Мы не стреляли (Валентина Кочубей) / Проза.ру

В июне 1947 года на станции Искитим вдруг замедлил ход длинный грузовой поезд. К хвосту состава был прицеплен старенький пассажирский вагон. Скрипнув тормозами, поезд остановился. Из тамбура выскочил молодой военный с автоматом, за ним высыпали необычные пассажиры: немцы в полевой форме с узлами какого – то барахла, и завершил эту толпу конвоир постарше и тоже с автоматом. Пленные немцы в нашем городке… такого ещё не бывало. Старший конвоир махнул машинисту, и поезд тронулся. «Становись!» Немцы послушно встали в шеренгу.
«Вы, господа фашисты, прибыли в Сибирь, городок называется Искитим». Пленные переглянулись, какая же это Сибирь, если жара под 30. «Внимание, я ещё не закончил. Здесь вы будете жить и работать. А главное работать. Небось руки уже отвыкли от работы, стрелять научились».
«Мы не стреляли, нихт шиссен!»
Сейчас мы отведём вас на место проживания. Сегодня обустраивайтесь, вечером вам расскажут, где вы будете работать, а завтра с утра на работу».
Пришёл представитель от горисполкома, взял у конвоира список, и объяснил, куда вести пленных. Их разместили в старенькой пятой школе, похожей на сарай. Там уже не учились. Простора много, а их всего человек 20. За два года они научились понимать русскую речь и слушали внимательно: «Спать пока будете на полу, потом вам привезут доски, сделаете себе кровати. Девушки, раздайте им всё, что положено. Большой мешок это матрас, маленький для подушки. Насушите себе травы, наполните    матрасы и подушки, и будете жить, как на курорте. Вшей много?» «Нет, вшей нет!» «Не может быть, вы ж не мылись месяца три». «Мы мылись в реке».
«Вот вам по куску хозяйственного мыла на месяц. Во дворе котлы, разведёте под ними огонь, колодец недалеко.    Отмоетесь, и чтоб вшей не разводили, у нас тут сыпняк».
«А что есть сыпняк?» «Сыпной тиф, от вшей бывает, так что чистота – залог здоровья. Ухаживать за вами никто не будет. Всё делайте сами. Даю вам два дня, чтобы вы нарвали и насушили себе травы для постели. Девушки, раздайте им постельное бельё». Немцы получили по две простыни и одной наволочке, бязевые, жёлтые, но новые. «Стирать тоже будете сами, своё барахло сжечь в кострах, чтобы ни одна гнида не уцелела. Всё ясно?»
«Ясно? Это понятно? Да, да, нам всё понятно!» «Вот и хорошо, гут говорю, учитесь говорить на русском. Вам здесь долго придётся жить. Это Сибирь! Отсюда не сбежишь, не уедешь, не улетишь, не уплывёшь, пока вам не скажут: можете ехать домой и выдадут документ на поездку. Понятно?» «Понятно».
Через два дня их распределили по работам. Несколько человек отправили на цементный завод такелажниками – грузить бумажные мешки с цементом в вагоны. Пятеро были отправлены на кирпичный завод - они делали кирпичи и после обжига грузили их на платформы, чтобы отправить на стройку, в лесосплав были направлены те, кто не боялся воды и был знаком с плотницким мастерством. Кто ничего не умел делать получил назначение в карьер добывать известняк для известкового завода. Один работал с дядей Мишей, чистил конюшни. Короче, все были при деле. Дали им новую тюремную одежду для работы. Вечером кормили макаронами или перловой кашей, конечно, не бесплатно, они должны были всё это отработать. В конце месяца им выдавали немного денег. Немцы со временем подкопили деньжат и могли купить себе какую –то приправу к макаронам, купить свежую рубашку, носки, некоторые купили даже недорогие брюки.
Как – то пришел к ним представитель горисполкома, который встречал их на вокзале, и Степан Долгов из райкома комсомола. «Добрый вечер!» «Гутен абенд!» А на русском? «Добрый вечер!» - дружно ответили немцы. «Ну, как жить можно, господа фашисты?» «Жить можно, - отвечали вчерашние фашисты. – Только мы не фашисты, мы рот фронт». «Что вы говорите? - не без иронии спросил Степан И что же, выходит вы не воевали против нас?»
«Нет, нас забрали, когда фюрер уже капут. Мы не стреляли, уже война кончилась».
