Одни приходят в монастырь сами, уставшие от мирских треволнений, желающие истинным покаянием избавиться от грехов прошлого; других насильственно помещают в мона-стырь. Казнить вроде не за что, но пребывая вне стен, они представляют какую-то опасность для существующей власти. Сохраняют ли такие послушание до конца дней своих, не бунтует ли душа мятежная?..
Монастырь – мир иной, Мир покоя и грёз
Хоть бушуют в душе еще страсти,
За стеной остались реки пролитых слез…
Но былого вернуть не во власти…
Там любовь осталась, радость плотских утех,
И печали разлук, и сомненья….
За стеной остались поцелуи и смех.
Впереди лишь одни сожаленья.
Правда то или нет, но дошло до нас, что, инокиня До-сифея, век коротавшая в Ивановском монастыре в минуту откровенности госпоже Г.И. Головиной, взяв с нее клятву великую, рассказала, что девица одна, великой значимости родителей, от тайного брака рожденная, воспитывалась далеко за морем, в стране, не знающей ни снега, ни морозов. Жила в роскоши, окруженная большим штатом прислуги, бросающейся по первому слову ее, исполнять любое желание. Воспитание получила блестящее, особенно искусна была в языках разных. Один раз как-то гостил у нее русский генерал, очень известный в то время, Девице генерал тот и внешностью. и обхождением понравился, Он не был похож ни на кого вокруг поведением. С ним девице было приятно и весело. Предложил как-то по морю на шлюпке покататься. Ничего плохого не ожидая, девица согласилась совершить прогулку вдоль моря. Море было тихое, день был прекрасный. На одной шлюпке была она с генералом, да с гребцами. На второй были музыканты непрерывно игравшие, среди них был и певец, обладавший чудесным голосом. На взморье стоял большой красивый русский корабль, Генерал предложил девице на палубу подняться, посмотреть, как тот корабль устроен. Глупенькая, неопытная была дева юная… поднялась… и тут же была схвачена и силой отведена в каюту. К дверям каюты были приставлены часовые. Корабль поднял паруса и отплыл в неизвестном направлении. Потом девицу ту в тюрьме держали… А потом, сжалившись, на свободу отпустили, распустив слух, что она утонула. Девичья красота стала опасной, с нею укрываться было трудно. Девица стала выводить красоту лица своего, натирая его луком. От лука того лицо разболелось и красота сошла. Одетая в рубище, она не привлекала к себе внимания. Питалась за счет того, что милостыню подавали на церковных папертях. Холода приближались, чтоб не по-гибнуть от холода и голода, пошла она к одной игуменье, слывшей доброй и благочестивой, приютила та ее из состра-дания.
Постель – земля, соломы пук,
Рука ее - подушка.
Пирует дева – хлеб да лук…
Дворец ее – избушка!
В ненастье рада, коли хлев,
(Теплее средь животных)
Сухую корку хлеба съев -
Сон крепкий, беззаботный….
Настало утро – тьма забот:
От холода б укрыться,
Хоть чем-нибудь наполнить рот
Не видеть злобных лица…
Не причиняла людям бед –
Жила в семье богатой.
Там разносолы на обед
И в золоте палаты…
А дальше все как тяжкий сон
Похитили из дома.
И песней стал душевный стон,
Мир тяжкий незнакомый
Быль, рассказанная Досифеей, очень напоминает кусок из жизни авантюристки, вошедшей в историю под именем княжны Таракановой. Поведение генерала полностью совпа-дает с действиями Алексея Григорьевича Орлова. Вот только один вопрос невольно возникает: откуда инокине Досифее та история известной стала?.. Кстати, и саму Досифею тайны великие при жизни окружали, да и после смерти открытыми не стали. Известно, что на надгробии умершей Досифеи написано: «Августа – княжна Тараканова». Получается, две княжны Таракановы были: одна называла себя Елизаветой, вторую в миру Августой величали. Какая из них реальная?.. А может речь идет об одной и той же женщине?
Что нам известно о самой инокине Досифее?
