- Он умер? Я что-то не понял.
- Нет, живой. На планёрки нужно ходить.
- А что случилось?
- Да, ничего хорошего. Как отпуск-то отгулял?
- Как длинный выходной. Не спрашивай. Нет в жизни счастья. Что тут у вас интересного-то?
- Если ты несчастлив, попробуй вспомнить обратное, и тебе станет легче, потому что ты этого не вспомнишь.
- Хороший совет. Чтобы на фоне депрессии повеситься.
- Да, нет. Счастья вообще нету. Когда ты начнёшь анализировать трудные моменты в жизни, ты поймёшь это. Все переломные этапы – это одни беды. Сейчас у тебя – вариант нормы. Не загоняйся. Работай…
- Как ты сказал? Если…
- «Если ты несчастлив, попробуй вспомнить обратное – тебе станет легче, потому, что ты этого не вспомнишь», - повторил доктор и зажевал конфету.
- Ну, это типа… Хорошо, что у соседа корова сдохла, а не то, что у тебя её нет?
- Ну, типа того. Если сосед – это ты в прошлом. Тут вообще прикол! Мужик этот в реанимации сейчас лежит.
- Рассказывай, давай. Заполони мою пустоту…
- Чужими бедами? – доктор рассмеялся, - погоди, Разгуляй. Я сейчас историю отнесу и вернусь, - он встал и вышел.
Разгуляев - первый день, как с отпуска. По своему обыкновению он сразу оказался в неврологическом отделении. На работу хирург опоздал – со своими ещё не общался. На консультацию его вызвал Петров. Невропатолог всегда всех чем-нибудь удивлял и угощал. В ординаторской без него осталась тишина и запах шоколада.
Снег за окном вбрасывался в пасмурное пространство улицы, словно первый пробник прохлады. Как скинутая с подоконника пыль – вызывающе. Снежинки летали неуверенно, не по-хозяйски. Редкими порциями. Во все стороны. Вверх и вниз. Не находя себе места. Как гости. На сером фоне осени и души Разгуляева они выглядели неуместно. Петров вернулся в ординаторскую и развёл кофе с демагогией:
- То есть, спасать бабку дальше нам? Всё отделение забито. Забрал бы её в хирургию. У нас перевязочного материала нет. Ты написал, что ей пролежни перевязывать нужно? Будем катать её каждый день к вам. Кантовать. Там уже - третий инсульт у неё. Не выпишется она отсюда. Я понимаю, что у вас в хирургии тоже все в коридорах лежат. Но бабульке-то уже не поможешь. В реанимацию таких тоже не берут. Родственникам бесполезно объяснять…
- Что там с мужиком-то в реанимации? Я краем уха слышал, - Разгуляев громко хлебнул из кружки и закинул скрещенные ноги на край стола. При этом он ещё больше углубился в мягкий диван. Петров, сидевший за соседним столом, напротив, теперь видел только голову консультанта и его болтающиеся на ногах тапки. Лицо у Разгуляя застыло в ожидании, а шея вытянулась, как будто он провалился в какой-то люк и ждал, чтоб его поскорее вызволили оттуда.
- Аааа! Ты про это… Месяц назад, где-то, прооперировали тут мужика с аппендицитом. Лет пятьдесят ему. На вид - приличный. Пришёл с болями в животе. Наши доблестные хирурги выставили ему этот диагноз. На операции он дал остановку. Пока его «заводили», кора мозга «отлетела». Это вечером было. Сразу спустили в реанимацию. Оперировать не стали. Зрачки широкие, на свет не реагируют. Меня туда вызывали. Соматически - живой. На деле - растение. Утром решили, что оперировать всё-таки нужно. Взяли. Сделали аппендектомию. Отросток простой оказался. Не воспалённый. Во, мужик встрял-то!
- Не было, что ли, аппендицита? – из «люка» Разгуляя появилась рука с кружкой. Он хлебнул кофе и снова оставил на виду только свои подошвы и вытянутое удивлённое лицо.
- «Дурак со скальпелем в больнице, как умный с саблей на войне – и операций не боится, и в штабе с главным наравне».
- Да, перестань ты! Кто его оперировал? Кто наркоз давал?
- Да, тут не в этом дело. Ну, Клочков с Михайловым. «Ругать врача бессмысленно, как киллера хвалить – ведь оба промахнулись ненароком!». Один из тысячи наркозов – злокачественный. Тут вопросов нет. Напрасных аппендэктомий по статистике тоже много. Хоть у нас, хоть в Америке. Это никуда не денется. Тут другое. Жена от него отказалась. У него сифилис выявили. Он с курорта приехал, как раз. А через несколько дней к нам пришёл. Человек вот-вот приберётся скоро, а никто к нему не приходит сейчас. Хоронить некому будет. Там уже всё – одна рама от него осталась. Пролежни, сепсис, уремия. Лечат ещё…
- Как ты сказал про… Ругать врача бессмысленно? - у Разгуляя снова появилась кружка. Выглядело это так, как будто напротив Петрова находилось сразу три застрявших человека. У одного торчала голова, другой выставил ноги с нанизанными тапками, а третий - подносил глоток к разговаривающему рту.
- «Ругать врача бессмысленно, как киллера хвалить – ведь оба промахнулись ненароком!», – невропатолог засмеялся и добавил, - «Осознание ошибки врачом, как потрясение зрителя невероятным фокусом».
- Откуда это? – хирург закатил глаза и откинул голову назад, - сидел бы тут целый день. Не хочу работать. Умеешь ты релаксацию устроить, доктор Петров. Хорошие поговорки ты придумываешь. Как ты там про ошибки раньше говорил?
- «Слышать от многих, что все врачи ошибаются – как родительское снисхождение. Понять, наконец, что это истина и она буквальна – как божье откровение».
- Обалдеть! – Разгуляев убрал ноги со стола. Он встал и допив кофе в пару глотков, поставил кружку на стол. Хирург заходил взад-вперёд. - А я тут! Ипотека на двадцать лет! Двое малышей в сорок пять. Ни денег, ни здоровья. Тьфу! А тут - мужик гульнул себе неудачно. Раз в жизни, может. И кранты! Умер и никому не нужен. У него живот-то… наверное, с этим, что-нибудь связано? Может яблоко съел? Где тот момент? Кто виноват? Охренеть!
- Да, главное – аппендицит-то простой. Не гангренозный, не флегмонозный. На истории болезни диагноз – «простой аппендицит».
- Хоть книгу пиши! – Разгуляев уставился в окно. Глаза и нос его заполнились слезами, и он вынужденно открыл рот. – «Писатель – это читатель неписаных книг, как врач – диагност нелеченых больных»…
- Получается, - сказал Петров и направился к раковине.
- Знаешь, а мне и вправду легче стало. И работать захотелось, - хирург шмыгнул носом.
«Снежная пыль» на улице уступила место настоящей - серые завихрения уже тоже успокаивались. Они постепенно стирались о шифер соседних крыш. Осень Разгуляева окрасилась, наконец, в подобающее настроение. Вероятно, выпитый кофе придал ему сил. Погода заняла в душе врача своё положенное место. Он облегчённо вздохнул и высморкался в носовой платок.