В начало: http://www.proza.ru/2013/10/21/1692
Глава двадцатая
Через мгновение, так, во всяком случае, показалось Гастону, он почувствовал, что голова пуста и еще и гудит как медный колокол.
Первая мысль, что посетила её, растерянно взывала: - где я?
А вторая уже тоскливо звенела в пустоте: - откуда занесло первую – неужто из выносных мозгов?
В темноте послышался незнакомый – ясно только, что мужской - голос, который сначала невнятно доносился откуда-то издалека, а потом лавинообразно приблизился. Не сразу, только когда лавина обрушилась, стал разборчивее:
- … разве не предупреждал? Сколько вы ему вкололи канальи?!
В ответ слышалось невнятное бормотание, и снова голос гремел:
- Сколько?! От такой дозы с ним что угодно может случиться. Где ваши мозги? Он же не наркоман какой-нибудь… и даже не кофеман. Делайте что хотите, но если он откинет лапти, то вы, идиоты, их откинете раньше него!
Сквозь марево проступило белое пятно, ставшее вскоре лицом пожилого мужчины. Рядом покачивались ещё два, и в одном Гастон вскоре узнал давешнюю старушонку.
Она улыбнулась ему ласково по-матерински и сразу же помолодела лет на двадцать. А помолодев, вдруг взглянула из-под ресниц как женщина – пронзительно страстно, и поправила волосы. От этого движения у Гастона всё поплыло в глазах, и он не смог бы сейчас с уверенностью сказать: всё ли еще спит или ему просто мерещится. Ненадолго – всего-то на долю мгновения под белоснежной прядью мелькнуло острое эльфийское ухо, точно такое, какое он представлял себе и видел во снах.
- А, ты очнулся мой мальчик, - ласково сказал пожилой и тут же цыкнул на остальных: - Ну что уставились? Пошли прочь!
Те быстро ретировались, но Гастон успел заметить, что на эльфийской женщине-старушонке был уже не фирменный гостиничный передник, а черный облегающий костюм. И только тогда обнаружил, что сидит не на полу, а на стуле с колесиками и не в своём номере, а в какой-то просторной зале со светящимся потолком, белыми стенами и единственным креслом напротив.
В это кресло и опустился пожилой господин, сложив обе руки на золотой набалдашник трости, выполненный в виде головы льва.
Впрочем, от старика в нем были разве что тусклые, совершенно бесцветные глаза и надтреснутый голос. Кожа на лице гладкая, без единой морщинки, но как будто натянутая на угловатый каркас. Совершенно черные, без седины, волосы, уложенные в идеальный пробор, спускались сзади на воротник безупречно белого смокинга.
Он долго вглядывался в лицо Гастона с тщательностью доктора. Наконец сказал:
- Долго же ты шел ко мне, - и, так как реакции не последовало, добавил. - Я ждал тебя Гастон.
- Откуда ты знаешь меня?
- Как может отцовское сердце не признать родное дитя? – сказал, всё так же глядя прямо в глаза.
- Отец?...
- Да, я знаю, меня трудно узнать. Я изменился, постарел.
Гастону стало неловко оттого, что сыновье сердце не отозвалось на радостную весть.
- Вижу, что возмужал. Не бросаешься с объятиями. И, ты знаешь, мне это нравится, - в бесцветных глазах сверкнула слезинка. - Если б ты знал, сынок, как я рад твоему появлению. Мне так тебя не хватало.
- Но где же Сер Алкехим?..
- Не ищи его больше! Его нет… и в то же время он повсюду.
- Как это может быть?
- Это длинная история, мой мальчик. Может быть кофе? С сахаром?
- Да, спасибо. Сахар без кофе.
Длинный сухой палец коснулся кнопки вызова, а губы продолжили издавать звуки:
- Я как сейчас помню то время, когда я пришёл к нему. О, это были Темные Времена! Мир лежал в руинах. Вязкое зловонное болото безвременья. Ничто никуда не движется. Все стоит на месте и ничего не меняется. Голодные людишки изо дня в день выбиваются из сил, чтобы добыть свой кусок хлеба. Грязь, вонь и болезни выкашивают под корень деревни и целые народы. Банды разбойников рыскают по дорогам в поисках легкой добычи, а гордые маги, взирают на все это со стороны, словно зажиревшие ленивые вороны.
