Наверное, в каждом городке были свои компании ( или как их называли жители ШАЙКИ). Была такая шайка и в Искитиме. Пацаны от 15 до 18 собирались вечерами в нашей бане. Она была построена почти посреди огорода, вокруг - заросли лебеды, крапивы, дикого хмеля. Зрелище изумительно живописное, тихое, привлекательное для всех, кто убегал от родительских упрёков, нотаций, повседневной нелёгкой работы. Здесь тусовались пацаны с улиц Чкалова, Байдукова, Белякова. Мы знали, что эти кривые улочки названы в честь героев – лётчиков. Но, к сожалению, мы ничего толком о них не читали. Да и читать не очень спешили. Парни были бедовые, учились друг у друга сквернословить, играть в карты, петь непристойные частушки. Девчат в их компании не было, поэтому они при свете керосиновой лампы играли в карты вперемежку с матом. Бабушка ругала дядю Мишу за эти ночные посиделки. Иногда приходила в баню с берёзовой дворовой метлой и разгоняла эту тёплую компанию, выкрикивая главный аргумент: «Вы мне так баню сожгёте, ишь курильщики нашлись, накурились до зелёных соплей». Парни не могли бабушке перечить, расходились, чтобы завтра снова сойтись на тёплых чёрных банных скамейках. Весной и летом они всей компанией приходили на полянку у реки, где собиралась молодёжь. Полянку называли «тырло». Здесь были и девчата, они пели, танцевали, водили хороводы. Уже повзрослевшие, уходили с полянки парочками и тайком целовались, а, может быть, и не только. Мы, малышня, крутились около них, пока было светло, а потом расходились по домам. Мама здорово наказывала, если не откликнешься на её зов или явишься не во время. Дядя Миша приходил чуть позже. Бабушка подводила его к лампе и спрашивала: «Матерился?» «Нет, мама, что ты?» «Показывай язык». Он высовывал язык, а бабушка говорила: «Мишка, смотри не матерись. Вон он господь – то он всё видит, всё слышит. Будешь материться, язык почернеет и будет, как уголь». «Фи, это не господь, а картинка», «Не богохульствуй, охальник». Потом была затрещина, ужин и уже из - под одеяла: «Мама, спокойной ночи! Только когда ты будешь молиться на ночь, не говори боженьке, что я тебе соврал». «Ладно, спи!»
Однажды на тырло пришёл Гришка Третьяков. В кожаном пальто с поясом, в шляпе, в начищенных штиблетах. У всех, кто там был, вытянулись физиономии. «Вот это да!» Младший брат Гришки Лёшка подошёл к нему вплотную: «Ты откуда такой? Чё ты перед пацанами выпендриваешься?» «Молчи, сморчок!» Покрутился на полянке, получил удовольствие от впечатления, которое он произвёл на всех, и удалился, сверкая кожанкой и блестящими башмаками. «Вот бы мне так! - подумал Мишка. - Ай, здорово!» Настроение веселиться вдруг исчезло, и все понемногу разошлись. «Мама, а ты не знаешь, чё это Гришка таким богачом заявился? Откуда у него всё это и кожанка, и шляпа?» Бабушка, конечно, не знала. Наташа, сестра, вышла из своей комнаты: «Что завидно стало? Вот что такое образование. Он после семилетки поступил в Новосибирске на агрокурсы. А как только закончил, его взяли на работу в обком комсомола каким – то чиновником в отдел сельского хозяйства. И вот результат. Живёт безбедно, и говорят, жениться собирается на какой – то обкомовской девочке». Долго дядя Миша не мог успокоиться в эту ночь, перед глазами стоял Гришка в кожанке и шляпе. Вечером в бане обсудили с пацанами положение и решили, что с осени пойдут учиться.
