А годы летят...

               
Чем  ближе  к  старости,  тем  острее  ощущаешь  тоску  по  детству  и  юности.  Не  хочется  стариться,  а  тем  более  умирать,  а  она,  матушка,  уже  рядом  и  ничего  не  поделаешь.  Даже  великие  умы  не  смогли  ей  противостоять,  не  говоря  уж  о  нас,  обыкновенных  людях.  И  когда  тяжесть  лет  и  разного  рода  болячек  напоминают  о  себе,  хочется  хоть  что – то  оставить  из  своей  жизни  детям,  внукам,  правнукам  на  память,  чтобы  они  чуть  дольше  нас  помнили.  К  сожалению,  мы  не  очень  много  помним  о  своих  предках.  История  страны,  а  с  нею  и  наша  жизнь  складывалась  так,  что  всё  разрушалось,   уничтожалось,  не  оставляя  камня  на  камне  из  нашего  прошлого,  а  ведь  оно  было…  Не  на  пустом  же  месте  мы  родились,  не  в  капусте  же  нас  нашли.  Ведь  и  наша  частная  жизнь  уходит  корнями  в  далёкое – далёкое  прошлое,  о  котором  мы,  к  сожалению,  ничего  не  знаем.  Вот  и  выходит,  что  живём  мы,  как  «иваны,  родства  не  помнящие».
Я  не  была  глубоко  верующим  человеком,  но  к  религи   озным  пристрастиям  мамы  и  бабушки  относилась  всегда  с  пониманием  и  должным  уважением.  Вот  поэтому  мне  хочется  рассказать  один  очень  примечательный  эпизод  из  жизни  моей  бабушки.  В  маленькой  кухне  в  правом  углу  на  полочке  стояли  две  иконки.  «Бабушка,  откуда  они  у  тебя?  Ведь  сейчас  нет  церквей  и  нет  лавок,  где  можно   было  бы  купить  иконы?»  «Как – нибудь  я  расскажу  тебе  об  этом».
Как – то  летним  утром  трогает  меня  за  плечо  моя  бабушка: «Валя,  ягодка,  пойдём  за  смородиной».  А  я  ещё  спать  хочу,  не  могу  проснуться,  но  неугомонная  Авдотья  Александровна  напоминает,  что  я  ещё  с  вечера  пообещала  пойти  с  ней  в  лес  за  смородиной.  Идти  нужно  далеко  в  Усть – Чёмские  овраги,  в  оврагах  вода,  и  ягоды  там  тьма – тьмущая.  Когда  вышли  из  городка,  поднялись  на  гору  в  лес,  присели  на  брёвнышко  отдохнуть.
«Ну,  так  хочешь  послушать,  откуда  у  меня  иконы – страдалицы?»  «Да,  конечно.  А  почему  страдалицы?»  «Расскажу – поймёшь».
Раньше  мы  жили  не  в  Искитиме,  а  в  Алтайском  крае,  на  берегу  Катуни.  Река  у  нас  такая  Катунь,  Катунь – значит  женщина  по – алтайски.  Бурная  река,  быстрая,  в  красивых  берегах.  Мы  её  очень  любили.  Так  вот  на  берегу  Катуни  стояло  наше  село.  Аккуратненькие  дома,  окна  с  резьбой  и  цветными  наличниками,  под  окнами  много  цветов,  у  каждого  дома  знатные  огороды  и  сады,  невысокие  заборы  из  штакетника,  чисто,  уютно.
