В эту ночь луна так и не взошла, хотя колючий свет мириад звёзд освещал спящий город не хуже бледного светила. Налетающий со стороны Гонаива бриз тащил за собой рваные облака, то погружая Порт-о-Пренс в темноту, то снова позволяя звёздам светить на пустые улицы. В сей поздний час все жители давно уже отошли ко сну, так как среди недели никто не устраивает ни балов, ни званых ужинов. Лишь со стороны порта фальшиво надрывалась скрипка, да слышались нетрезвые голоса отдыхающих моряков. Поэтому одинокая дама, быстрым, уверенным шагом спешащая из делового центра в сторону невольничьего квартала, должна была обязательно привлечь внимание патрулей. Только вот солдаты давно уже дремали в своей казарме, и прерывать это увлекательное занятие не собирались. И путница, никем не встреченная и не узнанная, пересекала ночной город, кутаясь в лёгкий тёмный плащ с капюшоном и стараясь не приближаться к распахнутым окнам первых этажей.
Несмотря на скрытность и маскировку, узнал бы её почти любой горожанин, бывавший в деловом районе или посетивший хотя бы один губернаторский бал. Стройная, чуть склонная к полноте дочь губернатора колонии Франсуа де Мальмезона, Натали де Мальмезон была с детских лет всеобщей любимицей в Порт-о-Пренсе. Старожилы помнили, как впечатлительная девочка своими искренними слезами спасла жизнь невольнику, нечаянно спрятавшему хозяйскую рапиру. По закону ему грозила казнь через порку розгами, но губернаторская дочь так разжалобилась, что обычно суровый отец всё-таки отменил приговор, тронутый её плачем. Богатые плантаторы и представители городского нобилитета знали Натали с другой стороны: как эрудированную и обаятельную посетительницу балов и оперы, которая хорошо воспитана, любезна, а менуэт танцует всем на загляденье. Только вот в личной жизни губернаторской дочери наблюдался серьёзный дефект: никто не смел посвататься к ней, опасаясь её справедливого, но сурового отца. Губернатор де Мальмезон не то, чтобы был жестоким человеком, но свято верил в принцип иерархии и часто повторял, что «галка орлу не пара». Поэтому как молодые плантаторы, так и преуспевающие негоцианты даже не пробовали подкатиться к его дочери. Ведь торговец – не пара для дворянки. Поэтому в свои тридцать лет дама так и не вышла замуж, о чём искренне переживала. При этом всё-таки было у неё увлечение, о котором часто судачили как в салонах, так и на базарах: капитан английского торгового судна Матье Клифо [1]. Раз в несколько месяцев его бриг «The Mermaid» приплывал в Порт-о-Пренс с различным товаром на борту. И бижутерия, и ткани, реже специи и копра, часто вино и табак попадали на рынок из его трюмов, принося владельцу хорошие деньги. Капитан, он же и владелец, был ровесником Натали и по виду очень подходил ей. Когда они вдвоём гуляли по улицам, то казались буквально созданными друг для друга. Невысокая, чуть склонная к полноте Натали с волосами, чёрными, как вороново крыло, и светлыми, как лазурит, глазками, а рядом с ней высокий и плечистый, почти квадратный англичанин с длинным, падающим на правую бровь чубом. Она – в кремовом платье с буфами и изящной шляпке; он – в белой полотняной рубахе просторного покроя и черных бриджах, сразу выдающих в нём моряка. Многие за спиной болтали, что губернаторская дочь влюблена. И все при этом знали, что Матье – человек достойный и небедный, бывающий даже на балах губернатора. Может быть, в море он и как-то менялся, но на суше был учтив и вежлив со всеми. Единственной его странностью была изогнутая абордажная сабля, постоянно висящая на широком поясе. Вопреки нормам этикета, капитан не появлялся без неё нигде, начисто игнорируя предложения заменить её на изящную, любимую в высшем колониальном обществе рапиру. Англичанин объяснял это частыми опасными путешествиями через Карибское море и даже Атлантику, где можно столкнуться с кем угодно. С одной стороны, выйти замуж за Клифо было бы не самым плохим вариантом. Это признавал даже губернатор, потому как муж забрал бы жену к себе домой, скорее всего, в Кингстон или Чарльстон [2], и в Порт-о-Пренсе уже никто не мог бы обсуждать личную жизнь Натали. Но не так давно закончилась война [3], и слишком многие ещё лично помнили сражения с англичанами. Сам Франсуа де Мальмезон принимал участие в военных действиях в Квебеке и с тех пор испытывал неприязнь по отношению к англичанам и всему английскому. Местный священник, отец Пьер, к которому Натали обратилась за советом, тоже со вздохом высказался против дружбы с английским моряком. Поговаривали, что с войны в теле батюшки остались две пули, причиняющие ему при смене погоды жуткие мучения.
