Мужчины не плачут
Посвящается Федору Петровичу Карельскому
(детство)
Родился Федька 1-го октября 1920 году в небольшой рыбацкой деревне под Северодвинском, отца (Петра) совсем не помнил, скорее всего, как и все рыбаки Северных морей, закончил свой земной путь он в водах Белого моря. Жил Федька, вместе с матерью и двумя сестрами в доме деда, дом был большой и крепкий, как и род Карельских. До революции, да и к моменту рождения Федьки, семья была большой и состоятельной, содержал ее дед, он был славным моряком и рыбаком, дед практически все знал о море, по которому плавал, и также хорошо рыбу, которую ловил. Рыбацкого опыта он не занимал, скорее за советом всегда обращались к нему, к тому времени, не одна рыбацкая шхуна их деревни, не выходила в море без его благословения. Ну а если кто то и решался выйти в море не послушав деда, нарывались на большие трудности и как правило, возвращались без улова, сам дед без рыбы не когда не был, уловы было и большие и маленькие, рыба было разной, но она была всегда. Рыбу, как и тысячу лет назад, обменивали на хлеб и другие продукты, все были одеты и обуты, известно, что северные моря славятся лучшими видами рыб во всех океанах мира. Рыбу, которую вылавливал дед и его соседи, считалась и считается деликатесной и очень дорого ценилась и ценится до сих пор, правда в наше время ее практически не стало. Ну а когда подошло время, Федьку в 1926 году собрали в школу, находилась она в Северодвинске, жили такие как Федька в интернате при школе и только на каникулы дед забирал его домой. Как и все дети Федька любил быть дома, на каникулах, это было самое счастливое время его жизни, домашняя еда, (хотя Федька, как и все дети того времени не был привередливым едоком) деревенское раздолье Северных лесов, любовь матери и сестер, они все любили его без мерно, он был единственным «мужчиной» в этой семье , кроме деда, того скорее без мерно уважали и боготворили как кормильца, а Федьку просто любили. А самое главное дед всегда брал его с собой в море на рыбалку, для Федьки это было настоящим праздником, процесс подготовки и выхода в море был не торопливым и не изменным как ритуал, по сути это и было ритуалом, нарушать который не кто бы и не решился. Женщины готовили съестные припасы, штопали, при необходимости, одежду, сушили обувь, ну и делали всякие другие дела. Сети, как правило, женской половиной, готовились заранее, это было свято. Мужская половина готовила лодку и такелаж, все это выполнялось всеми, по установленным в незапамятные времена правилам, нарушать которые не решился бы не кто. Время, когда нужно было отчаливать, устанавливал естественно, дед, от этого времени зависело практически все, и удача в рыбалке, да и просто удачное возвращение домой. Не для кого было не постижимо, как это определял дед, необходимо было сопоставить две вещи; во первых погода, если влетишь в шторм будет просто не до рыбалки, тогда будет задача остаться живым, и второе, рыба во время рыбалки должна двигаться, а не лежать на дне, иначе в сети она просто не зайдет, как это определял дед, вообще уму не постижимо. И еще одно, нужно было точно определить места рыбалки, похоже, у каждого рыбака они были своими, и дед конечно такие места знал. Умение владеть этими обстоятельствами и позволяли деду успешно возвращаться с каждой рыбалки. Не сомневаюсь есть еще тысячи «мелочей» которые знал дед и которые помогали ему выживать в этих северных водах и кормить семью, рассказывать о них не берусь, не хочется прослыть болтуном , сам я в северных морях ( в отличие от Федьки) не рыбачил. Теоретически, рыбная ловля не составляла особого труда и каких то хитростей, если не учитывать выше перечисленное. Практически, выйдя в море в определенных местах, между без численными островками и выступающими из воды скалами, устанавливаются сети, при чем расстояние между сетями составляют до нескольких километров, которые проплываются на веслах в течении целого дня. Вечером, поставив последнюю сеть, причаливают к ближайшему островку и останавливаются на ночь, готовят еду, и устраиваются на ночлег, я не испытал, но скорее всего эти ночлеги многого стоят, в крайнем случае Федька вспоминал об этом с неописуемым восторгом. Ну а с утра, все в обратном порядке, расставленные сети собираются вместе с пойманной рыбой (или не пойманной), и при самых благоприятных обстоятельствах, к вечеру следующего дня рыбаки возвращаются, рыба из сетей выбирается на родном берегу с помощью встречающих женщин. Я попытался рассказать о самом простом плаванье, чаще северные рыбаки уходят дальше и на много дольше, но технология рыбалки в те времена была примерно одинакова. В Федькиной жизни это, пожалуй, самые яркие моменты детства, он вспоминал о них до самой смерти. Об обучении он особенно не рассказывал, знаю что учился он хорошо, был круглым отличником, любовь к чтению, математике и физике позволяли ему всю жизнь слыть грамотным человеком, в те времена это была редкость, семилетку он закончил очень прилично и ему советовали продолжать учебу, но к тому времени состарился дед. В стране бушевал голод, вымирали целые районы страны, Север это задело меньше, рыбаки по прежнему рыбачили и рыбы меньше не стало, но деду становилось все тяжелее, возраст его приближался к девяносто годам. В море он уже не выходил, помогал советами соседям и они его поддерживали, пенсий в то время не существовало, Федька это понимал и после школы пошел работать.
