Октябрь 1998, Лондон.
Однажды вечером, в самом конце октября приснопамятного 98-го кризисного года, бросив свои пожитки в небольшой, уютной и вполне по-лондонски дорогущей гостинице
"Кенсингтон", я неторопливо шагал налегке по какой-то широкой, залитой огнями улице, полной магазинчиков и кафе, выискивая местечко, подходящее для вечерней трапезы.
Лондон, как известно, очень дорогой город, а потому мои поиски грозили окончиться ничем. Отведать родной солянки или котлет за пару долларов вместе с пивом мне явно было не суждено. Здесь мыслили совсем другими категориями, и потому, устав от бесплодных поисков и перечитывания бесчисленных меню, где скромый ужин угрожал моему благосостоянию самым что ни на есть разбойничьим образом, я просто плюнул с досадой и, наконец, примостился в первом попавшемся местечке, на уличной террасе, за лёгкой решёткой, ограждавшей вынесенные на тротуар столики и стулья.
Заказав у мгновенно появившегося официанта кружку пива и какую-то нехитрую закуску, я стал лениво изучать немногочисленную публику вокруг.
Народу было действительно немного, может быть потому, что этот поздний октябрьский вечер казался лондонцам слишком прохладным для бражничания на свежем воздухе, хотя я, сидя и покуривая с удовольствием, находил местную погоду просто прекрасной по сравнению с холодным и сырым Петербургом, уже покрывшимся к тому времени первым снегом и оставшимся далеко на Востоке, в трёх часах лёта от этих благословенных мест.
Прямо напротив, за столиком, уставленным пустыми кружками и тарелками с остатками еды, в самом углу террасы, метрах в пяти-шести от меня сидела небольшая компания, состоявшая из молодой женщины лет 30 или 35 и двух мужчин примерно такого же возраста по обеим сторонам от неё. Тот, что сидел справа от девушки, казался уже прилично выпившим. Он был полным, в лёгкой светлой куртке и в очках, которые он механическим движеним поправлял правой рукой, стараясь покрепче закрепить их на своём мясистом носу. Левой рукой мужчина безуспешно пытался приобнять свою спутницу, но та всякий раз раздражённо поводя плечами, скидывала его руку, что нисколько не мешало добродушному кавалеру вновь и вновь повторять свои неловкие пьяные попытки. Второй, худощавый, смеясь, что-то говорил им обоим, периодически прикладываясь к быстро пустеющей пивной кружке. Оба спутника женщины выглядели местными, обычными лондонскими аборигенами, абсолютно такими же, как и те их земляки, что оживлённо сновали сейчас взад и вперёд по тротуару за ажурной оградой нашей террасы. А вот сама женщина показалась мне иностранкой. И нельзя было сразу сказать, что именно заставило меня придти к такому заключению. Возможно, виной тому были её светлые аккуратно зачёсанные волосы, возможно - пёстрая самовязаная кофточка, сразу вызывавашая знакомые ассоциации с характерной одеждой наших российских женщин, а вернее всего, наверное, сам её облик, весь целиком, и в первую очередь - миловидное, типично славянское лицо, на котором при внимательном взгляде можно было рассмотреть совсем ещё лёгкую тень начинающейся испорченности.
Двое кавалеров не обращали на окружающих ни малейшего внимания, всецело поглощённые разговором. Женщину, наоборот, казалoсь, немного тяготила её компания.
Она периодически оглядывалась вокруг с плохо скрываемой скукой и наконец встретилась с моим заинтересованным взглядом.
- What the f..k you staring at me? (Какого х.. ты на меня уставился?) - вдруг сказала она немного пьяным голосом и от того, видимо, громче, чем следовало, глядя на меня прямо в упор.
Испуганные спутники немедленно бросились успокаивать её, с разных сторон нашёптывая ей что-то прямо на ухо, но женщина не обращала на них никакого внимания, продолжая смотреть на меня с откровенной недоброжелательностью.
При этих словах, сказанных с характерным русским акцентом, я с удовольствием почувствовал, как мои смутные подозрения обратились в уверенность и потому с улыбкой ответил так же громко, но уже по-русски:
- Зачем ругаетесь, девушка?