- Про вонь - это может быть, - нехотя согласился юноша. - Но вот про всё остальное я что-то не припомню.
- Не пе-ре-би-вать! - трость дробно зацокала об пол, но голос тут же смягчился: - когда отец говорит...
В дверь постучали. И вслед за вкатившимся кофейным столиком, появился широколицый мужчина крепкого телосложения. Хоть он был одет в строгий костюм, Гастон по всему признал в нем степняка-кочевника. Во всяком случае, именно такими – невысокими, на короткий кривых ногах - они представлялись ему, когда в детстве он слушал рассказы стариков. С каменным лицом кочевник подкатил тележку прямо к коленям гостя. На столике возвышался кофейник рядом с пузатой сахарницей доверху заваленной белыми и коричневыми кусочками сахара.
Слуга налил в чашечку кофе, повернулся к Гастону спиной и тихо спросил:
- Что-нибудь ещё Светлейший?
- Спасибо Чингиз.
Услышав это, степняк сделал пару шагов и встал за креслом хозяина. Гастон, не сводя с него глаз, спросил:
- И ты тоже пьешь эту…?
- Ну что ты. Я уже давно не пью, - прошамкали губы, а рука вяло подала знак слуге удалится. – Мне уже не к чему, а тебе в самый раз. Ты пей-пей – взбодришься.
Гастон потянулся и, выбрав из сахарницы кусочек белого цвета, захрустел.
- Так о чем это я?.. Ах да, ну так вот, моему учителю всё это безобразие разрывало сердце. Он не мог простить всем этим умникам того, что имея такую силу и мощь, они не хотят помочь людям. Очень долго он искал средство, и, в конце концов, нашел его. Lapis philosophorum – вот основа основ… Тебе интересно?
- Да, конечно.
- Так вот, чтобы приготовить эликсир мудрецов, нужно было накаливать философскую ртуть, пока она не превратится в красного льва. Дигерируя этого красного льва…
- Я слышал этот рецепт, - перебил ещё раз Гастон.
- Тебе понравилось? – надтреснутый голос лектора издал нечто похожее на смешок. - Я от души хохотал, когда сочинял эту белиберду. Теперь у меня этим занимается целый отдел. События происходили давно, а история творится здесь и сейчас вот этими мозгами. Надеюсь, ты не обижаешься на старика, за эту безобидную шутку?
- Шутку?
- Ну конечно! Я не стану с тобой вилять. На самом деле всё было совсем иначе. Те, кого называют теперь алхимиками, были дерзкими экспериментаторами. Они заложили основы химии, металлургии, открыли множество полезных веществ: лекарства, порох, селитру. А дальше процесс было уже не остановить. Люди из безмолвных рабов превратились в хозяев природы. Бесполезные вещи стали превращать в полезные товары. То, что лежало веками в земле стало приносить пользу: толкать машины, двигать корабли и поднимать в воздух аэропланы.
- Значит, теперь вы живое превращаете в неживое, - медленно проговорил юноша. - И как же вы посмели нарушить древние запреты?
- Узнаю голос старого ворчуна Клера. Запомни, мой мальчик, только нарушая запреты можно раздвигать границы. Только так можно двигать время вперед. Он этого так и не понял и поэтому остался в прошлом, а мы с тобой здесь в настоящем. И мы, а не он, будем приближать будущее.
- Мы?
- Конечно! Ты разве не хочешь стать частью великого дела?
- Нет, я пришел, чтобы забрать тебя домой.
- Мой дом теперь здесь. И надеюсь, что он станет и твоим.
- Не думаю.
- Но это же глупо, сынок. Нельзя все время держаться отживших традиций и жить в прошлом. Неужели ты не хочешь вступить в бурную реку прогресса, увлекающую всех в завтрашний день.