(отрочество)
Устроился он, теперь уже Федя, мотористом ( или помощником) на катер в лес хозе, задача которого была растаскивание плотов сплавляемых с верховьев Двины и подачу бревен к лесопилке. Не знаю сколько он там проработал, но успел освоить моторное отделение своего катера. Ему нравилось возится с моторами, для него, деревенского парня, их работа казалась чудом, ну и понятно что в те времена каких то специальных служб для этого не существовало, ремонтировали все сами. Ну и конечно же еще больше ему нравилось море, рыбацкие походы с дедом оставили неизгладимый след в его жизни, а крутится на катере вокруг лесопильного завода было скучно. Я так понимаю, что смышленого парня заметили и когда он попросился на работу мотористом на пассажирский катер, перевозивший людей с Северодвинска в Архангельск его с удовольствием приняли. Этот период своей жизни он вспоминал с большой теплотой, во первых маршрут катера лежал в открытом море (берега не маячили на горизонте), а во вторых он стал полноправным хозяином моторного отделения катера и от его работы зависело все, конечно были на катере и капитан и матрос, только в каких то критических случаях все смотрели с надеждой на парня в моторном отделении, работающий исправно мотор всегда вселял надежду на выживание, и Федя был очень горд что его уважают. Нужно сказать, что он пользовался уважением всегда и везде, я уже говорил его очень любили бабушка и тетушки, к нему хорошо относились в школе, он хорошо учился, много читал, при этом ни когда не зазнавался и у него всегда было много друзей. Какая то северная хватка была в этом не высоком плотном парне. Он был не болтлив, обстоятелен, если что то делал то только на совесть, в детстве и молодости не считался задирой, но от него исходила какая то сила, что к нему то же не приставали, хотя драться он и не любил. Ну а к работе на катере он вообще относился по взрослому, двигатель был всегда чист, в машинном отделении был идеальный порядок, ну а если двигатель требовал ремонта, Федя ремонтировал его в любое время дня и ночи, выходные для него в это время не существовали. Нужно отметить, что эксплуатация и уход за этим двигателем требовали очень много сил, работал двигатель на сырой нефти, запускаясь разогретым до красна специальным шаром который в свою очередь разогревали паяльной лампой. Я технарь по образованию с трудом понимаю, как с этим справлялся, практически мальчишка, да еще в открытом море, да еще с пассажирами на борту. Немногословный, но однажды он рассказал мне забавную историю из той жизни. Случилось это в море, на значительном расстоянии от берега, море штормило и катер явно, и на много отставал от графика, пассажиры были довольно напряжены, беспокоился и капитан, стало темнеть, но берег уже показался и все стали успокаиваться. И в этот момент глохнет двигатель, тишина, слышно только удары волн о борт катера и очень быстро темнеет, (на севере всегда быстро темнеет) в общем, начинается тихая паника. Федя пытается разобраться в причине остановки, и с начало , в панике, не может ни чего понять, но нужно было что то делать и первым делом он полез на бак стоящий на палубе куда и закачивалась нефть при заправке катера, заглянув внутрь, посветив себе факелом, Федя с ужасом увидел сухим, торчащий от то дна, подающий к двигателю нефть, патрубок. Толи нефть не докачали при заправке, то ли катер слишком долго мотало по морю, скорее всего, и то и другое сразу, но нефть кончилась! Я не когда не был мореплавателем ( на море я только загорал ), но по моему случилось самое страшное что может произойти в открытом море, судно не управляемо и болтается само по себе. Не знаю, из скромности Федя не сказал, сколько он думал, но в итоге он приносит ведро с привязанной веревкой и из за борта черпая воду, заливает ее в нефтяной бак. И так напуганные пассажиры вообще, ни чего понять не могут, а Федя еще и шутит, что его мотор работает и на морской воде. К дикому восторгу людей, подождав с пол часа, разогрев шар Федя запускает двигатель, добрались до причала они нормально, радости, что все обошлось границ не было, Федю благодарили. Дело в том, что он во время вспомнил о том что всасывающий патрубок качает нефть не со дна бака, а не много выше. Делается это для того чтобы в баке было место для отстоя мусора попадающего с нефтью, подняв нефть в баке водой из за борта и дав ей не много отстоятся, Федя и завел мотор. Да, конечно, ему потребовался весь следующий день чтобы полностью отмыть бак и всю топливную систему от остатков морской воды и грязи, но по моему это того стоило. А самое главное еще долго ходили легенды о том, что у Феди катера даже на морской воде работают, в тридцатые годы технически грамотных людей было не много.