Её лицо, словно по волшебству, немедленно утратило всякие следы недавней враждебности. Она с удивлением взглянула на меня совсем иным взглядом, чем за мгновение до того, а ещё через короткое время, что-то быстро сказав своим приятелям, она тяжело поднялась со своего места, немного нетвёрдой походкой подошла ко мне и без приглашения
уселась на свободный стул напротив, тяжело поставив перед собой кружку, наполовину наполненную тёмным пивом, которую она предусмотрительно захватила с собой.
- Вы русский? - спросила она с нескрываемым удивлением.
- Да, я из Питера, - ответил я, с прежней улыбкой глядя на неё.
- А здесь что делаете?
- Проездом. Завтра снова в Хитроу и дальше по назначению.
- Понятно.
- А вы? - поинтересовался я в свою очередь.
- A я тут живу.
- Давно?
- Третий год.
- Ну и как вам тут? - снова полюбопытствовал я
- Да нормально всё, как у всех, - коротко и решительно ответила моя соседка, - всяко лучше, чем там!
И она махнула головой в неопределённом направлении, очевидно указывая на далёкую Родину.
- А вы откуда? - вновь задал я вопрос.
- Из Минска.
- А как попали сюда?
- Да как все! - она пожала плечами, глядя на меня с явным недоумением, - бабы-то наши всегда в почёте были у этих...
- Замуж вышли? - мне показалось, что я догадался.
- Да, почти, - засмеялась она, а потом прибавила:
- Какой там "замуж"? Познакомилась ещё дома, в Минске, вон с этим, - и она указала на своего полного кавалера, который в эту минуту смотрел в нашу сторону с совершенно осоловелым видом, в который уже раз поправляя очки, - ну и по визе невесты - сюда. Слушай, - вдруг прибавила она совершенно серьёзным тоном, придавашим некоторую комичность её следующему вопросу, - а ты - женат?
- Увы, - опять улыбнулся я, - женат.
- Понятно, - сокрушённо вздохнула моя соседка, значит - опять мимо, ну и ладно, ну и х.. с ним! A как тебя зовут? - вдруг, резко меняя тему, спросила она
Я представился.
- А меня - Лена! - она немного кокетливо протянула свою узкую ладошку прямо через стол, - давай ещё по пиву? За знакомство!
- Давай, - согласился я, - только я вообще-то хотел сожрать что-нибудь. С самого Питера ни черта не ел, если бутерброд в самолёте не считать.
Лена задумалась на мгновение, а потом, очевидно, приняв какое-то решение, вдруг резко поднялась со свого стула, немного при этом покачнувшись:
- Идея! Как это я сразу не догадалась! Пошли со мной! - вдруг решительно заявила она, беря меня за руку жестом, не допускающим никаких возражений!
Я едва успел бросить на стол несколько монет, и в следующую минуту мы уже выходили из нашего кафе на оживлённую, ярко освещённую улицу.
- А как же твои друзья? Ты им даже ничего не сказала! - попробовал запротестовать я.
- А, ладно! - небрежно отмахнулась Лена, - ничего страшного, им не привыкать! Что я - в рабстве, что ли у него? - Прибавила она прежним возмущённо-негодующим тоном.
Мы шли по весёлой улице, сияющей вечерними огнями витрин и рекламных огней, болтая ни о чём. Кажется, я рассказывал Лене о Петербурге, а она что-то объясняла мне о своём решении переехать сюда, в Лондон. Она работала на Минском Тракторном, кажется, в каком-то бюро или КБ, которое было расформировано практически сразу после распада Союза. Дома у неё остались родители и дочка, вытащить которую в Англию было навязчивой идеей Лены все тe два с небольшим года, что она находилась здесь.
