Первое приобщение к Богу

Влада Эмет
    “Бабушка! Какая у меня сегодня радость!” – прямо с порога, вернувшись из школы, весело защебетала Мариша. – “Я сегодня самая первая в классе сочинила  маленький рассказ. Нам дали задание описать интересный случай, произошедший с нами, когда мы были маленькими. Тема - «Открытие мира». Название рассказа мы придумывали сами.  Когда я ходила в детский сад, там с нами часто  происходили всякие смешные и курьёзные истории. Вот я и описала один такой случай. Он мне  больше всех запомнился. Мою тетрадь учительница успела проверить, поставила  «пятёрку», при этом очень хвалила, сказала, что «видит меня в этой ситуации».  Когда тетради раздадут, я, бабушка, дам тебе почитать”.

     Глаза Маришки лучатся радостью, щёчки зарделись румянцем. Непоседа моя внучка. Всё что-нибудь мастерит, всё что-нибудь сочиняет. Тихо радуюсь за неё. Тихо - чтоб не возгордилась, в их возрасте  голова может вскружиться быстро.

      “Бабушка, а ты в детский сад ходила? Были в ваше время детские сады? Расскажи что-нибудь. Представь, что  ты вспоминаешь  историю из тех времён” - зачастила Мариша, едва успевая внятно выговаривать слова.

      “О, давно это было, когда я ходила в детский сад! Когда я была маленькой, тогда почти все дети посещали детские сады и ясли. Сейчас и жизнь совсем другая, и дети какие-то более  продвинутые что ли. У каждого мобильный телефон, в компьютере разбираетесь…  Даже космос освоен и стал подзабываться как открытие. В космос слетать стало, как за грибами в ближний лес сходить. Месяцами там работают космонавты. Чудеса!  То, чему мы удивлялись, для вас уже и интереса  не представляет, потому что известно всё это вам чуть не с пелёнок.   Разве удивит тебя сейчас черепаха, к примеру, или груша, простая  жёлтая груша?..  А вспомнить, конечно, есть что. Я часто вспоминаю наше пытливое детство. Ну вот, например, был такой случай.

     Летом, мерно приближавшимся к осени, примерно в середине прошлого века, гуляли мы  во дворе детского сада. Нас было шестеро: я, Галя Порушкова, Валя Шик, Витя Перцев, Люба Шахова и Люся Торова. Мы посещали одну группу, были очень дружны. В наши головы  постоянно врывались всякие детские “вселенские” идеи, мы экспериментировали, проводили опыты, вели между собой нескончаемые беседы. Разумеется, чаще всего всё это происходило втайне от воспитателя и других, менее озабоченных освоением устройства мира детей.

     Вот и сегодня – ну, тогда, - собрались и, спрятавшись за верандой, решили выслушать Галю Порушкову. Надеялись, что там-то мы в полной изолированности от остальных, особенно взрослых. Она обещала  открыть нам тайну из тайн, самой что ни на есть вселенской важности.

     Встав за верандой плечом к плечу тесным кружком, мы дали слово Гале. Галя сказала, что хочет сегодня сообщить нам нечто тайное и личное, а именно: впервые  приобщить нас к Богу. Валя Шик разочарованно вздохнула, сказав, что про Боженьку мы все слышали и без неё, и вряд ли Галя Порушкова сможет сообщить нам что-то такое, что действительно так уж сильно заинтересовало бы нас. Витя Перцев иронично решил уточнить, не о том ли старичке – божьем одуванчике с длинной белоснежной бородой идёт речь, который, как пушок, весь в белом, сидит на белом облаке и, катаясь на нём по небу, беззаботно болтает ножками. Витя однажды приносил в садик какой-то журнал, который он показывал нам тоже под большим секретом. Может быть это «Огонёк», а может «Крокодил», - были раньше такие журналы, - и, действительно, была там такая картинка, под которой, как сказал Витя, что-то о Боге написано, но читать никто из нас тогда ещё не умел, даже сам Витя. Мы тогда все дружно смеялись, какой потешный, как нам показалось, был нарисован Бог, с блестящим, как лучи солнца, кольцом на голове. С тех самых пор маломальское понятие о Боге мы имели, оно было именно такое.