Ни отец, ни священник не поддавались ни на какие уговоры благословить брак с Матье, поэтому в эту тёмную ночь Натали решила прибегнуть к последнему доступному средству. Бывшая невольница Жаннетта, которую в негритянских кругах именовали «мама Жанна», жила в невольничьем квартале и имела не самую лучшую репутацию. Некоторые пустословы говорили, что негритянка колдует и за умеренную плату может предсказать будущее или даже изменить его. Сама Натали раньше обращалась к колдунье лишь заочно, передав небольшую сумму денег и попросив вылечить одну свою подругу, у которой прогрессировала мигрень. Чарами или медициной, но колдунья справилась с задачей, передав через хозяйского раба какую-то настойку, поставившую даму на ноги. А ещё просила называть её не «ведьма», а «мамба», что на западноафриканских языках значит почти то же самое. Где мамба живёт, Натали узнала у чернокожего кучера, недавно лечившего у мамы Жанны какую-то мужскую болезнь. И теперь, тёмной ночью, украдкой пробираясь по улицам невольничьего квартала, таясь в тени покосившихся, нищих хижин, губернаторская дочь надеялась решить проблему замужества с Матье при помощи искусства мамбы. Несмотря на дурную репутацию невольничьего квартала, ей не был страшно: здесь жили не рабы, а только бывшие невольники, которые уже не помнили рабских обид. К тому же, Натали ни разу в жизни не подняла руку на черных слуг и даже по мере сил защищала их от порки. Однажды какой-то раб-новичок обозвал её за полноту «пампушкой» и был за это в тот же вечер избит другими рабами. Поэтому дама без страха, хотя и не без опасения ошибиться, остановилась возле одноэтажного дома с запертыми наглухо ставнями. «Может быть, не стоит?», - спросила себя Натали. – «Может быть, это плохая идея? Да как бы там ни было, ради Матье я готова на всё». И её маленький кулачок негромко постучал в грязную, облупившуюся дверь.
- Мадемуазель де Мальмезон, - дверь распахнулась, и на пороге возник какой-то нескладный, неряшливый негр средних лет с бегающими глазами плута. – Вам-то что здесь угодно?
- Bonsoir, месье, - учтиво поздоровалась Натали. – Я пришла к маме Жанне.
- Подождите, пожалуйста, - стрельнул по сторонам глазами негр. – Мы, вообще-то, ждали другого гостя. Я сейчас спрошу.
Прежде, чем дама успела шагнуть на порог, странный мужичок захлопнул дверь прямо у неё перед носом. В доме послышались громкие шаги, приглушенный шепот, перешедший в ругань. Через какую-то пару секунд дверь снова открылась. Тот же мужик попытался приветливо улыбаться, но у него ничего не вышло. Всё с тем же вороватым выражением глаз негр сделал приглашающий жест рукой, и Натали шагнула внутрь. В тёмной прихожей был тесно, и нестерпимо воняло какой-то мерзостью типа тараканов или клопов. Ощупью ориентируясь среди какого-то хлама, скорее всего, поломанной мебели, Натали прошла дальше и оказалась в небольшой комнатке, освещённой парой тусклых свечей. Интерьер не радовал разнообразием: колченогая кровать, маленький комод и тёмный шкаф с треснутой дверцей. Но мамба ждала именно здесь, стоя у шкафа. Невысокая, сутулая негритянка лет сорока с морщинистым лицом и огромными, глубокими глазами неотрывно смотрела на гостью, ничего не говоря. Пауза затягивалась, и дама усилием воли нарушила её:
- Здравствуйте, мадам.
- Bonsoir, мадемуазель, - отозвалась мама Жанна. – Что Вас привело ко мне?
- Моя любовь, - смущенно произнесла Натали. – Вы ведь знаете…
- Весь Порт-о-Пренс знает, - усмехнулась колдунья. – Губернаторская дочь любит англичанина! Она хочет за него замуж, ждёт его из-за моря. И просит меня о помощи, так?
- Так, - кивнула мадемуазель де Мальмезон, вытаскивая из кармана плаща кошелёк, полный ливров. – Вы можете помочь?
- Давайте посмотрим, - пожала плечами мамба, принимая плату. Из шкафа она извлекла какой-то мешочек и высыпала из него на пол пригоршню белого порошка, похожего на муку. Маленькой кисточкой мама Жанна быстро нарисовала странный узор, состоящий из круга и множества пересекающихся в нём под разными углами линий. В центр круга она поставила извлечённый из того же шкафа маленький череп, совсем не похожий на муляж. Возможно, он раньше принадлежал мартышке, но с тем же успехом мог оказаться и человеческим, только слишком уж маленьким. Мамба опустилась на колени возле границы круга, сжав в обеих руках кустарно сделанные маракасы.