Вскоре мы свернули в сторону, на какую-то узенькую, боковую улочку, такую же аккуратную и чистую, как и та, по которой мы шли накануне. Только огней и рекламы на ней было поменьше, как, впрочем, и прохожих. А затем свернули ещё раз и оказались в довольно тёмном, совсем неосвещённом проулке, по обеим сторонам которого скорее угадывались, чем были видны тёмные невысокие дома с редкими освещёнными окнами. Сказать по правде, я почувствовал себя неуютно: я не имел ни малейшего представления о том, где я находился и тем более - куда мы направляемся, и уже начал жалеть о своём решении поддаться на уговоры моей неожиданной знакомой, но она, как-будто почyвствовав мои сомнения, вдруг сказала:
- Не бойся, не потеряемся, здесь всё очень просто! Вон там - и она указала рукой куда-то назад и в сторону - твоя гостиница, там South Kensington (Южный Кенсингтон), а здесь - и она снова сделала широкий жест рукой, показывая вперёд и вокрyг себя - Челси, хороший район, дорогой! Здесь криминала нет, не бойся! Да мы уже пришли! - прибавила она тут же - давай скорее, а то мне уже невтерпёж после пива! - И она весело засмеялась, красноречиво поглядывая на меня.
Через минуту мы уже стояли перед невысокой стеклянной уютно светящейся дверью в неглубоком подвальчике. Преодолев две-три ступеньки, Лена нетерпеливо толкнула дверь вперёд, широко распахивая её под звуки звонкого входного колокольчика изнутри, оповещавшего о приходе гостей. Обернувшись ко мне, Лена энергично и нетерпеливо прибавила:
- Ну что же ты? Давай скорее!
Я прошёл следом и оказался в крошечном, размером с маленькую комнатку, кафе, без окон, если не считать стеклянной двери за нашей спиной. Посетителей не было.
Четыре маленьких столика, покрытых красными в белую клетку скатертями, были девственно чисты. На крашеных белой краской стенах с обеих сторон висели красивые фотоплакаты, оправленные в стекло и приглашавшие на английском и русском языках посетить Узбекистан.
Из двери в дальнем конце помещения, видимо, на звук колокольчика появился невысокий черноволосый мужчина, лeт 40- 45, характерной среднеазиатской наружности, с довольно приятным, умным лицом, с небольшим полотенцем в руках, обсыпанных мукой. Увидев Лену, он широко улыбнулся и на чистейшем русском языке весело сказал:
- О, кого мы видим, привет, пропащая! Hello, sir - приветливо обратился он ко мне по-английски с заметным акцентом.
- Алик, привет! - Лена по-свойски чмокнула мужчину в щёку и, указывая на меня, прибавила:
- Говори по-русски! Это наш, из Питера только что прилетел. Мы голодные, как волки! Покормишь нас?
- Конечно, покормлю! - продолжая улыбаться, ответил Алик и, протягивая мне руку, которую он уже успел вытереть, добавил:
- Меня зовут Алишер! Присаживайтесь, пожалуйста, будьте, как дома, я - сейчас!
Он скрылся за дверью, из которой вышел, встречая нас. Лена убежала следом. Я уселся за столик. Было тихо, спокойно, уютно. Все мои недавние опасения и предчувствия немедленно улетучились. Осталось только чувство голода. И понимание, что, скорее всего, меня, наконец, покормят.
Через пару минут Алишер показался за стойкой маленького прилавка прямо передо мной. Нагнувшись, он с сосредоточенным лицом проделал какие-то невидимые мне манипуляции, и через мгновение из динамика, искусно задрапированного где-то под потолком, раздалась негромкая музыка.
"Листья жёлтые над городом кружатся...", - пел динамик голосом Лаймы Вайкуле. Мне стало совсем легко и спокойно.
Алишер и Лена появились одновременно. На столике быстро образовались белые симпатичные тарелки, вилки и ложки, большая фарфоровая миска, полная порезанных помидоров, ещё какие-то закуски и, наконец, большое блюдо горячего плова. Следом ловкий Алишер водрузил в самой середине увесистую бутылку английской водки Tanqueray и поставил несколько стопок. Споро откупорив бутылку, он разлил водку по рюмкам и. протягивая, две из них мне и Лене, весело скаазал:
- За встречу! Ну, вздрогнем?
