В любом преступлении имеется два этапа: замысел и ис-полнение. Если замысел касается физического устранения не-угодного лица, основная сложность заключается в том, чтобы в исполнении не было видно задумок «творческого» ума, что бы оно, само исполнение, казалось внешне делом простого случая. А это означает, что к нему не будет приковано внима-ние, и оно, естественно, будет не раскрыто. Это условие при-менимо, как к простому уголовному преступлению, так и к государственному, когда убийство окрашивается в цвет защи-ты государственных интересов, причём даже в тех случаях, когда убивают абсолютно невинных людей. Извечная пробле-ма соответствия морали и политики: сталкиваются в неразре-шимом конфликте правда божья и «правда» государственная, когда смертный грех убийства невинного человека оправдывается идеей государственной безопасности
Преступлений во имя безопасности государства в любой части света можно найти предостаточно. Не является исклю-чением и такое государство, коим автор этих строк не переста-вал гордиться, носящее название Россия. Многие из преступ-лении и по замыслу, и по исполнению настолько бывают при-митивны, так называемой «топорной работы», что кроме чувства жалости к убитым еще добавляется чувство и брезгливости как к заказчикам, так и исполнителям его.
Но есть и такие, которые спустя столетия вызывают к себе интерес и не только тем, что сами по себе являются веха-ми истории… К таким следует в первую очередь отнести «За-говор Мировича». Если не докапываться до корней предше-ствующих ему событий, то следует сказать, что самого загово-ра, как такового, не было, поскольку к моменту исполнения действовал один человек, подпоручик по званию, дежурный офицер по должности, командуя ротой подчиненных ему сол-дат, не посвященных в само существо происходящего.
Впрочем, армейскому пехотному офицеру в этом случае была отведена роль абсолютно непроходной пешки в сложной игре, разыгрываемой уже более двадцати лет. Был инсцениро-ван «заговор», целью которого было «освобождение» заклю-ченного в Шлиссельбургскую крепость императора Иоанна Антоновича. За активную роль в инсценировке Мировичу были обещаны помилование и имения, которыми когда-то владели его предки. Сам Мирович не знал и никогда не видел того, кого ему следовало освобождать. Следовательно, можно было изначально ожидать подмену субъекта освобождения. А это уже – повод для рождения сомнений. До октября 1763 года подпоручик даже краем уха не слышал о самом существова-нии сверженного императора, а не только где он содержится, и кто его охраняет…. Не знал он и того, что во время «освобождения» должны были погибнуть как освобождаемый, так и освободитель. Сделать это должна была охрана заключенного «безымянного колодника» Убить Мировича не удалось – солдаты помешали!
Сам Мирович на руководителя заговора никак не тянул. Он был «жертвой» во имя политического интереса слишком властной фигуры. Княгиня Дашкова правильно назвала Миро-вича в своих «Мемуарах» скудоумным. И действительно, он был отважным, но недальновидным, и ко всему этому – еще и одиночкой… Одиночкой, в чести своей офицерской, поверив-шей слову Государыни российской…
На эту одиночку обратила свое внимание совершенно случайно императрица Екатерина Алексеевна и то только по-тому, что к ней дважды попадала на рассмотрение и «усмотре-ние» бумага от подпоручика, касающаяся имений предков его, отобранных в государственную казну. Не понимал Мирович того, что царствующие друг за другом шестеро царственных особ давно имения Мировичей щедро роздали своим придвор-ным и просто отобрать их назад не могли… От надоедливой мухи отбиваются, гоня ее прочь, метод тот же используется и при надоедливом просителе. Но во втором случае можно ис-пользовать вначале социальную активность просителя в политической игре, учитывая, что сам по себе проситель - малоценный материал. Но для этого следовало, изучить индивидуальные способности используемого… Мирович стал подопытной фигурой сенатора Теплова в сложной головоломке игры, задуманной императрицей. Кто говорит о слабости женского ума, тот совершает огромную ошибку! Его у женщины предостаточно, у нее часто не хватает времени для активного использования его, Если у женщины в подчинении находятся достаточно умные и ретивые исполнители, следует только восхищаться тем, как реализуются