Ушаков

               
Разуй глаза да присмотрись,
Да не под ноги,  гляди выше,
Получишь от затеи шишь!
Коль обещаний много слышишь,
Да и подумай, наконец:
Ведется за тобою слежка
И ждет тебя плохой конец,
В руках властителей ты пешка.
           Ранним утром третьего дня  после проведения па-нихиды Мирович  посетил своего побратима  Аполлона Уша-кова в его скромной комнатушке на Караванной, в той части ее, где Садовая дорога, ведущая от Летнего дворца импера-трицы Елизаветы у Невской перспективы, заканчивалась.
-Ты, братец, забыл, что мы наметили с тобой на сегодня совершить поездку в Шлиссельбург! – сказал Мирович, запол-няя собой часть жизненного пространства комнатушки
- Я мигом соберусь! – ответствовал Аполлон, быстро натягивая партикулярное платье, как
 и было условлено.
В таком же одеянии был и Мирович. По одежде их мож-но было признать за студентов.
А далее, в наемной кибитке, обтянутой кожей, испытав-шей на себе все виды метеорологического воздействия, обла-дающей только одним преимуществом – мизерной оплатой за эксплуатацию, Мирович и Ушаков направлялись в Шлиссель-бург. Качество рессор и состояние дороги  долго будут  еще после окончания поездки помнить зады офицеров. Это не ме-шало им вести «непринужденную» беседу. До ямщика, сидев-шего снаружи на облучке не долетало ни слова, так что опа-саться того, что разговор их будет кем-то услышан, не стоило.
- Когда начнем? – спросил Ушаков приятеля.
- Полагаю, это произойдет на третий или пятый день по-сле того, как Ея Величество отправится в Лифляндию… При-шлось кое-что изменить в плане действий… Что касается ме-ня, то тут ничего нового. Я  арестовываю коменданта крепости и тех офицеров, которые откажутся повиноваться мне. Всякое перемещение внутри крепости прекращается. Никто до твоего, Аполлон, прибытия не будет вылущен из крепости и не войдет в нее. Остальное будет зависеть от того, как ты сыграешь роль Её Императорского величества ордонанса, прибывшего в крепость для доставки коменданта крепости, арестованного мною, и освобожденного императора в Сенат. Естественно, ни я, ни ты не показываем вида, что знакомы друг с другом.. Я передаю под твою охрану императора… Ты приказываешь мне сопровождать его – вот и всё… А там надежда на Бога и везение.
- Мой мундир, - пожаловался Аполлон, - не слишком со-ответствует роли, возлагаемой на меня…
- Ты должен сшить новый мундир, поскольку превра-тишься из поручика Ушакова в штабного обер-офицера, пол-ковника Арсеньева…
 - Хорошо,  я сделаю всё, что ты говоришь ,-перебил Ми-ровича Аполлон, - а далее  то, что?..
- А далее… всё в руце  божьей… Или пан, или про-пал!Сейчас тебе предстоит познакомиться с местом тем, где действа происходить будут, так сказать, производится реко-гносцировка! Ты должен хорошо знать, куда причалена будет шлюпка, доставившая ордонанса Арсеньева и место, где буду ожидать тебя.
Далее между приятелями пошел разговор о том, что не является темой этого повествования. Офицеры благополучно прибыли в Рыбачью слободу, для того якобы, чтобы купить свежей рыбы. Здесь они  наняли лодку и плыли по Неве чуть в стороне от крепости, но в отдалении, позволявшем произво-дить осмотр её.
