть роди, но подавай. Боря просек эту систему после, двухмесячных занудных придирок. Ну, в самом деле, если нет мосла, не  отвалил кок-инструктор при разливе по причине гнусного характера, где его возьмешь? Однако настойчивость боцмана сделала свое дело, и он стал в каждый обеденный борщ получать свой законный, положенный занимаемому рангу мосол или, как он выговаривал, «масел».

                От сознания, что угодил непосредственному начальнику, Боря был на пределе человеческого счастья, и, как выражался покойный дедушка: «Пел тухесом». Однако, всему есть предел, неприятность пришла вместе с, неожиданной проверкой санитарного состояния хозблока, которую затеял неблагодарный мичман Слипачук. И это после ежедневного мосла в борще? Что поделаешь, сундук он и в Африке сундук.
                Проверка производилась единолично, без формалистики и, прямо скажем, тщательно и целеустремленно. Вероятно, боцману очень хотелось найти грязь или еще что ни будь интересное, потому что он с остервенением шарил за и под оборудованием, не гнушаясь иной, раз прилечь на палубу в своем мичманском великолепии. Наконец раздался радостный вопль: «Ага, вот он!», — и красный, возбужденный Слипачук вытащил из под холодильника здоровенный, тщательно обглоданный мосол.
—Мой?
—Что?
—Не прикидывайся придурком. Мой, спрашиваю, масёл?
—Да тут все ваше, товарищ мичман.
—И сколько ты мне его подавал?
—Что сколько?
—Сколько раз?
—Вы думаете, я помню?
—Да уж, недели полторы! Хранил там же?
—Сначала в холодильнике, а потом не нашлось места и... Я его салом набивал вареным и мыл в горячей воде. Вам понравилось?
—Когда?
—Что, понравилось?
—Когда мыл и набивал?
—Перед употреблением, а что, не надо?
—Спасибо! — боцман на время потерял дар речи, потом брызгая слюной, продолжил: «Папуас, ублюдок, марш отсюда! Сгною, в трюме все паёлы передраишь, мурло поганое!»
Так неожиданно и бесславно закончилась гарсонская служба ст. матроса Швальба.
                Далее его по совместному рапорту начальника РТС и командира БЧ-2 перевели в боцманскую команду, но, возможно от всех забот, связанных с новым назначением, у Бори разыгралась страшная для окружающих болезнь — энурез и его направили на лечение в военно-морской госпиталь. Лечение прошло успешно. Ко времени его завершения наш славный крейсер с другим бортовым номером, что совершенно сбило с толку противника, бороздил тяжелые свинцовые воды арктических морей.
                Превратностями суровой морской службы ст. матрос Швальб попал служить в береговую часть КЧФ. Тем временем уже главный старшина Колесников успешно завершил труд по написанию письма матери, и оно пришло к ней из Североморска. Флотские своих родных не забывают.