( молодость)
Ну а дальше убийственная, для того поколения, фраза «Началась война». Почему Федю не призвали сразу не знаю, скорее всего из за женщин и стариков, которые висели на его шее, им надо было как то жить, но эли либеральные замашки властей скоро кончились и в 1942 году Феде пришла повестка на призывной пункт. На Северодвинском призывном пункте, откуда их и должны были отправить на фронт их построили для того чтобы выискать каких нибуть специалистов пригодных для использования их специальностей на фронте. Там отбирали водителей, плотников, электриков ну и так далее, специалисты ценились даже в той ситуации. Так вот стоя в строю Федя увидел подходящего к строю офицера в котором он узнал бывшего мастера на лесопильном заводе, знакомы они были мало, но для Феди это был единственный человек которого он знал. Офицер набирал в свою роту солдат, для службы в полковой разведке, Федя не задумываясь вызвался служить со своим земляком. Таким образом Карельский Федор Петрович стал разведчиком, фронт, я так понимаю, приближался к их местам и их Армия с начало обороняла северные рубежи нашей страны, а потом и вышибала их с этих мест. В силу не многословности нашего героя, Федор очень мало рассказывал о своей службе во время войны, да и не любил он вспоминать те страшные годы. Из его мало численных рассказов о службе в разведке я понял только три вещи; во первых, ему не сказано повезло, Он остался жив!, при специфики его службы это почти не реально, в моем понятии, из Советских фильмов о войне, разведчики в основном ходили за линию фронта добывать «языков» и всякие сведения, с его рассказов я понял что чаще их использовали для «разведки боем». Существовали для этих целей так называемые «штраф баты», но их явно не хватало, и разведчики гибли в этих боях без численно, на Федоре, после войны на теле не осталось ни одного живого места, он весь был покрыт шрамами, осколки болтались в нем до самой его кончины и ушли с ним в могилу. Сумел убедить Федор меня и в том что все три года ЕГО войны, все тысячу дней, каждый из них, каждый свой прожитый день считали последним в их жизни, все четко понимали что завтра, в следующем бою, их убьют ( чаще всего так и было), но Федору везло, из госпиталей он не вылазил и при этом использовал любой шанс, поправившись кое как, вернутся в свой полк и в свою роту. Он участвовал и в обороне Ленинграда и в его освобождении, по этому «латали» его в Ленинградских госпиталях, для Федора этот город стал родным, да и город помнил о нем до конца его жизни. Не знаю в каких архивах запечатлели его имя , но подарки , грамоты и медали ему присылали к каждому юбилею, даже доплачивали чего то к его пенсии. Во вторых; исходя из первого, я понял с его слов о «грязи» войны, живя «последний день» в этой жизни воины разрешали себе все, рассчитывать на будущее у них возможностей не было и они по полной, брали от жизни все что можно было взять. Нет конечно, не рассказывал о мародерстве, по моему ни кто не насиловал женщин, необходимости в этом не было, война «выкосила» большую часть мужчин во всем мире, и в принципе женщины особо не возражали против интимных связей с «оголодавшими по женским ласкам» с солдатам. Наверное можно назвать мародерством то что передовые части, а это были как правило разведчики, шли по освобожденным районам, на пути встречались опустевшие, брошенные хутора ( в основном это было в Прибалтике), заброшенные дома в деревнях. Эти опаленные войной солдаты, полуголодные, раздетые, потерявшие своих близких, кроме злости и голода в их душах уже ни чего не было, и конечно они разрешали себе все, к стати кроме еды и если найдут спиртного, им практически ни чего было не нужно. Разведчики находясь на передовых позициях в войне пользовались этой привилегией, и в той или иной мере пользовались возможностью просто до сыта пожрать, и по возможности выпить больше того что выделялось. Точно знаю, ни чего больше в их воинской жизни цены не имело, другими ценностями просто не интересовались, табак, съестное и спиртное это все что «рек визировалось» в брошенных домах на пути наших войнах, я это мародерством не назову. Мало, очень мало рассказывал Федор Петрович о войне, я сын фронтовика, все кто окружал меня первую половину моей жизни все прошли войну, все старшее поколение мужчин и много женщин, общаясь с ними я выявил закономерность, чем сложнее и «круче» воевали на фронте, тем меньше они об этом рассказывали, а вот те кто провел войну в тылу и обозах всегда многословны. Так вот Федор Петрович не просто из первой половины он еще и по характеру «сибиряк», абсолютно не любил болтать и ненавидел болтунов, а его рассказов о войне хватило бы не на одну книгу, увы. Все свои знания о воине он забрал с собой, уйдя в вечную жизнь. Жесткий, фронтовой характер не отпускал его всю оставшуюся жизнь, и даже напившись ( а он любил выпить) он не распускался и всегда держал себя в руках, так что выжать из него о его фронтовом прошлом было не реально, моих сил на это не хватало точно. По этому, к моему стыду, о его фронтовых подвигах я больше ни чего не знаю.