Потом  ели рыбацкую уху из ершей и окуней, купили копченого сига.  Близился вечер, пора была отправляться назад. На западе небо было чистым, солнечный диск медленно опускался к линии  горизонта,  а на востоке клубились тучи и погромыхивало. Воздух чуть  посерел и словно тяжелее стал. Потяжелел.  Парило. Следовало ожидать дождя.  И вдруг с южной стороны, куда офицерам ехать следовало,  возникло оранжевое зарево, такое, какое бывает во время лесного пожа-ра. Но запаха гари не чувствовалось. Такого офицерам видеть ещё не доводилось. Подспудно страх проникал в душу. Что это могло быть?  Прошло совсем немного времени, как  из во-ды Ладоги сталп появляться  окружность большого диска. Медного  цвета месяц всплывал из водной пучины.
«Не к добру!»  - решили приятели.
25 мая ранним утром, когда Мирович складывал необхо-димые вещи в офицерский чемодан,  перед тем, как отправиться  на очередное дежурство в крепость, к нему прибежал  взволнованный Аполлон Ушаков.
- Ты знаешь … это… меня направляют сопровождать во-енную казну в Смоленск  - с порога крикнул он.
- Какую казну?..  При чем тут Смоленск?..   перебил его Мирович.
- Мне велено сопровождать деньги, выделенные военной коллегией для Смоленского гарнизона.
-Когда?
- Через два часа.
 Это заявление было столь  неожиданным, что Василий с подозрением посмотрел прямо в лицо приятелю, пытаясь про-честь мысли того. Не пытается ли тот таким образом выйти из опасной игры?  Но кроме растерянности  на круглом лице со вздернутой верхней губой ничего  не было заметно.
- А не врешь ли ты, братец?.. начал было говорить Миро-вич, но Аполлон  прервал  его словами:
- Истинный крест! Мне…. это…  самому непонятно, по-чему выбор выпал на меня? Ведь  мой полк не входит в состав пехотного корпуса  генерал-аншефа князя Волконского, рас-квартированного в Смоленске. На вот, посмотри на приказ и выписанную подорожную…
Быстро окинув взглядом протянутые документы, Миро-вич понял, что Аполлон не врал, сообщая о предстоящей по-ездке, отдаляющей время  исполнения намеченного ими, обо-ими, плана.
 - Я и прибежал к тебе, чтобы предупредить и  посовето-ваться… - продолжал говорить поручик, -   Уже и камзол штабс-офицерский новый пошил, его временно  пришлось припрятать у знакомого  мне попа… и наизусть выучил «указ». Что теперь мне делать, скажи?
- Подчиниться приказу, явиться, как тут указано, в воен-ную коллегию. Я надеюсь, что  к нужному нам моменту ты вернешься! Только не задерживайся, поспешай!
Друзья обнялись на прощанье, не зная, что в этой жизни им увидеться более не суждено. Мирович отправился в Шлис-сельбургскую крепость, а Ушаков в военной кибитке, крытой рогожей – в Смоленск. В такой же кибитке чуть позади ехал фурьер того же великолуцкого полка  Григорий Новичков ( фурьер -  интендант тех дальних времен, что-то вроде нынеш-него прапорщика, только с большим объемом работ и прав, соответственно)), при нем солидная сумма – пятнадцать тысяч рублей серебром. .
Первый крупный пункт на пути движения был городок Порхов на реке Шелоне. Любой путь, без оружия или с ним таил и прежде немало опасностей..  Недаром в старину перед поездкой присаживались  на короткое время, мысленно вверяя судьбу свою в руки святого Николая-угодника, да на своего ангела-хранителя. Присаживался ли Аполлон Ушаков, тем бо-лее, молился ли он – мне не ведомо? Кстати, беспокоиться о душе своей ему уже и не следовало, по ней уже панихида  со-стояла, а тень её уже где-то  на опасном пути пробиралась ми-мо аспида, льва клыкастого,  василиска и иных тварей  неве-домых, так и ищущих случая, чтобы  наброситься на нее и рас-терзать  в клочья. Верст семьдесят лошадки отмахали, как вдруг тело поручика, без всякой на то причины, подверглось атаке болезни. Ломота во всем теле, живот от боли свело, жар появился. Последние двадцать верст до Порхова поручик про-вел, страдая отболи и временами испуская стоны.  Но, слава Богу, живым в город добрался… Тут поручик Ушаков пись-менный рапорт о болезни  подал командиру расквартирован-ного в Порхове Новгородского драгунского полка генерал- майору Патрикееву. Тот естественно, соответственно воин-скому уставу, рапорт принял, лекаря полкового вызвал, дабы тот освидетельствовал хворого офицера. Постукал по телу больного лекарь, живот помял, послушал через трубку, стето-скопом, называемую,  и изрек: «Болезни у поручика не усмат-риваю… состояние позволяет продолжить движение!