Посреди  села,  на  площади  церковь  бело – голубая  с  золотым  куполом  и  сияющим  на  солнце  крестом.   В  России  где  - то  была  революция,  потом  война,  но  наше  село  как – то  не  затронула.  А  тут  как – то  утречком  загремели  трубы,  барабаны.  Мы  все  повыскакивали  из  домов.  Смотрим,  девчата  в  красных  косынках,  парни  с  флагами  и  староста  собирают  сход.  И  на  этом  сходе  объявили,  что  в  церкви  теперь  молиться  нельзя,  там  будет  теперь  клуб – очаг  новой  коммунистической  культуры.  Сход  молчал.  Молодёжь  зашла  в  церковь  и  начала  снимать  со  стен  иконы  и  швырять  их  в  Катунь.  Батюшка  прихватил  Спаса  Нерукотворного  и  побежал  через  погост  и  огороды  к  себе  домой.  Ну,  а  я  ,  недолго  думая,  побежала  вдоль  Катуни,  думала  хоть  что – то  спасти,  вытащить  из  реки.  Берега  крутые,  спуститься  к  реке  невозможно.  Но  тут  на  моё  счастье  тропиночка  к  воде.  Я  спустилась,  вижу,  одну  икону  прибило  к  берегу,  а  рядом  ещё  на  железке  - святой   с  сиянием.  Ты  их  видела,  засунула  их  за  пазуху.  А  остальные  иконы  Катунь  унесла  далеко  на  север.  Я  дождалась,  когда  в  селе  всё  утихло,  пришла  домой  и  спрятала  иконы  на  чердаке,  в  плетёную  кошолочку  с  крышкой  под  тряпки.  А  когда  нас  выслали  в  Искитим,  дедушка  построил  вот  этот  сарайчик  и  на  кухне  я  поставила  на  полочке  эти  иконы.  Да  вот  Наталья  сейчас  в  какую  - то  партию  собирается  поступить,  так  требует,  чтобы  я  их  сняла,  а  то  учителей  нельзя  в  гости  позвать.  Я  придумала  прятать  иконы  за  занавесочкой.  Ну,  а  теперь  тебе  всё  понятно?»  «Да,  бабушка,  всё  понятно».  «Ну,  пошли,  а  то  солнышко  уже  высоко,  жарко  будет  ягоды  собирать».
Шёл  1946  год.  Возвращалась  с  фронта  наша  Маша,  и  написала  в  письме,  чтобы  ей  сделали  смородинового  морса. 
«Бабушка,  а  что  комсомольцы  сделали  с  церковью?»  «Сначала  там  был  клуб,  пели  всякие  песни,  танцевали,  навешали  там  красных  флагов,  плакатов.  А  потом  им  всё  это  надоело,  стали  возить  туда  арбузы,  дыни,  картошку  и  превратили  церковь  в  склад.  Там  же  и  торговали  овощами  всякими.  Вот  так  село  осталось  без  церкви.   Из  Алтайского  края нас  выселили   и  вот  здесь  мы  кое –как  устроились  и  живём.   Ничего  терпится,  только  очень  холодно.  Там,  дома – то  у  нас  арбузы  поспевали,  дыни,  помидоры,  а  здесь  картошка,  капуста  да  огурцы  в  навозе.  Вот  и  всё.  Арбузы  и  дыни  дедушка  возил  на  базар  в  город.  Кони  у  нас  были  свои  и  рабочие,  и  выездные.  Хорошо  жили,  всё  пошло  прахом»  Бабушка  крестится  и  тяжело  вздыхает.  «Нет  моего  Алексея  Григорьевича.  А  без  мужчины,  без  хозяина  и  дом  сирота,  что  за  жизнь,  так  беда  одна,  горе – горькое.  Вон  Наталья  в  какую – то  партию  поступать  собирается,  тоже,  наверно,  церкви  будут  рушить?»   «Бабушка,  не  волнуйся,  уже  нечего  рушить,  все  церкви  разрушили».