Мы выпили, закусили и снова выпили. Алишер и Лена, как старые знакомые, сразу углубились в беседу о своих местных делах, а я стал рассматривать симпатичные плакаты на стенах. Заметив моё любопытство, Алишер вежливо спросил:
- Бывали в Узбекистане?
- Да, бывал. Очень понравился Ташкент! - искренне ответил я, - последний раз - ровно десять лет назад. А до того ещё пару раз. И я рассказал ему историю моей самой первой командировки в столицу Узбекистана, встречу с гостеприимным Сабиром и его очаровательной женой Галей-Гюзель, наш поход в древнюю чайхану, поездку по вечернему городу и прощание в аэропорту на следующий день.
Алишер слушал, не перебивая, опустив голову и не шевелясь. Когда я закончил рассказ, он так же молча снова налил водку в опустевшие рюми-стопки и выпил, не произнося ни слова.
Мне стало неловко.
- Извините меня, если я сказал что-то не то, - начал, было, оправдываться я, но Алишер отрицательно тряхнул головой.
- Всё в порядке, - сказал он, - всё правильно! Так и было.
Он вдруг быстро поднялся и, не глядя на нас, поспешно вышел.
- Зря ты рассказал всё это! - укоризненно сказала Лена, - он очень переживает! Скучает по дому!
- Я же не знал! - попытался протестовать я, - Ты не предупредила!
- Ладно, ничего страшно! - она махнула рукой, - сейчас придёт!
- А кто он такой, кем был, где работал? - задал я очередной вопрос
- А ты у него спроси, он расскажет!
- А можно?
- Да конечно! Он нормальный мужик! Даже очень! Попробуй! Cам увидишь!
Алишер появился спустя несколько минут. Он был таким же, как и прежде, если не считать задумчивого, ушедшего внутрь взгляда, с которым он подошёл к нам и вновь занял своё место за столом.
- Алик, расскажи ему про себя! - упреждая мой вопрос, попросила Лена.
И я узнал его историю.
Алишер работал следователем прокуратуры Узбекистана. Во времена памятного и очень шумного расследования, известного, как "хлопковое дело", под руководством Гдляна и Иванова в рамках Андроповской кампании по борьбе со злоупотреблениями в руковoдстве Партии и государства, он был привлечён к расследованию, напрямую выводившему на руководство республики.
Многолетнее дело кончилось ничем по простой причине: под следствие попали сами расследователи, и результаты их работы оказались никому не нужны. Даже больше того - совсем не нужны!
Пришедший к власти в 1990-м году Ислам Каримов оказался человеком памятливым и весьма серьёзным, поэтому все наиболее ретивые "разоблачители" недавнего прошлого стали подозрительно быстро исчезать из поля зрения Алишера в неизвестном направлении. А на все его настойчивые вопросы отвечали примерно так:
- Если будешь таким любопытным - сам исчезнешь туда же. Вопросы есть?
Алишер вопросов не задавал. Вместо этого он быстро собрался, продал свою крошечную квартирку на окраине Ташкента и уехал в Москву. А после бесконечных мытарств в столице России не выдержал и обратился с просьбой об убежище сразу в несколько посольств.
Англичане оказались первыми. Вот так он оказался здесь.
- Так что никаких иллюзий не испытывай! - грустно взглянув на меня, прибавил Алишер, - у власти теперь мафия. Настоящая мафия, а не та игрушечная, с которой мы тогда боролись. Рашидов был просто нищим бродягой по сравнению с Каримовым. И так теперь везде по Союзу. И у вас в России то же самое, если не хуже. Ты меня слушай! Я - мент, хоть и бывший, и знаю, о чём говорю! Ладно, хватит о грустном, давайте есть! Плов остывает!
И, обращаяась ко мне, извиняющимсся тоном прибавил:
- Сам понимаешь, здесь не Ташкент, таким, как на Алайском базаре, не накормлю, но и этот вкусный, люди хвалят.
И он опять грустно улыбнулся.
- А что будет дальше, как ты думаешь, Алишер? - вновь не удержался я от вопроса.
