Как в баню не приду, так обязательно кто ни будь спросит.
- А чего это у тебя на шее гильза висит, на паять?
На память, ещё на какую. Специально и ношу, что бы помнить.
***
Дело было а армии. Служил во Владивостоке. Отдельная рота по охране и сопровождению воинских грузов. Разные грузы были, но это секрет. А так рутина. Выдадут СКСы (самозарядный карабин Симонова) – наше штатное оружие , патроны, документы, провиант и немного денег. Посадят в теплушку, прицепят к ней несколько вагонов с грузом и поехали. До станции маневровый тепловозик дотащит, а там в состав прицепят и в перёд. Может неделя может две, а то и месяц. Едем вчетвером. Я старший – начальник караула. Романтика, всю страну вдоль и по поперёк изъездили. Но служба всё таки и оружие у нас боевое и право применять имеется. Что бы ни кто не покусился на военный секретный груз. И не украл чего ни будь.
И вот как то едем по Сибири. Зима. Морозы страшные. В теплушке печь – буржуйка. Топим и в принципе жить можно. Но стоянки нет и нет. Уголь кончился, дрова кончились. Теплушка начинает остывать, а мы всё едем и едем. Покидали в печь кашу в брикетах. И вскоре жечь стало не чего. Сели вокруг печки, обняли её и сидим вместе с ней остываем. Даже страшно. Но вот наконец станция. Притормозили. Спрашиваю обходчика:
- Стоять то долго будем?
- Нет, минут десять.
Понятно, что угля или дров не набрать. Тогда принимаю решение с нарушением караульной службы. Забираем оружие, закрываем теплушку и ходу к машинистам. Есть два локомотива, один смотрит в перёд, второй на зад. Вот мы во второй и залезли. Электропечь работает. Тепло! Пришёл машинист. Я ему объяснил ситуацию, и он махнул рукой – езжайте до крупной станции. Едем. Парни мои в тепле разморились и спать, а я не посту то не стою, не положено, поэтому высыпаюсь. Дай думаю, подежурю, оружие с нами всё же. Сижу, парни спят. А машинист взад на зад, взад на зад. Чего ему надо? А ведь Сибирь, места совсем глухие. Я на всякий случай патроны в магазин снарядил, но досылать в ствол не стал. Мало ли что этому машинисту надо. И забыл. А у карабина магазин не отстёгивается. Это у автомата рожок отстегнул, затвор передёрнул и всё - понятно, что оружие не опасно.
Наступило утро. Прибыли на большую станцию. Вернулись в промёрзшую теплушку, повесили карабины не место (четыре гвоздя в стене). Натискали угля, разломали какой то забор на дрова. Затопили печь, сварили гречневой каши с тушенкой. И жизнь наладилась. Поезд тронулся. Я сижу на скамейке доедаю кашу, а боец Гена Боярчуков уже поел и ему хорошо от этого. Ходит по теплушке и приплясывает. Скучно ему. Подходит к стене на которой висят карабины и первый попавшийся хвать. Я не реагирую т.к. есть не писаный закон – на стене висит только разряженное оружие – от греха. Заряжаем только непосредственно перед выходом на пост. Гена, пританцовывая, ставит карабин на пол и ногой затвор клац. Я сижу, ем кашу. Гена вскидывает карабин и целит мне в лоб. Вот оно чёрное отверстие прямо перед глазами. Поезд на ходу, качает, и Гена со стволом в руках качается. Я не реагирую - не напугать целого сержанта пустым карабином! Бабах! Пуля пролетела так близко от моей головы, что я почувствовал как подлетели волосы. Гена карабин выронил и стоит белый как стена. А со мной как то странно всё было. Ну выстрел и выстрел, не попал ведь. А потом началась настоящая тихая истерика. Руки трясутся, ноги не слушаются. Сутки продолжалось. Сам виноват.
Пока в армии дослуживал, всем эту гильзу показывал. Мол не балуйтесь с оружием, вот аргумент! А теперь просто на память.