     Галя всем своим видом выразила недовольство нами и нашим непочтительным поведением, очень строго шикнула на нас, а мы, устыдившись, замолчали. Ещё некоторое время после этого Галя разгорячённо говорила об уважении к ближним, о происках злобствующих атеистов, которые мало что знают об этом вопросе, и о каре небесной за непослушание и непочтение. Мы решили, что Галя даёт нам понять, что, судя по нашему постыдному поведению, это мы и есть те, кого Галя называла нехорошими словами «злобствующие атеисты». Правда никто из нас таких слов до сих пор ни разу, нигде, ни от кого не слышал, а уж тем более и знать не знали, что это за злобствующие атеисты. Злобствующими атеистами мы быть не хотели,  хоть даже и не представляли, как они выглядят. На всякий случай мы выпрямились, опустив головы на грудь, а руки расположив по швам, выразили свою страстную готовность  к  безоговорочному послушанию.

     Мне, однако, как впрочем, и другим ребятам, не понравились злобные  карательные возможности такого совсем, казалось бы, безобидного с виду пушка-старичка. Я не представляла,  как это недосягаемый, находящийся далеко-далеко  старичок может конкретно меня или моих друзей наказать. Если поставить в угол, так это может сделать воспитательница, ну, в крайнем случае, няня. В самом крайнем случае – заведующая детским садом. Она всегда прибегала, когда требовалось её начальственное веское слово. Так зачем же убелённому сединой старичку, который видимо намного главнее заведующей,  лично спускаться для этого с небес? Или мы уж до того плохи своим поведением, что без него совсем никак не разобраться? Ничего такого крупного, да и более ли менее мелкого шаловства или хулиганства, за нами в нашей памяти не числилось,  либо мы не могли  припомнить. Других детей карами Гале также напугать не удалось, видимо мы ещё были слишком малы, чтобы пугаться некой сказочной абстракции.

     Галя, скорёхонько уловив наш настрой, срочно поменяла свою тактику воздействия на нас. Она стала перечислять прелести оборотной стороны мифического для нас существа – Бога. Он, оказывается, не только карает, но и щедро милует. Слово щедро Галя повторила нам несколько раз, выделяя его особой интонацией. Стоит нам чего-то искренне захотеть и очень попросить Бога исполнить нашу просьбу, горячо уверяла нас Галя, как это что-то тут же и появится, вот такой он, Бог, щедрый.

     Галя стала допытываться, чего бы мы хотели вот сейчас же, прямо тут. Мы поудивлялись,  ранее  даже не подозревая  о таких грандиозных возможностях простоватого, чудаковатого старичка, каждый из нас начал представлять себе в уме, как только умел, картины безграничной роскоши, вот-вот готовой  свалиться не только на наши головы, но и прямо нам в  руки. Один из нас представил бо-о-льшой, сладчайший бесформенный, крупнозернистый  кусок сахара, другой – свежевыструганного “попа” и новую палку для лапты, третий - маленький красивый ридикюль, непременно синенький, ну и всё остальное в том же духе…

     К нашему же удивлению и  разочарованию, сухое теоретическое умствование нам очень скоро надоело. Всем хотелось скорее небесный дар ощутить у себя в руках. Ну, если не в руках, так хоть обозреть взглядом чудо, грозящее свалиться прямо с небес. Тайные желания были у всех, однако никто не захотел их озвучивать прилюдно: на то они и тайные желания. Но вот придумывать самые сильные явные желания  оказалось не так просто, то есть даже очень не просто. С этой задачей, наверное, справилась бы только наша Софочка Игутина, но её с нами на этот раз не было.