А в июне началась война. Компания распалась сама собой. Кому исполнилось 18, сразу были призваны на фронт, остальные ждали повесток со дня на день. Дяде Мише было только 17, ему отказали. Он был маленького роста, коренастый и выглядел моложаво. В военкомате сказали: «Жди призыва». « Вдруг уже война кончится?» «Не переживай, малыш, на твой век хватит, успеешь ещё свои ордена получить». Дядя Миша никогда не читал газет, но когда началась война, стал интересоваться папиной газетой «Известия». Москва была в опасности. В октябре начали формировать Сибирскую добровольческую дивизию. Настал и его час. Дядя Миша и вся наша семья, все родные и близкие, соседи и знакомые ушли на фронт, а женщины – в опустевшие цеха завода.
Я не знаю, как воевал дядя Миша. Знаю только то. что, когда фашистов отогнали от Москвы, он попал в армию Жукова и был разведчиком. Ещё до войны он очень хорошо ходил на самодельных лыжах, наверное, на фронте ему это пригодилось. Он был маленького роста и при случае , переодевшись, он мог сойти за деревенского мальчика – подростка. Дядя Миша дошёл до Берлина, но в последние дни ему не повезло, он был тяжело ранен и пришёл с фронта только в августе 45. Контуженный, хромой, рука не действовала, а на военной гимнастёрке несколько медалей и Орден Красной Звезды. Как мы гордились своим дядей и жалели, когда видели его искалеченного войной. Очень хорошо помню, как он нам, детям, показывал своё ранение в голову, там была ямка, в которую вошла бы детская ладонь. Но ямка эта была прикрыта кожей. Мы все были в ужасе, как он мог выдержать такое ранение? Но и радовались, что он вернулся живой. Несколько раз приглашали в школу, чтобы он рассказал, как воевал, как брал в плен фашистов. Дядя Миша отказывался: «Вот поеду в Новосибирск, подлечусь там в госпитале, тогда приду». Месяца через два его действительно увезли в Новосибирский госпиталь. Операция прошла хорошо, оперировала и лечила его сама Регина, отчества, к сожалению, я не помню, а имя запомнила, потому что она многих бойцов поставила на ноги и о ней ходили легенды, что она лучший хирург Советского Союза. А в Новосибирске одна кондитерская фабрика назвала её именем шоколадные конфеты «РЕГИНА».
Дядя Миша рассказал, что на эту ямку Регина наложила пластину и снова зашила, а потом подлечила его контузию, рука понемногу стала действовать и хромота почти прошла. Когда моя мама и бабушка приехали за ним, Регина сама вышла на крыльцо попрощаться и сказала: «Ну, что , герой, теперь ты в порядке, теперь тебе уже можно жениться». «Спасибо!» Вся наша семья молилась за Регину, а особенно бабушка, она каждый вечер произносила её имя перед иконой.
Однажды дядя Миша привёл домой девушку. Звали её Дуся. Симпатичная, чистенькая, вежливая. Домашним она всем сразу понравилась. Единственное непонятно, где жить? В бабушкиной половине только комнатка и кухня. На кухне жила бабушка, спала на топчане, дядя Миша спал на стареньком сундуке с барахлом, большая печь занимала почти половину кухни, а зимой здесь же были куры, а иногда и поросёнок. В комнатке господствовала тётя Наташа, учительница математики. Ей нужно было готовиться к урокам и проверять тетради. Подселять к себе она никого не разрешала. Что это за жизнь, можно себе представить. Нужно было искать квартиру. На этой почве сразу возникли скандалы. Бабушка оберегала дядю от ссор, ведь ранение в голову это не шутка. А тут ещё тётя Наташа узнала от кого – то, что он увёл Дусю от мужа – инвалида войны. Короче, Дуся не выдержала, собрала свои вещички и ушла. Как сложилась её жизнь, не знаю, но мне было очень жаль славную девушку, она отправляла дядю на работу в отглаженной рубашечке и брюках, в начищенной обуви, несмотря на то, что ему предстояло целый день работать на коне. Дуся ушла, и дядя Миша навсегда забыл о порядке и чистоте, о глаженых рубашечках и брюках.