(зрелость)
Ну, а дальше война кончилась, для Федор Петровича где то под Кинексбергом, так всю войну он и месил свою родную западную Сибирь, туда, похоже и вернулся. Мотористов, да и просто людей разбирающихся в технике, за время войны, больше не стало, его способности знали и очень ценили, единственное чего не могли ему дать так это жилье, в деревню, в дедовский дом что то не тянуло, и он скитался по съемным квартирам Северодвинска. Наверное в это время он женился и бытовые проблемы усилились, а с рождением сына, назвали его Сашкой, еще больше, жить стало совсем не где. Помог случай, где то в Архангельске ( он приехал туда за зап частями) в одной из пивнушек, он любил туда заходить, он встретил старого фронтового знакомого, грузин по национальности, он был зам политом полка где служил Федор, еще на фронте он здорово помог Феде не отдав его под трибунал. Произошла какая-то гнилая история с настоятельными просьбами к Федор Петровичу о вступлении его в ком. партию, в прицепе он согласился, а политрук роты его все время торопил, как то перед боем он (политрук) его упрекнул в трусости, мол боишься попасть в плен коммунистом ( немцы их на месте расстреливали), бросив, готовые к вступлению в партию документы, в грязь он здорово приложился к морде политрука чуть его не убив, выше я писал, что эти люди уже ни чего в жизни не боялись, даже штраф бата, практически в нем они и служили, как бы то не было, Феде грозили большие неприятности, спас его «грузин». К сожалению не знаю его имени, но этот человек еще не один раз помогал Федору в жизненных трудностях, и в пивнушке он рассказал что его назначили директором строящегося авторемонтного завода в городе Волжский, и такие специалисты как Федор ему бы не помешали, в течении года он обещал обеспечить его жильем. Долго думать Федор не стал, городишко этот он знал, там жила его двоюродная сестра Слава, и он дал согласие. Должность которую получил Федор его обескуражила, его назначили начальником мотороремонтного цеха завода, это был основной цех производства. Понятно что машина без мотора не могла выехать с территории завода, поблажек от своего друга, а они с «грузином» подружились, он не получал, требовал он от него по полной программе, хотя и дружили они семьями. Как и обещал, он им дал двух комнатную квартиру в неплохом районе города, позже выделил земельный участок под дачу на берегу знаменитой реки Ахтуба, это особенно ценил Федор Петрович, в нем, не понятно откуда проявился талант садовода, и он с удовольствием в нем ковырялся. Наличие рядом шикарной реки напомнило ему рыбацкое детство и он с удовольствием освоил речную рыбалку, и на Ахтубе он стал знаменит не менее чем его дед на Северной Двине, частенько в месте с заводским начальством они выезжали на охоту, в Волжских степях дичи тогда было много, в общем, жизнь, как говорят сейчас, в те годы у него «удалась». Жена родила Федору дочку, назвали ее Ольгой, не знаю точно, но по моему, после этих родов, жену Федора поралезавало. С этих лет, жизнь этого, в общем то терпеливого человека, значительно усложнилась, подрастающий сын, малолетняя дочь, и лежачая, парализованная жена, все это требовало внимания и ухода, не мог он бросить и свой сад, практически в нем он и отдыхал в те небольшие промежутки когда он мог себе это позволить, при этом еще довольно ответственная и напряженная работа, за счет нее эта семья и жила. Нужно сказать, что такая жизнь длилась довольно долго. Вырос и женился Сашка, в месте со своей женой Валентиной, работать они уехали на крайний Север, по моему на Ямал, у них родились дети, Федор Петрович очень любил внучат, и они отвечали ему взаимностью. Его доброта и не показная любовь притягивала к нему всех и детей в первую очередь, с детьми Федор Петрович был ироничен и весел, дети тянулись к нему. Вышла за муж Ольга, с ее замужеством несчастья добавились, дело в том что за муж она вышла за уже законченного наркомана, который быстро подсадил на иглу и Ольгу, не остановило их рождение и своей дочери. Так что Ольгина семья просуществовала не долго, муж ее куда то