Песня шести гвоздей

                ВЛАДИМИР  МИХАЙЛОВ-КРАВ



 
ПЕСНЯ  ШЕСТИ  ГВОЗДЕЙ

Монологи бывшего генерала

         
      Краткое  содержание 
       
1. От автора.
2. Хозяйственные товары  и  шесть гвоздей.
3. Живая изгородь владений.
4. Реквием радостной встречи.
5. Вино из одуванчиков и черепаховый суп из земляных червей.
6. Арамейские  басни и цена  человеческой жизни.
7. О пользе воздержания и вреде гигиенических процедур.
8. Тариф «Гамлет».
9. «Новый Завет» и церковный хор.
10. Слава гражданам Поднебесной!
11. Два слова о фильме «Ворота № 6».
12. Последний индус Подмосковья.    
13. Тост в защиту иных китайцев.
14. Будет даже детский бал.
15. Перспективы страны чудес.
16. Иван да Фауст.
17. Губернатор Пермского края и швейцарский кантон Ури.
18. Принцип трезвого Герострата.
19. Самое  интересное  в мире.
20. О поиске врагов внешних и внутренних.
21. Почему ж нас  не любят все?
22. О старых и новых профессионалах.
23. За кого же голосовать?
24. Лягушиная аналогия.
25. Парад  неподкупных  и честных.
26. Апокалипсические времена.
27. Проверки на кассе.
28.   Ребятам - СВОИ  дела.
29. О продажной и изолгавшейся сволочи. 
30. В огне брода нет.
31. Гении и галилеи.
32. Разве в колесе счастье?
33. Выхода нет. Опора в святости.
34. Наши анахореты.
35. Притча о встречном.
36. О торжестве справедливости и военном этикете.
37. Три аксиомы и несколько лемм.
38. Ближнее окружение и паразиты Круглого Стола.
39. Серьёзный разговор. 

От  автора

      С Андреем Кубасовым я познакомился летом 73-го года в военно-тренировочном лагере под Одессой. Нас готовили к октябрю и уже притирали группы,  но точно никто ничего  не знал: ни мы, ни даже наши наставники. Когда же закончилась война Судного Дня, и мы после двухнедельной  командировки возвратились из Синайской пустыни домой, наши пути разошлись. Я вернулся в свою подмосковную часть, он – в свою, куда-то под Новгород. И я надолго потерял из вида старшего лейтенанта Кубасова. Спустя года два моё здоровье несколько пошатнулось, и после курса лечения в психо-неврологическом отделении  окружного госпиталя я был комиссован из рядов Советской Армии и превратился в обыкновенного шпака. А Кубасов продолжал служить и дослужился до генерала. В самом начале развесёлых девяностых годов он оказался лаже в Генштабе. Он сам разыскал меня, и мы стали встречаться с частотой полтора раза в квартал. Последнее рандеву из той серии я описал в гротесковом рассказе «Индейцы в прихожей». Не могу сказать, что я слишком завидовал карьере и благополучию Кубасова.  Впрочем, зависть поразительно живучее чувство, и, скорее всего, я ему действительно завидовал. Тем более, что он умело пользовался моментом и положением, исправно добавляя на своё блюдо всё новые жирные куски.
       Однако в последний год пьяного правления нашего первого президента Кубасов допустил некий промах по службе и в результате невероятного парада планет лишился лампасов, всех жизненных благ и даже жены в придачу. К чести своей должен сказать, что я по сему радостному поводу даже не выпил бокала шампанского. Впрочем, и Немезида в последний момент как-то смягчила удар: Кубасов остался на свободе – дело ограничилось только сумой. К тому же его выручил родной дядя, который, вопреки классической схеме, не пробудив в племяннике уважения к себе, всё же оставил ему в ближнем Подмосковье дачу. Таким образом экс-генерал превратился в свежего эсквайра и для начала впал в жестокий запой. Подробности мне неизвестны, знаю только, что каким-то чудесным манером его сумели извлечь из объятий боа ядовито зелёного цвета.            
      Не так давно Кубасов прислал мне срочную телеграмму и заказное письмо. Обе корреспонденции пришли одновременно. В телеграмме значилось: «Немедленно приезжай. Вопрос жизни и смерти. Обнимаю. Твой навсегда Андрей Кубасов.»  В письме с военной точностью был изложен маршрут.  Разумеется, я поехал. Вот так возобновились мои встречи со старым другом.
       В конце сентября он исчез. Его искали со всей возможной в наши  дни тщательностью, но поиски ничего не дали. Обнаружить Кубасова в  живом или мёртвом виде не удалось. Но я, скажу честно, не унываю. Вне всяких сомнений моего старого друга взяли к себе представители иных – параллельных или запредельных – цивилизаций. Человек такого масштаба безусловно должен представлять большой интерес не только для компетентных органов. Правда, один мой знакомый уфолог, с которым я совершенно случайно подружился в штучном отделе нашего гастронома, уверяет, будто инопланетяне в первую очередь эвакуируют вполне ординарных граждан: неврастеников, экстрасенсов, домохозяек,  дворников, поваров, официантов, поэтов. Мне это соображение представляется малоубедительным, ибо за первой очередью должна наступить и вторая. А в том, что Кубасов неординарен и его рассуждения представляют естественный интерес, читатель сможет убедиться без посторонней помощи. Я же всегда готов показать под присягой, что нигде не встречал более умного генерала. Именно поэтому я и предлагаю вниманию читателя монологи Андрея Кубасова, собранные, так сказать, под одной крышей и разбавленные моим скромным  вяканьем.
       Тут, конечно, можно вспомнить и «Разговоры с Гёте» Эккермана, и «Застольные беседы» Плутарха», и даже «Столовые разговоры» Пиккера… Но лучше вообще ничего не вспоминать, а просто послушать монологи экс-генерала. Честное слово, они того стоят!
        Кстати, словно предчувствуя свою таинственную командировку, Андрей Кубасов в нашу последнюю встречу передал мне на хранение три увесистые тетради. В одной оказался его дневник, в других – коллекция неких  заметок. При этом, естественно, была сказана традиционная фраза про корзину и всякие там яйца да ещё, вспомнив, вероятно, классический сюжет, мой друг нарёк меня своим Максимычем. Не скрою, что вернувшись домой я чуть ли не до утра разбирал его каракули. И вот теперь, пользуясь случаем и выводя за скобки крутящий этический момент, я предлагаю вниманию читателя, так сказать, в приложении, фрагменты упомянутых творений экс-генерала Кубасова.            

    
<…>



       Расчёт Кубасова оказался верен. Ровно через сорок пять минут я уже стоял на перроне  станции назначения. Маршрут движения был изложен по военному доходчиво и точно. Мне не надо было вертеть головой и спрашивать аборигенов, куда идти дальше. Я спустился в подземный переход, пересёк железнодорожные пути и вышел на торговую площадь восточного базара. Ни один из суетившихся в его торговой пыли правоверных не имел на себе ни пёстрого ватного халата, ни даже тюбетейки, однако базар всё-таки был восточным. Его выдавал особый бухарский напор и  гортанная речь продающих, для того, чтобы сбить меня с толку, закамуфлированных в европейское платье.
       Моё внимание привлекла вывеска «Хозтовары». Я вспомнил, что уже давно собирался купить батарейку для моего диктофона, и смело зашёл в это многопрофильное заведение. Единственный покупатель, весьма пожилой джентльмен в чудом державшихся на нём пижамных брюках, выбирал гвозди. Я попал к концу этого длительного и, вероятно, совсем непростого процесса. Мрачный  продавец  с видом человека, у которого непрерывно дёргает зуб, уже заворачивал товар в кусок грязной наждачной бумаги. Пожилой джентльмен приобрёл шесть гвоздей, заплатив за них шесть рублей, то есть, как показал не очень сложный расчёт, один гвоздь обошёлся ему ровно в один рубль. Меня это обстоятельство изумило. Когда-то, скажем, во времена моей ранней юности, данный товар продавался на вес. У меня даже сохранилась упаковка с точно такими же гвоздями, на коей проставлен их вес – 0,5 килограмма, цена – 75 копеек и дата изготовления – сентябрь 1978 года. Позже, когда я вернулся домой, я не поленился достать эту коробку – она оказалась даже не распечатанной, – пересчитать в ней  гвозди и  разделить на это число 75 копеек. У меня получилось, что один гвоздь в те былинные времена стоил чуть дешевле двух копеек. Следовательно нынешние гвозди подорожали всего в пятьдесят тысяч раз, если, конечно, учитывать деноминацию 1998 года. Впрочем, пожилому джентльмену, быть может, продали позолоченные гвозди или даже, как говорил Незнайка, просто золотые. Однако мне они показались  вполне обычными и неотличимыми от моего эталонного образца. Раздумывая над этой занимательной арифметикой, я забыл про мою батарейку и на автопилоте покинул стены столь поучительного заведения под скромной вывеской «Хозтовары».               

 <…>
   
     Владения Кубасова от натиска внешнего мира не защищала – что по нынешним временам было бы вовсе не лишним – высокая крепостная стена со сторожевыми башнями и бойницами для стрелков охраны. Отсутствовал даже заполненный водой  ров, и не было простого дубового частокола. Вместо всего этого крайне необходимого великолепия  роль китайской стены играли какие-то жерди, установленные на рогатках и закамуфлированные зарослями высоченной крапивы. Нечто подобное я уже видел на первом листе большого настенного календаря баварского производства. Правда,  там  пейзаж дополняла плетёная корзина с разноцветными котятами. Германцы, известное дело, сентиментальный народ и неравнодушны к мелким животным. Данные особенности их национального характера достаточно ярко проявлялись в часы Грюнвальдской битвы, эпоху Реформации и  времена Третьего Рейха.
       Я прошёл метров двадцать вдоль этого полуискусственного сооружения и, не найдя ни калитки, ни куриного лаза, смело пролез между двумя жердями и оказался уже на земле Кубасова. И тут же за свой суворовский порыв был удостоен простой солдатской награды. Я увидел экс-генерала в его личном Эдеме, можно сказать, в самую натуральную величину и в самой же натуральной и девственной обстановке.  Кубасов трудился. Как и положено, в поте своего лица. На единственной во всех его угодьях грядке, уже наполовину заросшей лебедой, он увлечённо пытался что-то выкопать из земли. Копал он почему-то обычной столовой вилкой. И сей оригинальный метод проведения огородных работ не мог оставить  меня  равнодушным. Сам же Кубасов был настолько поглощён делом, что позволил безнаказанно приблизиться к нему почти вплотную. Увидев меня, он выпрямился во весь рост и, не выпуская из рук орудий труда, запел старый католический гимн «Dies irae, dies illa», частично известный любителям серьёзной музыки благодаря последнему творению великого Моцарта. Это обстоятельство, впрочем, никак не поколебало мою уверенность в совершенном здравии умственных способностей недавно сформированного эсквайра. И я оказался прав: Кубасов запел Реквием от радости нашей встречи.
       Вид Кубасова приятно поразил меня. Я ожидал увидеть завшивевшего экс-генерала с нервным тиком, но без монокля, а передо мной, по-гренадёрски развернув грудь, стоял вполне курортного типа мужчина. Вот что делает с нами – пусть даже и вынужденное – пребывание на природе и свежем воздухе!  Недаром же в нашем Подмосковье всё сильнее ощущается живительное веяние Кавказа!               
     - Что это ты с утра церковные гимны распеваешь? – не удержался  я от вполне резонного вопроса, вероятно, подсознательно вспомнив аналогичный, но адресованный дяде Тому.
      - В силу особой торжественности минуты, - строго глядя на меня, объяснил Кубасов. – К тому же дьявол панически боится поющего христианина. 
     - Это он тебе сам сказал?
     - Нет, это открыл мне Мартин Лютер.
    Я тоже открыл рот и молча уставился на реформированного экс-генерала.
     С минуту мы молча смотрели друг на друга, как пришельцы из разных миров. Наконец я не выдержал:
      - А чего это ты делаешь? – задал я вполне резонный вопрос с видом придурковатого юнната из кинофильма «Добро пожаловать».
       - Да вот, занимаюсь селекцией, - любезно пояснил Кубасов, - пытаюсь выкопать новый сорт. А ты, верно, думал, что я тут только шашлыки жарю да пульки пишу?   
        - Я серьёзно…
        - Я тоже. Видишь, собрался на рыбалку. Дай, думаю, накопаю сперва червей. Для наживки… А потом рыбу пожалел. Её у нас и так мало. Пущай плавает. А вот в червях недостатка нету.  К тому же чистый белок… Едят же, чёрт возьми, змей! А что? Червяк идёт в пищу лягушке, лягва – ужу, уж – свинье, свинья – человеку, человек – червяку. Как-то несправедливо! Вот я и решил по случаю твоего приезда сделать короткую рокировку. И будет у нас  праздничный обед – мечта гастронома: вино из одуванчиков и черепаховый суп из дождевых червей. Не каждому, как говорится, по нутру, зато от всего сердца. А  ежели рассудить…
        - Так чего стряслось? – решил я прервать глумливую тираду экс-генерала. – «Немедленно приезжай. Вопрос жизни и смерти.» В чём дело-то? Где горит?
        - Горит  всегда и везде, - важно объяснил Кубасов. – Жизнь, брат, вообще процедура горения в кислороде. Прекращается со смертью, но далеко не сразу. Так что любой вопрос – это вопрос жизни и смерти.  Спасибо, что посетил. Не забыл старого друга. Это тебе зачтётся…
        К курортному виду добавлялась хорошая полемическая форма. И это воодушевляло.
         - Ну, - бодро сказал я, - показывай свои апартаменты. На одуванчики я согласен, но  давай обойдёмся без супа из дождевыз червей. А как тихо-то здесь у тебя…
         - Заметил? – обрадовался Кубасов. – Живу тут, понимаешь, как Робинзон. Русский Крузенштерн среди армянских папуасов… Да! Что ж ты не спрашиваешь, как я вертелся  все эти годы?
         - Да я, собственно, кое-что уже знаю.
         - Ну, конечно! Земля слухами полнится. Понятное дело, тебе уже  доложили. С радостью и удовольствием, как говорила Шехерезада.  Н…да, попёрли меня, брат, из нашей доблестной армии. Вылетел, как шампанская пробка. До сих пор задницу потираю. Но я, знаешь ли, не в претензии. Участвовать в казарменном  бардаке более не намерен. До чего довели нашу непобедимую от  тайги до британских морей! Офицеры по ночам вагоны разгружают, а при свете дня свою кровь продают… В страшном сне не увидишь… Да и служить-то теперь опасно. Солдатики   всё больше  друг в дружку палят да  в дураков-шпаков, али в жирных беспечных  ментов.
      Вон 4 февраля 2002 года из какого-то там гарнизона под Ульяновском сиганули  два красных десантных молодца: сержант Сухоруков и рядовой «челубеев». И  в добрых традициях нового времени не только со своими калашами. И отправили эти молодцы за пару-тройку часов в рай десять душ: четырёх шпаков и шестерых полицаев. Натурально их в конце-то концов обложили. Силами одного парашютного батальона. Сержанта пришили при взятии, рядовой сделал себе харакири сам.
      А уже 27  августа два мудака-пограничника  - и какое совпадение! – опять же татарин и русский, - отправили на тот свет  целый  наряд – капитана и  семерых  друзей-сослуживцев. Расстреляли спящих… А сколько ещё таких весёлых историй… 
      Стало быть, наша непобедимая  страшна и для себя, и для народа. А что ты хочешь? Треть личного состава – алкоголики или наркоманы, а  половина – дебилы и психопаты.

