Запись четвертая

Эфмирэль Лиантэм
До сих пор царица не могла понять, как Александр узнал, что она хочет ехать в храм Афродиты в Пелле, ведь никому кроме ее самой доверенной финикиенки не было о том известно.
Брак с великим воином еле дышал и, по мнению верующей бактрийки, только всемогущая богиня любви могла даровать ей свою помощь и защиту. Но что если Александр действительно приставил к ней соглядотаев? Неужели он настолько не доверяет ей?
Женщина стояла на балконе, когда почувствовала легкое, будто робкое прикосновение пальцев к своему плечу. Обернувшись, быть может, немного резче, чем нужно было бы, она увидела стремительно отдернувшего руку, полководца. Стальные глаза Александра смотрели на нее серьезно и задумчиво. Ни слова не говоря он развернулся и вышел. Она сделала шаг, чтобы пойти за ним, но внутренний голос остановил ее.
Царица спустилась в конюшни - проститься с Буцефалом. Конь воина любил ее, и молодая женщина платила вороному взаимностью. Она гладила его по черной морде, глядя в блестящие, маслянистые глаза, когда грубоватая, теплая рука перехватила ее руку за запястье. На этот раз царица не испугалась, но инстинктивно попыталась высвободиться, и полководец поняв, что захват, возможно, действительно слишком крепок для тонкой девичьей руки, осклабил его. Пленница тут же перестала вырываться, даже напротив, отчего-то сделала шаг назад, полностью подчиняясь его власти.
- Не уезжай... - вдруг услышала женщина горячий шепот у самого уха.
- Я... Но откуда? - растерянно начала царица.
- Я все знаю. - Почувствовав, как его губы нежно коснулись ее шеи, затем плеча... Одна рука его крепко обвила ее за талию, вторая же медленно заскользила вниз по груди, животу к бедру. Она напряглась, словно струна, чуть выгнулась и хотела обернуться, но тут же снова встретилась с его губами - то нежными, то нетерпеливыми и страстными. Они овладевали ею, подчиняя своей воле все ее существо, заволакивая сладким туманом сознание...
Наконец, сумев на мгновение освободиться от этих колдовских чар, царица взяла Александра за руку и повела за собой по длинным коридорам дворца. Она бежала, едва касаясь своими тонкими пальцами его руки, смеющаяся, совершенно обезумевшая, опьяневшая от счастья. Они, словно заигравшиеся дети, то и дело манили друг друга за собой, пока не добежали до полутемной комнаты с полотняными шторами.
Здесь женщина больно ударилась бы спиной о стену, к которой он попытался прижать ее, если бы талию вновь не оплели его спасительные, сильные руки. И вновь поцелуй, обращающий весь ее мир в его присутствие рядом.
Она слышала, как жалобно звякнул разорванный золоченый пояс ее туники, почувствовала как поползла вверх, а затем, легко сброшенная с плеча, скатилась к ногам сама ткань одеяния, как жарко поднималось в ней желание слиться с этим сильным, мужественным, отважным человеком в единое целое. От него веяло той настоящей мужской силой и властью, под покровительством которой хотелось находиться. С ним нечего было бояться.
Царь обнял так, что казалось, он сейчас сомнет, переломит пополам хрупкую женскую фигурку, но на удивление ломота эта оказалась приятной, растеклась теплом по всему ее телу. С губ бактрийки сорвался стон... Когда же она обхватила его бедрами, и он вновь резко, сильно прижал ее к себе, ломая все преграды и наполняя ее собой, то молодая женщина смогла лишь шумно вдохнуть, изо всех сил вцепившись в его плечи.
Он держал ее на руках пока первая, стрелой пронзившая ее боль, не утихла, обращаясь сладкой негой. Александр склонился над царицей, приподнявшись на локте: разомлевшая, блаженная сейчас она больше всего походила на беззащитного ребенка, которого он однажды поклялся хранить от всех земных бед и невзгод.
- Я и в правду такая нелюдимая? - вдруг спросила она его.
- Не знаю... Поспи. - И македонец обнял ее впервые не как девушку, не как царицу, но как любимую.
А на утро уже молодая царица аккуратно перебирала его золоченые солнечным лучом кудри. Шаловливый луч щекотал Александру веки, отчего царь недовольно жмурился и что-то ворчал себе под нос. "Ну надо же, - подумала она, вставая и поправляя штору, - вроде бы вырос, а привычки детские еще остались. Пусть хоть раз проспит свой любимый смотр войск". - и она вновь устроилась рядом со спящим белокурым воином.