- Минуточку, мадам, - не смогла скрыть удивления губернаторская дочь. – А разве для таких ритуалов не надо танцевать?
- Я своё уже оттанцевала, - пожала плечами колдунья и принялась легонько греметь маракасами, тихо бормоча что-то непонятное. В её речитативе часто звучали два чуждых французскому уху имени: Легба и Эрзули [4]. Судя по интонациям, мамба о чём-то настойчиво просила их, ускоряя встряхивание маракасов и темп своей речи. Затем она неожиданно дернулась всем телом и безвольно упала лицом в круг. Затихли заклинания, руки конвульсивно взмахнули маракасами в последний раз, и музыкальные инструменты выпали из разжавшихся ладоней. Наступила неестественная тишина, прерываемая только дыханием обескураженной дамы. Прошла минута, другая, и ничего не изменилось. «Может быть, мамбе плохо», - испугалась Натали. – «Что я наделала? Зачем заставила её колдовать?». И тут же негритянка приподнялась на четвереньки, уставившись на гостью пристальным, жгучим взглядом неожиданно сузившихся глаз, в которых вместо глубины теперь буквально плескалось пламя. Так могла бы смотреть влюблённая молодица лет шестнадцати, но никак не женщина зрелого возраста. Не своим, а каким-то молодым, проникающим голосом мамба изрекла:
- Ты дождёшься своего слишком быстро.
- О чём Вы?
- Серьги, что сейчас на тебе, подарил твой капитан?
- Ну, да, - Натали согласилась, вспомнив, что изящные серебряные серьги ей действительно подарил Матье два месяца назад. Только какое это имеет отношение к странному ритуалу? Мамба села на пол, поджав под себя ноги и обхватив себя руками. Так не сидят в Порт-о-Пренсе! Но её это, похоже, не волновало. Не своим голосом она продолжила:
- Капитан, подаривший тебе серьги, завтра будет с тобой. И если ты не будешь против, то вы уже не разлучитесь.
В тот же миг мама Жанна выгнулась дугой, упала на спину и покатилась по полу, судорожно размахивая руками и ногами. Узор круга оказался размазан, череп отлетел в сторону, и тут же всё закончилось. Прежде, чем Натали успела понять, что происходит, на полу приходила в себя уже знакомая ей мамба, озирающаяся глубокими тёмными глазами. Совершенно обыкновенным голосом она осведомилась:
- Вы получили ответ?
- Конечно. Вы же сами мне его дали.
- Нет, это была Эрзули. Но Вы довольны ответом?
- Ещё бы, - просияла дама. – Это всё, о чём я мечтала!
- Мне можете не рассказывать, - устало усмехнулась негритянка, аккуратно сметая порошок метёлочкой. - Это дела Ваши и Эрзули. Я только вызвала её и кратко пересказала Вашу просьбу…. Ай-ай, вот это уже плохо.
Колдунья подняла с пола череп, который сразу же раскрошился в её руках. Но Натали успела точно разглядеть, что он совсем не обезьяний. Этот череп однозначно когда-то принадлежал человеку, но таких маленьких голов у людей не бывает. Размером череп был буквально с кулак взрослого человека, что позволяло заключить: искусно сделанный муляж.
Попрощавшись с мамбой, дама вышла в прихожую, где стала свидетелем ещё одной встречи. Плутоватый негр, по-прежнему стоя на пороге, принимал из рук гостя какой-то слабо шевелящийся сверток. Гость же оказался настоящим здоровяком, который, чтобы просунуть голову в дверной проем, был вынужден пригнуться. Высокий, плечистый мужик с густой чёрной бородой требовательно протянул руку:
- Ну-ка?
- Завтра будут деньги. Сейчас мамба занята очень, - заискивающе пролепетал негр. Он, явно, побаивался ночного гостя, но свёрток прижимал к груди очень бережно. Гость же слегка навис над ним, разминая пудовые кулаки:
- Имей в виду, обезьянка! Если завтра мы не получим причитающиеся за товар деньги, то уже твою голову будут использовать в ритуалах вуду.
- Да всё вы получите, - едва не заверещал негр. – Я и мамба – не самоубийцы, чтоб вас надувать. Только ты скажи мне, месье, когда продавать легально будете товар? Мне шляпа нормальная нужна.
- Завтра мы легально войдём в порт и сразу всё отгрузим. А к вечеру иди в лавочку и покупай, что хочешь. Всё уже будет там, - здоровяк, вроде бы, подобрел, но сразу же снова подобрался и с лёгкой угрозой добавил. – Но ещё раньше я приду к тебе за платой. И не дай Бог тебе выкинуть какую-нибудь обезьянью хитрость.
