— Привет, Бруно, — я сажусь на диван, вздохнув. Что в этом вздохе? Облегчение, усталость, раздражение? Наверное, всего понемногу — замысловатый коктейль, смешавшийся за какую-то долю секунды в простом воздухе, выдохнутом из легких.
Бруно молчит, как и всегда. Не хочет отвечать? Нет, скорее, просто не считает нужным этого делать. Часто молчание красноречивее всяких слов, а для Бруно молчание всегда красноречивее. Возможно, кто-то скажет, что это не так, но я, глядя в его карие глаза, понимала его куда лучше, чем если бы он сыпал на меня дождь из тысяч слов, многие из которых лишь маски, а не лица.
Вылазка в город меня утомила. Иногда я люблю ходить по многолюдным улицам, вдыхая ароматы чужих мыслей, грез, желаний, печалей… Удивительно, но эта суета вдохновляет меня и напитывает энергией. Но бывают дни, когда город — весь этот шум, бегущий куда-то люди и громкие крики глупой рекламы — утомляют меня донельзя. Сегодня был как раз такой день, а мне, как назло, надо было выйти, чтобы взять книгу в библиотеке и купить еды домой.
Все так буднично, так обычно, так… невыносимо привычно. Я шла тем же маршрутом, которым хожу всегда. Может, пора что-то изменить и свернуть на другую улицу, чтобы не знать, куда приведет меня дорога? Но нет, я все равно шла точно так же по проторенному маршруту. Привычка? Страх? Не знаю. Правда, не знаю. Я всегда пыталась понять других людей и, между прочим, преуспевала в этом, как мастистый психолог-философ с парой докторских степеней, но при этом понять себя саму до конца мне никогда не удавалось.
Иногда я закрываюсь от своих воспоминаний, которые нет-нет, да проскользнут перед глазами яркой ослепляющей вспышкой, которая, как электрический разряд пронзает мой мозг. Мне не хочется вспоминать о некоторых моментах моего прошлого, не хочется до такой степени, что я готова биться головой об стену, лишь бы не дать этим воспоминаниям всплыть на поверхность из темного озера памяти. А еще бывает, что я закрываюсь от чувств, которые мне не нравятся. Или нравятся, но причиняют боль. Хотя иногда мне нравится терзать себя какими-то сильными чувствами, чтобы появились боли или радость, чтобы я смогла писать правду, какой она есть.
Я часто придумываю себе фальшивые чувства и воспоминания. Может, именно поэтому я и не могу себя понять? Я, как огромный роман с множеством сюжетных линий, из которых только одна важна, правдива, значима, а остальные написаны просто так, от нечего делать. Люблю просто так начать придумывать свою жизнь. И не свою тоже. Мне нравится придумывать жизни, хотя они зарождаются в моей голове, независимо от того, нравится мне это или нет. Просто в какой-то момент я понимаю, что в голове появился новый человек, который требует, чтобы его выпустили из заточения в моей черепной коробке и дали оставить свой след в этом мире — черными буквами на белой бумаге.
А сейчас я усталая сижу на диване и думаю о том, как бы закончить роман. Наверняка все вновь умрут, а мои руки обагрятся кровью роз — моих придуманных людей, у которых вместо крови по венам текут чернила с ароматом алых роз. Может, если бы я не устала так сегодня, то сохранила бы кому-то жизнь.
Иногда я думаю, что моя жизнь очень похожа на роман — я обдумываю свои поступки, как поступки своих героев, я не знаю, что будет завтра, как не знаю, что случиться на следующей странице… Быть может, моя жизнь и есть роман, который где-то кто-то пишет. А весь наш мир — просто роман в романе, роман в романе и так до бесконечности… Есть ли истина? Есть ли что-то первородное, какая-то страница, с которой началось все это безумие? Я не знаю. Опять я ничего не знаю. Меня даже раздражать это начинает. Лучше не думать. Просто ни о чем не думать. Хочется разогнаться — и головой об стену, лишь бы прогнать все мысли, которые мешают мне жить и одновременно помогают.
— Бруно, будешь бутерброд? — я встаю с дивана и иду на кухню, но на полпути оборачиваюсь, чтобы задать этот вопрос Бруно.
Но Бруно все так же молчит — плюшевые собаки разговаривают исключительно в воображении их владельцев.