Некоторое время Гастон разглядывал ладони, лежащие на коленях, а потом, не отрываясь от столь интересного для себя занятия, тихо проговорил:
- Видел я ваши реки. Они никуда не текут.
- Что? Не понимаю о чем ты... Ну да ладно, я вижу – тебя не переубедить. Упрямый – весь в отца! Но услугу-то ты можешь мне оказать?
Гастон с надеждой поднял глаза.
- Я очень хочу побывать в нашей старой избушке. Проведать твою мать. Сколько лет уж её не видел?.. Наверно состарилась?.. Всего три дня, сын! Я мигом - туда и обратно.
- Так найди себе кого-нибудь, - вон у тебя сколько подручных, - и пойдем вместе.
- Не доверяю я им. Алчные людишки - мелкие душонки. За три дня тут такое наворотят! - потом сто лет не разгребешь, - и замолчал в ожидании ответа.
Но Гастон, не поднимал головы. Все с тем же упорством он продолжал изучать линии на руке, с той лишь разницей, что теперь все его внимание сосредоточилось на правой ладони. Раны от ожогов почти зажили, и было хорошо видно как та линия, что раньше благополучно упиралась в холм Солнца, теперь жадно карабкалась на холм Юпитера, а линия жизни вообще обрывалась в самом начале пути.
- Я, кажется, понимаю, в чем дело, - снова заговорил без пяти минут отпускник. - Ты боишься, что тебе понравится. Так?! И ты думаешь, что потом не сможешь уйти. Ну что ж, вот и будет тебе достойное испытание… Хозяйство у меня небольшое – всё под рукой. А сложного здесь ничего нет: будь всегда на виду, ходи с важным видом, и строгости побольше – народ это любит! Главное душу не раскрывай – не стоят они того.
Он поднялся, тяжело опираясь на трость. Под силой тяжести обвис на плечах смокинг, обвисла кожа на щеках и подбородке. Постояв так с минуту, точно ожидая вопросов или припоминая что-то, он сказал:
- Ну, вроде всё. Мой помощник Чингиз – ты его видел – одного тебя не оставит. Если что, обращайся к нему… Да, и не надо телячьих нежностей. Расстанемся как мужчины.
Когда дверь захлопнулась, Гастон наконец-то оторвал взгляд от ладони. Подумав, решил, что хиромантия обождет и встал.
Ноги чуть не подкосились. От долгого безделья они разучились держать тело, не говоря о том, чтобы ходить. Пришлось некоторое время постоять, упираясь обеими руками в подлокотники, прежде чем в ноги вернется сила. Осторожно ступая – ватность из ног ушла, но вместо нее за дело взялись сотни острых иголочек - Гастон подошел к окну.
Ждать долго не пришлось - из подъезда вышел лучезарный смокинг, Опираясь одним рукавом на трость, а за другой придерживаемый кривоногим слугой он направился, подволакивая правую брючину, вслед за своей тенью. На углу здания его ждал лимузин. Такой же белоснежный как его смокинг и такой же длинный как его тень.
«Наверное, чтобы им обоим хватило в нем места, подумал Гастон и тут же себя одернул: - Нельзя так непочтительно отзываться о старом человеке, тем более об отце».
Только когда и тень, и преследующий её смокинг исчезли в лимузине, Гастон позволил себе отвернуться от окна.
Осматривая комнату, он обратил внимание на нишу в дальней стене, неярко подсвеченную изнутри, с непонятным черным пятном посредине. Вблизи пятно оказалось чем-то вроде рычага. Схватившись за него рукой, любознательный юноша подергал его вниз, вверх - безрезультатно. Потянул на себя, и тот легко пошел.
В руке очутился короткий жезл. Покрутив его, юный маг обнаружил на его навершие пиктограмму. Разобрать полу стертое изображение было трудно, почти невозможно, если бы прерывистые линии не повторяли в точности то, что он неоднократно видел на своем медальоне. Гастон поднес жезл поближе к источнику света, чтобы вернее разглядеть символы, но тут вздрогнул.
