Великий Эшелон или посягнувшие на царство. ГЛ. 1

Жанна Гусарова
                ИОАННА СЕМЁНОВА (ЖАННА ГУСАРОВА)

                ВЕЛИКИЙ ЭШЕЛОН

                ИЛИ

                ПОСЯГНУВШИЕ НА ЦАРСТВО.

               

                Глава 1.
               
       
      Самое важное всегда надвигается на Вас не заметно. Хотя всё вокруг, казалось бы, предупреждало заранее, но думать о плохом одновременно миллионам людей невозможно, особенно, когда все готовятся к встрече Нового года.
  Кто же тогда знал, или хотя бы догадывался, кроме монастырских пророков земли Русской, что это будет не встреча, а прощание с иллюзией  бесконечной стабильности «в самом главном» - в нашем мировосприятии и государственном мироустройстве.
 Что под звоны хрустальных бокалов наполненным, как и теперь «советским шампанским» будет проглочен  незаметно для всех, в один  миг, и сам принцип существования СССР.
 Я не буду трогать порочные разлагающие, или исковерканные системой причины мешающие идеализации и гармонизации структуры социализма.
   Как то - гонение на верующих(при одновременном облёте вокруг Москвы в самый критический момент с иконой Богородицы), и железный занавес(с выездом за границу, как частью особенных привилегий, и карательные функции лагерей, оставшиеся к счастью далеко позади в момент моего рождения, и запрет на индивидуальную предпринимательскую деятельность, не считая продажи бабулями семечек по три и пять копеек, и мало кого интересовавшей паперти.   
     Но знаки…они были. Только для каждого, из ничего не подозревающих детей социализма – всегда свои… И общие для всего, тогда ещё единого и нераздельного НАРОДА, победившего, на тот момент уже, как сорок пять лет назад, фашизм. Это чудовище, успевшее отложить свои личинки и дожидающее своё время по пророчеству последнего монолога Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны», фильма разложенного на цитаты, но не воспринятого нами беспечными и счастливыми, как предупреждение и пророчество. Скажи тогда, что увидят наши ветераны по телевизору и на улицах…
 
 Сорок пять…
Возраст, когда навсегда уходят из жизни иллюзии и надежды на то, что ещё всё можно поменять. Возраст, когда время обретает форму двух мчащихся, с видимой глазом, скоростью вагонов, оставляя вас на балансирующей сцепке между ними. Точно посередине. Длиною всего лишь в шаг… Раскачиваясь, и не давая Вам никакого шанса развернуться, без поддержки балансируя и хватаясь за воздух, вернуться в  Ваш вагон за спиной, билет на который был выдан от рождения…
  Но маня, и пугая опасно заклиненной ручкой, безбашенно несущегося куда-то, внушая вам ужас, закрыв обзор, и не давая ни единого шанса увидеть, хотя бы направление, лишь изредка, на резких поворотах на секунду выбрасывая вас в сторону, давая заметить и оценить последствия возможного крушения, лишь сориентировать «на местности» - такого чужого, но теперь уже единственно возможного, для движения вперёд на данный момент, вагона - «впереди».

  Ворваться в него, или попытаться успеть, пока не поздно отцепить, чтобы по инерции не мчаться, вместе со всем составом к пропасти, или крушению, пусть только ещё какое-то время, но после, непременно остановиться, уже навсегда. Где-то в поволжской, или оренбургской степи, или вдоль насыпи у самой кромки Азовского моря. Шанс есть у каждого. Если только понимать, или знать, что там, за этим поворотом, которой мелькнёт, только однажды, когда скорость, время и пространство раскроют свои карты, за единственный миг, после которого уже будет поздно.
  Вот только скорость и маршрут несущегося без расписания эшелона с людьми по рельсам проложенной эпохой рассчитать, а тем более знать - не дано ни кому,…
Как и масштаба последствий. 

  Хотя…машинисты и диспетчеры поверенные в маршрут и, как им кажется всё рассчитавшие, и бдящие из далека, за передвигающимся огоньком по карте, никогда, никогда не смогут предусмотреть вставшего не с той ноги стрелочника, или  перепутанные Кем-то намного Свыше документы на ремонтные работы - на том самом  участке пути, по которому и предстоит пронестись, оставляя запах паровозной гари в воздухе времени, всей Стране.

       Вчера в канаве валялся, а завтра на царство поднялся…
             Истинно, истинно неисповедимы пути Его.


