ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕЙ ЖЕНЕ ВАЛЕНТИНЕ, УШЕДШЕЙ В МИР ИНОЙ, ЗАГАДОЧНЫЙ И НЕПОЗНАВАЕМЫЙ ЖИВУЩИМИ НЫНЕ.
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
А.С. Пушкин
1
Валя Шатеева, МНС физической лаборатории Отдела нефизических явлений одной из самых серьёзных организаций нашей страны разливала кофе по чашкам. Старинный высокий, слегка сужающийся вверху, подернутый сажей кофейник с круглой шишечкой на крышке и кривым носиком выглядел жутким анахронизмом в этом большом зале, уставленном суперсовременными и, видимо очень дорогими научными приборами. Этот кофейник достался в наследство заведующему лабораторией Акопову Илье Спартаковичу от дальних родственников из города Баку.
Лаборатория, занимавшая целое крыло на третьем этаже стеклянного институтского здания в северной части Москвы, на Дмитровском шоссе, числилась как бы в двойном подчинении. Она вроде бы и была структурным подразделением института, а вроде бы и нет. Свидетельством того, что «нет», являлся дополнительный охранник, сидевший за серьёзным пультом, отгораживающим коридор, ведущий в лабораторию от всего остального здания. Вторым входом сюда был большой грузовой лифт, обслуживавший только эту лабораторию. Раздвижная бронированная дверь в камеру лифта со двора всегда была закрыта сложным замком с хитрой сигнализацией, но не только - еще и опечатана зачем-то анахроничной деревянной дощечкой на веревочке с пластилиновым оттиском на ней.
Единящим же со всем остальным было то, что лаборатория выполняла одну из общеинститутских тем: «Влияние солнечной активности на спектр северного сияния». Чем тут занимались еще, то есть кроме этой темы, никто в институте не знал. Интересоваться этим было бесполезно, да никто и не интересовался. Больше половины институтского здания уже было сдано в аренду каким-то странным фирмам и фирмочкам, которые тоже занимались бог знает чем и не всегда легально. В уцелевших для науки помещениях доживали свою пред и после пенсионную жизнь мастодонты переднего края советской научной мысли, обломки империи, отблески былого величия. Они много могли рассказать о прошлом и о себе в этом замечательном времени, но настоящее и будущее их уже не интересовало.
Снаружи здание выглядело еще вполне прилично, хоть и не очень современно, но внутри следы морального развала общества потихоньку проявлялись физически. По коридорам проломы в стеновых и потолочных панелях никто не заделывал, огромный холл встречал посетителей института полумраком и холодным неуютом. Всё здесь потихоньку приходило в неприглядный вид вовсе не потому, что некому было это исправить и не из недостатка средств, а от всеобщего убеждения в ненужности таких действий. Кому это действительно нужно? Гори всё ясным огнём. Вся страна тогда так жила. Ничего не поделаешь, как говорится, время такое.
Валентина Шатеева попала в этот гадючник, как она его называла в минуты раздражения, пять лет назад после окончания физического института в Долгопрудном, где она прожила в маленькой квартирке вдвоем с матерью всю предыдущую жизнь. Работать здесь было удобно – двадцать минут на электричке и дома.
Сейчас у неё как раз была минута раздражения. Она надула губы, с грохотом водрузила кофейник на плитку и повернулась к сидевшим за компьютерами мужчинам.
- Ну, вы будете кофе пить? Сами просят, а потом не дозовешься.
- А ты уже звала? – не оборачиваясь, спросил Егор Градов, высокий сильный брюнет, с чуть видными седыми полосочками в жестких немного кудрявящихся волосах, которые вместо его лица видела сейчас Валентина, - Ты еще не звала нас, обманываешь, Валечка.
Валя поняла, что краснеет и поняла отчего. Она нисколько не считала себя неправой, но знала, что ничем не сможет ответить ему. Если б ей сказали, что она влюблена в этого красавца мужчину, она сказала бы «фи», но ничего не могла с собой поделать – смущалась от одного его вида или звука его голоса. Это обстоятельство мешало ей увидеть, что он не такой уж и красавец. Излишне выдающиеся вперед скулы делали его лицо, мягко выражаясь, не идеальным, особенно в сочетании с густыми бровями, почти смыкающимися на переносице. В то же время, эти отклонения от нормы придавали его лицу какую-то дикую мужественность, способную привлекать внимание женщин.
Валя была скромной девушкой, спокойно осознававшей, что она не красавица, ну, не совсем, чтобы… на её взгляд, но она еще была и умной девушкой, в том смысле, что, не придавая особого значения своей образованности, чувствовала свою силу не в уме, а в женственности, в своей способности любить и быть нужной и нежной. А вот этот мужлан никак не хотел этого замечать.
