Раньше я Генку недолюбливал. Как на него ни глянь, кажется – чем-то он недоволен. Выражение лица такое: «не лезьте вы ко мне со своими глупостями». Катером управляет по-пижонски, как бы нехотя. Сидит в столовой – ноги на лавку, а то и на стол норовит задрать, как ковбой. С претензиями, в общем, человек.
Когда Михалыч распорядился на замеры с Генкой плыть – я расстроился. Хотя разница, казалось бы, невелика: на моторе особо не поговоришь. Но не в том дело: с Василь Петровичем лучше. Он трубку раскочегарит, в бинокль посматривает, сам себе командует и словно на пароходе плывешь. Мы с Петровичем частенько ходим. Если ему надо с маршрута отвернуть или задержаться на банке, я никогда не против.
Но Петрович Кузюткина на Дальний увез. Вот и выпало с Генкой... Катерок у Генки ухоженный, тут ничего не скажешь. Покрашен аккуратно, решетка – досочка к досочке, вода не плещет. Два моторчика исправных, по шестьдесят сил. Раму он кое-где надварил, плексиглас вставил и каюта у него полностью крытая получилась. Если дождь или снег с градом (это у нас и летом случается) – Генке хоть бы хны.
Он весной катер с Кары самоходом пригнал. Один. Что против правил, конечно. По морю, в одиночку, да на такие расстояния... Ему Михалыч про то сказал, а Генка плечами пожал и на лице изобразил: не учите, мол, меня жить… Михалыч только рукой махнул.
Не могу сказать, что Генка лентяй какой или бестолочь. Только не лежит у меня к таким людям душа…
Пока к лодке шли, не выдержал, говорю:
- Что это ты, Гена, на мир смотришь как на молоко прокисшее? Складывается впечатление, что тебе все не нравится.
Генка помолчал, как обычно, а потом процедил:
- А че ты, Санек, вокруг хорошего видишь?
Я аж поперхнулся. Может, для уроженца Таити у нас разнообразия и маловато, только для меня – ничего лучше нет. Скалы кругом, растения в них, прям, впиваются, чтоб ветром не сдуло. Небо. Море. Про него что говорить – оно всегда разное. Иной раз, спокойное и ласковое, а иногда совсем наоборот…
- Непригодно это место для жизни людей, - Генка продолжает. Видно решил: раз молчу, значит согласен. - То, что мы здесь – несчастный случай. Для нас, прежде всего…
- Ладно, несчастный случай, давай лодку грузить, да отчаливать. Надо к двум на месте быть, - прервал я.
Спешить некуда, но и слушать такие рассуждения нет желания. Если человек не чувствует – ему не объяснишь. Я, бывает, по площадке иду, посмотрю кругом и дыхание перехватывает. Такая красота и сила…
Потому в метеорологи и попал.
Первый-то раз случайно – предложили сезон поработать. Я к тому моменту уже год в Архангельске ошивался. А ничего подходящего найти не мог. Там месяц поработаю, там две недели.
Будешь, - говорят, - по хозяйственным делам шуршать на метеобазе.
Я и согласился, из интересу, прежде всего. Отработал три месяца, а когда в Архангельске расчет в конторе получал, спрашиваю:
- А можно, - говорю, - насовсем туда?
Бухгалтер удивился:
- Ну ты, парень, загнул. Там, люди как в армии – дни до приказа считают, а ты насовсем…
- Вы там были?
- А мне и здесь неплохо.
Окончил я курсы на метеоролога, чтоб и на зимовку оставаться, и сюда… Вот уж пятый год. Пока не надоело. Как три года минуло, хотели меня на Большую землю отправить – порядок такой, говорят, – не более трех лет в отрыве от цивилизации. Только я отказался:
- Зачем, мне, говорю, в цивилизацию? Никто меня там особо не ждет. Не поеду и не просите.
Начальство поругалось, потом какую-то бумажку подписать заставили – что, мол, добровольно отказался - и отвязались.
Да и не так просто найти желающих. Из тех, что приезжают, не многие приживаются. Те, что за северным рублем погнались, скисают, дни начинают считать... А иные - вроде Генки – с закидонами. От таких неизвестно чего ждать. А здесь нужна уверенность в напарнике – ситуации всякие бывают.
…
Дошли мы быстро, часа за четыре. Катерок ходкий – надо отдать должное. Я поспать пытался: обложился ватниками и прочей рухлядью, да куда там. Катер – не купейный вагон. Даже если море спокойно – все равно потряхивает, а если балла полтора, как сегодня, швыряет по лодке как кутенка, коли расслабишься.