    Школьные экзамены! Тепло июньского такого раннего свежего от запаха молодой, как и твоё тело листвы! Приятная дрожь в ноздрях от предстоящего шага в неизвестную пока взрослую жизнь - «студентки».
    Утро за огромным прибалтийским столом с толстенной вытянутой столешницей светлого дерева, покрытого добротным слоем нигде не пузырящегося, как на пианино лака. Там, в коридоре этой крохотной «трёшки», с гордостью из-за нескольких сантиметров, не носящей имя «хрущёвки», лежит лучшая в мире (первая) собака, похожая на волка, а ещё больше на человека. А ещё больше на меня.
  Кусок батона с маслом и индийский, привезённый Папой из очередной ежемесячной  продуктовой поездки в Москву, чай…
 Ах, эти сладостные моменты встречи Папы в дверях коридора - в один шаг ширины и два длины! А после, сидя на табуретке у стенки кухоньки, размером чуть больше стола, с восторгом наблюдать извлекаемые из сумок, пакетов, авосек, коробок и коробочек, мешков и свёртков яркие и не очень баночки, бутылочки с «деликатесами», майонезом, зелёным горошком, болгарским кетчупом и лечо. В бумажных серых, (рассчитанных ровно на килограмм) пакетах угадывать по «хвостикам» фантиков шоколадные конфеты, и карамель.
 Обожаемая пастила! Припудренная, оставлявшая на пальцах сахарную ванильную пыльцу. Ещё? – коробка (удача если больше!) с более всего любимым (наравне с почти не появляющимися на столе уже никогда, чёрной икрой и финской салями) зефиром в шоколаде. И моя единственная привилегия ни с кем им не делиться…
      «Московские конфеты»! Потому уже одним этим фактом наивкуснейшие в мире.
  Особым шиком была и пористая шоколадка «Конёк Горбунок» с золотой надписью на английском «мэйд ин ЮССА». Да хранящаяся лишь несколько дней, а потому недоступная для продажи в других регионах, сливочная помадка. Два ряда "нечто" упакованных, в такого же сливочного цвета, как и сами, крошечные коробочки, нежнейшие «телесные розочки», увенчанные марципанами, о существовании которых многие даже не догадывались на просторах бескрайней…
    Вожделенные куски жирного жёлтого "российского" сыра, или пол бруска "голландского", обёрнутые в бурую бумагу, шматы мяса (говяжьей вырезки), венгерские, или болгарские компоты «Ассорти»! Консервы - сайра и горбуша, и маленькая жестяная баночка красной икры.
  Тут же драгоценнейший изыск - пакетик с наидефицитнейшей (впрочем, как и всё ранее перечисленное) гречкой!
    Бананы зелёные и твёрдые, как мыло, или же жёлтые почти мягкие с овальной бумажной наклейкой на каждом плоде, добавлявшей особенности процессу их технического поедания. Несколько крошечных бутылочек фанты, яростно бьющих в нос множеством пузырьков и ароматом концентрированного детского счастья вырывавшегося сразу же, после откупоривания блестящей, как новая монетка крышечки!
   Банка индийского, или бразильского кофе! Изыск с полуобнажённой танцовщицей, либо «Касик с головой индейца». Изученные сверху донизу на предмет не только букв и шрифта. Несколько невзрачных пачек «индийского расфасованного у нас». Или, - (о, сокровище любой хозяйки! - жестяная, вызывавшая особую гордость обладания, и зависть у гостей, и тем более соседей, со всеобщим восхищением её дизайном, (кто бы знал тогда это налипшее теперь, слово) - вся в райских птицах коробка настоящего цейлонского, или того же индийского чая.
  Спагетти!!! Как привет откуда-то из другого мира,- не прилепавших (и вовсе не обдающихся в дуршлаге (вот ведь чудо!) обязательной, после варки, холодной водой).
 Большие «импортные» желтые, или красные, (реже, зелёные польские яблоки) и…огромные с кукольную голову марокканские апельсины. Завёрнутые в шуршащие квадраты чудесной, белоснежной пергаментной бумаги.
   Все эти гастрономические сокровища, вынутые из недр хозяйства бухгалтера Валентина, зятя Папиной двоюродной чудесной тётушки из Подмосковья. Доброго, невероятно скромного, гордящегося своим единственным родственником, способным на глазах у всего его коллектива почти ежемесячно делать невероятные для экономящих на всём москвичей, по затратам покупки.
    Добавьте сюда блестящие импортной упаковкой (с заботливыми делениями на граммы!) пачки французского, или финского масла, пачечку, или коробочку конфет «Фазер», упомянутую уже салями и обычную отечественную копчёную, и свежайшую «докторскую» и если повезёт совсем, то и их - молочные сосиски! Метр, полтора сокровища мясо молочной промышленности связанные между собой в гирлянду. Утренняя самостоятельная или же обеденная с непременным пюре гастрономическая радость, способная затмить собой все самые роскошные рестораны мира одним только Маминым -"Вкусно?"...
   А на «десерт», доставленную с особой осторожностью, бутылку с вишнёвым (опять же импортным) сиропом, завораживавшим при соединении с ледяной водой из под крана в стакане своей тягучей мерцающей струёй.
 Завершалось всё окончательно парой бутылок хорошего вина, и упаковочкой чешского пива. Совсем уже не интересных детскому вожделению.
  О эти восторги, от извлекаемого на обозрение трёх пар, ожидавших Папиного приезда глаз, не считая собачьих… Сходивших с ума, от переполняющего квартирку, вносимых вместе с уличным воздухом, запахов и ароматов полного советского и хвостатого счастья.