     Я вот иной раз думаю, может нам   лучше вообще не иметь никакой армии… Ограничиться, так сказать, отрядом наёмных ковбоев…  Как понимаешь?
       - Думаю, пора снова создавать добровольное ополчение.
       - А кормить и поить будет Абрамович?
       - Во всяком случае, без его капиталов пока что не обойтись.
       Я ожидал, что после таких слов Кубасов затянет свою старую песню на мотив «Смерть жидам» или хотя бы «папуасам». Однако он промолчал. Вероятно, здоровая дачная жизнь пробуждает чувство гуманности. 
        - Ну, что? Пошли в дом? – предложил Кубасов.
        - А как бы помыть руки? – задал я давно уже мучивший меня вопрос.
        - Зачем? – искренне удивился экс-генерал.
        - Из чисто гигиенических соображений.
        Мой ответ вызвал взрыв смеха.
        - А я, знаешь ли, как-то отказался от вредных привычек, - весело объяснил Кубасов. – Не пью, не курю, газет не читаю, а теперь вот даже  не умываюсь. Но отдельные факты отмечаю. Надо, понимаешь, быть ближе к природе.   
        Я высказался в том смысле, что близость к природе  никак не противоречит дачному умывальнику.
        - Как знать, как знать… - загадочно протянул Кубасов, глядя куда-то в дикие заросли крапивы.
        - Так где всё-таки помыть руки? – упрямо повторил я свой вопрос.
        - Когда-то в одной бесплатной, но очень  солидной газете, - внушительно начал Кубасов, - некий учёный  доказал  сугубую  пользу воздержания. Разумеется, не в широком смысле, а исключительно в смысле ограничения  водных  процедур. Вся штука, видишь ли, в том, что чем реже мы моемся, тем дольше и веселей  живём,  ибо  вода разрушает тонкий и невидимый слой нашего индивидуального защитного скафандра. А без  него  каждый становится  лёгкой добычей паразитов и устроителей финансовых пирамид. И в пользу такого утверждения можно привести массу впечатляющих  исторических примеров.
      Скажем,  в  среде  старых  монголов времён Чингис-хана было как-то не принято слишком часто ходить в баню, и какой-нибудь  не очень  осторожный  батыр,  случайно попавший в лужу, запросто мог быть обвинён в нарушении  древних  традиций,  оскорблении  памяти предков, злостной неуплате федеральных налогов или даже разжигании межнациональной розни. А наказание, надо сказать, было вполне универсальным и независимым от адвокатских гонораров: виноватого ставили на голову и энергично прижимали  его  пятки к затылку. Процедура носила необратимый характер и навсегда нарушала стройность осанки. Но уж зато и  жили  монгольские багатуры до мафусаиловых лет и даже в самом преклонном возрасте отличались отменным темпераментом и здоровьем.
      Кстати,  Марко Поло и его спутники едва не заплатили жизнью за невинную попытку выстирать в проточной воде своё бельё. О  купании в голубом Керулене они, разумеется, боялись и думать.
      Я полагаю, что  всё  это строго  доказывает не только верность концепции  воздержания, но и трогательную заботу о здоровье гостей, столь широко  распространённую в среде древних монголов.
       Ну так как, пойдёшь мыть руки?
       - Пожалуй, я всё-таки рискну.
       - Ну, как знаешь.
        Кубасов подвёл меня к  старой берёзе, к стволу которой был прибит обшарпанный умывальник. Стоявшее пол ним ржавое ведро со свежей мыльной водой доказывало, что сам хозяин не всегда следует газетным советам.   
        В это время запел мой  мобильный телефон. Впрочем, после первого аккорда сигнальной мелодии звонок оборвался.
        - Какой  тариф? – заинтересовался Кубасов.
       Я затруднился с ответом.
        - А какой у тебя?
        - Конечно, «Гамлет». Самый лучший тариф для тех, кто вообще не разговаривает по телефону.
      - Почему Гамлет? 
      - Вспомни последние слова этого прынца. «The Rest is Silence».
       Я рассмеялся, и мы пошли в дом.
       Дом был сделан из брёвен на старинный манер и состоял из одной комнаты и веранды. Я споткнулся о жестяной таз, поставленный у входной двери, и сбил коленом какое-то ведро. 
        - Защита пола, - любезно пояснил Кубасов. – В наших широтах случаются, знаешь ли, дожди.
         На покрытом газетой столе рядом с китайским приёмником “Mason”  лежал «Новый Завет».               
         - Читаешь? – выскочил машинальный вопрос. 
         - Читаю, - подтвердил Кубасов, - и пою в нашем церковном хоре.
         «Чудны дела Твои, Господи!» - пронеслось в моей голове.
         - Тут у нас недалеко храм, - продолжил Кубасов. – Недавно отреставрировали… Храм большой, а в хоре петь некому. Вот я и… Кстати, ты его не видел? Ну, конечно нет – ты ведь шёл по другой дороге!
          «Да, я всегда шёл по другой дороге», - опять пронеслось в голове. 
         - Читаю я, брат, теперь совсем мало. Телевизора не держу. Сплошной разврат и помои… Зато выручает приёмник. Всегда свежие новости. И даже каналы тиви звучат… Китайцы, что говорить, молодцы… Такие приёмники запускают… Четыре сотни рублей, и ты пожизненно в курсе событий! Слава китайцам!  Идущие в тираж приветствуют жителей  Поднебесной! 
         - В тираж идём, конечно, мы?
         - А кто же ещё? Уж не китайцы…
         - Помнится, лет пятьдесят, а то и больше, назад  я смотрел свежий китайский фильм. «Ворота номер шесть». На меня он произвёл сильное впечатление. То есть не весь фильм, а только начало и конец.
        В самом начале полуголые изнурённые и едва живые китайцы волокут здоровенные телеги, На них мешки с рисом, а на мешках под зонтиком сидит уже полностью одетый китаец и от души дубасит длинной палкой волокущих. Зрители плакали от сочувствия и гнева. Разумеется, весь этот ужас происходил во времена Гоминдана. В конце же фильма установилась народная власть, и те же самые полуголые китайцы с весёлой песней волокли точно такие же телеги с рисом. Правда, на мешках в качестве запевалы  сидел хоть и одетый китаец, но уже без палки и зонтика. Более доходчивой иллюстрации к поговорке «Своя ноша не тянет» я не припомню. Зрители покидали кинозал, естественно, с чувством глубокого удовлетворения.
        - Ну и что? – без улыбки спросил Кубасов. – Славные работящие ребята…
        - Вот эти славные  работящие  нас и зароют.
        - Как пить дать, - согласился Кубасов.
        - А может всё-таки обойдётся? – как-то вяло предположил я. – Вон эксперты ООН считают, что яму нам будут рыть индусы. К пятидесятому году их будет больше, чем мух.
        - Ну, это они погорячились, - заметил Кубасов. – Знаю я этих экспертов! У них заместо мозгов тараканьи жопы. Что будет нового, если ничего нового не будет. Вот и все их прогнозы. А новое, мой дорогой,  произойдёт. И оченно даже скоро. Китайцы немного освоят Сибирь и отменят ограничения на свою рождаемость. И никаким индусам не угнаться. Кстати, ты видел в наших местах хотя бы одного индуса?               
        - Нет, но и китайцев – тоже.
        - А ведь у нас тут был  один индус. Торговал кавказскими фруктами. Без тюрбана и зонтика, но самый настоящий. Настоящий природный индус…  Честный до омудения… По полчаса одно яблоко взвешивал. Но не прижился. Не полюбили. По обе стороны от прилавка. Видишь ли, только честных индусов нам  не хватает!
       - И где же теперь этот индус?
       - Скорее всего,  в нирване, - не скрывая злости ответил Кубасов. – Уж месяца два, как отправили. И даже вместе с супругой… 
        Мы помолчали.
       - Ну вот, - продолжил Кубасов, - смотрю я на этих китайцев и всё думаю, какие смешные эти китайцы… Водку почти не пьют, а со времён «Опиумных войн» даже гашиш не курят. К тому же их страшно много, они быстры и  послушны,  плотно  едят в городах, весело размножаются и вкалывают круглые сутки без выходных… Ты ведь знаешь, у них со времён Великой Стены ни пенсий, ни выходных  не водится. И  ещё  у  них  нет  «южных гостей столицы»,  разве  что где-нибудь  среди  шерпов,  в Гималаях, если повезёт, найдёшь экземпляр приблудного хазара. Да и вообще, как  остроумно заметил один датчанин, «в Китае все люди китайцы». И великий учитель Мао,  как ни странно, китаец тоже. Так что,  мой дорогой,  будущее принадлежит именно им, китайцам.
       Вот я расскажу тебе одну историю о твёрдом китайском характере.
       - Короткую? – спросил я со слабой надеждой.      
       - Не очень, - быстро ответил Кубасов, - но с продолжением.
       Я молча пожал плечами.
       - Некий  китаец, хозяин небольшой продуктовой лавки, заметил, что покупатели странным образом  стали  избегать  его  заведение, предпочитая аналогичное через дорогу напротив. Многие на его месте  тут незамедлительно вступили бы на путь личного совершенствования. Однако наш потомок Конфуция поступил более  радикально.  В одну прекрасную ночь он посетил гастроном своего счастливого конкурента и щедро удобрил весь ассортимент деликатесов стрихнином.   Получилось как нельзя лучше. Эффект ночного рейда превзошёл самые смелые ожидания. Десятка три жителей Поднебесной на следующий же день отправились на рандеву к предкам. Вышел, сам понимаешь, большой скандал. Однако триумфатора определили сразу, и дело скорым манером довели до суда, который и вывел нашему герою всю полную меру.
      Но самое интересное во всей этой истории то, что суд состоялся  на второй же день после крысиного банкета, а его решение  провели в жизнь уже к вечеру.
      И кто же теперь, спрошу я,  будет отрицать тот факт, что будущее  принадлежит  китайцам?
      Так что давай  сейчас выпьем за них всех разом, коли уж они сами достигли сухого закона. И выпьем из уважения к сему несгибаемому народу  русский квас моего собственного изготовления.  Будет, будет в конце концов и на нашей улице праздник! Как обещал  мудрый вождь и учитель. А до него – ещё и другой учитель, чей сон нарушили декабристы. Значит, всё так и будет. Правда, праздник будет не наш, а китайский. Однако на нашей улице. Правда, без нас. Впрочем, всё-таки допускаю, что с отдельными элементами народных индийских танцев.
       Мы встали, обнялись, а потом выпили по кружке «вина из одуванчиков», которое оказалось чудесным русским квасом.
        - Нет, мой дорогой, - продолжил Кубасов, - о китайцах  надо рассуждать подробно. Сколько, к примеру, сейчас наших  сограждан живёт только тем, что сдаёт в аренду свои квартиры. Я думаю - легионы. Однако такой вид коммерции становится архаичным. Это же позапрошлый век! А со временем надо идти только в ногу. Вот наши рулевые и нашли ещё одну золотую жилу. Теперь в аренду сдаётся без малого вся страна! Я к тому, что тебя, скажем, в каком-то контексте можно назвать и «малым». Пока, конечно, по отдельным частям. Но это ведь только первые птички! Извлечён поучительный опыт прошлого. Аляску, надеюсь, помнишь? Славное море, священный Байкал… Русская Америка, Калифорния… Ирокезы до сих пор по нашим царям плачут… Однако все сроки давно истекли, а мы за такую аренду даже единого цента не получили. Пароход, говорят, с убитыми енотами утонул. Уж больно крутая волна в Азовском море… Один Керченский чего стоит… Вот мериканец и того… Водослазы, поди, до сих пор ищут… Летучий голландец, тайна «Марии Целесты»… Вот так наши мудрые государи освобождались от балласта лишних земель и народов… Какой-нибудь шаварнадза  им и в подмётки не сгодится. Тогда был высший пилотаж, а нынче – расшибалочка в подворотне. Но урок наши рулевые всё-таки извлекли: сдают чернозём порциями, а не весь запас сразу. И не каким-то там анклам сэмам, а скромным и работящим китайцам.  А что? Чернозёму-то у нас ещё много. Правда, и китайцев по пальцам не сосчитать. Но надо же и о них подумать – братья ж навек! У них вон в Поднебесной пять шестых  жилплощадей – пустыни да горы одна другой выше. Курицу, скажем, и ту пустить негде. А у нас – родные просторы: «лесная глушь» да «за далью даль», как объяснял ещё Шишкин. И потому эффект выйдет почище аляскинского – местами с гуронами  поменяемся! О китайцах надо, брат, говорить не в сухую. Надо, брат, всегда уважать китайцев. Или ты, может, забыл, что всё Будущее принадлежит им, - нашим лучшим друзьям-китайцам?               