«И сколько же вам было лет?» «Мне 16, а мне 15, мне 17, но я плохо видел (немец был в очках)
«Ага, так выходит вы гитлерюгенд?» «Нет, мы не вступали в нацистскую партию». «Значит, рот фронт? Ладно, поглядим, - горисполкомовец окинул взглядом аккуратно прибранные постели. - Поглядим, поглядим, какой вы рот фронт». – сказал он, думая о чём - то своём.
«Скажите, а нам можно в кино или на танцы. Мы ведь ещё молодые, хочется посмотреть,
как развлекаются в Сибири».
«Что вы говорите?! Вшей всех вывели?» «Нету вшей».
«Через недельку посмотрим на ваше поведение. Кто у вас старший?» «Курт. Курт, выходи!» Вышел самый высокий парень, чистенький, выбритый, аккуратный»
«Ты можешь поручиться, что твои друзья будут вести себя хорошо и не будут безобразничать». «Да, да, они знают орднунг, порядок, дисциплину». «Ладно, через недельку посмотрим». «Что есть неделька?»
«А это семь дней. Вот в следующее воскресенье, если всё будет нормально. Я поговорю со всеми вашими начальниками, если нет замечаний, дадим вам в воскресенье выходной, и вы сможете этим днём распорядиться как вам угодно. Но чтоб был орднунг. Понятно?» «Понятно!» - хором ответили немцы.
Вышли на улицу.»Ишь, как их Гитлер вышколил, а?» «Да, дисциплинированные фашисты»,
В понедельник Степан обзвонил все предприятия, где работали немцы, нареканий не было. А когда очередь дошла до конюха, дядя Миша рассказал: «Ты чего это так стараешься, наших – то не всегда заставишь на таком месте работать. Он знаете, что мне сказал: «Люблю коней и порядок и очень хочу домой. Дома заведу большую конеферму. Вот так – то»
В воскресенье немцам разрешили выходной день. Был август 1947 года. Клубы у нас ещё были захудалые, но плакатов, флагов, портретов Сталина предостаточно. Посмотрели киножурнал - хронику Великой Отечественной, а потом фильм «Весёлые ребята» с Л.Орловой и Л.Утёсовым. Потом в фойе начались танцы. Девчата стояли в сторонке и о чём – то шептались. Скорее всего о новых парнях, которые появились в клубе. Они совсем не были похожи на тех фашистов, которых девушки видели в хронике. Наши парни, завсегдатаи клуба, насторожились. Что – то будет? Долгов Степан подошёл к толпе парней: «Я вас очень прошу, соблюдайте порядок. Не трогайте их. Это необстрелянные пацаны. Себя они называют рот фронт. Потерпите, я скоро дам им команду отбой.
«И что рожу никому нельзя начистить?»
«Пока не трогайте их. А рожу начистить всегда успеете, они к нам надолго. А некоторые, может быть, навсегда. Посмотрите, как они будут себя вести. Я думаю, они не будут провоцировать вас на драку. Договорились?»
«Да ладно, чего там. Главное, чтобы девчат наших не обижали. Первый вечер прошёл спокойно. Как там было дальше, я, откровенно говоря, не знаю. Да и выходные немцы получали одно воскресенье в месяц. А когда им сказали, что надвигается зима, а морозы в Сибири под 40, и что зимнюю одежду они должны купить за свой счёт, немцы отказались от выходных.
Октябрь выдался относительно тёплый, и они решили ещё раз сходить в клуб. Курт в этот день наглаживался особенно тщательно. После фильма «Свинарка и пастух», в фойе осталась молодёжь потанцевать. Курт через весь зал направился к девушке, с которой уже год встречался Валентин Орлов. На 7 ноября они собирались пожениться. Ниночка Казанцева, симпатичная девушка , аккуратненькая веселушка, была неизменной солисткой в художественной самодеятельности. Валентин опередил Курта и загородил Нину. Степан напрягся, боялся, что сейчас будет драка. Валентин нахмурил брови и произнёс сквозь зубы: «Это моя невеста, не подходи!» Курт смутился: «Извините, я не знал». Долгов облегчённо выдохнул. Немцы усвоили, что танцевать
можно только со свободными девушками.
