Бессонная ночь, привет

Голд Полли
                Шаги в ночи
Посвящается 230.

Ночь опустилась на наши головы прохладой, среди стрекота сверчков слышались наши шаги и гул города где-то вдалеке. Мы шли по разрушенному перрону к дому. Он все курил, томно втягивая воздух через сигарету. Мне казалось, что рядом со мной никого нет, только оранжевый огонек взлетает и опускается снова и снова. Я давно знала о его неоднократных попытках бросить старую привычку.
Мы шли в обоюдной тишине, мне нравилась ночь. Исходящее от него тепло казалось мне знакомым, родным, хотя мы шли, не касаясь друг друга.
Раздался гул и женский голос объявил, что прибывает поезд, снова мы услышали гул, затем все стихло.
– А знаешь…– перебила тишину.
–Мм?
–Сейчас я кое-что сделаю, обещай не останавливать?
Мы шли рядом с рельсами, бок о бок, и в голову могло взбрести что угодно.
–Обещаешь?
–Ну… ладно, – на душе было слишком спокойно, чтобы думать о глупостях, вытворяемых людьми на перронах.
–Дай сигарету.
–Зачем?
–Дай, – возможно, мой тон показался грубым, потому что в его голосе звучало удивление:
–Хорошо, – он непринужденно потянулся в карман за пачкой.
–Да нет же, свою.
–Ну, уж нет.
–Обещание.
Он как можно глубже втянулся, стряхнул пепел и протянул мне. Стали дрожать руки, но по близости не было фонаря, и он не мог заметить дрожь.
Я села на асфальт, скрестив ноги. В правой руке дымился окурок, а левую положила на коленку ладонью вверх. В мои ноги впились камушки, возможно, если была бы не в шортах, а в джинсах, было бы не так больно.
Он прошел еще пару шагов и вернулся.
–Что делаешь?
Почему-то в такие моменты во мне смешивались несовместимые чувства: досада, страх перед задуманным, точнее перед реакцией спутника, любопытство смешивалось с фантазией и все выливалось в тягу к чему-то необычному, бурлила кровь и мерзли ноги. Послышался противный писк комара.
–Присядь, – предложила ему.
Он сел на корточки в шаге от меня.
–Помнишь, ты не раз хотел покончить с этим, – я поднесла сигарету к губам. Он, было, хотел ее выбить, но остановился. – Знакомы мы с тобой давно, а вот знаю тебя совсем недавно. Давай это будет наш маленький секрет. У тебя в жизни не мало вещей доходило до крайности… но да к черту предисловия.
В этот миг загудел паровоз и он отвлекся, а когда снова посмотрел на меня, был малость ошарашен. Ведь как же я, такая наивная, простая, не сумасшедшая, могла обжечь свою гладкую кожу его окурком. Омерзительное чувство, когда тебе больно, но ты не собираешься отступать. Я вжимала сигарету, пока окурок не стал совсем никчемным.
–Твою ж мать! – он ударил меня по руке, хотя это не сыграло роли. Ниже большого пальца на левой ладошке красовалось темно красное пятно. Он посветил телефоном, и оно превратилось в алый кружок.
–Дура.
–Конечно дура, – я зажала ожог пальцами той же руки.

–Этот шрам, – он снова осветил пятно – зарастет, но в конце каждого месяца я буду расковыривать или обновлять новым обжиганием. Ты знаешь, я такие вещи не вру. Я буду издеваться над ожогом, пока ты не завяжешь дымить.
Я прекрасно понимала, что борьба с самим собой – его дело и ничье иное. Но мое сознание взбудоражила идея оставить памятку о нем, о человеке, совсем другом, отличным от меня, о человеке, о котором, не смотря ни на что, я буду долго помнить светлое, и помнить славную прогулку по ночному перрону.









                Дорогая, я вышел покурить
– Вставай, хватит дрыхнуть.
– Сколько?
– Уже вечер.
– Ммм…
Девушка откидывает свои длинные запутанные сном волосы за спину и, вставая с дивана, со странным недоумением в глазах осматривает комнату.
– А здесь и было тускло, или мне кажется? – она подумывает о том, что неплохо было бы добавить света, потому что в городе любуешься светом окон, а не звездами, и этот свет намного примечательнее, нежели рассыпанные крошки галактик.
Костя оторвался от своих дел. Он все не мог начать свою первую книгу, идея которой давно крутилась в голове. Планировал написать не менее двух тысяч  страниц, но сейчас не выходит и трех.
– Пока солнце не скроется за домами, это самая светлая комната. Лампу надо сменить.
– Но ты этого не сделаешь?
Он пожал плечами.
– Может, когда-нибудь.
Лена хотела что-то добавить, но спросонья, тем более после нескольких суток без сна, не хотелось ничего, особенно говорить. Решив не заострять на этом внимание, она пошла мыть посуду. Занятие как раз для глубоких раздумий и легкого молчания.
Слышно, как гремит посуда и вода разбивается о раковину.
Через пару минут в дверном проеме появляется Костя:
– А куда ушли эти двое?
– Гулять по городу, – Лена силится вспомнить лица Ромы и Софьи, но шум воды сбивает с толку.
– Может, нам тоже прогуляться? – он почувствовал резкое желание покурить, стало сухо во рту.
– Я устала очень, – она посмотрела на него опухшими жалостливыми глазами.
– Ну ладно, ладно. Не смотри так. Ты закончила? Пойдем, составишь мне компанию, порисуешь.
Они уселись снова за письменным столом. Шумел процессор и клавиатура, кисть стучала о стенки банки, окрашивая воду в зеленые тона.
Казалось, ночь растянулась настолько, что можно было бы дописать книгу, да и вообще казалось, что не для таких дел придумали ночь, что можно гулять, пить, веселиться или просто говорить по душам, но нет. Двое в квартире, совсем позабыв о времени и двух других, погрузились в пучину своих собственных миров, с которыми не хотелось делиться до того, как будет написан последний абзац, пока не будет наложен последний мазок. Обоюдное согласие было достигнуто уже давно, они могли браться за похожие дела одновременно, чувствуя друг друга по-особенному.
Около трех ночи Лена, сменившая кисть на гелиевую ручку, стала медленно терять самообладание. Костя заметил, что штрихи все более походили на неразборчивые иероглифы и вскоре, она и вовсе уснула на своем творении.
Сейчас как раз тот момент, когда ночь еще не отступила, но горизонт светлеет, как и стены каменных домов.
Почувствовав, что пальцам пора отдохнуть от многочасового напряжения, Костя встал, прогнул спину, встряхнулся и выключил компьютер, дабы не испортить атмосферу все-таки начатой собственной книги.
Он посмотрел на спящую Лену. В его глазах отражались неуловимые мысли, а во рту снова почувствовалась сухость.
Допив остатки чая, Костя поморщился и полез в окно.
«Опасно, однако. Но стул поместится» – он влез обратно в квартиру, взял с кухни приглянувшийся стул и, аккуратно залезая на стол, чтоб не разбудить Лену, вынес в окно.
Первая сигарета быстро кончилась: перед глазами мелькали сюжеты ненаписанных глав, в книге столько красок, энергии, движения. «Там будет все, что было и не было» – подумал он.
Держась за спинку стула, он чуть покачивался, рассматривая мельчайшие детали города.
«Пока ты спишь, я здесь созерцаю. Самое скучное занятие для настоящего времени. А мы могли бы жить куда интереснее».
Сев на деревянный стул, он закурил и встретил рассвет.