<…>

      - А ведь нас могло бы уже быть шестьсот миллионов! – оживился Кубасов. – Индусам в затылок бы дышали. Ин-ду-сам! У коих перед нами историческая фора. Их даже поляки не мечтают срубить под корень. Про детей Альбиона не говорю. Те до сих пор перед сипаями извиняются. Больше, говорят, никогда патроны свиным и говяжьим салом мазать не будем. На мешках с шерстью сидят и крокодайльскими слезми промываются.  Но не в том суть, А суть, брат, в том, что не страшны им никакие индусы.  Вишну, Кришна, Бхагават-Гтита, Чатопадьяйя Гедадхар,  миллион святых, сто тысяч гуру… Апельсин из косточки в пять минут,  кобры в корзинах, верёвки в небо, Сатья Саи-Баба… Всей этой экзотикой никого уже не испугаешь и даже не удивишь! Рамакришна без нано-технологии никому не страшен. А то, что каждый второй программист индус, вроде не замечают. Может, думают, он и дальше будет храпеть в тени своих храмов, полоскаться в Ганге и отгонять мух от священных коров. Как бы не так! Храп у него бутафорский! Пенджабский тигр скоро прыгнет. Вот только куда? Загадка века!.. Но Фауст разжирел и ничего  не замечает. Заплыл Фауст жиром и, как ему кажется, прекрасное мгновение остановил. И вечный бы кайф, да всё русский Иван мешает… 
        - Да чем же мешает?! – изумился я.   
        - Как это чем! Как это чем! – возмутился Кубасов. – Да именно тем, что у Ивана места навалом, и на ивановом месте много добра лежит. И ведь плохо лежит. Ой, как плохо! Вот именно этим мешает Фаусту наш Иван. Со времён пеньки и куниц с соболями!  А теперь они, знаешь, какую хитрую штуку придумали?
         - Нет, а ты откуда знаешь – телепатия или «дискавери»? 
         - Да об этом же все, кому не лень, говорят, прямо в воздухе носится… Так что информация от верблюда… гималайского… А в Ленгли  сформулировали примерно так: «Россия, в которой проживает всего 140 миллионов человек не может обладать такими природными ресурсами. Эти ресурсы принадлежат всему человечеству.»  И пирог  русского Ивана они поделят, можешь не сомневаться, по всей своей справедливости. Прямо там, у себя на Капитолии и поделят… Впрочем, могут и не успеть… Скоро и делить-то уж нечего будет…  С нашими чудо-богатырями не заржавеет!  Ты, может, и прав: друзья у нас под кроватью сидят, а мы сидим в окруженье.  Ты посмотри, кто в этих, как теперь говорят, верхних эшелонах! Если обычная – пусть и редкая – сволочь, то ещё хорошо. Можно перевести дух и оправиться. Так ведь нет! На верхней полке только изменники и воры! Губернаторы  по два гражданства имеют! Второе, как говорится, про запас. Вон губернатор Пермского края… Весь кулёк  родичей до энного колена – новые граждане Швейцарии, ситуайены  кантона Ури. Изволят проживать в тех местах постоянно. А сам он, хер знает,  какое ещё гражданство заполучил. Такого двести лет назад даже в Индии не бывало!  Колониальная администрация! Нужно ли такому «губернатору» процветание Земли Русской?! Один, значит, из швейцарий не вылезает, другой непрерывно в Лондоне сидит,  футбольные клубы да дворцы покупает; думает вечность покорить и в субмарине с бассейном атомную заварушку пересидеть, если таковая начнётся. Это я, как понимаешь, про Абрамовича. Будешь будущим летом в Ницце, обязательно осмотри его новый шато – не пожалеешь. Два миллиона беспризорных, а он тут с клубом «Челси» кайф ловит… Я иной раз молю: «Господи, пошли нам второго Иосифа! Али уж заключительную комету…»         
      - Всё это несомненно так, - спокойно заметил я, - однако удивляться тут совершенно нечему. Всё развивается по спирали. Помещик  гуляет в Париже,  а управляющий немец вершит за него дела.
       - По спирали?! – почти задохнулся от злости Кубасов. – По спирали?! Да помещик твой до Парижа государю в гусарах служил! Отечество защищал, кровь свою проливал! А эти суки с чего начинали?
        - Известно с чего, - удивился я , - с обыкновенного масштабного воровства. 
         - Правильно! Брали составами. Тридцать цистерн с мазутом -  в зазеркальный мир, И ничего! Даже дело закрыли. А пацан с лотка круасан стянул – два года!
         - Так ведь спираль… - начал я, но Кубасов не дал закончить.
         - Ты что,  хочешь меня к инсульту приговорить?!  По спирали?!   
         - Хорошо, - согласился я, - давай о приятном. Один чукча спрашивает другого: «Ты апельсин кушал?»
          - Знаю, - перебил меня Кубасов, - ты мне ещё про радио расскажи! 
          - А что? Музыка – великая сила. Станция «Орфей»,,, звуки рояля, вот вступает виолончель, начинает всхлипывать скрипка… И ты отдыхаешь душой…
           - Хорошо вспомнил, - успокоился Кубасов, - Но вот только нету теперь «Орфея», нет такой станции в эфире… Задрали его менады, раздербанили на клочки…   
           - На то он и Орфей, - философски заметил я, - всё строго по греческой мифологии. Но другие-то станции остались. Их, верно, как звёзд в небе. Одна звучнее другой. Изготовление, так сказать, этуалей.   
     Мой олимпизм  почему-то разозлил Кубасова.
   
       - «Фабрика звёзд», - почти закричал он, - «Минута славы»! Бедлам! Раньше, чтобы прославиться,  достаточно было выйти к ГУМу  и покропить себя керосином. И  дым славы поднимался до первого выпуска новостей. Но за Геростратом нынешним соискателем не угнаться. Тому удалось невозможное. Его имя, вопреки запрету тиранов, стало  брендом. Конечно, без покровительства Артемиды не обошлось. А то вон один мудак запалил рейхстаг, так кто теперь о нём помнит? Значит, совсем необязательно наводить огонь на себя, - всегда можно найти более достойное сооружение. Надо только заручиться поддержкой в верхах. Кстати, второй храм Эфесской Воительнице так и не подняли. Отсюда мораль: будем ждать возрождения Третьего. У Стены Плача… Заодно и за нашу сборную поболеем…
       А по поводу радио всё известно. Они желают довести  своих «дорогих слушателей» до инфаркта. Такая розовая Мечта… И, естественно, установка… Действуют  малыми  дозами, но добивают регулярностью. Китайская пытка, принцип капли воды… Информация – оружие массового поражения. Вот ты только послушай. Включаю вчера «Сити FM», слушаю новости. Самое интересное в мире… Что ты думаешь, самое интересное? А вот что. Египетский турок выбросил свою жену с десятого этажа за то, что она не почистила ему ботинки. В Перми хулиган обстрелял из винтовки рейсовый автобус -  двое раненых.  Под Калугой «хонда» сцепилась с «оппелем» - четыре трупа.  Под Ярославлем перевернулся грузовик – шесть погибших. На Плещеевом озере утонул депутат от «Единой России». В Москве сохранится прохладная и облачная погода. Впрочем, дождя не будет. Таковы  городские новости. Ничего более интересного в мире за истекшие сутки не произошло.
      - Но не все же развлекают такими радостными сигналами?         
      - Не все, - подозрительно легко согласился Кубасов. – Вот на «Эхе Москвы» всё спорят, а надо ли нам нанимать корейцев на разные подсобные работы? По пятьсот рублей за одного сына «утренней свежести» в месяц. И, конечно, сойдутся на том, что надо. Без дешёвых корейцев никак уже не обойтись. Ибо наш природный русак-москвич не только разучился работать, но даже испытывает физиологическое отвращение к любой форме туфты… А в перерывах, натурально, все городские новости… Самое интересное в мире…