- Да ты что? Когда я такое делал, - запричитал негр, зачем-то раскачивая сверток, но его собеседник, не прощаясь, развернулся и ушёл в ночь. Натали, демонстративно топая, приблизилась к двери, как будто только что вышла из комнаты. Мужик со свертком нервно обернулся и, заметив её, тут же посторонился, буркнув:
- Я знаю, что Вы не стали бы подслушивать чужие разговоры.
***
Воскресное утро выдалось погожим. За ночь ветер унёс тучи, и теперь ярко светило карибское солнце, играя и на морской глади, и на крышах домов, и на зелёных, сочных листьях пальм. Проспавшая остаток ночи, как убитая, мадемуазель даже забыла об утренней мессе. Не попав в церковь вместе со всеми, Натали решила отправиться к отцу Пьеру после завтрака, чтобы исповедаться о колдовстве. Любовь и жених – это, конечно, свято, но носить на себе грех гадания – тоже не шутка. Тем более что священник отличался твёрдым нравом, и никогда бы не разгласил тайну исповеди.
Облачившись в лёгкое голубое платье и изящные белые туфельки, Натали де Мальмезон подхватила тонкий зонтик от солнца и вышла из дома. Всё равно отец даже в воскресный день уже умчался на службу, за завтраком обмолвившись, что на заре в город пришёл, едва держась на ногах, матрос с потерпевшего крушение испанского судна. Матери Натали даже не помнила, поэтому и решила не задерживаться в пустой усадьбе. Всё-таки это у чёрных слуг есть дело, которое нужно за день сделать, а вот она может себе позволить идти, куда хочется, раз уж нет семьи, с которой можно было бы проводить время. Губернаторская дочь выпорхнула за ворота и неспешно направилась к порту, потому что церковь Сент-Этьен, в которой служил отец Пьер, находилась прямо на берегу. Сначала дама миновала роскошные усадьбы представителей местной администрации, потом прошла по нескольким улицам, населённых богатыми торговцами, и, наконец, оказалась в кварталах ремесленников и мелких магазинов. Неподалёку уже слышался плеск волн и полупьяные песни из прибрежных таверн. Мимо деловито сновали торговые агенты и покупатели, праздные гуляки и выполняющие поручения рабы. Натали любила вливаться в толпу и чувствовать себя её частью. Здесь можно было узнать все новости, так ни с кем и не заговорив. Вот и сейчас с первых же шагов она услышала, как какой-то приказчик поругивал невольников:
- «The Mermaid» уже на рейде, а вы даже не спешите навстречу! Живо, бездельники! Чтоб через полчаса были тут с товаром!
- Капитан Клифо в городе, а губернаторская дочь и не знает, - ехидно усмехнулась мулатка, торгующая бананами с лотка. Её покупатель, какой-то жизнерадостный, солдат, тут же отозвался:
- Офицеры говорят, что новости поважнее объявились. Знать бы, какие именно.
Услышав фамилию своего возлюбленного, Натали ускорила шаг, торопясь в порт. Через какие-то десять минут она была уже на набережной, выискивая у пирсов знакомый бриг. Точно! «The Mermaid» плавно покачивался на волнах, грузчики деловито сновали по сходням, а на мачте развевался флаг Тринадцати колоний [5]. Человек десять моряков неторопливо шли от пирса в сторону невольничьего квартала, но рассмотреть их Натали не успела.
- Мадемуазель де Мальмезон, - послышался знакомый голос. – Вы не меня ли встретить пришли?
С замиранием сердца дама обернулась и на миг потеряла от радости дар речи. Матье, в привычной просторной белой рубахе стоял прямо у неё за спиной! Ветерок играл его светлым чубом, а грубое, просоленное лицо моряка светилось искренней улыбкой. Сильные руки с широкими ладонями начали распахиваться для объятий, но капитан остановил сам себя. Одно дело – мечтать о девушке или даже свататься к ней, и совсем другое – обнимать её у всего города на виду. Будучи знакомы уже два года, Матье и Натали ни разу не позволяли себе и целоваться, хотя их чувства не были секретом ни для них самих, ни для всего остального мира. Порой, засыпая, мадемуазель де Мальмезон представляла, как выглядит её любимый капитан без рубахи. И в такие моменты сердце начинало биться очень часто и шумно…
- Не составите ли компанию, - приложился капитан губами к протянутой для поцелуя ручке. Будучи англичанином, он всё же хорошо говорил по-французски, а его манеры не уступали грации плантаторских сынков. Поэтому, уже в который раз, Натали ответила:
- С удовольствием!