     Подумав ещё какое-то время, никто из нас так и не нашёл, что озвучить, так как каждый из нас понимал, что его желание хоть и сильное, но какое-то уж очень незначительное и собственническое, о котором, как о безграничной роскоши, говорить не хотелось, дабы не быть осмеянными. Хоть втайне оно, сокровенное желание, каждым именно так и воспринималось: как безграничная роскошь, как  сокровенная мечта.

     У каждого, кроме явных желаний и тайных, были ещё и тайнющие-тайные желания. Но разве о них так вот, открыто, скажешь. Валюша Шик, например, хотела, чтоб у неё и её двух братьев появился папа. Их папу расстреляли, а семью репрессировали, выслали  из южных просторов в этот маленький лесной северный посёлок. Много было таких семей: женщины с детьми. Тяжело жили, у многих было по два, три, а то и четыре ребёнка. Работали в основном  на лесоповале, сучкорубами. Это зимой. А летом – на сплаве леса. Да, быт был устроен: квартира, огород… Скот держали. Жили бедно: и местные, и приезжие, но об этом как-то даже не задумывались, принимали это как положенное Судьбой.
Было и у меня тайнющее желание. А оно могло сбыться, если только по великому волшебству. Мой папа умер ещё до моего рождения, поэтому я его даже и не видела. В его лёгком был осколок от ранения. Папа воевал в Великую Отечественную войну, был офицером. Казалось бы, война окончена, он пришёл живой. Когда в очередной раз осколок зашевелился, врачам не удалось спасти папу. Я старалась не думать об этой странице моей жизни, но временами мысли о страданиях папы вторгались сами.

     Мы себе со стороны казались большими, совсем не глупыми, и, как любила повторять воспитательница соседней  группы, ”самодостаточными людями”, тем более, стоя сейчас дружной компанией. Может быть поэтому  мы и пытались скрыть мелкособственнические потребности и тайные мечты, а мировыми и абстрактными категориями мыслить ещё не умели. Галя терпеливо выжидала,  искренне  удивлялась нашей нерасторопности в этом вопросе, отсутствию у нас желаний. Витя, сделав шаг назад, потешно вскинув кверху руку, и от имени всех уверенно заверил Галю, что желания у нас есть, даже ещё какие желания! Их - россыпи!  Вот хоть, например, одно из них. Хотим-де видеть этого самого Бога здесь и непременно сейчас. Очень всем хотелось сравнить представляемого нами старичка с журнальным образом, выявить сходства и различия. Да и просто убедиться в том, что он есть, что он не какие-то там пустые сказки…

     Галя, уйдя в себя, подумав, сообщила, что это невозможно. Мы хором стали допытываться, почему невозможно, если он, этот Бог, так всемогущ. “Может, он не  всемогущ?”- с сомнением спросила Люба Шахова, пристально заглядывая в чёрные Галины глаза. Но Галя, нисколько не смутившись, снова подтвердила свои слова о всемогуществе Бога, обвинив нас в нескромности желаний и беспричинных, беспочвенных  подозрениях.

     Притязания Гали на наши подозрения мы отвергли, убеждая Галю в полном к ней доверии. А во всемогущество Бога безоговорочно согласились поверить. От упорных Галиных заверений об обязательном исполнении нашего желания мы показались себе в собственных глазах такими сильными, просто великанами, которые держат Землю на руках.

     Что Земля круглая, как  мяч,  нам сказал наш всезнайка Витя. Ему это было достоверно известно, потому что его сестра была учителем физики. О физике мы ничего не знали, а раз Витя утверждает, значит, так оно и есть. Наверное, и по этому случаю у него также имелась книжка, в которой вполне возможно он видел подтверждающие округлость Земли картинки. По этому поводу мы у него справились, но Витя сказал, что книжки такой нам принести не может, потому что не искал ещё, да и сестра пока не разрешает  без неё такие книги трогать. Но Витя обещал, как только представится такая возможность, проработать этот вопрос и найти нам подтверждение. У нас не было причин ему не верить, к тому же мы-то сами всё равно ничего этого не знали, но посмеялись  над Витиными объяснениями всласть, представляя, как мы скатываемся в Тартар с круглой земли.