Двоюродный брат моего папы, Николай, прошёл всю войну, а в конце апреля 1945 года был тяжело ранен и контужен. Все думали, что он умрёт, но медсестра в их палате так верила в его выздоровление и так тщательно и с любовью ухаживала за ним, что он и сам уверовал в своё выздоровление. И к 47 году он уже мог ходить, хотя постоянно находился под наблюдением невропатолога. Его жена Клавдия жила недалеко от нас, на соседней улице. И вдруг до нас дошли слухи, что Клавдия вышла замуж за пленного немца. Мама с бабушкой, недолго думая, пошли узнать, правда ли, может быть, это сплетня. Пришли будто в гости. Её новый муж был на работе.
«Клава, а что это ты Колину одежду вытащила из сундука, сушить надумала?» «Нет, в ней теперь ходит мой новый муж». «Так это правда, что ты приняла пленного немца в свою избушку?» « А если Коля скоро приедет? «
«А вам что сорока на хвосте принесла, что он скоро приедет?» «Да нет, не сорока. Он тебе несколько писем послал, а ты не ответила, вот он и забеспокоился, решил нас спросить, жива ли Клава, здорова ли, что – то она на мои письма не отвечает».
«А чего ради я буду ему отвечать? Калека мне не нужен. Я замуж вышла». «Да не калека он, вылечился. А за кого ж ты замуж вышла?» «Не ваше дело!» «Мы слыхали, что за пленного немца. Это правда?»
«Правда, правда, а вам – то что?» «Эх, Клавка, Клавка, это при живом - то муже, и не совестно?» «Я же сказала, не нужен мне калека. А этот молодой, красивый, здоровый, работящий.» «Небось, лет на 10 моложе тебя?» «Нет, только на три года. И вообще, чё вы прицепились? Моя жизнь, как хочу, так ейной и распоряжаюсь».
Отписали всё это Николаю. Он прислал ответ: «Пусть живёт, как хочет. А я женился на медсестре, которая за мной ухаживала и лечила меня почти два года.А Клавка, она и раньше от меня бегала, так что я о ней жалеть не стану. Пусть живёт со своим немцем. У Настёны квартира в Ульяновске. Так что мы едем туда. Привет всем родным и знакомым. Будьте счастливы.» Хорошее письмо, и вся родня успокоилась, зная, что Коля под присмотром хорошей любящей женщины.
У Клавдии через год родился мальчик. В ЗАГСЕ прошла двойная регистрация. Выдали свидетельство о рождении мальчика и свидетельство о браке Иогана и Клавы. В свидетельстве записали его новое имя Иван Францевич. Он заверил, что не собирается возвращаться в Германию. Его родители были арестованы нацистами и умерли от голода в концлагере. Возвращаться нет смысла: его никто не ждёт. Клавдию, конечно простили, и родственные отношения восстановились. Только Машин муж, пьяница и дебошир , иногда в застолье скажет: «Ну, что, фашист, выпьем за нашу победу!» Иоган обижался: « Я не фашист, мой отец был коммунистом, другом Тельмана». «Рассказывай! Все вы немцы фашисты». Фёдора уговаривали не обижать парня, хорошего человека.
Я не знаю судьбу остальных пленных немцев , которые жили в нашем городке, но когда после института в 1968 году я пришла в класс и стала знакомиться с учениками, оказалось, что в классе у меня и Шмидты, и Миллеры, и Бергеры. Я не стала спрашивать, кто они по национальности. Да и какая разница! Я учила их русскому языку и знакомила с русской литературой. А это главное!
В 1972 году пришёл ко мне отец одного ученика с интересной просьбой: «Поставьте моему охломону тройку по русскому языку, мы не можем ждать осени». «А что случилось?» « Мы уезжаем в Германию. Там у моего дяди большая свиноферма. Перед смертью он написал завещание на меня. Надо ехать, а то погибнет хозяйство. А этого лодыря я заставлю пасти свиней. А повзрослеет сам решит свиней пасти или быть ветеринаром». Я взяла грех на душу, поставила ему тройку. И они уехали в Германию.
Что ещё мне запомнилось из этой истории, так это то, что канцлеры Германии регулярно присылали гуманитарную помощь немцам, которые остались в Сибири. Причём не только бывшим пленным, но и их детям, которые родились в Сибири от немецких парней. Я не знаю, какой вывод напрашивается из рассказанной мною истории. Это было, умолчать об этом не посчитала нужным. И это не худшая страница жизни нашего городка, по – моему, и страны в целом. Наверное, поэтому и запомнилась.