  Наталья,  бабушкина  средняя  дочь,  учительница  математики  в  семилетке,  действительно  собиралась  вступить  в  партию,  но  для  этого  нужно   было  изучить  историю  партии  большевиков.  Однажды  она  принесла  толстую  зелёную  книгу,  на    обложке  красным  было  напечатано  «История  ВКП(б)  и  начала  было  её  читать,  но  терпения  ей  не  хватило,  и  она  заставила  меня  прочитать  вслух  хотя  бы  одну  страничку.  А  я  со  второго  класса  читала  очень  хорошо,  а  в  3 –м  классе  уже  читала  бегло.  Но  быстро  я  читала  только  интересные  книжки,  понятные  мне,  ребёнку.  А  в  этой  книжке  всё  было  трудно  и  непонятно.  Я  едва  выговаривала  эти  слова,  а  она  меня  упрекает: « Ну,  что  ты  читаешь,  как  пономарь,  с  выражением  читай,  с  выражением».  Для  меня,  ученицы  третьего  класса,  эта  книга  была  абсолютно  непонятная.     Ну,  ещё  Ленин,  Сталин  здесь  всё  ясно.  А  там  ещё  был  какой – то  Мартов,  Каменев,  Зиновьев,  Бухарин,  меньшевики,  большевики,  мартовцы  - тёмный  лес  какой – то,  ничего  не  понимаю.  Слышу:  захрапела  моя  тётка,  я  замолчала  и  потихонечку  начала  сползать  с  топчанчика,  на  котором  она  лежала,  а  я  сидела  у  её  ног.  Схватила  за  руку: «Ты  куда?  Читай!»   «Но  ты  уже  спишь».  «Не  твоё  дело ,  читай».  «Пусть  бабушка  спать  ложится,  она  устала,  а  мы  сидим  на  её  топчане.  Она  вон  уже  дремлет  на  табуретке  за  печкой».  «Ничего  потерпит,  читай».  «Уже  11  часов,  я  спать  хочу».  «Читай!»
Пришла  мама: «Ты  чего  ребёнка  мучаешь?  Ей  спать  пора,  завтра  в  школу.  Да  и  мама  вон  уже  заснула,  сидя.  Чего  ж  ты  в  своей  комнате  не  лежишь?  А  улеглась  на  мамин  топчанчик,  ей  спать  не  даёшь».  «Ну,  заныли!»  А  я  знала,  почему  она  не  идёт  в  свою  комнату.  Когда  у  нас  выключали  свет,  мы  зажигали    лампу,  а  она  не  хотела,  чтобы  в  её  комнате  воняло  керосином  и  копотью.
Мама  вызволяла  меня  из  этой   каторги,  бабушка  тоже  ложилась  спать  на  свой  очень  жёсткий  топчан,  прикрытый    стареньким  рядном.
На  завтра  опять  продолжалась  та  же  экзекуция. «Ты  уроки  сделала?»  «Да»  «Идём,  будешь  читать».  «Но  я  хочу  на  улицу».  «Не  ной,  ещё  нагуляешься.  Вот  меня  примут  в  партию  и  гуляй,  сколько  хочешь».   Очень  хотелось  спросить: «Ну,  а  я – то  тут  причём?»  Жаль  было  обижать  её,  несчастную,  а  ещё  она  маме  обещала,  что  достанет  мне  на  лето  путёвку  в  пионерский  лагерь.  (Кстати,  путёвку  мне  дал  мамин  завод)  И  так  каждый  вечер,  пока  она  не  вступила  в  партию.  А   я  ничего   не  запомнила  из  этой  книги,  которую  прочитала  вслух  от  корки  до  корки.  Я  не  понимала  почти  ничего  в  этой  книге,  но  научилась  произносить  очень  трудные  слова,  а  самое  главное – научилась  быстро  читать.  В  будущем  мне  это  пригодилось.   В  школе  на  классных  часах  было  принято  читать  хорошие  книги  вслух.  Наша  классная,  пожилая  женщина  с  плохим  зрением,  сажала  меня  за  учительский  стол,  и  я  читала  книги  всему  классу.  Не  понятно  за  что,  но  в  классе  меня  прозвали  Цицероном,  наверное,  за  это.  А,  может  быть  за  то,  что  я  на  всех  вечерах,  на  конкурсах,  концертах  читала  стихи  и  прозу,  а  самое  главное,  я  не  боялась  публичных  выступлений.  Это  помогло  мне  стать  преподавателем    педагогического  ВУЗА,  а  потом   - диктором  и  ведущей  на  радио.  К  сожалению,  всё  это  уже  в  далёком  прошлом.  А  годы  летят…