Тяжелым нынче выдалось утро у Зямы Канторовича, часовщика с Торговой.
Там, прямо напротив выезда со Школьного переулка, в полуподвале находилась часовая мастерская, в которой он работал по патенту.
Те, кто помнил , что такое патент 50 х, поймут, о чем речь.
Так вот настроение ему испортила фининспекторша, редкая стервоза, не бравшая приготовленный конверт с благодарностью, которой он обычно отделывался от проверяющих.
И причина то была пара пустяков.
Десяток не оформленных заказов, но протокол грозил лишением патента, а этого Канторович не мог допустить.
Испорченное настроение он срывал на клиентах и очередной, спустившийся к нему в подвал, получил свою порцию жести.
-Здравствуйте.
-Ну?
-Вот, принес часы в ремонт.
-Шо вы говорите!!! Какая неожиданность.
-Таки вы берете в ремонт?
-Шо?
-Как шо? Часы.
-мы не ремонтируем часы.
-Как не ремонтируете? А что вы делаете?
-Обрезание.
-А что написано на вывеске?
-А шо , по вашему, я должен был написать?
О Торговая улица моего детства, ты для меня была родной и знакомой до каждого подъезда и подворотни, потому что там жили мои школьные товарищи, а что важнее этого могло быть для пацана.
На углу Торговой и Комсомольской, что ныне вернула свое прежнее название, СтароПортофранковской, тетя Маша Тавлиди торговала газировкой , папиросами и болгарскими сигаретами Фемина.
Когда подходил очередной жаждущий, тетя Маша задавала свой неизменный вопрос.
-Вам с сиропом Да, или с сиропом Бэз?
Огорченная просьбой налить просто с газом, она всегда сокрушалась.
-Ну шо за народ, шо за народ?-Шо я могу иметь за эту воду, когда только один газ стоит сумасшедшие деньги, а они не пьють с сиропом, шобы мои внуки вкусно ели.
Вася Ряха, ожидающий привоза бочки с пивом, которое он продавал на разлив, коротавший время в прохладном помещении тети Маши , вторил ей в тему.
-И не говорите, дорогая Маня Георгиевна. Народ пошел , что я вас умоляю.
Вчера один фраер из приезжих даже на скандал пошел, шо удивительно.
-Нет, ну вы только подумайте, что когда трудовой человек стоит смирно за своей честной кружкой Жигулевского , он кидает мне гроши и требует двойную порцию.
-Ой Васечка, я уже наслышана за этого нахала, что просто нету слов.
А булочная на углу Торговой и Островидова, в которой продавали белые караваи и что это был за хлеб, так я вам скажу, что это таки был хлеб.
Продавщицей там стояла дочка Цили Островской , Раечка, так эта Раечка имела в себе центнер с гаком, а сколько того гака было, так это я вам скажу.
Однажды я увидел как Раечка присела на каравай , стоящий на подоконнике, так когда она встала, то там был блин , а не каравай, но те караваи пекли без современных улучшителей, разрыхрытелей и разных Е, и потому через некоторое время каравай поднялся , как будто на нем не сидела задница Раечки.
А магазинчик напротив булочной, в котором я увидел чудо радиостроения, транзисторный приемник Selga и как я был горд, показывая пацанам его, сделанного в Риге.
Какое то было время.
Моя бабушка Катя работала в галантерейной артели, где производилась всякая мелочь, необходимая в быту.
Расчески, гребни, кошельки из кожи, ремни, брючные и для часов, дамские сумочки и много чего еще.
Но пришел 59 й год и артели стали закрываться и сразу стали исчезать продукты и одежда из магазинов, а выручал только рынок.
Народ поскучнел, стали закрываться маленькие ресторанчики, работавшие на подряде у государства и бабушка решила посвятить себя целиком моему воспитанию.
Год до школы, и об этом отдельно.
Пока.