Кривоногий слуга стоял за спиной и внимательно следил за действиями новоиспеченного босса. Когда он умудрился войти, так тихо подкрасться и как долго наблюдает, Гастону было невдомек. От смущения он не нашелся, что сказать. Попытался вернуть находку на место.
- Нет-нет, - поторопился остановить его движение слуга, - это теперь ваше. Носите с собой. Всюду! - и все двери перед вами откроются.
Голос его был на удивление мягок и тонок, что совсем не вязалось с мужественными, почти свирепыми, высушенными степным ветром, чертами лица.
- Если хотите, я могу вам устроить экскурсию, - продолжил он. - Показать, что тут у нас как… так сказать варится.
Гастон не был уверен, что хочет вникать в хитросплетения здешней кухни. За три дня все равно особенно ни в чем не разберешься. Да и остаться здесь он согласился вовсе не для того, чтобы взяться всерьез за руководство или что-то изменить.
С другой стороны брало засевшее с детства природное любопытство. Понять, чем так увлечен отец, что же здесь он выстраивал так долго и чем так дорожил, что даже смог позабыть родной дом. В этом стоило разобраться.
Он даже сделал решительный шаг и чуть не упал. Слабость еще сказывалась, и вынудила его, в конце концов, повременить с экскурсией.
У Чингиза это решение отчего-то вызвало явное разочарование. Он надвинул брови на глаза, как будто хотел скрыть их зловещий блеск. С таким видом он и удалился, но перед уходом ознакомил Гастона с секретами начальственного кабинета.
Оказалось, что к просторному кабинету прилегала спальня с душевой и всеми необходимыми и даже не очень необходимыми на первый взгляд удобствами. Например, зачем нужен такой большой унитаз, да еще и золотой, понять было невозможно.
Особенно поразила Гастона белоснежная ванна на львиных лапах. Лапы высокие и тоже поблескивали золотом, но самым поразительным явился её размер. В ней легко могли уместиться три, а то и четыре человека, причем не рядом, а строго в длину. Похоже, хозяин будуара не в чем себе не отказывал: любил протянуть ноги. Кровать в спальне оказалась тоже огромной. На что уж Гастону удалось за последнее время понасмотреться на всякие, и то от вида этакой громадины он даже икнул.
Как бы то ни было, на новом месте ему удалось выспаться. Разложив свой плащ рядом с кроватью, он мгновенно заснул, как провалился в колодец.
Наутро - посвежевший и отдохнувший - он решил не расстраивать своего свирепого помощника. Тот уже с самого рассвета выказывал нетерпение: заглядывал в дверь каждые тридцать минут. Как по часам. Интересовался, не нужно ли чего и в последний раз, хитро прищурившись, осведомился:
- Не пора ли размяться?
Гастон согласился, чем сумел вызвать улыбку на ширококруглом лице помощника. Улыбка у него была запоминающейся – чем-то походила на треснувший по шву кожаный мяч.
В коридоре было шумно. Люди с деловым видом сновали туда-сюда, хлопали дверьми. Никто не удивлялся странному одеянию мага, напротив, все без исключения, проходя мимо, почтительно кивали, а некоторые даже подобострастно кланялись.
Гастон и не думал изображать из себя важную птицу. И хоть со стороны могло показаться, что он старательно исполняет возложенные на него обязанности, на самом деле мысли у него были заняты совсем иным.
- Тут ничего интересного, - пояснил Чингиз и повел к лифту.
- Мы же размяться, - сказал Гастон, когда двери кабины раскрылись.
Проводник поджал губы, но возражать не стал.
Из-за одной из дверей с табличкой «136/1П» отчетливо тянуло знакомым запахом. Чингиз хотел проследовать далее, но его спутник остановился.
- Любите кофе? – поинтересовался Чингиз.
- Терпеть не могу.
- Да ну? - удивился степняк и, взявшись за ручку, сказал: – Тогда вам будет любопытно.