сгинул, оставив после себя малолетнею девочку и наркоманку, жену. Этот «довесок», к парализованной, лежащей много лет жене , тоже свалился на голова Федор Петровича, не много радости доставлял ему и сын, работая на крайнем Севере он стал много пить, Валя, его жена, как могла боролась с этой напастью, но исправить уже ни чего было нельзя, Сашка стал алкоголиком, тяжелее всего было наблюдать за этим когда они приезжали к нему в гости. Конечно, деньги у них были и они купили себе квартиру Волжском, но это было рядом и Федору Петровичу от этого было не легче, парализованная жена, наркоманка дочь, и алкоголик сын, это нужно было выдержать, не каждый мужчина справился бы с этим. Спасала его работа, сад, который он не бросил, охота и рыбалка, как мог помогал ему и его друг, директор завода «грузин». По работе ему частенько приходилось ездить в командировки, в основном в Москву, зап части для его производства распределялись именно там, в одной из таких командировок он познакомился с коллегой, Шатунов тоже добывал зап части, с подмосковного завода, они подружились. Однажды Федор Петрович застрял в Москве, были первомайские праздники, а у него не получилось с зап частями, позвонив директору, он рассказал что случилось, тот категорически запретил ему возвращаться без зап частей и выслал Федру, телеграфом, дополнительные командированные, в общем праздники он проводил в Москве. Подмосковный друг пригласил Федора отметить праздник с его семьей, жили Шатуновы в Подмосковном городе Раменском, совсем не далеко от Москвы и отказываться было глупо, делать все равно было не чего и он согласился. Праздник отметили весело, но самое главное там он познакомился с подругой жены Шатунова, Япрынцевой Антонининой Федоровной. Она была родом из Башкирии, жила с мужем под Москвой, муж ее был кадровым офицером и с доблестью пройдя фронт он, не понятно как, погиб под подмосковной электричкой, в общем она была вдовой, жила не неподалеку от Раменского, в маленькой комнатушке дачного поселка Быково, по образованию она была метеоролог и работала на метио станции местного аэропорта. Не смотря на годы (ей уже было далеко за сорок) это была очень красивая женщина, не обратить на нее внимание было трудно, и Федор Петровичу она очень понравилась, чем то понравился и Федор ей, уходили из гостей они вдвоем. Назвать это любовью наверное сложно, по моему это просто встретились «два одиночества», в общем все следующие командировки Федор останавливался у Антониды (так он ее называл), из гостиниц доставал только квитанции, чтобы оплачивали суточные и продолжалось это не один год. Директор, его друг, все понимал и за частую командировки просто придумывались, в общем в Москве складывалось все более менее хорошо, а вот дома. Умирает жена, бедная женщина, измучилась сама и доставила много хлопот окружающим, в общем ее похоронили, Ольга совсем свихнулась на наркотиках, постепенно квартира Федор Петровича превращается в нарко притон, и еще одно , на производстве, котором он руководил происходит несчастны случай, гибнет человек, Федору грозит уголовная ответственность, в те времена это было очень строго. Здесь, в последний раз, его выручает «грузин» директор, он предложим ему срочно уволится, задним числом, иначе грозил реальный тюремный срок . Федор Петрович Карельский бросает все, развалившуюся семью, квартиру, в которую уже не льзя было войти, сады и работу, друзей и знакомых ( а у него их было много) и с одни портфелем ( с которым ездил в коммндировки) уезжает в Москву, в портфеле смена белья, документы, электробритва и плащ из болонья. Вот с таким «преданным» он и приехал к Антонине, женщина она в, принципе, очень экономная, деньги у нее были, я не сказал, а вот детей не было, тратить особо было не на кого и она с удовольствием одела Федор Петровича и в начале 1973 года они зарегистрировались. Ни чего его больше не связывало с его прошлой жизнью, он даже свои фронтовые, многочисленные, ордена и медали оставил дома, на костюме остались только колодки, которые он иногда одевал, ни одной прошлой фотографии я у него не видел.