замыслы женского ума! Примером подобного, может служить Екатерина Романовна Дашкова, замыслы ума которой, особенно проявились при государственном перевороте, поднявшем на престол великую княгиню Екатерину Алексеевну. Из чувства личной зависти к способностям блестяще ориентироваться в интригах и создавать их, императрица отправила свою бывшую подругу в Ригу. Но и сама Екатерина Алексеевна, став императрицей, добилась, благодаря особенной изворотливости ума того, что у имени ее появилась приставка – «Великая» Просто так приставка такая не появляется… Яркие, несущие на себе ореол славы деяния, всегда осуществлялись открыто, и всякий раз подчеркивалась личная значимость императрицы в осуществлении их. Сложные, «скользкие» в нравственном отношении дела, задуманные Екатериной, осуществлялись скрытно и всегда в периоды ее временного отсутствия. Создавалась иллюзия неосведомленности царствующей особы в них, вся грязь ло-жилась на исполнителей!.. Иногда их даже мягко наказывали за «своеволие»
Замысел по физическому устранению вечной опасности, висевшей Дамокловым мечом над головой императорских особ, исходящая от семейства герцогов Брауншвейгских, и особенно Иоанна Антоновича, возник в головке императрицы Екатерины не сразу. Ведь придя к власти, она ничего о судьбе правительницы Анны Леопольдовны и ее сына не знала, по-скольку всё, что касалось их, составляло строгую государ-ственную тайну. Проникнуть в неё означало навлечь на себя гнев Государыни. Кто знает, каковыми могли быть послед-ствия этого гнева? Известно только, что одно хранение доку-ментов, медалей и монет с их изображением могло закончить-ся отрубанием рук хранящему. Прежде Екатерины Алексеевны с материалами, касающимися Иоанна Антоновича, ознакомился её муж – Петр Фёдорович. В марте 1762 года он лично побывал в Шлиссельбургской крепости. Под видом инспектора император Петр III вошел в камеру узника и даже разговаривал с ним. Из этого разговора ему стало ясно, что узник помнит, что он совсем не какой-то там Григорий, а принц или император. Это неприятно поразило Петра III. А он-то думал, что узник сумасшедший, беспамятный, больной человек, которого и пожалеть можно… После этого посещения условия содержания колодника еще более ужесточились.. Осмотр крепости натолкнул императора на мысль построить в ней «секретный дом» для заключения в него знатных особ в условиях относительного комфорта. Первой такой особой вполне могла стать сама Екатерина Алексеевна, если бы она не успела его опередить, устранив от власти. Уже в первые недели своего правления она, еще ничего не зная о «безыменном колоднике», невольно коснулась судьбы того, отдав приказание подготовить в Шлиссельбургской крепости помещение для сверженного ею мужа, живущего временно в Ропше под охраной преданных ей гвардейцев. Но только одно помещение соответствовало заключению знатной особы, в нем побывали и близкие царя Петра, и министры Анны Иоанновны, и известный «мучи-тель» России Бирон, а теперь в нём находился Иоанн Шестой.
Иоанн после доставки его из Холмогор ни разу не поки-дал стен «Светличной башни». Весь мир сосредоточился в пространстве небольшой казармы, в которой находилась его кровать со спальными принадлежностями, стол и три стула – ничего лишнего. Единственное окно было закрашено изве-стью. Недостаток света устранялся постоянно горящей свечой, добавляя к застоявшемуся кислому запаху кваса и пива, спе-цифический запах горящего сала… Никакой звук не преодоле-вал толстые каменные стены. И вот после свержения импера-тора Петра Федоровича появилась возможность Иоанну сме-нить Шлиссельбург на иное место заточения. Решено было Иоанна тайно вывезти из Шлиссельбургской крепости, а Пет-ра Федоровича водворить на его место. Новым местом пребы-вания «колодника Григория» была определена Кексгольмская крепость, расположенная у места впадения северного рукава реки Вуокса в Ладожское озеро, в 142 км к северу от Санкт-Петербурга. Согласно летописи «История о славянском народе и о зачале Новграда» в 879 году на этом месте был убит, а затем похоронен варяжский князь Рюрик, положивший начало знатнейшему на Руси роду. Крепость свое предназначение потеряла уже в начале XVIII века. В 1762 году крепость становится местом политической ссылки. Первым известным ее узником стал бывший русский император Иоанн Антонович.