     Но Галя не дала нам возможности коллективно развить  эту мысль, опять взяв на себя роль Учителя. Она, не предполагая никаких возражений с нашей стороны, сказала, что Земля  вовсе не похожа на футбольный мяч, как мы себе вообразили. Она - плоская, и её держат на спине, правда она забыла и обещала уточнить у своей бабушки, кто именно держит, нето огромный кит, нето такие же огромные  черепахи, а есть даже мнение, которого она, как и её бабушка, не поддерживает, что это не кит, не черепахи, а слон из Индии.

     Как о ките, так и о черепахе мы не имели ни малейшего представления. О них даже Витя не слышал. Про слона мы что-то слышали и даже видели его в книжке. Он был сущий долгоносик, только очень большой и жёлтенький. О ките Галя сказала, что это громадная рыба, рыба-кит, похожая на сома, только больше-больше, а про черепаху она тоже не знала, только слышала, что она «животная», и эта “животная” носит землю-дом на себе.
     Мы живо стали представлять некое животное, на спине которого красовался целый дом,  из трубы которого валил дым, но не могли вообразить, как черепаха в свой дом заходит, если он у неё же на спине.
 
    Каждый из нас стал представлять себе то животное, которое  более всего представлялось, которое держало на своей спине нашу Землю, похожую, как утверждала Галя, на блин. Теория блина нам была ближе, чем совсем уж фантастическая теория мяча, хоть мы верили Вите даже больше, чем Гале.

     Мне лично представился сом. Почему именно сом? Как-то однажды мне не спалось на тихом часу. А всем, как назло, в тот день  спалось. Я, вопреки строжайшему запрету взрослых, завернувшись в простынку, подошла тихонько к окну и стала смотреть. Весь двор заливал солнечный свет, но всё равно тоже было скучно, ничто не привлекало моего внимания. Деревья слегка шумели листвой, дорожки были пусты. Я обернулась на спящих ребят - в надежде, что хоть один может быть, всё же не спит, или кого-то удастся разбудить.

     Все спали, даже всегдашняя нарушительница тишины, спокойствия и всяких дисциплин Софочка, закутавшись в одеяло, мирно лежала и видела, наверное, сны.  В комнате было тихо, только где-то непрерывно жужжала муха, а мне было одиноко и скучно. С противоположного конца подоконника прямо в мою сторону потешно двигался большущий рыжий таракан. Этот обитатель чуть ли не с пелёнок был известен всем детям по весёлому произведению Корнея Ивановича Чуковского «Тараканище». Мне захотелось остановить и детально рассмотреть таракана. Длиннющий, он едва передвигался, волоча за собой большущее яйцо.

      На подоконнике я увидела сдвоенную сосновую иголочку, от порыва ветра залетевшую через форточку.  Иголочкой я аккуратно слегка прижала яйцо. Таракан остановился, затем рванулся и  стремительно убежал. Яйцо осталось на подоконнике, а из него врассыпную разбегались малюсенькие юркие белые точечки, очень похожие на самого таракана. Их было так много, что казалось, будто рассыпали пригоршню незрелых маковых семян. Через пару минут на подоконнике никого уже не было. “Такие шустрые ребята”, - подумала я, только «выродились», а бегают, как с моторчиком. Не то, что котята или щенята, которые и рождаются-то слепыми.