    Какие же это были продукты! Качество советских ГОСТов, проверенных и отработанных временем, "высочайшие" на тот момент технологии и строгий надзор бдящих дружественных и не очень органов, пусть и очень редко, пусть и в малых количествах, но позволявшим трудящимся и их семьям вкушать только здоровую в большинстве своём «настоящую» пищу. Не забитую консервантами, не испорченную генной инженерией, всего лишь с одним недостатком  - везде кроме столицы, дефицитную…
  Однако холодильники в каждой квартире имели свой набор, и в праздники столы ни у кого не пустовали. Ароматное молоко из пирамидок, или разливное из бидона, бутылки с кефиром, снежком, ряженкой и жидкой, как вода сметаной отличимые только цветной фольгой на горлышке... Жёлтое душистое сливочное масло на развес, котлеты полуфабрикаты, минтай мороженный, ежесекундно вдыхаемый всей грудью хлеб, с обгрызенными краями, и с трудом донесенный до дому, а не съеденный по дороге. Только, что вынутый с деревянных поддонов горячий батон, булочка за четыре копейки, или за девять. Обсыпанная сахаром (дорогая) московская плюшка скрученная послойно сердечком, привезённый из центральной булочной, несравненный рогалик ...килька в томате. Плавленный сырок "Дружба", или сыр "колбасный". Паштет "Турист"... Коробки с кукурузными палочками на подоконнике. Бутылка подсолнечного масла. Трёхлитровая стеклянная банка с соком, или разливной квас в бидоне же (в зависимости от времени года), ливерная колбаса и не переводящиеся, как и макароны с "манкой" яйца - всё в том же холодильнике. Рычащем по ночам о чём-то своём.     Тульский пряник, круглый большой, начинённый чудным повидлом, возможно приправленным корицей, всегда свежий и мягкий. Крошечный торт "Уралочка", обсыпанный жареными рубленными орешками и ...светящейся тугой одинокой резиновой  мармеладкой, - за рубль сорок...иногда Мама баловала нас без повода к обеду...
  Картошка (та на балконе), пол кочана капусты, одинокая проросшая луковица и всегда скорчившиеся (в нижнем ящике "для фруктов") морковь и свёкла. Чеснок! Одинокие завернутые в полиэтиленовый мешочек лекарства, детский крем и ..... мамина помада на верхней закрытой пластиком полке.
   На столе конфетки "Орион", пачкавшие всегда пальцы и нос какао-пылью. Или рублёвые подушечки. Пачка печенья "ПРИВЕТ".
 И маленький кусочек сальца (для Папы)в уголке морозилки, или за форточкой.
    Разве это мало, чтобы радоваться тому, что ты не заперт в четырёх стенах компьютером, маньяками, извращенцами, наркоманами, и беспридельщиками всех мастей?
  Что весь этот огромный край - одна шестая суши всей планеты брошен к твоим ногам и ты хозяин своих путей по ней, такой огромной, такой разной и такой одинаковой по сути. 
   О, время - Детство! Время, когда зелёные бананы были чем-то удивительным, а клубника с огородов трудяг дачников, не стоила, как пять килограмм привезённой из Африки «травы-лиан»…
  Ты, навсегда останешься запрятанным и нежно оберегаемым сокровищем, которым позволительно теперь лишь любоваться издали, вынимая изредка, а после всё чаще и чаще, из ветхого сарая нашей памяти.