Добрались до Оленьего острова, я начал походную метеостанцию раскидывать. Гена в моторе поковырялся, потом ко мне подходит.
- Сколько, - спрашивает, - тебе тут возиться?
- Часа три, - отвечаю, - Можешь поспать пока.
Тут Генка выдал:
- Может помочь чем? – спрашивает.
Я чуть дар речи не потерял:
- Сам справлюсь, - говорю, - Но за предложение спасибо.
- Не за что, - отвечает. – Ты поживей давай. Заштормить может и надолго.
- Авось не заштормит, - отвечаю.
Но ускорился, как мог. Генка по поводу погоды спец, это даже Михалыч признал. Надежнее Гидрометцентра. Хоть мы сами себе Гидрометцентр, но Генка раньше приборов чует…
Часа за два с половиной справился. Ветер вроде не окреп. Только Генка скучающее выражение с лица убрал.
- Даже не знаю, - говорит. - Похоже, не проскочим. Часа через два накроет - мало не покажется.
- А надолго накроет? – спрашиваю.
- Надолго, - отвечает. – Дня на три, как минимум.
Неприятно, конечно, на острове зависнуть, но ничего страшного по сути нет. Запас воды и провизии в катере. Свечи тут же. Спать в носовом отсеке тесновато, так у Генки целая кают-компания.
Такие казусы - часть нашей работы. Раз-другой в сезон обязательно где-нибудь закукуешь.
- Сам решай, - говорю. - Ты по морской части главный.
Вижу – колеблется Генка. Оно понятно – сидеть тут, пока не отштормит – веселья немного. А на базе наоборот. Пока шторм – законный отпуск, со всеми вытекающими…
- Ладно, - говорит, - ноги в руки. Авось и проскочим.
Загрузились, поплыли. Поначалу-то вроде ничего, но чем дальше – тем веселей.
Волна расходится, ветер крепчает. Вижу - серьезным штормом запахло. Швыряет лодчонку, будто кораблик в тазу. А мы еще полпути не прошли. И главное – не пристать уже. Ветер с моря – швыранет на камни – костей не соберешь. Не говоря уж про катер. Хочешь – не хочешь, надо за мыс зайти. Там потише. А до мыса - километров пятнадцать. Ну мое-то дело пассажирское – сиди, молись, если есть кому.
Генка впереди, у штурвала, я сзади. Вижу - кричит мне что-то, рукой машет. Кое-как разобрал - просит вперед перебраться. Переполз я, за борта цепляясь. Генка мне прям в ухо орет, чтоб шторм перекрыть:
- Держи лодку поперек волны. Да крепче, вырвет…
Понимаю – проблема какая-то возникла. Просто так Генка штурвал не отдаст. Да еще в такую погоду. Но выяснять не с руки. Вцепился в штурвал, жду – что дальше будет.
Генка веревкой обвязывается, карабин за раму цепляет.
- Моторы выключи, – кричит, - когда на корму доберусь.
Моторов за ветром не слыхать, но понимаю – что-то не так…
Смотрю на Генку – на нем, что называется, лица нет. Белый, как полотно. Пот градом. И глаза остекленевшие.
Плохо дело, - думаю, - Ты ведь, брат, запаниковал...
И тут Генка снова как заорет, аж шторм перекрыл. Только уже не мне. А морю. Такими словами его покрыл, что мне не по себе стало. Даже портовые грузчики в Архангельске, себе такого не позволяют, а они большие мастера по этой части...
…
Чтоб до моторов добраться – надо сначала из каюты вылезти. Генку - как дверь открыл – с ног до головы окатило. А потом как швыранет – если б не веревка, вылетел бы к чертовой бабушке. Слов уж не слышно, но по губам видно – матюкаться продолжает.
Тут и я башкой об раму треснулся, так что круги перед глазами. Поплыл на пару секунд, но штурвал не отпустил. Когда вернулся, смотрю, Генка на корме зацепился за что-то, рукой машет. Ну, думаю, пора моторы отключать. Ключ повернул.
Пока мы поперек волны шли – еще ничего было. А тут совсем в щепку превратились. Волны поверх каюты перекатываются. То вертикально ставит, то набок кладет. Одно хорошо – катер у Генки как поплавок, из любого положения в горизонт возвращается.
Генка-таки ухитрился правый мотор поднять. Вижу – на винте намотка. То ли поплавок с обрывком сети подцепили, то ли еще что.