В просторной лаборатории суетилось всё и вся. Вдоль рядов клеток торопливо передвигались люди в халатах. После того как они, открыв дверцу и выловив мышь, совершали свои манипуляции, к общей суете присоединялись и их подопечные. Мыши начинали копошиться и прыгать на прутья.
Только один человек не проявлял видимых признаков суетливости. Он стоял справа от двери, возле кофейного автомата. Когда вошел Гастон в сопровождении степняка, чашка в его руках дрогнула, и он в два шага подскочил к посетителям.
- А, доктор Парацельс. Как кстати, как кстати, - сказал Чингиз. – Просветите-ка насчет ваших дел. Вот, наш новый временно исполняющий обязанности Светлейшего интересуется.
- С огромным удовольствием, - доктор поставил чашку на крышку кофейного автомата и пригласил: - Пройдемте?.. Как вы видите, мы тут - в нашей лаборатории – изучаем, так сказать, позитивное влияние кофеина. Мыши, как вы понимаете, кофе не пьют, ха-ха, и поэтому лаборанты вводят им дозу внутримышечно. Само собой, соразмерные их весу. И только потом мы отслеживаем позитивные изменения…
- Давайте ближе к делу, - перебил его Чингиз.
- Само собой, само собой. Ну, про бодрящий эффект наверное все знают не понаслышке, – говорил Парацельс какой-то невообразимо прыгающей скороговоркой, а, разгоняясь, начинал выплевывать слова с прямо-таки умопомрачительной скоростью. - Знаете, почему это происходит? Кофеин улучшает кровоснабжение мозга и активизирует кратковременную память, что, как вы понимаете, помогает принимать оперативные решения и повышает работоспособность. Кроме того благодаря своему тонизирующему действию он помогает справиться со стрессом, побороть апатию, вялость и сонливость.
Он подошел к одной из клеток и, сложив руки на груди, сказал:
- Между прочим, вы знаете, какой продукт в мире продается лучше всего, само собой после нефти. Не знаете? Ха! Само собой кофе. И этому, так сказать, есть множество причин, - он махнул головой в сторону клетки. - Вон, видали что выделывает! И это без всяких таких видимых причин.
- Но это же… - попытался высказаться по этому поводу юный экскурсант.
- Знаю-знаю, что вы мне хотите возразить, - нежно улыбаясь, продолжил тараторить доктор. – Все эти споры идут уже много-много лет. Еще в восемнадцатом веке чтобы решить этот спор, Густав III приказал заменить смертную казнь двух братьев-близнецов по фамилии Цельс – одной на двоих как вы понимаете - пожизненным заключением. Знаете эту историю? Вот и отлично. Этот, так сказать, Густав был даже не ученый, а так - шведский король. Так вот, он решил создать братьям одинаково неплохие условия и одному из них давать ежедневно большую порцию кофе, а другому - такую же, но только чая. Представляете? А наблюдать за братьями приставил двух лейб-медиков, которые должны были констатировать смерть обреченных. Шли, шли годы, много лет прошло. Короче, первым умер один из лекарей, ха-ха, от старости, затем второй, в какой-то там битве, уже точно не помню какой, убили умницу Густава. К тому времени уже прошло лет тридцать, но близнецы продолжали систематически, так сказать, употреблять: один - пить чай; а второй так и не отказался от «дурной» привычки пить кофе. Каково! А?!
- Поучительно, - похвалил Чингиз.
- Еще бы! И это вам не шутки. Это, между прочим, подтверждают наши последние исследования. Почти уже пятнадцать лет мы тут наблюдаем за нашей модельной группой и пришли к выводу, что кофе стопроцентно снижает смертность. Да-да! Те мыши, которым ежедневно вводили кофеин, - и заметьте небольшую дозу, соответствующую двум чашкам для человека, - жили на десять-двадцать процентов дольше тех, что не пили вообще. Ну, в смысле, которым ничего не вводили. Сейчас мы собираемся, как вы понимаете, повысить дозу, но к каким бы мы там не пришли результатам, уже сейчас всем понятно: регулярное потребление кофеина повышает продолжительность жизни…
- Наверное, достаточно? – спросил Чингиз, повернувшись к своему спутнику. И, удовлетворившись полученным вместо ответа неопределенным пожатием плеч, сказал: – Спасибо Парацельс, нам пора.
