Старожил

Анатолий Лыков 2
В кругу своих приятелей он был самым молодым, но уже далеко не молодым. Годы стремительно берут своё, и сегодня на скамейке где раньше места всем не хватало – он один.
Впечатлений много; реакция на происходящие события в стране и в мире повышенная, живая, но поговорить, поделиться мыслями стало не с кем – «иных уж нет, а те далече».
Его знания, опыт, способность глубоко видеть и предвидеть в какое-то время стали никому не нужны – деньги, деньги и деньги – кумир, идол, царь и бог сегодняшнего общества. Люди ради наживы отреклись от чести, совести, от родных и близких, от отечества. Да что отечества – люди стали стыдиться отцов своих, - одни имена произносятся, а по отцу величать друг друга перестали, наверное, и фамилии скоро заменят на номера – дежа вю…
Коренной горожанин, Старожил душой болел за свой город. Он считал величайшим грехом, преступлением продажу земли – был город в своих границах; была земля горожан общая, как воздух, как солнечное тепло.
Пришли варвары, сказали: «Земля не ваша, земля теперь за деньги». Установили цену за каждый метр квадратный, и, хочешь ходить по земле – плати, родился без наследства – нет тебе места на земле – лучше не родись. Обман, обман и обман. Обман стал основой жизни общества: преуспевающий в жизни – преуспевающий в обмане.
Старожил с высоты прожитых лет видел все изъяны, всю глубину падения власть имущих, видел отчётливо болезнь системы, знал и способ излечения, но кто его слушает – от его слов все убегают как от чумы, как от проказы.
Успокаивала природа. Старожил подставлял лицо мягким лучам осеннего солнца, откидываясь на спинку скамьи, закрывая глаза и стараясь отогнать давящие сердце невесёлые мысли.
Неожиданный голос прервал блаженное состояние – Старожил открыл глаза – перед ним стояли два молодых человека.
- Папаша, папаша, не одолжишь нам пятачок, - обращался один из них к нему.
Пятачок раньше на метро одалживали, а что пятачок сегодня, подумал Старожил и уточнил:
- Пятачок – это пять рублей?
Парни утвердительно закивали. Старожил отыскал в кошельке мелочь.
Парни поблагодарили и пообещали вернуться, как разбогатеют.
Как ни странно, разбогатели они быстро; через полчаса вернулись, рассчитались и присели на скамейку перекурить, предварительно спросив разрешения.
Старожил соседству даже обрадовался и с ними заговорил о людях: о хороших, о плохих, - искренне удивился их взглядам на казалось бы азбучные истины.
По их теории выходило, что хороший человек – это тот, кто живёт в хорошем доме, ездит на хорошей машине, хорошо одевается, хорошо проводит время, - в ресторанах и ночных клубах; а плохие – это люди, живущие в плохих домах, плохо одетые, плохо проводящие время – в работе и заботах.
Музыку, живопись, литературу они считали пустым звуком, ненужностью, потерей времени.
О памятниках выдающимся людям они, как и о манекенах ничего не знали и не собирались знать. Совершить хорошее дело для них значило сделать что-нибудь только для себя выгодное – обмануть, украсть, ограбить – всё равно, лишь бы иметь наживу.
Старожил от возмущения то краснел, то бледнел, временами теряя над собой контроль – взрывался; то прогонял, то удерживал за рукав своих оппонентов, но парни были снисходительно спокойны и только мягко увещевали пожилого человека.
Наконец спор закончился. Спорщики пожали друг другу руки, пообещав, что каждый ещё подумает над доводами противной стороны. Расстались дружески. Парни быстро исчезли в осенних аллеях сквера, а Старожил ещё долго сидя на скамейке, отходил от словесной баталии.
День догорал. Солнечный диск закатился за башню безликой многоэтажки.
Старожил по привычке взглянул на часы. Часов на руке не было – может, забыл дома. Стал искать по карманам мобильник – мобильника не было. Кошелёк с визитками, с номерами телефонов, записанных на клочках бумаги, с пенсией, полученной неделю назад, тоже бесследно исчез.
Старожил всё понял и от неожиданности на мгновение окаменел. Пропажи было не жаль. Он окаменел от бездны и грязи человеческой подлости, от наплывшего чувства отвращения и брезгливости к окружающему миру, от убивающего чувства одиночества и безысходности.
Солнце село. Вечер входил в свои права. Старожил поднялся со скамейки и по центральной аллее сквера усталой походкой побрёл в сторону дома. Осень холодным ветром обожгла руки, обожгла лицо, - обожгла душу.