Так и пошли они по гавани, бросив мимолетный взгляд на небольшую, потемневшую от времени церковь Сент-Этьен. Атлетически сложенный моряк был, судя по всему, протестантом и не проявлял к католической церкви интереса. К тому же, всё равно ему бы не позволили туда войти с саблей, которую он демонстративно не снял с пояса, сойдя на берег. Натали же от радости забыла обо всём на свете. И, уверенно взяв Матье под руку, стала рассказывать ему о ночном визите в невольничий квартал. Удивительно, но Клифо выслушал её с огромным интересом. Затем, коротко подумав, он предложил:
- А давайте прямо сейчас в этот квартал и сходим. У меня там небольшое дело. Не составит труда?
- Вовсе нет, - оживилась дама, обрадовавшись перспективе посетить злачное место днём. – А что означает название Вашего корабля? Видите ли, I don’t speak English very well.
- The Mermaid – это русалка, - улыбнулся капитан. – Все эти «Венеры» да «Юпитеры» уже надоели. А «Русалка» - самое то. Ведь согласно легенде, она сидит на рифе и поёт сладкую песню. Простак на корабле пытается подплыть, чтобы послушать. Тут-то его посудина налетает на подводные камни, разламывается, а сам он попадает как раз в руки к русалке.
- И что русалка делает, - затаила дыхание Натали. Капитан с лёгкой иронией посмотрел на неё своими синими, как небо, глазами и ответил, шутливо понизив голос:
- Разрывает на куски и съедает.
За беседой прогулка пролетела незаметно, и пара вошла в невольничий квартал. Немногочисленные свободные негры, суетившиеся на улицах, сразу же разошлись по дворам, из-за кривых оград наблюдая за непривычными гостями. А вот и домик мамбы, в солнечном свете больше похожий на сарай. Только теперь возле него, и со стороны входной двери, и у маленьких боковых окошек стоят десять моряков, которых губернаторская дочь видела сходящими с «Русалки». Все они, как на подбор, были здоровяками, загоревшими на солнце до черноты. Большинство из них, сойдя на берег, облачились в чёрные матросские жилеты и широкие штаны, но с пояса каждого из моряков обязательно свисали абордажная сабля или кортик. Среди них возвышался и ночной гость мамбы, загорелый бородач, щеголявший, кроме традиционного матросского наряда, ещё и новыми башмаками с тусклыми пряжками. С обеих сторон его пояса, прямо под руками висели маленький абордажный топорик и широкий испанский нож-наваха. И теперь перед ним, так же как и ночью, буквально приплясывал оборванный, щуплый негр, явно, вышедший из дома. Бывший невольник что-то быстро говорил и жестикулировал, по привычке озираясь по сторонам. Бородач же не стал его слушать, а лишь отвесил несильную, унизительную оплеуху. Негр покачнулся и протянул здоровяку толстый кошелёк, который у него быстро принял один из моряков, бритый наголо громила с выколотым на затылке солнцем.
- Ну, и как идут дела, - приветливо осведомился Матье, подойдя к своим матросам. – Мистер Дерби, не надо распускать руки!
- Да я чуть-чуть, - без всяких эмоций отозвался бородач и добавил что-то по-английски.
- Знакомьтесь, джентльмены, это мадемуазель де Мальмезон, - представил капитан. – Натали, эти славные ребята – моя команда. Вот этот богатырь с бородой – Алан Дерби, старший помощник…
- Ни с места, - раздался звонкий, почти мальчишеский голос, и все, от капитана Клифо до плутоватого негра, повернулись в ту сторону, откуда последовал приказ. Натали тоже посмотрела, и увиденное её откровенно насмешило. Вместе с двумя солдатами в сине-голубой форме из подворотни приближался недавно прибывший из Франции лейтенант Ив Перро, двадцатидвухлетний романтик, решивший, что если он пересёк океан, то уже одним этим уровнялся с Колумбом. Зеленоглазый блондин в щёгольски пригнанной форме и треуголке с нарядным пером уставился на моряков с юношеским вызовом. Пока что его никто не воспринял всерьёз, кроме, может быть, двух сопровождающих солдат, держащих ружья с примкнутыми штыками в положении «на грудь».
- Лейтенант Перро, что Вы себе позволяете, - решила разрядить обстановку Натали. – Разве Вы не знаете этих людей?
- Знаю, конечно, мадемуазель, - лейтенант смущенно покраснел, но не отказался от своих планов. – А вы все, месье, арестованы.
- Это по чьему же приказу, - Матье легонько высвободил из пальцев дамы свой локоть и чуть приблизился к офицеру, мигом растеряв половину своей доброжелательности. – Для ареста нужен ордер. Есть он у Вас?