- Понимаю-понимаю, важные дела… Кстати, всего две чашки кофе в день способны защитить человека от многих болезней, да-да, от сахарного диабета, болезни Альцгеймера, цирроза печени и болезни Паркинсона, - провожая гостей, продолжал делиться информацией неутомимый лектор, – ой, чуть не забыл, ещё снижает риск заболеть раком, вероятность депрессий, стимулирует работу сердца и активизирует обмен веществ. Да ещё и положительно влияет на работу легких, повышает выносливость, а кроме того…
- Хватит, доктор, - сказал, остановившись у входной двери, Чингиз и довольно-таки строго.
Парацельс замолчал, но когда посетители уже вышли, он шлепнул себя по лбу и, высунувшись по пояс в дверь, полушепотом крикнул вдогонку:
- А если пить кофе без сахара, то можно ещё и избежать кариеса!
Гастон не проронил ни слова до конца коридора, а когда они повернули за угол и оказались в таком же длинном коридоре, на него буквально набросилась импозантная дама в летах в солнцезащитных очках «кошачий глаз» и с остатками былой красоты на лице.
- Именно так я вас себе и представляла, - она подхватила Гастона под руку. – Да, я как вас увидела, так сразу полюбила всем сердцем, нет, еще раньше, и поняла как вы добры, честны и благородны, - юноша попытался высвободиться, но у него ничего не получилось. – Вы же не заставите бедную женщины страдать?
- А это наша Афродита, - представил даму Чингиз и тут же обратился к ней: - милая моя, давайте может в другой раз, а?
- Знаю я ваши другие разы, - отмахнулась от него капризная Афродита. - Выслушать несчастную женщину им некогда. А женщине ведь так мало нужно: чтобы послушали, ну хоть самую малость, поняли, - после этих слов её глаза увлажнились, она томно вздохнула и сказала на выдохе: - и профинансировали.
У Чингиза неожиданно обнаружились какие-то неотложные дела, и он бросил Гастона на растерзание Афродите.
- Ну скажите мне как? - увлекая за собой, верещала она. – Как можно работать в таких условиях? Убыль подопытного материала, что не день так сотню-другую долой. И ведь никто не признается, куда девались мои бедные мышки. А оборудование! – это же одно недоразумение. Людям стыдно показывать – засмеют. Не верите? Сами посмотрите…
Внутри лаборатория, куда затянула настойчивая дама растерянного юношу мало чем отличалась от предыдущей. Ряды клеток, суетливые лаборанты; и всё оборудование на вид точно такое же.
- А вы занимаетесь тем же чем Парацельс? - спросил Гастон.
- Ха! Обижаете. Между нами, то, чем занимается этот ваш Парацельс полная лабуда – вчерашний день! А вот то, что делаем мы, милый мой ВРИО, вот это по-настоящему самое нужное и самое важное направление на сегодняшний день.
- Да?
- Да! Воспитанием потребностей – вот чем мы тут занимаемся.
Она подвела Гастона к первому ряду клеток.
- Только человек, ничегошеньки не понимающий, спросит: зачем это? А вы, мой милейший ВРИО, можете собственными глазами видеть эволюцию потребностей. Вот, к примеру, этот экземпляр из первых ещё не мутировавших выводков. Мечется бедненькая моя. Когда первый голод удовлетворен, мои мышки испытывают жесточайший стресс от невозможности съесть всё. Пытаются, конечно, делать запасы, но это, как вы догадываетесь, не входит в наши планы.
- А что входит в ваши планы?
