Фельетон был направлен против "пережитка прошлого", против "духа стяжательства, враждебного нашему строю". Собственно, главным "героем" фельетона был другой владелец теплицы, а фамилия Николая Ивановича упоминалась лишь в конце статьи вместе с шестью другими фамилиями, но в заключение автор настоятельно призывал общественность и городские власти повести решительную борьбу против "стихии частнособственнических инстинктов".
Фельетон не вызвал у Николая Ивановича ни чувства стыда, ни раскаяния, но он вдруг вообразил, что после этого последует конфискация машины. Страх этот подогревали любители позубоскалить. В раздевалке, в душевой, когда собиралась почти вся смена, в первые дни обязательно находился шутник, который, то посмеиваясь, а то и с самым серьезным видом принимался уверять, что машину заберут определенно, и советовал, пока не поздно, переписать ее на кого-нибудь в виде подарка.
Страхи были напрасны. Приходила комиссия с горсовета: средних лет мужчина и женщина, и совсем молодая девушка - то ли член комиссии, то ли дочка женщины. Осмотрели теплицу, поинтересовались, чем отапливает. Топил он печку в теплице углем и старыми шпалами. Больше, конечно, углем, но на всякий случай об угле умолчал, показав штабель шпал, сложенных под стенкой сарая.
Перед уходом мужчина сказал, что теплицу придется снести, как сооружение, возведенное самовольно, без разрешения горсовета. Но по тому, как они все время держались вместе, по заметной скованности в движениях, в тоне, каким задавались вопросы, Николай Иванович почувствовал нерешительность, и под конец он настолько осмелел, что провожая непрошеных гостей до калитки, высказал, хотя и осторожно, некоторые свои соображения по этому поводу.
- Что я ворую? - не то жалуясь, не то возмущаясь, говорил он. - Или, может, насильно отымаю у людей деньги? Хочешь, бери - не хочешь - мимо иди. Если покупать дорого, разводи свои ранние помидоры, и хоть даром раздавай. А то жди, когда совхозы понавезут, будут продавать по тридцать копеек. Дорого по 5 рублей! Завидуют на чужой кусок. А что-то не много желающих выращивать-то! Труда нашего никому не видно. Попробовали бы сами... На работе навкалываешься, да придешь домой - не знаешь, за что вперед хвататься. Ночью все спят, а ты раза три встанешь в печку подложить. Правду говорят: в чужих руках кусок больше.
А на следующие день, когда уже не было страха за машину, а место его заняли злоба и чувство обиды, он с сожалением думал, что зря не высказал все, что хотел. Побоялся задеть кого-то из членов комиссии и навлечь на себя лишние неприятности.
"Кто на трудовую копейку живет, тот не станет покупать помидоры по пять рублей, а подождет, когда их, что грязи будет в каждом ларьке и магазине. Покупают первые помидоры те, у кого дурные деньги, кому они достаются легко, кто ворует. Вот о них и надо в газете писать".
Он решил, что не будет ломать теплицу:
"Кому это надо - тот пусть и ломает".
Но никто больше не приходил, и следующей весной жена его снова продавала на рынке ранние помидоры. Но теперь все было по-другому. Не было уже ощущения покоя, умиротворения, когда работал в теплице; не было тихой радости на душе, когда в морозный день заходил в теплицу, вдыхал теплый запах земли, когда видел нежные зеленые ростки всходов, наблюдал, как они поднимаются, темнеют, набираясь силы, вдыхал острый запах ботвы, видел, как наливаются, краснеют помидоры. Не было прежней уверенности в себе, чувства уважения.
Возился по хозяйству, больше, по привычке, и еще из чувства протеста, находя тайное удовольствие в том, что не подчинился распоряжению горсовета, и плюет на то, что нацарапал в газетку какой-то проходимец.
Фельетон был причиной его сомнения, но сомнения эти проистекали не из его содержания. Находясь в то время в озлоблении и страхе за машину, Николай Иванович не только не пытался вникнуть в его содержание, понять позицию автора, но он находил злобное удовольствие в опровержении любого его довода. Второй раз он читал жене, прерывая чтение язвительными замечаниями, а если не находил, что сказать, ограничивался тем, что зло
В заключение, вкладывая всю силу презрения, он сделал вывод, что фельетон написан ради денег, что автор его какой-нибудь сопляк, только окончивший институт, не знающий жизни и не умеющий заработать на жизнь честным трудом. Не ему учить человека, который, можно сказать, прожил свою жизнь, который уже с четырнадцати лет начал работать, знает не по фильмам, что такое война.
Прочитав фельетон, он тут же, как будто выбросил его из своего сознания. Сомнения же родились позже, после посещения комиссии, после того, как ему объявили, что теплицу следует снести. В первый момент, поняв главное, что никто не собирается забирать машину, он почувствовал облегчение, и потеря теплицы показалась ему такой мелочью, что он сразу согласился с этим. Чтобы подавить в себе слабые ростки сожаления, что придется ломать созданное его руками, результаты его труда, он успокаивал себя тем, что теплица, собственно, теперь и не нужна.
Теплицу он не сломал, но мысль, что она теперь не нужна, что работая в ней, он убивает время, убивает часы, дни, месяцы своей жизни, которой, кто знает сколько уже осталось, не давала ему покоя. С тупым упрямством, как будто делал кому-то на зло, он готовил землю, выращивал рассаду, собирал помидоры, продавал их, но что бы он ни делал, казалось зримо видел, как уходит его жизнь, как время отмеряет секунды, минуты ее, унося безвозвратно в прошлое. Это было непривычно и страшно.
До сих пор, что бы он ни делал, было необходимо, было наполнено смыслом, имело в основе своей какую-то цель, к которой он шел с тем терпением и упорством, словно это была последняя цель, и по достижению которой его ждет, как вознаграждение за труд, спокойная, приятная, праздная жизнь. Но как только он достигал цели, перед ним тут же возникала новая цель. Так, как если бы он карабкался в гору, в надежде с ее вершины увидеть простор, но взобравшись на нее, видел другую гору, еще выше той, что только что одолел, и снова пускался в путь с еще большим упорством.
Это восхождение началось, пожалуй, еще тогда, когда он, вернувшись с армии и женившись, задумал строить свой первые дом.
Продолжение следует...