- Конечно, есть, - опьяненный своей ролью в происходящих событиях, Ив полез за пазуху, чтобы показать вожделенный документ. Его так радовала возможность впервые кого-то арестовать, да ещё и по закону, без всякого самоуправства, что лейтенант совершил две самые тяжкие в таких делах ошибки. Во-первых, он отвёл взгляд от арестовываемых, а, во-вторых, сунув правую руку за пазуху, он совершенно не подумал о том, сможет ли быстро её оттуда вытащить, чтобы обнажить оружие. Зато об этом подумал капитан, буквально за долю секунды выхвативший из ножен изогнутую абордажную саблю с зазубренным, словно пила, клинком. Для замаха у него не оставалось времени, так как солдаты даже без командирского приказа стали быстро опускать мушкеты, поэтому Матье просто продолжил движение, начатое при извлечении сабли из ножен. Его жилистая рука распрямилась, вгоняя зазубренное лезвие точно в живот растяпы-лейтенанта. Тот не успел даже испугаться, когда кончик клинка показался из его спины. Разинув от удивления и боли рот, Ив издал утробный, нечеловеческий вскрик и начал заваливаться на спину, тем самым снимаясь с крепко зажатой капитаном сабли. Если бы Клифо попал в эту переделку один, то он всё равно не успел бы освободить оружие и либо попал на штыки солдат, либо под их же пули. Но в данном случае капитан был не один, и его моряки сориентировались так же быстро, как и он. Молниеносными движениями они обнажили сабли и кортики, одновременно бросаясь на солдат. Ни один из двух мушкетов так и не выстрелил, а сами бойцы, обливаясь кровью, повалились на пыльную мостовую рядом со своим командиром. Натали так и стояла, ошеломленная происходящим, когда Матье освободил саблю из тела лейтенанта и что-то быстро скомандовал по-английски. Но ещё не затихли его слова, как раздался новый окрик:
- Стоять на месте!!!
Мадемуазель де Мальмезон мутило, она покачнулась и обвела улицу взглядом. С обеих сторон уже выстроились ровные шеренги колониальных солдат, держащих группу моряков на прицеле. Штыки хищно сверкали в солнечных лучах, и даже у неискушенной в военных вопросах Натали не было сомнений: у Матье и его людей нет ни одного шанса. Десять моряков сгрудились возле тел, ощетинившись клинками. Лысый громила с татуировкой даже целился в одного из солдат из пистолета. Негр, помощник мамбы, попытался было юркнуть в дом, но его буквально пригвоздил к месту новый окрик:
- Не двигаться!
- Что это…, - начала заплетающимся языком губернаторская дочь, но капитан тут же схватил её, словно тисками. Окровавленная сабля больно прижалась к горлу, испачкав кружевной воротничок платья, а зычный, продутый морскими ветрами голос загремел:
- Уберите мушкеты! Иначе я сейчас ей голову отрежу!
- Не дури, - крикнул один из капралов. – Ты всё равно не уйдёшь!
- Я ей голову отрежу, – повторил Матье. – И губернатору лично в руки отдам!
Даже Натали поняла, что Клифо не шутит и не блефует. В этот момент он стоял за её спиной, прижимая клинок к девичьему горлу и держа её за талию левой рукой, но мадемуазель была готова поклясться, что глаза Матье теперь не голубые, как небо, а тёмно-синие, как бездонная морская пучина. Таким он и был по своей сути – человеком с «двойным дном», сладкоголосой русалкой. И солдаты, держащие моряков на мушке, это тоже видели. Поэтому командовавший ими седой капитан приказал опустить оружие. Медленно, держась наготове, моряки двинулся в сторону порта, стараясь смотреть во все стороны. Ощетинившаяся оружием группа медленно двигалась по улице, а с обеих сторон от неё шли солдаты, готовые в любой момент стрелять. Местные жители боязливо выглядывали из окошек, но не смели и носа высунуть за порог. К удивлению Натали, к морякам прибился и негр из дома мамбы. Втиснувшись между Дерби и ещё один головорезом, он семенил босыми ногами и причитал:
- А как же я? Что теперь ждёт меня?
Натали всё ещё не могла прочувствовать, что кровавая драма происходит именно с ней, что её жизнь висит на волоске. Она видела лишь, как любезный и нежный Матье преобразился в настоящее чудовище, запросто убившее лейтенанта. Но как такое могло быть?
- Матье, я ведь так любила Вас…
- Тихо, - сквозь зубы процедил капитан. – Ещё полюбишь! Вот доберёмся до Олд-Провиденс [6], и тогда будешь любить меня всячески! А, может быть, и раньше. Пока не надоешь. А там продам куда-нибудь.
- And I will love [7], - тоже сквозь зубы спросил Дерби. Капитан отозвался:
- Will be. Where do without you?