<…>
       
         - Ну, эту песню про «сами просрали» я уже слышал. Мотив известный. Тут на днях ко мне один заезжал… Друг, понимаешь, детства… Бумажные пароходики вместе запускали… На «чероки» приехал… Либерал, твою мать! Всё ходил вокруг моих сараев, нюхал… Что вы, говорит, врагов везде ищете? Они ж только в вашей фантазии  существуют. А настоящих нигде ни одного нету…  Сами мы, говорит, во всём виноваты. Водку жрём, работать не можем, норовим только друг дружку обмануть да у своего же брата портки стибрить… Это, говорит, у всех нас с самого детства в крови сидит…а мы только головой крутим да озираемся… Нужен вам враг, вот вы его из своего же говна и лепите. Дёшево и воняет… Никаких идей за душой нет, так хоть на ненависти народ сколотить хотите… И так убеждённо мне объясняет, будто своим умом до всего дошёл. Демосфен – да и только! Хотел я ему сперва по старой дружбе хайло начистить, но потом передумал. А что? Его уж не починить, только даром на нары сядешь. Могила исправит горбатого, но не  исправит Арбатова. Думаешь, струсил? Что ж, может, и струсил… Я ведь давно не капитан спецназа… и в ногах прежней правды нету… Но не о том речь! Они, понимаешь, с таким визгом про наше уродство твердят, что даже  сами себе верят. И на других ведь, на многих, действует!  Вот что обидно! Смеёшься? Может, и ты думаешь, что мы всюду врагов ищем?
      - Нет, думаю, что давно нашли, но никак дотянуться не можем.
      - То есть главный враг, по-твоему, в нашем же собственном подвале и сидит?
      - Вот именно, внутри нас, в нашем загаженном подсознании.
      - Так это опять выходит «сами всё и просрали».
      - Не совсем, генерал. Сами, но со слабительным.
      - Понимаю… Но суть-то в том, что не мы их ищем, а они – нас. Они!      
      - Да это же только вопрос правого  или левостороннего движения! Эйнштейн вон до сих пор язык кажет…
      - А у них всегда либо язык вывален, либо кукиш в кармане.
      - И камень за пазухой…
      - Вот-вот! Любимая наша тема. Вместо сахара к чаю. Но не то, Марта! Не то!
       - А где оно «то»?
       - Главным своим достижением нечистый считает создание мифа  о собственной мнимости. Вот и наши враги почти убедили нас в том, что нет их на белом свете. Но они есть! И мы обложены ими со всех стратегических направлений. 
       - Кроме тебя и меня вокруг никого нету. Неужто они такие великие маскировщики?
        - Глумишься? Но хоть здравый-то смысл ещё есть, а? Тогда послушай… Минилекция в рамках ликбеза.
        - Давай, говори, генерал.  Отчего ж не послушать?
        - Так, с чего начнём? Ну, представь себе хотя бы такой  случай. Приезжает Дмитрий, князь московский – тогда ещё не вполне Донской, - в конце лета года одна тысяча триста восьмидесятого к великому святому Земли Русской  за напутствием и советом. И слышит вдруг от Сергия Радонежского такие слова: «Чтой ты, княже, так взволновался? Всё, поди, врагов кругом ищешь, народ баламутишь?  Да ты, княже, глаза-то протри! Вон тишина какая кругом, птички поют, дятел по сосне стукает, никаких врагов нету. А то, что Мамай сюда идёт, так это ничего. Это он с друзьями из любознательности туристом… А потому распускай-ка ты, княже, свою рать, езжай себе в Москву, ложись почивать, а об этом мамайке и не думай. Мало ли тут, в наших местах, туристов бродит… Так что, теперь на каждого со всей земли рать собирать?» Можешь ты себе такой разговор представить? Нет? А ведь сейчас у нас общее положение не помягче будет. Батыев погром пережили, вроде ещё дышим… Так мамаев погром следом грядёт! А у нас вместо Дмитрия Донского только Чубайс с Кохом! И никаких врагов! Потому как Мамай, по секрету одному тебе только и скажу, настоящий демократ, большой сторонник реформ и защитник гуманных взглядов. А Тохтамыш  так вообще стоит горой за конвертацию рубля  и  всякий мировой порядок. Про Тамерлана  уж и не говорю – либерал из всех либералов, соавтор гуманистического манифеста и очень занятный собеседник.  А ты говоришь враги…  Ну, хорошо… С этими разобрались и никаких вопросов. Лучшие друзья – не разлей вода. И, заметь, не мы их дружбу искали. Не мы! А были ещё печенеги, хазары, половцы… и демократ-Батый, крайне озабоченный процветанием Земли Русской. Да потом ещё рыцари всех мастей из краёв немецких. И эти волхвы шли к нам тоже не с пустыми руками. Несли, понимаешь, в наш дом свет истинной веры. А уж заодно и дух благонравия и порядка. Как это только мы дерзнули отвергнуть такую нежную дружбу и  не пожать протянутую в нашу сторону длань! Пусть хоть с мечом  и в железной перчатке…

  <…>
          
        - Кажись, из тех времён всех собрали? Ан нет, забыли про свору добрейших ясновельможных панов, едва не завершивших реформу и благоустройство нашего государства. Но, слава Богу, хватило сил и в тот раз вылезти из дружески вырытой нам ямы. Вот ведь как! Кругом одна пастораль, а мы, ядрёна вошь, под кроватью врагов всё ищем! А там только одни друзья. На плечах друг у друга сидят и наших ответных чуйств дожидаются.  Про современных  доброжелателей я уж не говорю… А, собственно, почему? Надо ведь, как говорят в Одессе,  и за них молвить мягкое слово!            
      Нет, мой дорогой, не любят нас все. За вычетом Чавеса и покойного Че Гевары. Да ещё какой-нибудь Поль Робсон по наивности африканской души… Впрочем, и энта троица была себе на уме… Когда дело касалось гульденов, себя, как говорится, не забывали…               
       Ох, шибко не любят нас, шибко… Какая-то глубинная онтологическая нелюбовь с мистическими корнями… И больше всего те, кого мы спасли  или  просто не дали упасть в яму.
      Всю  Европу закрыли собой  от татар  Батыя, а  сколько  потом  раз спасали их фаустовскую культуру от прочих частей Золотой Орды!
      Грузию кровью русских солдат  от персов и турок оборонили.  Не будь нас,  ни одного настоящего грузина бы не осталось.  А заодно порезали бы басурмане и всех армян. Молиться бы им на нас и бить земные поклоны царям русским… А шибко ли  теперь любят нас грузины с  армянами?  Вспомни, как добрые армяне рвали московское метро в 73-ем году! Первые ласточки! Задолго до соколов Басаева.
      Но ведь любили же, скажешь ты,  когда-то даже и нас! Например,  болгары,  которых от полной вырезки спасли опять же русские солдаты. Похоже,  тут ты и прав…  Но уж слишком короткой оказалась  болгарская любовь. Даже штаны снять не успели. У любви, как у пташки крылья… «Алёшу» и того раскатали…
      Чехи,  поляки,  венгры, румыны… Всех их поили живой  русской кровью. За один Будапешт двумя сотнями  тысяч  солдатских  жизней заплатили. Ихнюю Злату Прагу в последний момент из когтей вырвали! А любят ли нас пражане? Сильно  благодарят? Сорок пятый забыли навсегда, а шестьдесят восьмой вписали в  сердца навечно! 
       О ясновельможных разговор особый. Эти самые лучшие из друзей. Друзья, можно сказать, крокодилы.
       Ну, и кто же теперь остался в наших с тобой друзьях? Сербы?
      Но не всё, мой дорогой,  так плохо! В ассортименте  бессмертный Хусейн и великий товарищ Каддафи. Эти не подведут! Потому как «русский с китайцем  - братья навек». Они никогда не забудут, сколько мы им заводов настроили, сколько масла и танков надарили. Стоит крикнуть, и они тут же придут и помогут нам в трудную минуту. Однако, похоже, мы и тут маленько обмишулились. Бессмертный Хусейн оказался не таким уж бессмертным. Взял да и позволил себя подвесить. А у товарища  Каддафи  внезапно возник цельный портфель неотложных дел. Так что эти нам не помогут:  первый по случаю внезапного ухода, второй – в силу своей персональной занятости.      
      И кто же теперь, спрашиваю со скорбью я, остался в нашем арсенале?  Инвер Ходжа? Камрад Чаушеску? Младший вождь Ким Ир-сен?
      Может кликнуть латышских стрелков? У них хоть был опыт, может ещё не забыли… Как понимаешь?


                <…>

  - Кстати,  как  ты  думаешь,  какова была бы реакция народного собрания древних афинян времён Фукидида на зажигательное  выступление какого-нибудь задорного пародиста? Разумеется, если бы тому удалось овладеть местным диалектом и найти близкую аудитории тему.
     И какова была бы реакция на речь Демосфена или Перикла в нашей Государственной Думе или на митинге в защиту принципов демократии? Опять-таки при соответствующем выборе языка и ораторских жестов…
     Я иногда представляю себе Цицерона со свитком его лучшей речи «В защиту Секста Росция» в качестве платного адвоката на  процессе  Ходорковского,  Березовского  или Абрамовича. А у меня нет никаких сомнений в том, что у этих… господ хватило бы средств для  реанимации и воодушевления всех ораторов Древнего Рима…
     И вот, я думаю, что на задорного пародиста  скорее всего одели бы розовый  венок и до поздней ночи носили  вокруг Парфенона. А Демосфена, предварительно разодрав в клочья его доклад, дружно  стащили бы с трибуны. Да ещё Шандыбин набил бы  морду…
     Я это всё к тому, что техника красноречия и мастерство полемики за истекшие века выросли неимоверно. Остались, конечно, непревзойдённые  образцы,  но  не  в  Афинах Перикла или Риме  времён  Спартака, а исключительно у нас и  главным  образом  в последней четверти позапрошлого века.
     Так  что  вербальные сальто-мортале мы все давно должны были бы научиться делать… Для этого, правда, надо немного  подстёгивать себя, а не ждать, что тебя подстегнут другие. Они-то, конечно, обязательно подстегнут, но исключительно в своём направлении.
      Так что, учи себя только сам, - другие знают другое.

<…>

       Когда-то я был знаком с экс-чемпионом России  по фехтованию на шпагах образца 1959 года. Так вот он посвятил меня в некоторые тайны сценического и натурального фехтования. Королевские мушкетёры дрались намного быстрей, чем нам объясняют в кинематографе. Понятное дело, не гладиаторы – публику развлекать не нанимались. Поединок обычно длился не более полуминуты и кончался смертельной или не очень раной одного из участников. Кстати, победителю иной раз вместо венка одевали на шею верёвку. Королевский эдикт – вещь серьёзная. Вот они и торопились. Конечно, не только поэтому. Школа была такая. И д’Артаньян мог позволить себе принять вызов сразу трёх кавалеров, полагая в случае тройного успеха  не слишком-то притомиться. Вот так они и отправляли друг друга на тот свет. Быстро и без затей. Почти, как в той песенке:  «Джиг-джиг – уноси готовенького…»  А то, что мы видим в театре или кино, когда шпаги звенят чуть не по часу, - это всё фокусы сценического фехтования. Цирк зажигает огни, и современные гладиаторы выходят на бутафорскую арену. Интересно, а как же всё-таки разбирались друг с другом настоящие римские гладиаторы? Народ ведь приходил в цирк на полный день… со своей снедью, ночными горшками, одеялами… Та ещё публика… Таких стаканом чужой крови не напоить и минутным зрелищем не насытить.  Вероятно, вместо выбывших на арену постоянно запускали новых. Брали, так сказать, и числом… И зверями дикими тоже… Хороший питон минут двадцать сваво визави обнимать будет… На потеху  патрициям и плебеям. Шесть с половиной кг на квадратный сантиметр тела.
      - Ну, это всё античная экзотика! Любопытно, однако, сколько бы длился поединок какого-нибудь средней руки Атоса с тем экс-чемпионом России?  Разумеется, в пике его мастерства.            
       - Н…да, и как бы выглядел самурай эпохи сёгунов на ринге против современного мастера айкидо?
        - А по-моему, куда интересней выглядел бы поэтический турнир нашего Пушкина, с чьего памятника, кстати, этой зимой спилили бронзовые венки и цепи, против нобелевского лауреата – такого холодного и совсем не нашего  -  Бродского…
        - Похоже, гениальность отступает перед натиском мастерства. Мог ли создатель формального языка «Pascal» представить себе, какие изощрённо сложные программы будут уже через пять лет писать на придуманном им языке?
        - А гениальный физик и математик Блез Паскаль использовал в своей апологии христианства конструкции и аргументы, которые многие духовные писатели, теологи и даже ремесленники-публицисты  уже через сто с небольшим лет уверенно относили к области памфлетно-ораторской архаики.    