      Я забралась на подоконник, упёрлась спиной в откос, слегка вытянула немного согнутые в коленях ноги вдоль подоконника и, повернув голову в сторону двора, стала осматривать его пространство. Моё внимание привлекли идущие по тропинке люди. Я встала на корточки и повернулась к окну, чтобы удобнее было наблюдать. Стоя на подоконнике, с высоты второго этажа, я стала рассматривать представшую передо мной картину. Шли трое работников детского сада: повар, няня и техничка. Повар с няней несли огромную, как мне показалось, рыбу, прихватив её себе под мышки. Если бы мы с этой рыбой померились ростом, то она, может быть, оказалась бы даже выше меня, вот такая это была рыба. Я сложила ладошки так, будто собиралась зааплодировать, и даже издала какой-то восторженный звук. Он сам вырвался из моей груди.

     Длинные усы рыбы развевались на ветру. “Вот это рыба!”- восхитилась я. – “Два человека несут её, и то им наверно тяжело!” За поваром с няней, чинно шествующими с рыбиной под мышками, семенила, едва поспевая и изредка подпрыгивая, невысокого ростика техничка, с большим топором  и тазом в руках. Подойдя к большому пню, они положили на него головой рыбу, стали  придерживать за  хвост, а техничка тем временем начала энергично тюкать топором, пытаясь отрубить рыбе голову. Все трое были в новых синих сатиновых халатах, поблёскивающих на солнце, что придавало их шествию и производимой ими операции по разделке рыбьей туши особые официальность  и важность.

     Мне захотелось, чтобы все увидели такую громадную рыбу, пока ей не срубили голову, с которой трое уполномоченных на это лиц едва справляются. Я радостно закричала, и через пару секунд почти все, как по команде, вскочив с кроватей, стояли у окна и смотрели, как люди расправлялись с рыбой. Всех поразил размер рыбины. Такую громадину никому из нас ещё не приходилось видеть, да и впоследствии  размером больше чем та рыба, я уже никогда никакой рыбы не видела.

     В группу вошла воспитательница, и мы неохотно рассыпались по кроватям,  спрашивая её, как зовут эту рыбу, которая за окном. Воспитательница сказала, что это сом, имени его она не знает, вообще не знает, бывают ли у рыб имена, а сома  готовят нам на ужин. Мы спросили, какой величины этот сом, на что воспитательница ответила, что они все в кухне уже смотрели на него, такую необыкновенную рыбину.  Дана Афанасьевна сказала нам, что не знает, сколько этот сом весит, а длиной он  чуть больше метра. Работники измерили его в кухне, поэтому воспитательница знала его длину. Про вес она предложила нам после полдника спросить у повара. Воспитательница  сказала, что в посёлке был завоз, и одну рыбину поссовет выделил детскому саду.

     Вспомнив увиденного сома, я посмеялась над тем, что хоть и серьёзно веря Вите и Гале, мы всё же силились представить, как нашу Землю можно уместить на такой совсем не большой большой рыбе.

     “Нет, никак не может поместиться всё-всё-всё!”- решила я – “Видно Галя что-то путает”. Её соображения не соотносились в моей голове с действительностью. Возможно, что прав Витя, считали мы, хотя, опять же,  по нашему опыту Земля – явный блин, но уж никак не мяч. Не зная ответа, не  находя достаточного доказательного подтверждения опровержению мяча,  не будучи однако теперь совершенно точно уверенными в блине мы решили пока неразрешимые для наших умов вопросы оставить на потом, когда будем учиться в школе, выучим физику, а значит всё будем знать и понимать.

     Галя сказала, что кит, как впрочем, и черепахи, лежит в море. Про море она объяснила нам так: это много–много воды, кругом одна вода, и ничего больше, а посередине кит, и ничего больше. Мы  не на шутку разволновались, что в любой момент можем плюхнуться с кита в это неизвестное море; ночью мы спим, и если поднимется ветер или кит наклонится, или заплывёт в глубину моря, то мы ни удержаться, ни убежать не успеем. В целях собственной безопасности и, чтоб оценить обстановку, все даже повертели по сторонам головами, глядя, не видно ли где-нибудь моря с китом и не тонем ли мы уже вдруг. Моря нигде видно не было, кита тоже, поэтому скоро мы успокоились. 