- And me, - трясущимся голосом осведомился негр, увязавшийся вслед за бандой. На это кто-то из моряков со смехом бросил:
- If it is good to ask.
Способность этих людей шутить о чём-то, даже будучи под прицелом, навела Натали на мысль, что это не первое их приключение. За что же их хотели арестовать? Вряд ли, просто так. Простые люди так легко оружие не применяют и заложников не берут. Но, что гораздо важнее, даме предстояло оказаться пленницей на борту «Русалки». И каждый шаг её уводил всё дальше от родного дома и ближе к морскому берегу. Вот уже Матье и его люди добрались до порта. Посмотреть на происходящее собралась большая толпа. Некоторые мужики постарше, участвовавшие в Семилетней войне, от греха подальше прихватили с собой дубины и даже мушкеты, но проку от этого сейчас не было. Возле сходней «The Mermaid» Стояли двое вахтенных матросов с поднятыми руками, а вокруг них выстроились восемь солдат. Там же виднелся и губернатор, Франсуа де Мальмезон. В данный момент он что-то размеренно говорил арестованным морякам, но теперь обернулся к берегу и оторопел.
Рука капитана, цепко обхватывающая девичью талию, взмокла от пота. Клифо тяжело дышал. Натали догадалась, что ему было страшно не меньше, чем ей. Если вдруг хоть кто-нибудь из креолов забудет, что заложница – дочь губернатора, то всю команду «Русалки» ждёт виселица в самом скором времени.
- Вот и твой папа стоит, - выдохнул капитан. – Ты поплачь, чтобы он разжалобился… Ах, суки-и!
По наитию Натали посмотрела на горизонт. На рейде стоял французский военный корабль, которого не было здесь ещё час назад. И орудия этого хмурого судна под белым с золотыми лилиями флагом целились прямо в бриг Клифо. В случае погони боевой корабль в два счёт настиг бы «Русалку», и несколько пушек брига не представляли для него никакой угрозы.
- Матье Клифо, - взял себя в руки губернатор, пожилой мужчина с резкими чертами лица и пронзительным взглядом. – Ты арестован по обвинению в пиратстве и торговле детьми для совершения ритуалов вуду. Ты – пособник колдунов!
- Да, есть такое дело, - тяжело дыша, усмехнулся Матье. – Только ты сейчас без дочери останешься! Быстро убирай своих шавок с моего корабля! И военным скажи, чтоб нос из гавани не показывали. Пока я не уплыву!
- Ты думаешь, я наивный, - вспыхнул чиновник. Несмотря на свои годы, губернатор слыл очень волевым человеком, способным принимать самые ответственные решения. – Ты же убьёшь мою дочь, как только выйдешь в открытое море!
- Могу и убить, - оскалил зубы капитан. – А могу и отправить домой на первом же попутном корабле. Это уж я сам решу.
- У тебя нет чести! Как можно тебе верить?
- Никак. Но один шанс лучше, чем ни одного. Так что, папаша, отваливай от моего корабля. И солдат забери! Иначе я сейчас голову отрежу твоей дочке!
Губернатор заколебался. Солдаты, стоявшие возле него, сначала направили ружья на приближающихся пиратов, но теперь опустили свои мушкеты. Франсуа де Мальмезон попробовал снова:
- Ты же понимаешь, что не уйдёшь отсюда, если хоть каплю её крови прольёшь.
- Уже проливаю, - кончик сабли больно царапнул шею Натали, она вскрикнула, но ничего не случилось. Судя по всему, пират только чуть-чуть поцарапал ей шею. Губернатор побледнел и знаком велел солдатам отойти с пирса. Мадемуазель видела, как отец, втянув голову в плечи, прошёл буквально в двух шагах от неё. При всей своей власти, губернатор ничего не мог поделать с бандой пиратов, захвативших его дочь. По его кивку, парень на берегу замахал флажками, передавая на военный корабль какой-то сигнал. Пушки на судне пришли в движение, демонстративно растопыриваясь в разные стороны и теряя из прицела пиратский бриг. Военные моряки, приникшие к фальшборту с мушкетами в руках, теперь тоже убирали оружие. Их капитан, какой-то рослый парень лет тридцати, до последнего целился в кого-то из пиратов из двух пистолетов.
Команда «Русалки» уже почти достигла опущенных на пирс сходней. Вахтенные матросы, освобожденные уходом губернатора, уже поднялись на борт и теперь быстро готовили судно к отплытию. Матье на миг задержался и, не ослабляя хватки, крикнул срывающимся голосом:
- Как меня раскрыли???
- До города добрался матрос с потопленной тобой позавчера испанской каравеллы, - спокойно ответил губернатор. – А сегодня на заре мы вызвали из Гонаива этот фрегат. Чтоб ты точно не ушёл.