- А дальше будет ещё хуже, - не колеблясь ответил он, - они возьмут всё, что могут, выжмут из народа все соки и бросят его. Посмотри на вашего Ельцина! Ты сам не видишь?
- Мальчики! Хватит о политике! - требовательно заявила Лена, усердно поглощая плов, - давайте лучше выпьем!
- Да, хватит об этом, - охотно согласился Алишер и снова наполнил наши опустевшие стопки, - Ну, за всё хорошее и за встречу!
Мы едва успели выпить, как за нашимин спинами снова раздался звук дверного колокольчика.
- О, это Валдис, - весело сказал Алишер, поднимаясь со стула и приветствуя нового гостя.
Им оказался высокий широкоплечий латыш с руками, на которых явно читались следы въевшегося под кожу машинного масла.
- Привет, Алик, - отозвался пришедший, - плов есть?
- Садись, начинай, сейчас ещё принесу, быстро ответил Алишер, уходя на свою кухню.
Мы поздоровались.
- Ну как там, в Питере, - спросил Валдис, - стреляют?
- Стреляют, - кивнул я.
- Понятно, - в свою очередь мотнул головой Валдис, - Как везде.
- Валдис! - весело обратился к нему Алишер, подошедший к нам с новой порцией плова, - расскажи нашему гостю, кто у вас там в Латвии командует парадом?
- Как кто? Бандиты, как везде, ты что, сам не знаешь? Ты же мент!
- Видишь? - многозначительно подмигнув мне, вопросил Алишер, поднимая кверху палец. Вот тебе ещё одна республика! Всё одинаково. Что узбеки, что латыши - разницы никакой, мафия везде одинакова.
- Ребята, - обратился я к ним обоим, - извините, что сразу не спросил! А семьи ваши где? Жёны, дети, родители?
- Наши жёны с нами, - весело ответил Алишер, глядя на Валдиса, куда же мы без них?
- С нами! - утвердительно кивнул немногословный латыш. Он говорил по-русски с чуть заметным акцентом, и мне почему-то показалось, что он стесняется этого.
Вторая порция плова закончилась так же быстро, как и вторая бутылка водки, незаметно появившаяся на столе взамен опустевшей первой. Было совсем поздно, и сквозь стеклянную дверь маленького кафе уже ничего нельзя было рассмотреть.
- Ребята, - умоляющим голосом произнёс я, - спасибо вам огромное за всё: и за компанию, и за еду, только как я теперь домой попаду?
- А куда тебе? - невозмутимо спросил Валдас. Он выглядел абсолютно трезвым, не смотря на то, что выпил больше нас всех.
- Avni Kensington, на Harrington Gardens, - ответил я.
- Ну так это рядом тут, - спокойно сказал Валдис, - Подброшу, не волнуйся!
Лена выглядела уже сильно выпившей, и я озадаченно посмотрел на неё.
Алишер перехватил мой взгляд и успокаивающе произнёс:
- Не волнуйся, я её прямо здесь, в моей каптёрке и уложу, она тут не в первый раз ночует. Жалко её, - тихо добавил он, глядя на Лену, которая засыпала прямо на глазах, - одна она здесь.
- Тамара за ней приглядит, - прибавил он.
- А Тамара - это кто?- Спросил я.
- Жена, - недоумённо глядя на меня, ответил Алишер.
- Извини, я не понял, - поспешно поправился я, и снова спросил:
- А у тебя жена - русская?
- Русская, - улыбнулся Алишер. Она - тоже бывший мент. Работали вместе. У него, - Алишер кивнул в сторону Валдиса, жена тоже русская. Все мы тут русские теперь, - добавил он.
- А как же её муж? - удивлённо спросил я, имея в виду Лену, начинавшую засыпать прямо на наших глазах.
- Да какой там муж, - засмеялся Алишер, - он же этот, голубой, его женщины не интересуют, разве Лена тебе не говорила?
- Нет, - ответил я растерянно.
- Ой, ну тогда извини! Тогда я тебе тоже ничего не говорил, ладно?
- Конечно! - с готовностью согласился я и, поднимаясь из-за стола, спросил:
- Сколько с меня, Алишер? Спасибо тебе большое за всё: и за еду, и за компанию, и главное - за мысли!