(старость)
Так на шестом десятке лет у Федор Петровича Карельского началась новая, Московская жизнь. Прежде всего нужно было найти работу, но времена были Советские, по этому работа нашлась быстро, требовался моторист в гараж какого то институту, то ли геологического, то ли геодезического, машин в гараже было не много и работали они « в поле» в основном в летний период , а самое главное, хоть и сам институт находился в Москве, гараж был в двух автобусных остановках от квартиры, где они проживали. Да и сам гараж представлял собой три полуразрушенных сарая и бытового корпуса, зато в шикарном сосновом бору. Белки бегали над головами не многочисленных работников, щебетали птицы, и было полно грибов, трудно назвать это рабочим местом, скорее это был дом отдыха. Работы было не много, машин было мало, основное это когда машины ломались «в поле». Необходимо было выезжать и устранять неполадки в окрестностях Москвы и ее области, а так же Тульской, Ивановской, Ярославской или еще какой нибудь Владимирской области, это было хлопотно но не трагично. Федор Петровича это вполне устраивало, его приняли, поломав голову с названием его должности, все таки бывший руководитель крупнейшего в стране авторемонтного завода, написали в трудовой книжке, не установленную КЗОТом квалификацию, наивысший разряд, и он начал работать простым мотористом. Работа эта, по сравнению с Волжским заводом, не напрягала, ответственности практически ни какой, море свободного времени, не особенно возбранялось и его увлечение спиртным, хотя работу, если она наворачивалась, Федор Петрович выполнял качественно и в срок, его навыки моториста не куда не делись, его уважали, и как впрочем, везде, ценили. Единственное что слегка огорчало так это не отмывающиеся от копоти руки, он очень любил баню, суббота для него была банным днем, но ни какая баня не смогла отмыть эту машинную копоть, сползла она много лет спустя после выхода его на пенсию. Со своей новой женой они жили нормально, не думаю что там вспыхнула страстная любовь в их то зрелые годы, но глубокое уважение к друг другу несомненно были. Федор Петрович наверное испытывал чувство неловкости (ведь приехал к ней гол как сокол), но Антонина Федоровна не когда его в этом не упрекала, она была очень тактичной интеллигентный женщиной. Она следила за его гардеробом, кормила его, не очень вкусно, но он не роптал (способностей к кулинарии у Антонины Федоровны не когда не было) потому что к столу всегда подавался графинчик с водкой, по этому кушал он всегда с удовольствием. Зарплату Федор Петрович отдавал практически всю, оставлял себе только на субботнюю баню куда входила и обязательная бутылка водки. Каждый год в сентябре- августе они брали отпуск и уезжали в Башкирию, в Стерлитамаке жила мать Антонины, Таисия Григорьевна с племянницей Ириной, их навещать было не писанным законом, естественно Федор всегда был с ней, в Башкирию везлось много подарков и Федор использовался как вьючная лошадь. При этом все дальние, Северные, и ближние Волжские, родственники и друзья с удовольствием навещали Федора в его Московском жилище. Деньги в те времена мало что значили, в провинции на них не чего было купить, все ехали в Москву и за продуктами и за одеждой и даже за мебелью, Антонина всех принимала, как то кормила, и где то укладывала спать. Принимала всех и своих родственников, знакомых и знакомых родственников, так же родственников и их знакомых Федора. Редко в их комнатушке, девять квадратных метра, они ночевали вдвоем, все время кто то у них ночевал, при этом это стало привычно для Антонины и сносно переносил Федор, не много ворчал, но ведь это были и его родственники в том числе. С гостиницами в те времена было сложно и дорого и эту комнатушку использовали все как гостиничный номер, Ваш покорный слуга, в том числе, мне часто, очень часто приходилось по работе ездить в Москву, останавливался я естественно у них. По субботам ходили с Федором в баню, в ее выходные ( Антонина работала по 12 часов) ездили с ней по магазинам, ей всегда нужно было что то кому то покупать, списки необходимых покупок присылались постоянно , присылались, как своими родными так и родными Федора, магазины в Москве она знала все. Мне не понять как можно такую жизнь терпеть годами, их похоже, эта круговерть людей не напрягала, и они даже чувствовали себя не уютно если слишком на долго, оставались одни. Но и в это время они не скучали, у Антонины образовалось много друзей в Раменском, не очень далеко то Раменского была деревушка, Дергаево, в