- А я ушёл, - истерически выкрикнул Матье. – Прощайся с дочкой, папаша! А вы, уроды с фрегата, рубите снасти! Чтоб я видел!
- Чего ты командуешь, - попробовал возмутиться французский капитан, не сводя пистолетов с пиратской команды. – Сейчас договоришься!
- Быстро руби, сучонок, - нервы пиратского главаря не выдержали. Он буквально провизжал последнее слово, сбиваясь с рыка на фальцет и обратно. В тот же миг вдалеке, а поэтому негромко, хлопнул ружейный выстрел. Натали почувствовала, как Клифо вздрогнул всем телом и на секунду прижался к ней. Ей даже стало немного стыдно, когда его напряженное достоинство ткнуло её под поясницу. А потом рука, сжимавшая девичью талию, безвольно упала. Сабля, больно царапавшая горло, со звоном повалилась на доски пирса. С неприятным стуком, словно мешок с картошкой, капитан рухнул на пирс и даже не застонал. Все вокруг застыли в оцепенении: и пираты, и солдаты, и моряки, и губернатор, и зеваки. Только мадемуазель, радуясь обретенной свободе, обернулась в сторону церкви, чтобы хотя бы перекреститься. На колокольне стоял отец Пьер, пожилой седенький мужичок в чёрной рясе, но с дымящимся мушкетом в руках. Натали подняла руку для крестного знамения, и на это движение сразу же отреагировали Дерби и, как ни странно, бывший помощник мамбы. Старший помощник тут же рванулся к даме, чтобы схватить её так же, как это делал капитан. Негр только вскрикнул:
- Держи её!
Тут же, как по хронометру, хлопнула два пистолетных выстрела. Раз – и Дерби свалился на пирс, выронив оружие и прижимая руки к развороченной груди; два – и негр, заверещав, как заяц, запрыгал по всему пирсу, баюкая простреленное запястье. В ту же секунду солдаты и моряки снова вскинули оружие, целясь в пиратов. И на этот раз никто из последних даже не попытался защищаться. Натали отскочила от них на пару шагов, балансируя у самой воды, зато открыв сектор обстрела для всех желающих. Однако стрелять не пришлось. Бритоголовый молодчик первым бросил пистолет, крича на плохом французском:
- Сдаёмся! Сдаёмся!
Его примеру последовали остальные, бросая сабли и кортики и поднимая руки.
***
Вечером Натали горячо плакала в церкви, рассказывая отцу Пьеру о своём ночном визите к маме Жанне и о мечтах о замужестве с Матье Клифо. Скрытый решеткой исповедальни, священник молча слушал её покаянные слова. Затем тихо спросил:
- Дочь моя! Зачем ты пошла к колдунье? Разве нельзя было просто придти ко мне или к отцу?
- Вы бы не разрешили такой брак! Вы ведь не любите англичан.
- Почему-то мне кажется, дочь моя, что ты их тоже не любишь теперь.
- Мамба говорила, что я сегодня встречусь со своим женихом и, если захочу, останусь с ним навсегда, - плакала дама. – А оказалось, что всё это ложь. Погибли люди, я едва не погибла, а жениха-то никакого и не было.
- Не надо так говорить, - в голосе, звучащем из-за мелкой решетки, послышалась хитринка. – После того, как я применил оружие, мне уже не служить в Церкви. Поэтому могу и рассказать.
- Что рассказать, батюшка, - всхлипнула мадемуазель де Мальмезон. – Какие уж теперь рассказы?
- Капитан прибывшего к нам сегодня фрегата, шевалье [8] де Монтроз, в данный момент просит у губернатора твоей руки, - доброжелательно ответил священник. – Час назад он спрашивал совета у меня, и я благословил его просьбу.
Примечания.
1. Капитана, конечно же, звали Мэтью Клифорд, но поскольку главная героиня - французская креолка, все имена приводятся в их французской транскрипции.
2. Кингстон или Чарльстон – в описываемую эпоху столицы английских колоний Ямайка и Виргиния. Ныне – столицы одноименных республики и штата.
3. Имеется в виду Семилетняя война (1756-1763 гг.)
4. Божества пантеона вуду. Легбе молятся для того, чтобы войти в контакт с тем или иным богом или духом. Эрзули – богиня страстной любви и эротизма.
5. Тринадцать колоний - официальное название колоний Англии в Северной Америке, которые затем стали США.
6. Олд-Провиденс – портовый город в Массачусетсе, известный пиратский притон XVIII в.в
7. Содержание диалога по-английски:
- А меня будет любить?
- Будет. Куда же без тебя?
- А меня?
- Если хорошо попросишь.
8. Шевалье – самый низкий дворянский титул в дореволюционной Франции.