- Вы, наверное, подумали, что нам важно, чтобы мышка сделала правильный выбор? Ха-ха, вот и ошиблись! Для целей эксперимента это не имеет никакого значения. Изобилие, мой милейший ВРИО, стимулирует желание попробовать всё. А попробовав, согласитесь, трудно уже от чего-нибудь отказаться.
- Не называйте меня этим «ВРИО», - сказал Гастон.
- Как хотите, как хотите, милейший мой в…
Хозяйка повела дальше. У следующего ряда они остановились. Здесь в отличие от предыдущих клеток, уже бегали все больше серые мыши.
- У мышек совсем не развито зрение, поэтому картинки им показывать без толку. Они же мыши - не такие понятливые как люди. Зато у мышей очень развито обоняние и слуховое восприятие. Так что мы используем эти сенсоры на полную катушку. Конечно, рано или поздно случаются сбои, но тут нам на помощь приходит старый добрый естественный отбор. Страх – это самое сильное из чувств, а страх того что тебе не хватит и достанется кому-то другому, делает наших подопечных весьма адекватными. Встречались, конечно, и такие, что не хотели бороться, - естественно так сказать эволюционировать! Но этих вы здесь не ищите, - скрещиванию они не подлежат. Вас что-то смущает?
- Но почему…?
- Почему мыши? – расхохоталась она. - Вы знаете, милейший мой, что геном мыши почти не отличается от человеческого? Так что Musmusculus domesticus это самое подходящее из подопытных животных. Кроме того высокая скорость размножения. Всего-то два-три месяца и новый выводок. Разве не подарок?
- А почему вначале они разных цветов, а здесь все серые?
- О, вы заметили? Мы это называем инбридингом. Всего-то после двух десятков поколений скрещивания получается линия, в которой все особи генетически однородны и сходны друг с другом, как однояйцовые близнецы. Что-то ещё?
- Да! Как называется ваше заведение?
- Вы имеете в виду ваше заведение? Хм, оказывается это тайна и от вас. У нас тут некоторые умники придумали между собой называть так: «Институтом психологии серых мышей», но мне больше нравится «Академия воспитания чувств». Правда, романтично?
На следующем уровне высокий сухой мужчина в очках-консервах ответил на тот же вопрос иначе:
- Так это, насколько я знаю, у нас тут фабрика по изготовлению зеркал. Только не таких, какие у вас там в туалете висят, а высокоточных – такие идут для телескопов.
Ещё двумя уровнями выше господин с нервным тиком глаза, стоя на фоне подвижной строки и дрыгающихся на экранах в такт тикам его глаза линий, ответственно заявил, что это уважаемая инвестиционная компания с мировым именем.
Если бы не эти по всему видно досадные для Чингиза остановки, экскурсия бы походила на соревнование по бегу трусцой. Гастон поспевал за немногословным экскурсоводом по коридорам, запутанным переходам и длинным лестницам. Везде было примерно одно и то же: череда дверей и суетливые лица. Правда, чем выше они забирались, тем реже встречались белые халаты и чаще строгие костюмы, однако лица и у тех и у других были одинаково озабоченные.
Так они и мчались с этажа на этаж, пока лестничные пролеты не закончились. По длинному коридору пронеслись до тупика. Чингиз полез в папку и внимательно стал изучать какой-то документ.
Гастон от нечего делать озирался по сторонам. Особенно приложить глаз было не к чему: две стены и переплетающиеся черные канаты вдоль них. Разве что…
Да, в темном углу, куда сходились все эти толстенные провода, прятался еле заметный проход. Подойдя поближе, он увидел в глубине узкие ступени винтовой лестницы, завивающиеся и теряющиеся в темноте наверху.
- А туда ходить не положено, - сказал, оторвавшись от своих бумаг, Чингиз.
- И даже мне?
- Никому. И особенно вам! Запретная зона, - Чингиз изобразил извиняющуюся улыбку: - Я вам больше не нужен?
Спросил и, не дожидаясь ответа, быстрой походкой степняка исчез за поворотом.
_______________
Последняя глава:http://www.proza.ru/2013/11/06/703
...