- Мысли ничего не стоят теперь, - улыбнулся он, - тебе спасибо! И за рассказы, и за воспоминания! Послушал тебя, и как домой съездил!
- А ты с тех пор так и не был дома? - снова спросил я
- Не был. И уже не буду, наверное, никогда, - грустно ответил Алишер, а здоровенный Валдис, молча слушавший наш разговор, вдруг неожиданно вымолвил спокойным и даже немного суровым голосом:
- Некуда нам больше приезжать. Тот поезд ушёл.
И, обращаясь ко мне, прибавил:
- Готов? Поехали?
Мы попрощались с гостеприимным Алишером, я взял на память его визитную карточку, пожал руку и вышел следом за Валдисом.
Была глубокая ночь. На маленьком, но вёртком Мини Купере мы доехали до гостиницы за несколько минут по пустым, почти безлюдным в это время улицам.
- Заехать за тобой завтра? - спросил Валдис
- Нет, старик, спасибо большое, не надо. Я на метро - и прямо в аэропорт.
- С чемоданами? - недоверчиво переспросил Валдис и, не давая мне возможности возразить, сказал, как отрезал:
- Во сколько заехать?
- В час дня сможешь?
- Без проблем! До завтра! Будь внизу с вещами, а то здесь нельзя стоять долго, - сказал Валдис. Он крепко пожал мне руку и уехал.
На следующий день, ровно в час дня я сидел в его машине, направляясь в аэропорт Хитроу.
Уже у самого аэропорта, молчавший всю дорогу, он вдруг посмотрел на меня и, пожимая на прощание мою руку своей огромной лапищей, выговорил с некоторым усилием:
- Ты не думай про Ленку плохо. Она очень хорошая баба, но несчастная она какая-то. Не везёт ей. Замуж ей надо. И всё у неё образуется.
- Я никак не могу думать плохо про неё, - ответил я совершенно честно, - если бы не она, я бы не познакомился с вами. Так что - передай ей привет от меня. И мою благодарность за её гостеприимство, ладно?
- Передам! - серьёзно сказал Валдис. Он явно был доволен моим ответом
- Будешь в Лондоне - звони Алишеру и приезжай! Будем рады! - закончил он.
Скрипнув шинами по асфальту, Валдис быстро уехал. А ещё через пару часов, закончив все формальности, я сидел в огромном, как корабль, Боинге, урчащем всеми четырьмя турбинами. Потом самолёт дрогнул, вырулил, разбежался и с тяжёлым рёвом проткнул насквозь невысокие хмурые октябрьские облака, наглухо закрывшие от меня бескрайний город Лондон далеко внизу.
Сделав широкий полукруг, самолёт лёг на курс. По обеим проходам улыбчивые и услужливые стюардессы покатили столики, уставленные всевозможными напитками.
- Тройную водку Tanqueray, пожалуйста, - обратился я к симпатичной проводнице. И заметив её удивлённый взгляд, добавил:
- И стаканчик томатного сока!
Я пил водку и смотрел в окно на сплошную пелену облаков под крылом, вспоминая все события этой необычной, но такой приятной ночи, пока не поймал себя на мысли, что какая-то неясная деталь никак не даёт мне сосредоточиться, отвлекает, как-будто нарочно переключя внимание и не позволяя успокоиться.
Как-будто что-то очень знакомое, виденное однажды, просилось наружу из глубин подсознания, и никак не могло найти дорогу!
Время шло, мы уходили вперёд и вверх, а я всё ломал и ломал голову над загадкой, пока вдруг, уже отчаявшись и закрыв глаза, не увидел перед собой узкую пыльную улочку в далёком городе, в котором я то ли был, то ли никогда не был прежде, где, привязанный к к чахлому деревцу у наглухо запертых ворот, стоял и нетерпеливо перебирал тонкими ножками маленький ослик, покрытый красной попоной, лениво и беззаботно шевеля большими мохнатыми ушами.
P.S. Имена и география места немного изменена. Алишер просил не очень распространяться о нём на Родине.