… Привезена была по именному повелению Екатерины II в Ивановский монастырь, который, по указу императри-цы Елизаветы Петровны от 20 июня 1761 года, предназна-чен был для призрения "вдов и сирот знатных и заслуженных людей"
А это означает только одно: Августа была знатного происхождения, дающая нам право называть ее -принцессой. Здесь, в Ивановском монастыре, принцесса была пострижена и получила монашеское имя Досифеи. Во все время двадца-типятилетнего пребывания своего в этом монастыре она жила в одноэтажных каменных кельях, примыкавших к восточной части монастырской ограды близ покоев игуменьи. Помещение, в котором жила Досифея ничем не напоминало сверхскромных келий монашек. Две уютные комнаты под сводами и прихожая нагревались изразцовой печью с лежанкой; окна были обращены на монастырь. На содержание инокини отпускалась игуменье из казначейства особенная сумма, к тому же и немалая. Досифея никогда не вкушала пищи в общей трапезной. Стол у нее был особый, обильный и изысканный. Бывало, что на ее имя игуменья получала значительные суммы от людей неизвестных. Досифея расходовала их на украшения монастырских церквей, на пособия бедным, часть средств раздавалась нищим. Кроме духовных лиц, да купца московского Шепелева Филиппа Никифоровича, Досифея никогда ни с кем не встречалась. Почему такое исключение было сделано для мирского лица? Возможно потому, что купец Шепелев был очень близким родственником Мавре Егоровне Шепелевой – подруги императрицы Елизаветы Петровны…
После смерти императрицы Екатерины II Досифею стали посещать и иные лица. Чаще других по праздникам по-сещал ее митрополит Платон. А однажды к ней пожаловало лицо императорской фамилии и долго-долго вело с ней бесе-ду…
В церковь Досифея ходила редко и только в сопровож-дении приставленной к ней монахини; шли по коридору и короткой крытой сверху лестнице, ведущей прямо под святыми воротами в церковь. Там ожидали ее личный духовник с причетниками, богослужение совершалось для нее одной.. На это время церковные двери запирались, войти постороннему и увидеть инокиню никто не мог. Никто не мог заглянуть и в окна ее келий. Похоже, Досифея жила в вечном страхе, поскольку при каждом шорохе и стуке вздрагивала, бледнела и тряслась всем телом. У нее был портрет императрицы Елизаветы Петровны и какие-то бумаги, которые она незадолго до своей смерти сожгла. Тайны жгучие и темные клубились и оседали вокруг инокини. Была она среднего роста, худощава, чрезвычайно стройна, до старости сохраняя остатки редкой красоты. Умерла Досифея, дожив до 64 лет 4 февраля 1810 года. На ее похороны явился при всех орденах и Андреевской ленте граф Иван Васильевич Гудович, градоначальник Москвы, сенаторы, члены опекунского совета, вельможи старого времени в мундирах. Отпевал ее епископ Августнн со стар-шим московским духовенством. Похороны произведены бы-ли не в Ивановском монастыре, где пребывала при жизни Досифея, а в Новоспасском в усыпальнице рода бояр Романо-вых.
У жизни – путь! У смерти – край.
Открытый путь, преграда?
При жизни - ад, по смерти – рай?
Проклятье, иль награда?
Вопросов много – где ответ?
В глубинах прячет тайна…
Заслуженно всё то, иль нет?
Откроется случайно!
Каковой была жизнь Августы - принцессы Таракановой до заключения в монастырь ее – не известно. Много странно-го, но сходного, в судьбах обеих Таракановых, как и выбор самой фамилии..
Князей Таракановых история Руси и России не знает. Да и причем тут Таракановы, когда с одной стороны – Елизавета Романова, а с другой - Алексей Разумовский? На этот счет в прошлые времена возникали различные предположения, но убедительных во всех отношениях таки и не нашлось. Пришлось искать источник фамилии среди родственников Алексея Разумовского. Оказалось, что одна из сестер фаворита Елизаветы была выдана замуж за казака Дарагана. Переделать Дарагана в Таракана совсем нетрудно. Еще легче придать фамилии русское звучание, из Таракана в Тараканова. Таракановыми стали называть не только племянников Алексея Разумовского, но и родную дочь его, которая провела раннее детство в доме Дараганов. Больше о ней, в те годы, ничего не было известно.