<…>


       - Скоро выборы, - остроумно заметил Кубасов. – За кого дума¬ешь голосовать?
        В ответ я рассказал ему старый анекдот про мартышку и кроко¬дилов. «А за кого выходить-то, - говорила в конце анекдота мар¬тышка, - кругом одни крокодилы!»
        Кубасов даже не улыбнулся.
        - За кого ни голосуй, всё равно получишь… Популярная точка зрения, но… неверная!
        - Да они давно уже всё посчитали! – не согласился я.
        - Возможно, но мы не имеем права подарить свой шанс подпортить им фотографию.
         - А ты-то кому собираешься вручить свой голос?
         -  Разумеется, Путину. А кому же ещё?
          - Вот это здорово! – удивился я.
          - Шучу, - серьёзно ответил Кубасов. – Голосовать действительно не за кого, - кругом одни крокодилы. А за этого при любом раскладе никак нельзя.
          - Но почему!?
          - Женщин и кроликов обычно ловят за уши, политиков – чаще всего на оговорках. У Путина есть две чудесные оговорки. Корреспондент спрашивает, что же всё-таки случилось с вашей атомной лодкой? И Путин с иронической улыбочкой отвечает: «Она утонула». Вторая – по времени будто первая – это «мочить всех гадов в сортире». Сей афоризм заметили и не забыли. Он сделался классикой и головной болью имидж-мейкеров, лживых гримёров президента. А ведь прекрасная, согласись, оговорка. Просто восхитительная! Не захочешь – во Фрейда уверуешь… «Мочить» и именно «в сортире»! Оговорился – возвратную частицу забыл… Это бывает, зато какие родные нам всем слова! Особенно «сортир»… Пуркуа ву туше свечу, я не могу дормир в потёмках? Но и «мочить» ведь тоже неплохо! И, главное, прозорливо. Именно мочить! Ни в коем случае не брать сухими!  Мосхадов, Басаев, полсотни братков пожиже основательно «промокли» при задержании. Известное дело, мёртвые, как повторял добряк Флинт, не кусаются. Мало того, даже не говорят. И хорошо, - а то ведь  чего ещё там наскажут!  Лишнего Путину и его кунакам. Опыт-то уже кое-какой  имели… Помнишь, был такой генерал-абрек с пластмассовой головой – Сулейман  Радуев? Его сдуру сухим и взяли. Понадеялись, что сумасшедший и по-умному ничего не вякнет. А он  всех  надул: стал  срочно баллады да оперы сочинять. Пришлось его прямо в сортире вешать. Точно по слову президента. Нам тут, понимаешь, ещё одного Гесса не хватает! Не наводят ли тебя сии факты на некие приятные размышления? Меня наводят. Каких-таких откровений боится Путин с кунаками? И вообще… что мы о нём знаем? Правда, биографию ему в двух томах на хорошей бумаге сделали. А какие там фото! Представляешь, даже цветные встречаются! А обложка! Главное в этом деле – обложка! Книгу просто держать приятно. Так чего, спрашивается, нам с тобой ещё надо? Весь жизненный путь со всех сторон освещён и подробно кругом описан. Трудное детство, упорная юность… человек справедливый, гордый, простой… яичницу, как Билли Бонс, правда, без рома и ветчины,  по вечерам кушал… На вершины карабкался сам с помощью своих деловых качеств. Читателя в энтом месте должна прошибить слеза… И ведь многих действительно прошибает! Психопаты даже зимой в одних майках с его портретами бегают. Влюблены по уши… Да и как тут от страсти удержаться! «Но как не полюбить буфетчика Петрушу!» Красив, талантлив, умён, даже остроумен, на разных языках может, приёмами карате действует… А как ходит! Как ходит! Мне тут недавно одна такая сисястая дама испове…далась. Я, говорит, до безумия влюблена в его походку, смотрю, как идёт и… почти кончаю… Я, естественно, посоветовал ей купить «Великолепную семёрку». Был, если помнишь, в нашем детстве такой мериканский фильм. Там ковбой Крис – его Юл Бриннер играл – ходил ещё чище. Как пума али кот на пружинах… Герой, настоящий герой! Купи, говорю, и смотри каждый вечер, и никакой тебе поршенёк не нужен. Так до неё не дошло – даже обиделась… И всё-таки что же мы о нашем-то первом кавалере знаем? Из самых, можно сказать, дворовых низов дошёл до снежной вершины. Без всякого там альпенштока… альпинист-самоучка… Грешный я человек и в своих ассоциациях не волен. Вот вспоминаю другой фильм – наш старый детский – «Марья-искусница». Был там один любопытный персонаж. Его главный злодей в первой части Солдату рекомендует. Квак… помнишь? По-моему, Милляр его играл… В мундире с портфелем… «Из простых лягушек дошёл…» Потом главный злодей – почему-то в этом месте передо мной всегда возникает образ нашего первого президента – его спрашивает: «Любишь меня?» «Как родную маму, - с готовностью отвечает Квак, - как родную папу!» «Дрожи передо мной!» Квак начинает дрожать. «Отчётливей дрожи!» И вдруг неожиданное предложение Русскому Солдату: «А, забирай его! В хозяйстве пригодится.» Так об чём бишь я? Да… Ну нельзя, никак нельзя с помощью добродетелей  получить простой лягушке от главного злодея мундир с портфелем! Даже постепенно, день за днём, переквакивая – чем не законотворчество! – какие-нибудь циркуляры. И даже в том сказочном подводном царстве, устроенном на куда более гуманных принципах, чем наше современное общество. И все, кто всплывает наверх и добирается до портфеля – неважно где: в царстве Водокрута Семнадцатого или в России после семнадцатого года – оказываются носителями весьма отличных от прописных добродетелей качеств.               
       Выступая 21 ноября во Дворце Спорта перед молодыми сторонниками «Единой России», наш президент объявил, что у нас  ещё сохранились люди, виновные в развале Советского Союза, массовом разграблении страны и жутком обнищании народа, которые стремятся к реваншу и которые, в случае успеха, этот грабёж и продолжат. Им нужна, сказал Путин, больная и слабая страна, в которой было бы удобно действовать в своих корыстных интересах. Вы все знаете этих людей. И они ещё покажут себя и, воодушевлённые опытом всяких там бархатных и розовых революций, скоро выйдут на улицы. Они будут врать, обещая все мыслимые блага, но никому ничего не дадут, ибо никогда не насытятся сами.
       - Очень правильные слова, - вставил я.
       - Верно, - согласился Кубасов, - но возникает очень простой вопрос, почему наш президент, обладая всей полнотой власти и поимённо зная этих джентльменов, допустил, чтобы они и по сей день пребывали во властных  структурах?
       - А как бы, интересно, он мог их изолировать и устранить? - возразил я. – Мы ведь вроде живём в демократической стране и у нас дефицит железных наркомов.
        - Тогда зачем нам вообще президент, который, зная о всех преступлениях своего предшественника, первым же указом дарует ему и всем членам его «семьи» полную неприкосновенность, а когда тот покидает наконец наш грешный мир, устраивает до неприличия пышные похороны?
        - Но мы же, повторяю, живём в демократической стране, и президент может действовать только в рамках закона! А ты хочешь сделать из него диктатора или царя.         
         - Ну, насчёт демократии ты погорячился. Тот бедлам, что творится у нас, демократией не признал бы ни римлянин, ни эллин, ни гражданин средневекового Пскова, ни учёный юрист прошлого столетия. У нас демократией и не пахнет! Везде охлократия. Нет, говорят нам, у нас "демократия", и при этом цинично констатируют, что гражданское общество сменилось "массовым обществом".
      Охлократии недолговечны и обычно  превращаются  в  тирании. Наша  живёт  уже  довольно долго. Вероятно, потому, что мнит себя демократией и маскирует олигархию - "власть немногих". У нас олигархий несколько: олигархия богачей и олигархии тайных обществ.
      Сейчас вот и прессу называют четвёртой властью. Но какова природа этой власти? Демократическая? Кто избирает редактора? Кто выбирает журналистов?  Может  быть,  аристократическая?  Смешно!  Когда пресса  перестаёт  быть  отраслью сферы обслуживания и становится властью, граждане оказываются в опасности.
       А вообще-то демократия – это власть демона. И чем скорее мы откажемся от такой «кратии», тем будет лучше для нас. Наш Путь, брат, не либеральный тракт и не гудрон западных демократий. Наше государство всегда строилось сверху. И это удачно показала пресловутая перестройка: стали ломать стены – тут же рухнула крыша.
        - И какой же наш путь?
        - Народная монархия – и никакой другой.    
        - Ну, и за кого же голосовать?
        - Про Квака помнишь?
        - Твоя лягушиная аналогия не убеждает, - заметил я с довольно кислой улыбкой.
        - Аналогия не довод и не аргумент, - парировал Кубасов, - она и не должна никого убеждать. Её назначение – прояснять картину.
         - Допустим. Но ведь были же честные и неподкупные, готовые отдать свою жизнь « за униженных и оскорблённых».
          - Кто именно? – поинтересовался Кубасов. 
          - Да их же тысячи! – воскликнул я. – Фукидид, Аристид, Гракхи, Сцевола, Бруно, Марат, Робеспьер, Дон Кихот, Нечаев, Желябов, Минин, Пожарский, Ганди, Улоф Пальме…
          - Хватит, разбежался, - перебил Кубасов, - даже Дон Кихота приплёл… Впрочем, самое время… Однако, литературный персо¬наж, хоть живой и бессмертный. Фукидид, конечно, патриот, всегда его уважаю, но уж больно от нас далеко, можно сказать, в тумане… Про Гракхов тоже ничего не скажу, вероятно, были по-своему честные ребята… Сцевола вообще не оратор. Знал бы риторику, не пришлось совать руки в огонь… Марата прошу не вспоминать, - Шарлота с ним поступила по всем законам… Неподкупнейший Робеспьер слишком пропитан кровью и по этой причине не может служить примером. Желябова, Бунчикова и Нечаева даже не замай – имей, брат, совесть… Вот Минину и Пожарскому хоть сейчас поклонюсь в ноги. Но ведь это всё герои былых времён, можно сказать, былинных… Вот только почему-то Илью Муромца ты не вспомнил. Хотелось бы всё же посмотреть на более свежих кавалеров. Кто там у тебя в запасных – Ганди и Улоф Пальме? Может, добавим для равновесия лучшего друга беспризорных детей железного Феликса?  Глядишь, для образца и сойдёт… И даже очень ко времени… Времена-то у нас именно  такие…
        - Какие  такие  времена?         
        - Апокалипсические, - серьёзно ответил Кубасов.
        - Ну извини, про световые концы я много раз слышал. Обещают, кому не лень. Вот я лет десять назад купил одну книжку. «19 июля  1999 года: Конец света?» Выпустил её, как сейчас помню, сериал «Татьянин день» тиражом в двадцать тысяч экземпляров. Продавали чуть не на вес. Читалась, разумеется, без отрыва, а в заключении слёзная мольба автора о финансовой помощи. Самый актуальный вопрос накануне закрытия всех вопросов…
        - Знаю-знаю, - быстро ответил Кубасов, - твою книжку написал Алексей Константинович Прийма, У меня с ним были кое-какие контакты. А что ты хочешь? В начале девяностых ему, как и многим, было совсем не сладко. Если тебе прищемят хвост, ты вряд ли будешь визжать гекзаметром…
         - Верно, не буду, - согласился я. – Так  всё-таки – в апокалипсические? 
         - Именно, - подтвердил Кубасов.
         - Никогда не переведутся фанатики и  психопаты, готовые убеждать друзей и соседей в том, что завтра небо свернётся, как свиток, а земля выскочит из-под ног. Это было всегда: и в старом Бабилоне, и в нашем милейшем средневековье, и во времена Алексея Михайловича, вот и теперь…    
         - Теперь совсем другая история, - чуть помолчав, сказал Кубасов.
         - Но почему?
         - Видишь ли, Чернобыль уже состоялся… Чернобыль – Полынь… Таких совпадений не бывает… Но даже если б и были… Дьявол уже вложил в руки младенца свою погремушку. Лучше бы бритву сразу…
        - Младенец – это, конечно, всё человечество?
        - Нет, младенец – это слишком мягко.  Homo sapiens ведёт себя, как злой безумец! Как упорный идиот, рубящий сук, на котором сидит! О, он намного хуже той свиньи из басни Крылова… И без всяких там басенных аллегорий! Неужто надо напоминать, в какую помойку этот sapiens превратил нашу Землю?! Вот что он сделал! Или ты думаешь, что такие дела достойны более зрелого возраста?  Кстати, именно поэтому он  не удостоен  инопланетных контактов.
        - Он?! Он – это мы!
        -  И потому будем все жить, как жили?!
        -  А что ты можешь мне предложить взамен?
        -  Я? Ничего! Ответ уже дан. Двадцать веков назад. Даже ты его знаешь.
         - Какой ответ?
         - «Отойди  от зла, и тем совершишь благо!»            
         - Вот так, да? Когда ты отнимал детдом у сирот, ты совершал благо?
        Это был удар ногой в пах, и я был готов к любому ответу Кубасова. Но он нисколько не возмутился.
        - Здесь, - он почему-то показал пальцем в угол веранды, - я за это уже ответил.  А  Т а м   я  отвечу  за  в с ё.
        Мы помолчали.  Скандалить мне не хотелось. Похоже, так  же был настроен и сам Кубасов. 
        - А вообще-то их надо проверять на кассе, - спокойно продолжил Кубасов.   
        - Проверять кого?
        - Да этих, которые так жаждут нам услужить и в любой час готовы распять себя за правду и наши с тобой интересы… или хотя бы прилечь на рельсы… Конкурс в слуги народа, как на мехмат середины шестидесятых… три десятка задниц на кресло! С чего бы такой настрой, как понимаешь?
        - Тут и понимать нечего: ребята решают свои проблемы. Но ведь не только свои. И  не  все!
       - А я и не говорю, что все. Девяносто девять десятых! Сверхподавляющее  большинство! Вот и надо проверить на кассе. Может, выскочит на десятке сотый – Джек-пот скромного избирателя. Чем там владели твои любимые Гракхи? У них, небось, и второго плаща-то не было! Про Минина ты, надеюсь, помнишь. И вот некий печник с изначально скромным достатком садится в кресло столичного мэра. Через год у него в лопатнике уже десяток зелёных лимонов, через три – вверенный его попечению город начинает уверенно превращаться в кавказский Вавилон, а лимоны не может вместить уже никакой лопатник. Через пятнадцать лет мы вместо столицы имеем Содом и Гоморру, а вместо обычного печника – самого богатого мэра на планете! Два миллиарда убитых енотов – не шутка! Но ты прав – брателло решает не только свои проблемы! Разве он не даёт тебе регулярно пятак на водку?! И разве он не собирается строить ещё одно транспортное кольцо и новые подземные небоскрёбы?!  А как убедительно говорит!             
        - Такой человек не может врать, - сказал я с кривой улыбкой, вспомнив сентенцию Санчо Пансы, -  разве что ему очень захочется или в этом возникнет необходимость…
        - Знаешь, - задумчиво протянул  Кубасов, - вероятно, я слишком наивный человек, - мне действительно хочется  знать, сколько во всей этой лапше искренности и правды… Есть ли хотя бы одна крупица? При этом я отлично понимаю, что безусловно есть. В противном случае в основании даже не песок, а воздух… нет, вакуум, чистая пустота! Но ГДЕ эта таинственная крупица?! Вот Рейган говорит о тяжёлой доле  униженных русскими басмачами, медведями или комсомольцами – точно не помню – гордых  чеченцах и для удовольствия  своей техасской аудитории даже пускает слезу. А потом – уже за кулисами – выбрасывает  в мусорную корзину бумажку про медведей и басмачей и ждёт от советников поощрения – «Как я им сейчас врезал, а!» Актёр, конечно, всегда актёр, но ведь и бывших шпионов тоже не бывает. «Наша партия выполнит все свои обязательства, это так же  верно, как то, что я сейчас стою перед  вами.» При этом оратор спокойно лежит на кушетке перед микрофоном. С Рейганом всё понятно: свою Америку он не продаст. Но вот есть ли у наших распинающихся за правду ораторов хоть что-нибудь за их бутафорской душой!? Включаю приёмник, и из него лезет очередная ****ь вроде Сержа Харенка. И ты знаешь, он блеет и хрюкает далеко не всегда. Иногда говорит человеческим языком и вполне правильные слова. Иной раз обращается ко мне  своим самым задушевным тоном. Я даже могу на минуту забыть, кто он такой, и  даже раскланяться  с ним в эфире. Но в глубине своего сердца он презирает меня, как и вообще каждого слушателя и  как  своего коллегу по студии, и в конечном итоге, как самого себя.  Ибо отлично знает, что он изолгавшаяся и продажная сволочь, давно растлившая свою и теперь растлевающая чужие души. И ведь это ему совсем не мешает через час после эфира пить и жрать в дорогом ресторане, а потом ударять по полной в сауне с бабами!            
       - В яму их, - не сдержался я, - и… пулемётами!
       - В огне брода  нет, - засмеялся Кубасов, - давай туда же и всех прочих… про…жектёров! 
        - А этих-то зачем?
        - Все эти изобретатели и прожектёры, все  эти Галилеи и гении человечества уже повреждены… Они ненормальные  психопаты!
         - Ну ты даёшь! – изумился я, - Да если б не было этих «повреждённых», мы бы даже простого колеса не имели!
         