Генка как краб раскорячился, каждой волной его то об мотор, то об корму прикладывает. Плохи дела, думаю, - с винтом и на берегу не сразу разберешься…
Минут пять побултыхало как сельдей в бочке. Но как-то Генка исхитрился. Снял намотку, мотор опустил, зафиксировал, ко мне ползет. На весь лоб пятно масляное –засадило, видать, о мотор.
Я думал – отпустило его, ан нет. Дополз до меня – на губах пена, глаза вообще пустые и бормочет что-то. И прислушиваться нечего – продолжает ругаться. Я не хотел ему штурвал отдавать – куда, думаю, он нас в таком состоянии привезет, так он меня плечом двинул, я чуть в носовой отсек не улетел.
Минут через двадцать за мыс зашли. Не то чтоб спокойная вода, но пристать вроде можно.
- Дуй к берегу, - кричу, - хватит с судьбой играть.
А Генка будто не слышит.
Ладно, думаю, неизвестно что хуже – по морю штормящему плыть или с психами спорить… Сел в уголке, в раму вцепился и глаза прикрыл. Так и дочапали.
…
Михалыч нас издалека приметил. Пока разгружались, ни слова не сказал. А как управились, не выдержал:
- Вы что, - говорит, - совсем больные? Надо было отсидеться на острове, видите же что творится? Я думал ты, Генка, посерьезней....
Ничего Генка не ответил. Пошел в спальню, на койку лег и к стенке отвернулся.
…
Пока штормило, он и не вставал почти. Поест, до ветру и обратно в койку. Вроде как не в себе был. Мы с разговорами не лезли – видно, не до нас человеку. Про то, как он на море кричал, я рассказывать, конечно, не стал.
На пятый день я от тишины проснулся. Штаны натянул, на улицу вышел. Все чистое, промытое: скалы, деревья, даже воздух. Только после сильного шторма такое бывает. Я по берегу прошелся, там чего только нет. Обратно возвращаюсь – на крыльце Генка сидит. Посмотрел на него повнимательней - в норме, вроде. На море смотрит, улыбается.
Подсел к нему.
- Ты вроде в математике сечешь? – вдруг спрашивает.
- Ну не то чтоб сильно, но пятью пять двадцать пять посчитать могу.
- Меня такая штука интересует. Мотор водой охлаждается. Горячая вода обратно за борт идет. Я вот что думаю: если ее в трубку, да по каюте пустить – много тепла будет или это как море кипятильником греть?
- Посчитать можно. Надо только температуру воды знать и ее выход с мотора за единицу времени.
- Ну, это не сложно. Сегодня и померяю.
Помолчали минуту.
- Ненавижу я тебя. – Вдруг Генка говорит. – Сука ты подлая. И приемчики у тебя сучьи.
Я так оторопел, что не сразу понял, что это не ко мне относится. А Генка уперся взглядом в горизонтом, улыбается и спокойно так продолжает:
- Тебе ведь людей не просто утопить хочется. Ты их сначала поломать стараешься? Чтоб заплакали и прощения просить стали? Так вот, не дождешься. Не будет этого…
Я молчу. Чего тут скажешь.
Еще с минуту посидели. Генка ко мне повернулся.
- Ты не думай, я не совсем шизанутый, - говорит. - У меня с ним свои счеты. Я из поморов. Родителей оно сожрало, когда мне пяти лет не было. Братан воспитывал. В детдом не отдал, хотя ему самому тогда не многим больше было. А три года тому назад и брат с рыбалки не вернулся. А он море вдоль и поперек знал. Лодка, мотор в идеале. И его обмануло как-то…
- Так, может, тебе на берегу дело поискать? – спрашиваю. Раз такое дело…
- Ну нет, - Генка головой мотнул, - эдак выйдет, что я спужался. А я его не боюсь, я его ненавижу. Вот и выходит – нам друг без друга никак. Ладно, пойду расход воды мерять.
И к катеру пошкандыбал.
…
Я потом посчитал. Действительно, можно каюту подогреть этой водой моторной. Только трубок у нас подходящих на базе не нашлось, поэтому идею пришлось отложить. А осенью, как контракт закончился, ушел Генка обратно в Кару. Один. Михалыч даже отговаривать не стал.
- Отстучи, как доберешься, - говорит, - а не доберешься – мне статью повесят.
- Доберусь, - Генка отвечает, - Мня так просто не возьмешь.
И добрался. Через десять дней пришла телеграмма.
Я дома. Все путем. Сашке привет.
Я о нем почему-то теперь часто думаю. Плывет где-то Генка по морю на своем катерке с подогревом. Море ругает. А море ему не отвечает, молчит…
09.2011 – 04.2012