И поехал далее Аполлон, телом в кибитке мучаясь, и ду-шою в хвором теле страдая…
Правда, осилить путь до конца ему не пришлось. Пони-мая, что ехать дальше не в мочь, Ушаков вынужден был при-казать фурьеру Новичкову далее в Смоленск ехать одному, а сам в селе Княжей Порховского уезда в одной из изб остано-вился. Новичков выполнил приказ: до Смоленска добрался, деньги  под расписку сдал и, налегке, двинулся назад, полагая застать больного поручика в селе Княжей…
Но по приезду поручика тут не нашел. Хозяин избы, в которой останавливался Ушаков, сообщил, что офицеру по-легчало и он в Санкт-Петербург отравился в кибитке. Григо-рий Новичков бросился его догонять… но… никаких следов больного не находил…. Только в селе Опоках, что недалече от  Порхова находится, на той же реке Шелоне, местные мужики рассказали ему, что шестого июня в реке Шелоне найдена бы-ла кибитка, обитая рогожей. А в кибитке той – подушка, шля-па офицерская, шпага с золотым темляком, рубашка и девять рублей денег. Потом уже приплыло тело офицерское, которое и было зарыто в земле безо всяких церковных обрядов. Осмот-рев найденные вещи, Новичков признал их, как принадлежав-шие Аполлону Ушакову. Ушел из жизни Ушаков, а следов темных, скорее всего, зловещих много осталось. Куда, скажем, пара коней, запряженных в кибитку, делась?  Сами выпряглись и сбежали? А если их сам Ушаков выпряг вблизи берега, то как кибитка в реке оказалась? Говорили, что утонул в реке офицер, купаясь. Странно, однако, что сняв рубашку, он в камзоле, штанах и в сапогах в воду полез… Может грабители напали, да всё так устроили?.. Но грабители денег бы не забыли!.. Почему анатомии с телом прапорщика не проводилось, как тому обстоятельства требовали? Ограничились осмотром лекаря?  Лекарь оказался дотошным, осматривая мертвое тело, заметил рану глубокую на голове и о том в протоколе указал… И этому в военной коллегии никакого значения не придали – расследования не производилось. Все обстоятельства к мысли к тому приводили, что смерть не была  случайной. Имело место задуманное и  проведенное убийство!  А кто его заказал? Какие враги могли быть у простого пехотного офицера?.  Кро-ме «повествования» фурьера Новичкова, ничего нет… А не приложил ли руку к тому сам фурьер? За какие, скажем, заслу-ги, Григорий Новичков через полтора месяца, перескочив че-рез два звания, сразу стал прапорщиком, по тем временам пер-вый офицерский чин получив?
Ответа на все эти вопросы то время не дало. Ушла еще одна фигура с игральной доски, не понятно, какую роль играя! Только по званию он простой пешкой не был!..
Верить можно себе, да и то не всегда…
То ль расчет произведен неточный,
То ли время не то, то ль иная среда,
То ли путь изначально порочный…
Ну, а если расчет кто-то сделал иной.
Не известно, какой была мера?..
И проходишь ты путь своей жизни земной,
И уходишь в сомненьях, без веры.
«Во блаженном успении вечный покой подаждь» –только и следовало сказать в адрес погибшего.