         - А кто тебе сказал, что в колесе счастье? Ты посмотри вокруг! Вон, почти все теперь на колёсах, по тротуару ступить негде. А много ли это дало нам счастья!? Сильно ли прибавило равновесия и свободы!? Дышать нечем! Новая тачка – ещё один раковый больной. Правда, есть и  положительные моменты.
         - Импет прогрессу, новые рабочие места?
         - Не то, Марта, не то… Скоро не надо будет сдирать с памятников медные доски и спиливать бронзу  с бедного Пушкина. Старатели просто будут носить в ломбард вторсырья дождевых червей. Их час близок, черви и сейчас  наполовину свинцовые. Так что, да здравствует плюмбум! Это я тебе говорю как краевед. А вообще-то такая картинка просматривалась уже давно.    
      В романе Курта Воннегута "Завтрак для  чемпионов"  писатель Килгор  Траут  сочинял  странные и невесёлые рассказы. В одном из них описывалась цивилизация автомобилей, которые размножались, как кролики, отравляя выхлопными газами и бензином свою планету. Единственным желанием этих автомобилей было стремление ездить с возможно большей скоростью по залитой гудроном земле. Наша  цивилизация  сильно напоминает такой бездушно-машинный вариант. С той лишь разницей, что под колёсами наших автомобилей вместо  гудрона растут "ледяные поля" застывшей жевательной резины.
       Но ты прав – без талантов и гениев не было бы прогресса. Технического прогресса с его выхлопными газами и океаном спама.
      Подумай, всё, что делает этот sapiens в конечном счёте оборачивается против него. Он изобретает  для  праздника порох, и порох  начинает толкать чугун и свинец. Твой любопытный sapiens  заглядывает в атом,  и появляется водородная бомба. Он загоняет в колесо изотопных белок, и получает  ураган Чернобыля.
      Вспомни миф о царе Мидасе. Всё, к чему прикасался этот  царь, превращалось в золото. Всё, к чему прикасается этот sapiens,  превращается в яд и пепел. Всё! Начиная от печатного станка и пенициллина и кончая синхрофазотроном! Картины, дворцы, скульптуры, романы, ткацкие фабрики,  новые континенты,  телескопы, религиозные доктрины, философские системы… Всё это так или иначе – иногда весьма сложным и растянутым во времени способом – убивает своего творца.
      Вот я и думаю, - а не является ли  любая  созидательная  творческая деятельность, как мы её до сих пор понимаем, украденным яблоком с ТОГО  запретного древа?
       «Может, и мне запеть в хоре?» - мелькнула нелепая мысль в моей пухнущей голове.
       - Вся наша культура неестественна и артифисьельна, - трагическим тоном продолжил Кубасов. – И очень скоро наступит момент, когда все идеи нашей грандиозной технической цивилизации рассыпятся  подобно фанерным  декорациям  бродячего театра. Шуб-то, извини, брат, давно уже нету – гардероб растворился в тумане.   
        - Ты имеешь в виду Страшный Суд?
        - Скорее, позднее озарение,
        - Позднее?
        - Именно. И это «поздно» не лучше, чем «никогда».
        - Но почему вредно только одно колесо? – попытался найти я точку опоры. – Огонь и пещера выглядят повреднее. Прометей  что-то уж слишком легко поймал sapiensа  в свой сачок…
         - Верно. Поймал, - спокойно ответил Кубасов.   
         - Где же выход? И в чём опора?
         - Выхода нет. Опора в святости. 
         «Нет?! Точно буду петь в хоре!»
          - В чём?
          - В святости.
          - Это как?
          - Ты можешь представить себе русского святого, который говорил бы одно, а думал при этом совсем другое? Или святого, который лгал бы, давая советы и наставления, для соблюдения личной выгоды или в чисто корпоративных интересах? Разумеется, мы исключаем  приёмы юродивых и всякие там варианты «лжи во спасение». Во-первых, их  и так уж не слишком много, в, во-вторых, каждый из них, как теперь говорят, достаточно маргинален.
           - Ты хочешь сказать, что святой честен и не собирает земных сокровищ? Но это же очевидно! 
            - Да, по определению. Шейлок и Скупой рыцарь весьма далеки от святости, это понятно. Но ведь и какой-нибудь собиратель  яиц Фаберже  отнюдь к ней не ближе.
            - Даже если он продаст пару своих коллекций и срубит часовню, а то и поставит храм? – спросил я с иронической улыбкой.
        - Даже если продаст все яйца и заложит жену в придачу. Можно купить билет в ложу центральной синагоги, но билеты в рай не продаются. Впрочем, горящую путёвку в ад ты не купишь тоже. Такие вещи распределяются пер-со-наль-но.    
        - Вспомни про атамана Кудеяра, - подсказал я.
        - А ты вспомни про иглу и верблюда, - парировал Кубасов.
        - Я почему-то вспомнил про индейцев в твоей роскошной прихожей. Один из них даже курил трубку мира.
       - Индейцы – не яйца Фаберже, но и за них я отвечу тоже. Иоанн Златоуст когда-то сказал: «Можно быть богатым. Но стыдно быть богатым.»
        - Он не знал наших пословиц, - сказал я со смехом, - стыд безвреден для глаз. А твоя идея вполне понятна. Ты хотел бы заменить всех  чиновников и комиссаров святыми. Но, извини, где же набрать столько святых? Мы ж, слава Богу, не в Индии!
         - На Индию тоже надежды мало, - серьёзно сказал Кубасов. – Я там был и кое-что видел. Например, храм пяти тысяч венер и амуров. Барельефы один наглядней другого. Да ещё гид глубокомысленно объясняет: «Перед вами, джентльмены, юноша, который овладевает девушкой в позе  лани. Ему, как вы видите, помогают святой и отшельник-анахорет.»      
         - Таких анахоретов и у нас навалом, - опять рассмеялся я.
         - Да у нас они все такие. Дай только волю, будут любому вьюношу помогать! Фёдор Михайлович, поди,  до сих пор дивится, как это у нас ни на Невском, ни на Тверской ещё кожу с живых не сдирают. Кругом ведь одни анахореты! 
         - Послушать тебя, так все сволочи.
         - Ну хорошо, допустим, многие. Другой бы, заметь, сказал – почти все.   
          - Друг мой! – завопил я. – Как же это совместить с твоим христианским прощением?! В хоре поёшь, Новый Завет читаешь… Не суди, не злословь и так далее… Как тебя понимать?
          - Я хоть и осуждаю, - усмехнулся Кубасов, - но злобы в моём сердце нет. Махатма Ганди, за спиной которого мы с тобой иногда встречались, часто любил повторять: «Нельзя питать злобу против сумасшедшего, однако необходимо отнять у него возможность делать зло.»      
          - А! – обрадовался  я. -  Необходимо отнять возможность?! Но у бодливой коровы дефицит рогов?   
          - Верно, - согласился Кубасов, - раньше рогов было до хера, теперь посшибали. Но ведь необязательно всегда быть носорогом, иной раз можно помочь себе и рукой. Я вот расскажу тебе одну старую притчу.
          Однажды на узком мосту встретились двое: крепкий монах и тщедушный, но весёлый пьяница. Вот он, не говоря худого слова, и врезал монаху по правой щеке. Левша, понимаешь… Монах, как и положено, тут же подставил ему левую. И весёлый алкоголик немедленно смазал и по ней. Тогда монах схватил этого весельчака и бросил его с моста в реку. Как думаешь, почему?
          - По настроению, - промямлил я.
          - В Евангелии сказано, если тебя ударят по правой щеке, то подставь левую, - любезно пояснил Кубасов, - но там не сказано, что и по левой будут бить тоже. Монах поступил  грамотно. Он удачно сочетал принцип ненасилия с окружающей действительностью, переполненной как раз именно насилием, ложью и духовным распадом.   
          - Воистину прав был Ганди.
          - Но есть и более близкий нам императив.
          - Какой же?      
          - Прощай врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагов Божьих!
       - Но монах-то  обидчика не простил.
       - А Ганди, думаешь, протёр бы очки и пошёл дальше?               