ней жила сестра Антонининой мамы со своими родственниками, всех их она любила, со всеми общалась и всех периодически навещала, ее тоже любили, и Федор пришелся «ко двору», он вообще был коммуникабелен, я уже говорил, его любили все и вся. В общем, жили они, по их мерке, очень хорошо, я бы даже сказал счастливо. В крайнем случае для Федора, это было гораздо спокойнее и он в принципе был доволен жизнью. Дети с внуками его навещали, Антонина всех принимала, одаривала какими то подарками, сами они редко, но выбирали время и наверное пару раз были в Волжском, и однажды съездили на Север, к его тетушкам, восторгов было у обоих по самую крышу, все таки Север Федор любил. Единственное что проблемы не уходили, а усугублялись, Ольга потихоньку скатывалась в пропасть, Сашка с Валентиной, отработав положенное на крайнем севере, вышли на пенсию и перебрались в Волжский, оставив квартиру на Ямале своим детям, оставшись без работы, Сашка запил совсем. Я его не знаю вовсе но со слов Федора с ним то же была беда, в общем в начале 90 ых годов из Волжского приходит телеграмма что умирает Ольга, Федор предполагал что ее наркомания этим и кончится, поехали они на похороны его дочери в месте с Антониной, картину которую они увидели словами не передашь, умирала Ольга тяжело и долго, квартира вся пропахла наркотой и гарью, в ней практически не чего не осталось, прожженный диван и Ольгина дочка, по моему тогда ей исполнилось 17 лет. В процессе похорон Федор спросил родственников почему не видно Сашки, те смутившись, сказали что Сашку похоронили годом раньше и ему об этом не кто не сообщил. По моему мало бы кто из отцов пережил бы такое, очевидцы рассказывают что он узнав об этом закрылся на кухне и от туда долго продолжался не человеческий вой, приехал хоронить дочь, а оказывается нет и сына, наверное, только фронтовая закалка не дола ему свихнуться, не знаю как , но он продолжал жить. Уже на пенсии он отвязался от своих моторов и устроился в институт который селекционировал картофель, институт располагал теплицами и там нужны были разнорабочие, вот туда он и устроился, благо теплицы находились в их районе. Антонина тоже вышла на пенсию и подрабатывала горничной в своей аэропортовской гостинице, больше того, уже на пенсии ей дали однокомнатную квартиру, в поселке Удельное, и они наконец то выбрались из коммунального жилья, квартира находилась в одной остановке от станции Быково, по этому их уклад жизни мало изменился, вокруг все родное и все знакомое. Чуть легче стало встречать гостей, их поток не уменьшался, к ним стали наведоваться дети и внуки родных и знакомых, Ваш, покорный слуга, сам, по служебным делам, в Москве бывал часто, останавливался в основном в этой семье, несколько раз складывалось так что приходилось снимать гостиницу ( совместные командировки с иностранными специалистами) так Федор с Антониной сильно обижались. Поездки в Башкирию стали даже чаще, у Антонины мама стала совсем старенькой, в одной из таких поездок в Стерлитамак у Федора Петровича открылась прободная язва и ему срочно сделали операцию, перенес он ее нормально и все обошлось. В очередной их приезд в Стерлитамак, мама Антонины Таисия Григорьевна, попросила ее не торопится с отъездом, Федор еще работал на своих теплицах, Антонина работать в гостинице уже бросила. Вопрос слегка озадачил, но Таисия Григорьевна все объяснила своим простым мудрым языком, она просто сказала что будет умирать, и если дочь будет рядом ей будет легче. Всех это не много смутило, но в итоге Федор уехал в Москву. Антонина задержалась на ненадолго, оставлять Федора одного дома было ненадежно, прожила Таисия Григорьевна ровно столько на сколько задержалась Антонина, на день похорон у нее был куплен билет в Москву, она еще раз сдала билеты и с почестями похоронила свою маму. Вернувшись в Москву их жизнь с Федором потекла по прежнему, встречали и провожали гостей, ездили за покупками для подарков, навещали своих друзей и родственников в Раменском, им там по прежнему были рады. Не радовали только годы , которые не у молимо двигались к старости, ( у нее была своя теория о жизни женщин, она считала что женщинам прощается в жизни все, кроме старости) и она очень не хотела стареть, но годы шли, умерла тетя Антонины в Дергаево, стали постепенно умирать и ее подруги и знакомые, и у Антонины стали появляться мысли о своей смерти. Ей почему то захотелось закончить свой земной путь на родине в Стерлитамаке, она не хотела бросать могил своих родственников, и прежде всего мамы. В общем, умирать