     Галя продолжила «обработку наших пытливых, но ещё не зрелых умов». Она предложила, если мы сами не можем  придумать желание, она это сделает  за нас. Мы, облегчённо вздохнув, и обрадовавшись, с удовольствием ей эту миссию доверили. Она сказала, что Бог хочет одарить нас, к примеру, фантиками от конфет. Мы воспротивились такому желанию. Почему фантиками, когда конфеты намного вкуснее, хоть разноцветные блестящие фантики может быть и приятны глазу.  На конфеты Галя почему-то категорически не согласилась. Тогда мы сразу миролюбиво согласились на фантики, посовещавшись, успокоили себя тем, что конфеты съел – и нет их, а чудо посмотреть хочется, причём, во что бы то ни стало.

    Под предводительством Гали мы все дружно стали ходить, сначала за верандой, правда, безрезультатно. Решили расширить зону поиска и стали обходить вокруг веранды. Но и там территория была совершенно чистой. Затем мы дружно прошлись по всей детсадовской площадке, заглянули даже за ворота детского сада, чего делать детям не разрешалось ни в коем случае.

     Фантиков не было. На всём пространстве, на всей территории  не было ни единого даже самого крошечного, даже самого блеклого фантика! Нагулявшись, мы победно и вопросительно смотрели на Галю. Она сначала растерялась: не может же быть, чтоб не валялся  хотя бы один фантик. Быстро взяв себя в руки, она вынесла вердикт: ждать. Желание же должно было дойти до Бога, а путь к нему неблизок. Потянулись мучительные минуты ожидания. Ещё и ещё раз проверяли всю территорию детского сада, ни одного фантика так и не было обнаружено ни нами, ни самой Галей.

     Люба Шахова предложила  нам втайне от Гали съесть конфету и подбросить фантик. Никто не согласился на обман, но наверное лишь только потому, что конфеты всё равно, как нарочно, ни у кого из нас не было.

     Галя выдвинула предположение, что наше желание не искренне. Мы ей напомнили, что это вовсе не наше, а её желание. И уж коли она подобрала такое лёгкое желание, а Боженька ей даже в этом отказал, значит, именно она грешна перед Боженькой или вообще никакого Бога на свете всё-таки нет, и это она, вруша и сказочница,  всё  сама насочиняла и понапридумывала.

      Мы решили изгнать Галю из нашего дружного тайного общества, как не оправдавшую наших надежд. Уходя, она, растерянная,  всё шептала о том, что должен был появиться фантик, что она раньше уже просила, и у неё не раз чудо это получалось. Боженька каждый раз откликался на её просьбы. Мы ей не верили. Хотя… Разочарованные, так и не увидевшие чуда, мы не хотели о нём пока больше думать.

     В  нашем  посёлке семья Гали была единственной самой набожной семьёй, не помогало даже всеобщее, правда довольно скромное, осуждение. Начальство даже пыталось воздействовать на верующих через главу семьи, на что он отвечал, что поделать ничего не может, да они, члены его семьи,  ему и не мешают. Не могли же все они, пусть не такие как все, но в общем очень даже хорошие люди,  обманывать. Ведь если бы они обманывали, то их наверняка быстренько бы упекли в тюрьму, как упекли в тюрьму бывшую заведующую, которая говорят, обманывала родителей, приписывая лишние дни посещений детьми детского сада. За заведующей, Мотей, милиционеры пришли прямо на работу. И – увели её. Детям не разрешили смотреть, но мы, вездесущие, всё равно видели, только не знали, надо ли радоваться этому событию или, наоборот, печалиться.

     Посовещавшись, мы решили согласиться с мнением, что возможно  Боженька  и  существует, многие бабушки об этом говорят, но Галя, как и мы, пока  мало знает об этом. Правда, по радио, которое во всех квартирах всегда, кроме ночи, трещало без умолку,  пока никто из нас о Боге не слышал. Но может это действительно, как утверждает Галя, бо-оль-шая государственная тайна, и передаётся она людям  строго по секрету, и то не всем, а только надёжным.

