В своём развитии Россия пережила ряд этапов. Русь домонгольская – это, по выражению К.Маркса: «империя Рюриковичей», которые сменяли друг друга в соответствии со старшинством на киевском престоле. Русь Владимирская – это один из улусов Золотой Орды, после ослабления которой в 1480 г. возникла Московия Ивана III. С 1547 г. она стала Московским царством. Весь 17 век средневековой России наполнен бурными событиями Смуты, в связи с династическим кризисом, социальными потрясениями в царствование Алексея Михайловича: церковным расколом, Соляным и Медным бунтом, казацким мятежом Стеньки Разина.
Но уже с приходом к власти Фёдора Алексеевича начинается поворот страны к новому времени. Он выразился в отмене местничества – наиболее одиозного символа косности, чванства и карьеризма русского боярства. С Петра I, степень заслуг знатных людей перед царем и Отечеством стала определяться Табелем о рангах, а не местом близким к царю в Боярской думе или на царском пиру, из-за которого солидные бояре таскали друг друга за бороды. Пётр развернул высший класс России лицом к просвещенной Европе. При нем невежество знати сменилось модой на знания.
С эпохи просвещённого абсолютизма Екатерины II появляются первые образцы того, что впоследствии получило название «золотого века русской культуры». Но параллельно с частью европеизированной России продолжала существовать Россия традиционно-средневекового уклада жизни. Сословия крестьян, купцов, казаков, общины раскольников-староверов жили своим обиходом и уставом непохожим на жизнь благородного сословия.
Рознь сословий успешно выдержала испытания годиной наполеоновского нашествия. Такое единство, постфактум, уже при Николае I граф С.С.Уваров обосновал идеологией «православия, самодержавия, народности». Сделано это было ещё и в пику идеям декабристов, вознамерившихся республиканские порядки Великой Французской революции привнести в русскую действительность. С тех пор и пошло противостояние либеральных сил прогресса, видящих причину всех зол и неустройств в самодержавной власти царя и консерваторов, не без основания считающих, как и Александр I, что несвоевременное введение конституционных свобод, приведет лишь к развалу страны. Славянофилы, по сути своей консерваторы, подняли вопрос о «самобытности», якобы отодвинутой на задний план петровскими реформами по европеизации страны. Западники, наоборот, утверждали, что для развития России необходимо копировать порядки более просвещенной Европы.
Всё это, в конце концов, привело к 1917 году. Царскую власть ликвидировали, но в неподходящий момент – во время мировой войны. Свержением царя недальновидные представители буржуазии переоценили свои возможности, выпустив «из бутылки джина» русского бунта. Нашёлся «Пугачёв с университетским образованием», который умело из «искры» раздул пламя, бросив лозунг: «Грабь награбленное». В революционной терминологии это звучало как: «экспроприация экспроприаторов».
После зачистки враждебных классов «красным террором» во время гражданской войны в начале 20-х возникла новая Россия – советская и атеистическая. В ней вместо Бога стали почитать Партию и Вождей, портретами которых заменили иконы в домах. В Стране Советов всё было запросто. Исчезли их величества, высочества, сиятельства, светлости, высокопревосходительства, благородия, степенства – и появились граждане и товарищи. Все до единого превратились в трудящимися, так как в Конституции было записано: «Не трудящийся да не ест».
Вместо многих хозяев появился один – государство, которым, дабы не было ослабляющих разногласий из-за борьбы мнений, руководила одна партия. Её вожаки неустанно повторяли, что они за народ, среди которого выделяли его «лучшую» часть – пролетариат. С пролетариата рекомендовалось остальным брать пример во всём. Представителей рабочего класса, как «двадцатипятитысячников» посылали в деревню учить уму-разуму темных крестьян, ряды которых пришлось проредить раскулачиванием для «ликвидации последнего эксплуататорского класса». «Инженеры человеческих душ» должны были творить без «излишнего формализма» в литературе, музыке и искусстве в целом, чтобы «народ их понял».
Так и жили не тужили без буржуев и помещиков больше 70 лет, пока не обветшало советское государство СССР и «прорабы» не задумали косметический ремонт, превратившийся затем в «перестройку». Последняя, из-за «несогласия в верхах» обернулась «катастройкой» и в одну «распрекрасную» ночь все вдруг очутились в «другой стране», правда, со старым подзабытым названием Россия. «Руководящую и направляющую силу» запретили, а «общенародную собственность» поделили согласно ваучерам. Кто был смел, тот больше съел – «прихватизировал». «Униженным и оскорблённым» «мармеладовым» пришлось сокрушённо «после драки кулаками махать» и застрять в прежнем положении «гегемонов общества».
Вместе со свободой делать все, что заблагорассудится, пришла и неуверенность в завтрашнем дне. «Утро солнечного дня – завтра будет лучше, чем вчера» – осталось в прошлой несвободной жизни. Кто-то смог перестроиться на новый лад, а кто-то завис на «прежней волне», где прочное своей скудостью настоящее компенсировалось грёзами о прекрасном будущем.
«Прекрасное далёко не будь ко мне жестоко, жестоко не будь…» Так к старообрядцам-раскольникам в нашей жизни прибавились «совки» – бывшие советские люди. Сейчас спорят: хороший ли был строй – реальный социализм? Для души – может быть. Ведь «не хлебом единым жив человек». Для желудка – сплошные постные дни. Таковы особенности коммунистической веры. Как говорится: «По вере вашей да будет вам»…