                <…>

       - Вот и убили  неуловимого Аслана… Его труп не один раз показали нам в какой-то мусорной куче. Поверженный воин лежал в грязном нижнем белье. И тут же со всех сторон завопили ревнители справедливости и военного этикета, бессмертные союзники правых сил. Как же можно, завизжали они, так глумиться над бывшим полковником нашей армии! Они, как известно, с начала девяностых пели Нашей Армии только одни дифирамбы. Даже когда срывали в трамваях погоны  с офицеров и на ходу выталкивали их  из вагонов. Но я сейчас не собираюсь этим ревнителям справедливости и военного этикета  напоминать о тех подвигах. Совершенно бесполезное занятие. Могила исправит горбатого, но не исправит арбатова. Я просто хотел бы при случае им напомнить, что и чикатила когда-то был пионером…
      - Ну и что? – спросил я. – И при чём здесь пионеры?
      - А при том, - со злостью ответил Кубасов, - что я в целях окончательного торжества справедливости и военного этикета обязал бы всех этих чувствительных  джентльменов сидеть по субботам в чеченском зиндане  и лично затягивать на  шее каждой заблудшей овцы красный галстук. Ровно за пару минут до пенькового…   

                <…>

      - Хозяином Черкизовского рынка Москвы является некий господин Измаилов. Факт весьма знаковый. Вряд ли в Баку или Тбилиси  найдётся хотя бы один Иванов, владелец хотя бы одной сапожной будки.
         - Они просто с детства привыкли торговапть, а мы – нет, - возразил я, -  в этом-то всё и дело.
        - Торговать они привыкли, это верно. Но дело не только в этом. Каких монбланов смог бы достичь сей Измаилов, будь он один? Будь он даже суперизмаилов! Вот случись что со мной, я у себя на грядке и подохну… Даже ты сюда не прикатишь. А случись какая оказия у моего соседа, армянского Арарата, - так к нему со всех концов тут же набегут родственники и кунаки. Вспомни притчу об отце, сыновьях и венике. Её бы во всех нас молотком вколачивать надо! А как побеждали монголы, помнишь? Темучин придумал такую  кавалерийскую хитрость: скакать рядом, не разъезжаться… и четыре всадника превращались в многорукого Шиву! Во времена Первой Конной нечто подобное называлось лавой… А мы так ничему на наших кровавых слезах  не научились. Даже притчу о венике забыли… Вот нам и делают соответствующую поправку...  А ведь всё по сути-то крайне просто: три положения и две дюжины следствий.
        - Какие же это положения? – поинтересовался я.
        - Положение первое. Мы постоянно находимся во враждебном окружении, и  «наше государство» враждебно к трём четвертям  своих граждан.
        Положение второе. Существует слишком много желающих занять наш Дом и покопаться в наших амбарах.
        Положение третье. Мы жутко разобщены, практически беззащитны  и  безропотно растворяемся в пустоте.
         - Отлично, - заметил я, - триера построена. Остаётся спустить её на воду. Каковы следствия?
         - Вряд ли ты сможешь их все вместить, - усмехнулся Кубасов. – Но вот тебе несколько самых главных.
        Мы  дышим воздухом, пропитанным ложью и сквернословием до такой степени, что удивительно, как мы ещё до сих пор не превратились в жаб или тритонов. В такой атмосфере  распадаются все возможные природные связи. Семья как основная ячейка нашего полудохлого общества, может заметил, почти не существует. Крайне низок процент относительно благополучных  семей. И этот процент, как говорят медики, имеет  устойчивую отрицательную динамику. Зато возрастают – чуть не по экспоненте – ненасытность, внутренняя раздробленность, пустота и жгучая жажда удовольствий. Искусство красноречия приобретает цирковой характер, а умение управлять чужими мозгами ставится на промышленную основу. Старший Брат распался на банду жадных карликов, которые шлют нам с тобой постоянный призыв: «Спи скорей, дорогой товарищ! Ты не нужен уже никому, нужна лишь твоя подушка.»
        - Слишком мрачно, - прервал я Кубасова. – Может, местами оно и так, но  где же твоя евангельская радость? Подушка у нас  под головой. Свободу воли Всевышний  вроде тоже  не отменял. Каждый из нас кое-что собой ещё  представляет, и если не будем копаться в своём де…
        - Ты хочешь сказать, что цена человеческой жизни пока ещё сопоставима с ценой ружейного патрона? – подсказал Кубасов.      
        - Это зависит от окружения, - пытался пошутить я, - но давай вернёмся к твоему Первому положению.       
         - Хорошо, - согласился Кубасов. - Займёмся нашим ближним окружением. Возьмём для примера моего соседа Арарата. Исконно армянское имя… Мне, правда, почему-то вспоминаются рыцари Круглого Стола. Впрочем, это вопрос, скорее, этимологии. Ладно, Арарат – так Арарат … Мой Арарат беженец. «Гарун бежал быстрее лани…» И бежал он из цветущего Карабаха в наше славное Подмосковье с женой и тремя сыновьями-богатырями. И свил он себе здесь, так сказать, новое гнездо. Окопался, обустроился и чувствует себя хозяином Земли Русской. А вот Арутюн  Агутян, президент всего Карабаха, каждый день слёзно молит своих разбежавшихся соотечественников вернуться на историческую родину и срочно занять траншеи. А то их, говорят, до сих пор только славянские волонтёры  держат. Но Арарат мольбу своего президента, естественно,  не слышит. Здесь он засел прочно, и его теперь никаким фосгеном не выкурить. Девиз английского королевского дома, насколько помню, гласил: «Я служу». У блох, перебравшихся с шавки на большого пса, он такой же, только с частицей «не». Ни один из богатырей Арарата не служил и никогда не будет служить в нашей армии.
          - По состоянию здоровья? – ехидно поинтересовался я.
          - Да, именно по состоянию. Здоровы, как быки… Ты, вероятно, знаешь, как устроены  наши военкоматы… Две тысячи баксов, и гуляй Вася! Только вот Вася как раз и не гуляет… Призывников нынче ловят в метро, как зайцев. Но Арарат с сыновьями в метро не ездит. У них на каждого по машине… подержанный, но «мерседес», потрёпанная, но «хонда»… И у них ещё российские паспорта… Только вот, что они сделали для России?! Новым забором отгородились, дом в три этажа возвели, наш зелёный тупик в помойную яму превратили… У них тут, видишь ли, автосервис! Налогов, естественно, никаких не платят. «Временно неработающие»…Приехал как-то ко мне приятель, что-то у него с тормозами вышло. Сунулся было к Арарату – дескать, посмотри, специалист! А тот ему объявляет: «Русским не помогаем. Только своим делаем.» Гуляй, Вася!  Вот они, рыцари Круглого Стола-то, каковы! Вот оно, самое первое враждебное окружение.  Возлюби ближнего своего, как самого себя…  Как понимаешь?               