     “Надо отдать должное, всё-таки Галя знает об этом намного больше нас,” – успокаивал нас Витя и с этим его  утверждением все сразу также согласились, но звать Галю обратно пока не стали.
    
     “Чем вы там целый день опять занимаетесь,”- допытывалась пришедшая воспитательница, - “шепчетесь, как затворники, уединяетесь, порхаете стайкой, как воробушки”.
     “Мы ничем, мы фантики собираем, чтоб чисто на площадке было. Ведь, правда, чисто?!” - быстро нашёлся Витюня.
     “Фантики – это хорошо. Площадка должна быть чистой. Это вы хорошо придумали, молодцы! Но у нас есть дворник, и он каждое утро тщательно убирает,” –  подозрительно оглядывая нас, ласково сказала  наша любимая воспитательница Дана Афанасьевна. Мы не стали посвящать её в наши великие  тайны, всё равно не поймёт, а то ещё и отругает или засмеёт, так нам тогда казалось. Ведь кто его знает, известно ли ей что-то о боге, и что она о нём думает.

     Вспоминая былое, я так увлеклась,  даже  показалось, что я окунулась  в атмосферу давно минувших дней и блаженно купаюсь в ней. В памяти всё былое всплывало так ясно, словно при просмотре кино, будто и не прошло с тех пор полвека, будто это было вчера.
Мне казалось, что я сижу на кухоньке один-на-один со своими воспоминаниями. Внучка однако слушала с интересом.

      Выслушав  мои воспоминания о трудной, но интересной коллективной детсадовской жизни, она искренне поудивлялась нашей тогдашней наивности в восприятии Земли, образа Бога, никак не могла поверить в то, что многие из нас не имели в своё время представления ни о ките, ни о черепахе. Со свойственной ей горячностью, Мариша меня убеждала:  “Бабушка, уже известна формула Бога, ты знаешь? Вот, вдумайся. Бог – это абсолютная полнота в абсолютной пустоте. Говорят же, он вездесущ:  существует везде и всюду. Только объяснить я этого по-научному пока тебе не смогу. Мне тоже придётся подождать, пока до физики с химией доберёмся. Скоро уже, у меня  ещё пара годков на донаучное осмысление. Вот интересно, когда два моих мнения – научное и донаучное- столкнутся! Одно дополнит другое. Тогда я кто буду? Практик и теоретик? Ладно, дождёмся старших классов…”

     Посмеялась Мариша от души и над тем, в каких формах  представляли  мы нашу Землю. Неужели, говорит, и вправду вы так думали?  Думали. Так и думали. Зато теперь терпимо относимся к проявлению чужого, незрелого,  мнения. Проявляем толерантность. Спросила Мариша меня и о том, приняли ли мы снова в свою компанию Галю. А как же! Конечно, приняли.

     “Когда это случилось, когда вы её приняли?” – не унималась  моя внучка.
     “Уже тем же вечером  мы, забыв о дневном происшествии, играли совместно, дружно  качались в гамаке, а души наши волновали другие вопросы, на этот раз совсем не связанные с Богом”. 

      Марише удивительным показался наш далёкий детский мирок, она  спрашивала, спрашивала, спрашивала: как сложились судьбы моих друзей, где они сейчас, кто кем стал. Весь наш вечер так и прошёл в беседе и обсуждении.               

     “Я вместе с тобой, бабушка, погостила в твоём мире детства. Я для себя твой детский мир открыла!”- уже засыпая, шептала внучка. –“Как же изменчив мир. И как постоянен!”

     “Да и ты, Мариша, каждый день удивляешь меня. Надо же:  формула  Бога, как физико-химическое явление…  Кто бы мог тогда подумать!  Спи,  Мариша, спокойной ночи, спи, детка,” - поправляя  Маришкино одеяло, шептала я восхищенно.