Пилорама
К вечеру золотом заливало полнеба. Золотились кроны деревьев, скаты крыш, окна домов, и в прозрачной тишине витал дух успокоения и благодати. Средь дневного делового смога всё явственнеё прорезались запахи травы и каких-то незримых сладких ягод. Стихал ветер, замолкали дневные звуки.
Вот в такие вечера и собирались два приятеля после работы в каморке поселковой пилорамы. Работали они тут же и, пошабашив, отправляли в магазин за выпивкой и закуской Ванятку, подрабатывающего до армии на их предприятии. Ванятке ужасно всё здесь нравилось. Жёсткий визг пилы, запахи горячего масла и свежей стружки. Он мог часами заворожено смотреть, как вгрызается беспощадный стальной диск пилы в нежное тело дерева. Как легко он режет тяжёлые брёвна и тонкие деревца. Платили здесь неплохо, а, главное, во время. Парень давно решил отслужив в армии не рваться ни в какие институты и города, а вернуться сюда, на пилораму. Пока Ванятка бегал Михаил и Виктор неспешно поплескались под ржавым краном у въездных ворот, снимая дневную усталость. Потом, так же неспешно, садились на пеньки возле низенького самодельного стола и молча закуривали. Нельзя сказать, чтоб они дружили, помогая друг другу в жизни советом или делом. Но, хоть разница в возрасте у них была существенна, лет восемь, жизнь их в последние годы была чем то похожа.
Михаил, отслужив срочную в Афганистане, приехал домой. По пьянствовал полгода, потом женился, устроился на работу и зажил жизнью среднего поселкового мужика. Только стал он каким-то мрачным и угрюмым. Друзья приятели, знавшие его до армии, как бесшабашного озорника и балагура, списывали всё на возраст. «Остепенился, Миха. Мужиком стал» Только запивал он порой не в меру, да кто в посёлке не пил? Два раза Михаил избил по пьянке свою жену. За дело, или нет, только случился у неё выкидыш, и рожать она больше уже не смогла. Через пять лет от такой жизни ушла она к родителям, а, потом и вовсе, уехала в город. С остальными бабами разговор у него был короткий. Выпивка, секс, потом опять выпивка и пинком за порог. Так и жил без улыбки, без доброго слова. Как с похмелья.
Виктор приехал в посёлок лет пять назад. Купил домик у леса. Взял в жёны девчонку из ближайшей деревни, глуповатую, но ласковую. Хозяйства не вёл и, пока были деньги, просто рыбачил или охотился на ближних озёрах. Потом устроился на пилораму, или, как её некоторые называли, лесопилку. Как и Михаил, он был так же малоразговорчив. Добра соседям не желал, да и совета не просил. Только однажды, не вынеся криков избиваемой соседки, ворвался к пьяному соседу в дом, сунул под подбородок здоровому бугаю финку и так взглянул в его заплывшие очи, что тот буквально намочил штаны. А, потом, вышел, бормоча: «Лошара поселковая, пьянь подзаборная.» По посёлку поползли слухи, будто он беглый зэк, купивший документы, или разведчик, заброшенный ЦРУ в глубинку адаптироваться.. Курил он дорогие сигареты, пил, в основном, хороший алкоголь, что можно достать в поселковом магазине. К выпивке приучил и жену. Вскоре она родила ему мальчика, с признаками болезни Дауна. Это выяснилось через несколько месяцев после родов, и Виктор за это время привык к младенцу. «Пусть живёт, пока. Отдать всегда успеем»-заявил он плачущей жене и она радостно повисла у него на шее.
Ванятка приносил обычно одно и то же. Круг печёночной колбасы, хлеб, консервированные бычки в томате и пучок зелёного лука. Водка тоже была одна и та же. Две бутылки. И обязательно бутылку хорошего пива. «Баварию» или «Будвайзер» для Виктора.
Разговор за столом шёл неспешно, в основном о работе, зарплате или политике. Взгляды на политику лидеров страны у них сходились. «Сволочи все и воры». Ванятка быстро хмелел и убегал на танцы в клуб. Примерно со второй бутылки разговор становился более откровенным.
…« АКа 47- это всё-таки вещь! Особенно со смещённым центром. Вырывает мясо клоками.» «Да, что « калаш», у нас в соседней бригаде «Скорпион» чешский был. Вот тот косит, это да! Как траву. И звук у него, как у сенокосилки.»…» «Но против ножа… У нас моджахеды полвзвода ночью вырезали. Как баранов…» « А мы обычно подручными средствами. Я одному «комерсу» утюг на живот установил. Тот только мычал, а глаза из орбит повылазили.» «Комерс?» «Ну, да, «цеховик», частник. Делится не хотел. Так потом этот запах палёной кожи никаким виски залить не удалось.» «Запах… Мы после налёта наших «вертушек» зашли в посёлок…Вот это запах! А… а выживший парень…пацанёнок совсем…так в след глядел…» «Взгляд, говоришь! Это разве взгляд!»- Виктор почти кричал- «А когда втроём жену банкира трахаешь… Он глаза закатывает… А девчонка смотрит! Смотрит! Смотрит. .. И сейчас смотрит! Каждый день смотрит. А знаешь, что самое страшное? Нам, ведь, это всё нравилось! Чё морду прячешь, не прав?»
В траве нежно стрекотали цикады. От реки повеяло ночной прохладой. Приятели снова выпили. «А ты в церковь пробовал?» «Пробовал…два раза…затошнило только…муторно это всё…» «Вот и я не решусь никак…»
Ярко светил месяц на чистом небе, ещё не пала роса на утомлённую за день траву, ещё в клубе не закончились танцы традиционной дракой, а две сгорбленные мужские фигуры молча шли по пыльной поселковой дороге домой. Завтра снова засветит над всеми одинаковое солнце, и завизжит поселковая пилорама. Вроде бы всё.