                <…>
   
       - Слушай, Андрей, - не выдержал как-то я, -  вчера ты говорил одно, сегодня  - другое, завтра будет третье. Ты всё время себе противоречишь!    
       - Учение устойчиво, если оно противоречиво, - парировал Кубасов.  - Почему само Время боится пирамид? Не потому ли, что они своей устойчивостью противоречат сами себе? Есть такой поэт Милош, кстати, переводчик нашего любимого Бродского…  Так вот он чуть не на каждой странице  собственных сборников  ухитряется помещать абсолютно перпендикулярные друг другу стихи. Не веришь, посмотри сам… Друг мой, мы живём в очень противоречивом мире. Противоречат, то есть врут, почти все. Продавец - покупателю, директор – клерку, капитан - рядовому,  рядовой – жене  друга,  жена – мужу, муж – любовнице, начальник – подчинённому, президент – всем гражданам сразу. Последний случай особенно интересен. У нашего экс-барбарыса  спрашивают, что будет с рублём?  И получают в полдень ответ: рубль будет твёрд, как скала. А следующим утром всех накрывает цунами дефолта. Такой  тут у нас, понимаешь, противоречивый мир… Лучший из всех подлунных…         
       - Серьёзно совсем не можешь?
       - Помилуй! – вскричал Кубасов. – Ценники по три раза на дню меняли. Куда уж серьёзней! Но я тебя знаю, ты ведь хочешь, чтоб было ещё и помудрей. Тогда нам без социальной психофизики не обойтись. Ну что, будешь слушать?
        - Давай, - буркнул я.
        - С полным плезиром, - облизнулся  Кубасов. – Психофизика – это, брат, наука об отношениях психеи и сомы… Скорее, в арифметическом  смысле… Понятно?  И отцом сей науки приказано считать Густава Фехнера, философа и физика из германцев… пережившего, кстати, лет на шесть нашего Достоевского. Шесть очень особенное число… А того Фехнера ещё считают основателем психоэстетики и экспериментальной психологии. Самую же, пожалуй, смелую концепцию психофизики предложил  Николай Константинович Михайловский. Тебе это имя что-нибудь говорит? Нет?  А ведь он был не только социологом, критиком и публицистом, но ещё и редактором «Отечественных записок». В конце своей жизни, за пару лет до русско-японской войны, он выпустил книгу «Герои и толпа». Суть её в двух словах такова: любое массовое движение формируют не только чисто внешние влияния окружающей среды, но и  более тонкие внутренние  импульсы, заставляющие идти, так сказать, за дудочкой Крысолова. А крысоловы у нас, как известно, это СМИ и те, кто этими СМИ правит… всякие там, понимаешь, психотехнологи… Ну, конечно, и те, кто заказывает банкет  и оплачивает всю  эту музыку. Это уж самые главные крысоловы…  А Николай Константинович предположил, что толпу и даже целый народ можно загипнотизировать и заставить действовать в очень широком диапазоне: от глубокой апатии  и сонного безразличия до  фанатичного исступления и натурального помрачения ума. Иван Петрович Павлов высказался на эту тему примерно так: человек  направляется какими-то тёмными силами, действующими в нём самом, и в результате причиняет себе невыразимые страдания, вызывая войны и революции со всеми их ужасами и кровавым безумием.
       Так вот, всё развитие России, включая  распад СССР, есть следствие информационно-психологической войны с народом. Сначала эту войну вела командно-административная система во всех своих мыслимых  ипостасях, а на последнем этапе – банда выродков и предателей, частично одурманенных западной пропагандой, частично купленных ихними спецслужбами, но большей частью начавших глобальное воровство без всяких там идеологических бюстгальтеров.         
        Любая власть изначально содержит в себе элементы психопатологии. И любой нормальный человек, становясь полевым жандармом или чиновником-бюрократом, обязательно приобретает те или иные психические отклонения и часто даже превращается в циничного и аморального негодяя. Феномен железнодорожного кассира – первый клейкий листочек. Американский писатель Бирс процесс деградации частного лица в общественного деятеля остроумно именовал естественной эволюцией. А некий английский философ позапрошлого века серьёзно размышлял над вопросом, можно ли считать члена любой партии порядочным человеком? 
        Преступная власть формируется по принципу круговой поруки. И часто участием в разного рода тёмных и отвратительных делах: заказных убийствах, терактах, развязывании войн, нагнетании страха… Советую прочитать «Инквизитор» Норки. Не поверишь ему, вспомни первые годы «перестройки» и весёлые реформы девяностых… «Близится эра страшных голов…» И если на вершину взбирается параноик, алкоголик и предатель, крысоловы сразу достают свои дудочки, и атмосфера наполняется сквернословием, страхом и подлостью. Именно это мы наблюдали в последние годы прошлого века. А вообще-то весь 2переходный период» отмечен кровавым набором природных и политических катастроф – психофизических следствий глобального безумия. Сон разума рождает… Но ведь можно проснуться и остановить!
         - И как ты собираешься это сделать? – не удержался я от вопроса.
         - Подожди, - отмахнулся Кубасов, - может быть, доложу и об этом… Не сбивай… Мы обсуждаем очень серьёзные вещи…
         - Обсуждаем? – хмыкнул я.          
         "Нет ни одного злого дела, и нет ни одного доброго, которое не отразилось бы на последующих поколениях, независимо  от  того, когда  и  где оно совершено - во дворце или хижине, на севере или на юге, и были тому делу очевидцы или нет: точно так же во зле  и добре  не  бывает ничтожных малозначащих дел, ибо из совокупности малых причин возникают великие следствия..." Так говорил один восточный мудрец, современник Хайяма…
          - А… "Каждый поступок, совершаемый для себя, обратит своё действие на совершителя; оставит хорошие последствия, если он хорош, и если плох, то - плохие. Но любое действие, совершаемое не ради самого совершителя, каково бы оно ни было, не влечёт для совершителя никаких последствий."
          Это из Бхагават Гиты.
          - Очень верное наблюдение, - согласился Кубасов. – Мне, помнится, не хватило терпенья осилить даже первые страницы той Песни.
          - Не уводи в сторону! – взмолился я. – Держись хоть каких-то рамок!
          - Хорошо, хорошо, - успокоил меня Кубасов. – Лет десять назад два учёных мужа из Петербурга открыли «Закон отложенного возмездия», закон, так сказать, Немезиды. Сергей Сергеевич Смирнов и Геннадий Николаевич Каттерфельд. В ответ на твою улыбку скажу, что они самые настоящие учёные, в традиционном смысле этого слова, а не какие-то самозваные академики, которых сейчас не меньше, чем мух. Каттерфельд, например, не один год возглавлял Союзную Комиссию Планетологии, - была, представь, такая организация, - и без всяких «маринеров» собственноручно составил атлас Марса. А Сергей Сергеевич…
          - Хватит! – перебил я. – Ты любого готов утопить в деталях. Зло упускает  главное, Добро же почти всегда не учитывает мелочей. Но ведь в них и прячется дьявол!
          - И ещё в типографской краске, - заметил Кубасов. - Так вот, эти ребята не просто что-то такое  себе придумали, что можно понимать и так, и этак. Они открыли Закон, фактически доказали теорему… Очень советую посмотреть их книгу «Сквозь тернии к звёздам».
           - Конечно, конечно, - пообещал я, - немедленно и всенепременно…      
           Кубасов с неудовольствием посмотрел на меня, но спокойно продолжил.   
           - 28 марта 1998 года газета «Правда-5» вышла с прогнозом Каттерфельда. Статья называлась «Час расплаты наступает по закону отложенного возмездия» и имела подзаголовок «Новый Октябрь придёт 26 марта 2000 года»!  Это было воскресенье. А что произошло в тот день Солнца, помнишь?
           - Нет, - неуверенно ответил я.
           - Короткая же у нас память, - усмехнулся Кубасов. – Президента России выбирали! Кого хоть выбрали, помнишь? И заметь, - назидательно поднял палец Кубасов, - прогноз был сделан за два года до объявленного события. Это ведь кое-чего стоит.
           - Буянов, насколько помню, ещё в январе 98-го предсказал нам нового молодого демократа с холодной головой и чистыми руками.
           - Что ж, - вздохнул Кубасов, - яркое воображение формирует событие… Умного, трезвого, честного и молодого тогда хотели многие…По щучьему велению да ихнему хотению и получили… Стало быть, Владимир Владимирович просто обязан выполнить свою миссию. Сам ведь не раз говорил, что президент отвечает за всё… А тут ещё и особый случай. Даже фамилия на некий Путь намекает… Новый Путь, План Путина, Закон Немезиды…
         - Значит, будешь за него голосовать?
         -  И если это не случайное совпадение, - не слушая, продолжил Кубасов, - то как объяснить такой прогноз? Per aspera ad astra… Именно Astra… Циклы жизни нашего Солнца… Вдох – выдох, вдох – выдох… Шесть с половиной лет… Помнишь, я говорил тебе, что шесть – число особое?
         - Шестёрка?
         - Я - не о блатном жаргоне. Я -  о числе. Цикл в шесть с половиной лет – период геологических катастроф и политических потрясений… Вот подло убили всю царскую семью… Подло и ритуально… Некто с чёрным бородом в лапсердаке  так и написал на стене – «принесены в жертву»… Потом расшифровали… Мене, текел, упарсин… Строго по Ветхому Завету… 1918 год, июль месяц. Отними шесть лет и три с половиной месяца. Выйдет 4 апреля 1912 года. Дата ещё одного расстрела. Тогда расстреляли рабочих на золотых Ленских приисках…Отнимем ещё шесть лет и три с половиной месяца. Получим декабрь 1905 года. Например, Москва… Красная Пресня, метро «Баррикадная»… Что-нибудь говорит? Шесть – число Немезиды… А что было в мае 1896-го? Ходынка – больше двух тысяч жертв… Государь изволил короноваться… Потом Русско-Японская война с полным триумфом в Порт-Артуре… «Наверх вы, товарищи, все по местам…» и «Тихо вокруг, ветер туман унёс…» Потом затяжная русско-германская бойня… И совершенно нелепое отречение, когда Победа была уже рядом… И это святой царь? Нет, мене, текел, упарсин! Как началось, так и кончилось. Немезида вложила свою секиру в руку посланного Сионом. Каждого, кто совершит грех предательства или убийства настигает кара богини мщенья. Неотвратимо и в отведённые сроки! И сроки этой императивной кары определяют своим взаимным расположением планеты и наше Солнце. Шесть лет и три с половиной месяца – константа! Коэффициентом при ней может стать любое натуральное число… Против Немезиды, брат, не попрёшь! Кого-то она обязательно поставит в очередь и включит свой счётчик. И это произойдёт в русле миссии нашего президента, способного на деле восстановить Державу и «помочить» всю мразь, виновную в преступной политике и геноциде народа.
     - Значит, за всё и ответит наш президент.
     - А может быть, Император. Уж больно точно укладывается март 2000 года на день отречения нашего последнего царя! И наш Новый Февраль случился при параде больших планет – громовержца Юпитера и властителя судеб Сатурна.
      Да, я буду голосовать за него!          

                <…>
      
     - Значит, пути в горний мир нет? – спросил я. -  И нет оснований для оптимизма, и нечего дёргаться и кувыркаться в своём дерьме, ожидая его превращения в масло?  И что бы мы тут не вытворяли, у государственного руля обязательно окажется циничный и изолгавшийся суггестор со своей лживой и жадной командой?
      - Именно так, - подтвердил Кубасов. – Дорогу нам не осилить скопом. Это не тот случай.
      - Ты  предлагаешь мне тоже запеть в хоре?
      -  Нет. Я предлагаю уяснить одну простую и великую истину. Дорога, по которой надо идти – не автобан. Это узкий путь личного изменения.
       - Ага… Значит, преобразовывать себя?  Интересно, как ?
       -  Подлинное внутреннее преобразование начинается не с практики йога или механических упражнений ума, а с постижения разумом и сердцем простых истин. А такие истины – именно в силу своей простоты – кажутся нам слишком очевидными. И путь их постижения – весьма трудный путь.
        - Можешь назвать хоть одну такую?
        - Могу. Ты не имеешь права лишать жизни любое живое существо, Ибо не тобой  она была дарована и не тобой будет взята.
        - Звучит жутко убедительно. Особенно в устах бывшего генерала. Добавь ещё, что надо читать Святое Писание, а не выкапывать несчастных дождевых червей.
        - Напрасно иронизируешь. Верно, надо.
        - А ты не забыл, в каком веке живём?
        - Библия создавалась так, чтобы её текст был актуален для читателей и первого и двадцать первого века. Многие ли зачитываются трагедиями Софокла? А кто прочитал всю Божественную Комедию или знаком с непревзойдённым Рабле? Или хотя бы знает близко к тексту две-три пьесы Шекспира? А ведь это творения величайших гениев человечества! Библию же читали, читают и будут читать сотни миллионов людей. Это самая читаемая книга в мире. Только тут начинаешь понимать, какая Воля и какая Сила водила перьями её создателей! 
       - Итак, иного пути, по-твоему, нет?
       - "Если вынуть из России идею  Христа, наступит мрак и всеобщее совокупление."
        - Слышал. Фёдор Михайлович Достоевский. А ты не думаешь, что Россия запросто обойдётся без нашего участия?
        - "Россия без каждого из нас обойтись сможет, но никто из нас не сможет обойтись без России.
       Горе тому, кто думает, что он обойдётся без России!
       И двойное горе тому, кто действительно без неё обойдётся!"
        А это Иван Сергеевич Тургенев.
        - Для того времени подмечено прекрасно. Но Россия сейчас так унижена, разграблена и развращена, что ей плевать на всех разнокалиберных патриотов. А многим из них, кстати, плевать и на саму Россию!
        - Многим – не значит всем. "Счастливую  великую  родину  любить  не велика вещь. Мы её должны любить, когда она слаба, мала унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно когда наша мать пьяна, лжёт и вся запуталась в грехе, мы не должны отходить от неё. Но и это  ещё  не последнее:  когда  она  наконец умрёт и будет являть одни кости - тот будет "русский", кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми покинутого."
        - Прекрасные слова. Помню. Это Розанов. Но великая сермяжная правда состоит в том, что «русских» - в смысле розановского контекста – давно уже не осталось. 
        - «Выше Правды может быть только Любовь, выше  Справедливости - Прощение, выше Закона - Милость."
        - А это кто, если ты так и сыпешь цитатами? 
       -  Патриарх Московский и всея Руси Алексий.
       -  Поднимаю руки, - серьёзно заметил я. - Ему, конечно, видней. Но вот что меня удручает. Недавно по Христианскому радиоканалу мне рассказали такую историю. Наш патриарх наградил орденом за мужество и стойкость одну женщину, мать пятерых детей. Награду вручил митрополит Кирилл. Правда, ему для этого пришлось слетать в Лондон. Как думаешь, кого наградили?
        Кубасов пожал плечами.
        - Я подскажу. Награды удостоилась Ирина Абрамович, та самая, экс-жена нашего командира Чукотки. Её состояние оценивают в три миллиарда фунтов. А в сопроводительном письме  было сказано, что данная леди, несмотря на внушительное число отпрысков, удивительно сохранила свежесть и привлекательность, свойственные слабому полу, а потому может служить примером и образцом всем женщинам России. Короче, награда нашла достойного даже в Туманном Альбионе. Что скажешь?
        - Скандал… с точки зрения обывателя, - сказал, помолчав, Кубасов.
        - А, может, следствие той любви, которая выше правды? – подсказал я.
        - Мы живём в очень противоречивом мире. Про поэта Милоша помнишь?    
        - Да, но всё равно не могу доверить.
        - Кому?
        - И тому, и другому.
        - "Малого не хватает людям на земле, чтобы достичь благоденствия, - доверия друг к другу, но эта наука недоступна для низменных душ, закон которых своекорыстие."
         Больше я ничего не могу добавить.
               
      Пожалуй, это был самый последний монолог Андрея Кубасова. К вечеру я поехал домой. Дойдя до первого поворота, я оглянулся. Мой друг стоял у изгороди своих владений и махал мне рукой. Пробиваясь сквозь густую листву деревьев, лучи уходящего солнца освещали его лицо. Кубасов улыбался.
        Я быстро шёл по заросшей тропинке, а в голове белкой вертелись полузабытые стихи.       
               
                Команда во фронт. Офицеры вперёд.
                Сухими шагами командир идёт.
                И слова равняются в полный рост:
                - Сниматься с якоря. Курс – норд-ост. 
                У кого есть жена, дети, брат,
                Пишите: мы не придём назад.
                Зато будет знатный кегельбан.
                И старший в ответ: - Есть, капитан!
                А самый младший и молодой
                Смотрел на солнце, что над водой.
                - Не всё ли равно, - решил он, - где.
                Ещё спокойней лежать в воде. 

                Гвозди бы делать из этих людей, -
                Крепче бы не было в мире гвоздей.


       В вагоне  ребята-инвалиды пели  старую песню Макаревича. «И оба сошли где-то под Таганрогом, среди бескрайних полей. И каждый пошёл своею дорогой, а поезд пошёл своей…»       

       Больше я  никогда не видел Андрея Кубасова.               

***   ***   ***