она засобиралась на родину. Федор Петрович не возражал, да и возражать Антонине он не считал себя в праве. Больше того этот человек так много потерял в жизни, практически все, и ему было абсолютно все равно где доживать свою жизнь, родственников у него не осталось, где то жили внуки, но по настоящему, ни они его ни он их толком не знал. Изредка напоминали о себе двоюродная сестра в Волжском, Слава и жена сына Валя. К стати его квартира в Волжском, после смерти дочери долго пустовала, потом в ней поселилась Ольгина дочь, после смерти матери она несколько лет где то болталась, но потом образумилась и вернулась домой, по моему вмести с мужем. Связи с дедом она не поддерживала, а навязываться самому у Федор Петровича было не принято. В общем решение было принято и они попросили мужа племянницы подыскать им квартиру в Стерлитамаке и помочь с переездом. Нужно отметить, что у Антонины была еще сестра Иза, жили они с семьей в Уфе, Изина дочь, зовут ее Ида, к тому времени вышла за муж за человека в два раза старше ее Игорь, так звали мужа, был очень образован но в те смутные времена остался без работы, Ида то же не работала. Так вот эта пара руками и зубами вцепились в Московскую квартиру Антонины, Игорю в Москве обещали хорошую работу, у него была квартирка в Уфе и продав ее они помогли приобрести квартиру в Стерлитамаке, а сами перебрались жить в Москву. Купленная квартира в Стерлитамаке была большой, но в очень старом доме, много сил и средств понадобилось что бы привести ее в порядок, занимался этим, Ваш покорный слуга, и по совместительству, муж Антонининой племяннице. В конце концов дядя Федя и тетя Тоня ( так теперь буду их называть) перебрались жить в Стерлитамак, скорее, как им казалось, доживать, было начало 90 ых годов. Квартиру я им подготовил не плохо, сделал отопление (до этого она отапливалась печками), заменил водопровод и канализацию, установил ванну в сделанную ванную комнату, заменил электропроводку. Племянница наняла бригаду строителей и в квартире сделали не плохой косметический ремонт, в общем жить было можно, к этой квартире относились не большой сарайчик, построенный автомобильный гараж, ( мне до этого, не куда было ставить свою машину) и был даже не большой огородик, где по началу дядя Федя с удовольствием возился. Антонининых родственников и ее, еще до военных, друзей оставалось не мало, время они проводили навещая их и с удовольствием встречая их у себя. Приезжали пару раз родственники Федор Петровича из Волжского, бывали и друзья Антонины Федоровны из Москвы. В общем, они вели нормальную жизнь нормальных пенсионеров, пенсии у обоих были возможно максимальные, тетя Тоня была экономной, и им вполне хватало на их скромные желания. Они могли себе позволить делать подарки близким и с удовольствием делали это, не много скучали по Москве, часто ее вспоминая и в общем то иногда жалея что уехали от туда, да и понятно, тетя Тоня прожила там более сорока лет, почти двадцать прожил дядя Федя. В конце девяностых в их жизни наступил период когда они стали терять своих родных и знакомых живших в Стерлитамаке, кто то умирал от старости ( возраст у всех был почтенный), кто то от болезней, тетя Тоня ворчала что приехала сюда чтобы всех хоронить, но такова есть жизнь и изменить она ее не могла. А в 1998 году , очень тихо ушел из жизни Федор Петрович Карельский, до самой его кончины рядом находилась Антонина Федоровна, я считаю этот Человек прожил очень достойную жизнь, славно воевал с фашистами, терпеливо ухаживал за своей больной женой, пережил очень большую трагедию потеряв дочь и сына, честно работал на производстве, я мало знаю более порядочных, чем дядя Федя, людей. Царствие ему Небесное. Антонина Федоровна прожила еще более десяти лет, в 2010 году ее дом попал под снос и в январе этого года мы ее перевезли в новую квартиру, она очень этого не хотела, ей уже шел восемьдесят шестой год жизни, и в июне этого года она умерла. По возрасту она пережила всех своих родных и друзей, на похоронах была только ее младшая сестра Иза и мы ее племянники, на кладбище она ее похоронили рядом с Федей и с ее родным братом, Геннадий Федоровичем Лашуковым . Пусть земля им будет пухом!
Очень жаль, к великому моему стыду, что я так мало знал об этом славном человеке, знакомы мы были более тридцати лет, но его врожденная Северная скромность и степенность не позволяла ему хвастаться, а я, толи из своей тактичности, толи от из за безразличия, не очень и любопытствовал о его жизни, а зря, о таких людях надо писать книги.