… Как-то ночью «Безымённого колодника» разбудили и велели одеться. Долго вели в кромешной темноте по камен-ным плитам каких то ходов переходов и лестниц. Наконец, впереди чуть светлее стало… Караульный открыл дверь. Иоанн шагнул и замер в изумлении, увидев над собой звезд-ный купол неба, а перед собою уходящий вдаль серый, бле-стящий в лунном свете необозримый простор катящейся куда-то воды. Воздух чистый, свежий, чуть влажный вливался в его легкие, ноздри раздувались от приносимого легким ветерком запаха смолы. Все это, правда, длилось только считанные мгновения… Толчком в спину его заставили двигаться по уз-кой полоске земли, затем подниматься по узкому трапу на ко-рабль. Поддерживая сбоку и снизу его опустили в трюм. Тускло горящая свисающая на цепочке и покачивающаяся лампа, какая-то кладь в кулях из рогожи… Запахи смолы… Вместе с ним в трюм спустилось трое офицеров, на этот раз среди них ни одного знакомого лица . Легкое покачивание корабля, мягкое шуршание воды… Корабль отправился в плавание… Откуда узнику было знать, что экспедицию по его переезду в Кексгольмскую крепость возглавлял генерал-майор Силин. Спокойным плаванье из Шлиссельбурга в Кексгольм не назовёшь. На Ладожском озере разыгрываются штормы и бури, по виду и характеру своему роднящие его с морем. Шторм настиг корабль уже в виду Кексгольма. Сутки пришлось испытывать неистовство разгулявшейся стихии, пока Бог не укротил ее, дав возможность кораблю пристать к берегу. Узника поместили в «Круглую» башню крепости. Пребывание на новом месте оказалось во всех отношениях хуже, чем в Шлиссельбурге. Иоанну Антоновичу предстояло обживать его, наполняя духом человеческого жилья. По счастью пребывание в Кексгольмской крепости оказалось недолгим. Поступило известие о смерти бывшего мужа императрицы в Ропше, и Иоанна вернули на прежнее место. Воспоминания о самой поездке остались у узника самые неприятные. Раскачивание корпуса корабля, вызывающие чувство тошноты – вот и все… Он с радостью воспринял свое возвращение назад.
Шлюпка, везущая Иоанна и его охрану, вошла в узкий крепостной канал, миновала крепостную башню, часовые окликнули и дали пропуск, и шлюпка причалила у каменных ступеней старинной шведской постройки. Арестанта высади-ли, сняли с головы платок, и узник увидел Божий свет: блед-ный, осенний день, светло-голубое небо с длинными узкими облаками, каменный двор, невысокая серая каменная казарма. Шатающейся походкой человека, уставшего от долго неудоб-ного сидения в лодке с вытянутыми ногами, Иоанн шёл по двору , вымощенному каменными плитами. У высокой око-ванной железом двери его ждал поручик Чекин. Распахнутая дверь, несколько крутых ступеней к узкому короткому тёмно-му проходу, в конце которого была дверь с окошечком , веду-щая в его казарму. Чекин засветил от фитиля в караулке сальную свечу в оловянном шандале и поставил её на большой грубый стол, сколоченный из неровных толстых досок. Жёлтое пламя свечи тускло и бедно осветило большую комнату с каменным плитным полом, с широкою белою печью, с постелью у стены и высокими ширмами, за которыми стояли кровати дежурных при арестанте офицеров. Единственное окно было замазано извёсткой и тускло светилось в глубине покоя.
- Ну, вот ты и опять дома, - сказал Чекин. - Садись... Отдыхай...