На горизонте появилась семья Бартош. Семья огромная, люди непонятные, шумные, неприбранные. Они заполнили всё наше небольшое пространство, вплоть до широкого двора и таки женили дядю Мишу на одной из своих дочерей Зинаиде. Единственное, что было хорошо - они сразу забрали его со всем небогатым скарбом к себе.
Мы с мамой побывали у них однажды, они жили в посёлке Койново в большом доме, правда дом был похож на сарай, а комнаты на склад непонятных вещей. Здесь были кучи одежды: зимней, летней, каких - то тряпок, половичков, ковриков, и всё это лежало в беспорядке на скамейках, стульях, сундуках. На столе, наверное со времён «царя Гороха», валялись объедки, засохшие куски хлеба, заплесневелая картошка в тарелках, прокисший борщ в кастрюле, бутылки с остатками водки и вонь, несусветная вонь. Мне, выросшей в маленькой чистенькой комнатке, с накрахмаленными марлевыми занавесочками, где каждая вещь знала своё место, а постель каждое утро заправлялась с кружевной накидкой на подушках, мне было страшно смотреть на эту вакханалию грязи и барахла. Правда, на стенах висели, так называемые «ковры» на клеёнке. Один из братьев Зины считал себя художником, он рисовал на клеёнке лебедей, влюблённых парочек на лодке, целующихся голубков и продавал их на базаре, а на эти деньги покупал водку. Угощаться мы с мамой не стали, сославшись на то, что мы недавно пообедали, скорее вышли на улицу и вдохнули полной грудью. За нами - дядя Миша: «Ну, Оня, как тебе?» «Михаил, я ничего не могу сказать. Тебе жить в этом жутком сарае, решай сам». «Ты знаешь, я, как ветеран войны, выхлопочу участок земли, моя артель даст мне лес ( артель принадлежала лесосплаву), я построю себе дом». «Ну что ж, в добрый час».
Через пару лет он построил себе дом. Но порядок в нём ничуть не изменился. Всё, что было в доме матери, Зина перенесла в новый Мишин дом. Но это только цветочки. Страшно другое. Дети рождались ежегодно - это прекрасно. Но бесконечные праздники: дни рождения 3 - 4 дня, именины,, крестины, новоселье, годовщины по 3 – 4 дня. Водка в доме не кончалась. Дети подрастали и приобщались к этому бесконечному застолью. Никто не интересовался, как дети учатся и вообще, посещают ли они школу. Почти каждый день находилась причина застолья. Старший сын не выдержал, завербовался на Дальний Восток на какое – то строительство. Там случилась авария, Владик погиб. Привезли в цинковом гробу. В дождливый мрачный день похоронили 20 –летнего парня недалеко от бабушки. Как мы его оплакивали, долго ухаживали за могилой, пока не разъехались по городам и весям нашей огромной страны. Родные люди так и не смогли оторваться от застолья, чтобы облагородить могилу. Оградка заржавела, начала рассыпаться, могила заросла полынью – лебедой выше человеческого роста. От памяти не осталось и следа.
Единственный трезвый и очень красивый сын погиб, не знаем, при каких обстоятельствах. Друзья, которые привезли гроб, отзывались о нём очень хорошо. Это был настоящий комсомолец, труженик и очень хороший товарищ.
Когда в Койново началось строительство номерного завода, дом снесли, а дяде Мише дали прекрасную двухкомнатную квартиру. Казалось бы, живи да радуйся, но уже повзрослевшие дети не давали покоя, постоянно устраивали попойки, спивались и умирали от водки. В начале 21 века умер дядя Миша. Так бесславно закончилась жизнь солдата Великой Отечественной войны. Он так и не нашёл времени прийти в школу и поделиться с учениками воспоминаниями о своей военной молодости, как брал в плен фашистов, как умел дружить и выручать бойцов – товарищей. Об этом знали только мы. его родные. В конце жизни у него
наступила амортизация сердца и души, а это уже кризис. Его военные подвиги остались только в памяти родных.