- Так идёте или нет? – уже миролюбивей спросила Валя, когда краска с лица сошла, что она выяснила, бросив косой взгляд в зеркало лабораторного шкафа, исполнявшего обязанности буфета.
- Идём, - ответил Егор, решительно отвернувшись от компьютера вместе с креслом, - Ты знаешь, Валя, такие губы сейчас в моде.
- Ну, начинается…
- Нет, нет, ты зря фыркаешь, фотомодели такие губы специально силиконом накачивают.
- Бутерброды будете, Егор Ростиславович… - Валя уже улыбалась, - Или вот печенья вчерашние…
- Я буду бутерброды, - сказал, походивший к столу своей развинченной походкой компьютерного гения Серёжа. Плотный белый халат хоть как-то скрадывал его худобу.
- А на тебя не припасено, всё равно не в коня корм, - по-прежнему улыбаясь, сказала Валя, но бутерброд ему дала.
- А Спартакыч где? – Сережа произнёс это с набитым ртом, неразборчиво, но его поняли.
- У директора института, на учёном совете, - ответила Валя, чинно, оттопырив мизинчик, отхлёбывая кофе мелкими глоточками, - А вы, Егор Ростиславович, почему бутерброд не берете?
- Спасибо, Валечка, я не хочу есть, если только печенье?... дай пару штук.
- Чего совещаться – и так всё ясно, - Серёжа при этом посмотрел на бутерброды.
- Не твоего ума дело, - сказала Валя, убирая тарелку с бутербродами подальше, - С твоим отношением к жизни ты навсегда лаборантом останешься…
- А я и не претендую, - Сережа одним глотком допил кофе и ушел к своему компу продолжать стрелялку.
Осталось непонятным, на что он не претендует, на бутерброды или на повышение в должности. Валя, не зная как подступиться к Егору, отсутствующим взглядом смотревшему куда-то в угол, продолжила нравоучительную сентенцию, слегка повысив голос, чтобы Сергею было слышно.
- Из нашей группы институтской больше половины нигде не работают, молодежь пошла… никто работать не хочет, - она не замечала, что отделяет себя от «молодежи», хотя ей только что исполнилось двадцать семь лет, что еще весьма далеко от старости, но ничего не поделаешь, чтобы читать морали нужно возвыситься, - По специальности только трое работают, остальные менеджерами… двоих в Массачусетс взяли…
- Наверное, только эти двое и научились это слово произносить, - Егор так шутил, потому что Валя тоже сбилась на слове «Массачусетс».
Валя задумалась, обидеться ей или посмеяться тоже, но в этот момент в лабораторию стремительно зашел Илья Спартакович, спутав её размышления.
- Ага… едите без меня…
- До обеда еще час, а ребята проголодались, я решила кофейку…
- Хорошо, хорошо.
- Ваша пайка в неприкосновенности.
- Егор… - пропел Акопов или «Спартакыч», как его все называли заглаза, - Ты же подполковник ФСБ, Егор, откуда у тебя эта тюремная лексика?
- Возражаю, это вполне парламентское выражение в наше время.
- Если президент всех мочит в сортире… - начал было Сережа, быстро переключивший свою стрелялку на какую-то рабочую программу, но его прервала Валя:
- А ты молчи, когда джигиты разговаривают.
- Не остыл еще кофе? – спросил Спартакыч, набрасывая на плечи халат.
- Нет, я на единичке оставила, а вообще…
- Что вообще?
- …Можно было бы и кофеварку завести, хотя бы как лабораторное оборудование.
- Ты что, Валя? Из этого благородного кувшина еще прадед мой кофе пил, да?
Эту фразу Илья Спартакович произнес с деланным кавказским акцентом – нечто армянское еще проглядывало в чертах его лица, но говорил он без всякого акцента и родного языка почти не знал. Он взял в шкафчике свою персональную чашку с выгравированной на ней надписью: «Доктору ф.м. наук Акопову И.С. от ученого совета в связи с 25-летием работы в институте», и присел к столу.
- Я вообще… как ты говоришь, Валя… вообще-то начинаю сомневаться в целесообразности технического прогресса. Зачем тебе кофеварка? Суть процесса ведь от этого не меняется? Кофе остается тем же напитком, что и сто лет назад, хоть ты его на ядерном реакторе подогревай.
- Что? опять вас достали на ученом совете?
- Да нет… просто это уже становится похожим на дэжавю… всё это уже было когда-то… и не один раз было, все одни и те же разговоры – как хорошо было раньше и как плохо стало сейчас, тоска…
Акопов замолчал, пережевывая бутерброд. Остальные тоже молчали, ожидая продолжения, но его не было. Валя не стерпела:
- Но мы-то работаем!
- Мы работаем, Валя, но… Но я себе даже не представляю, как будет выглядеть окончание нашей работы… Я имею в виду успешное окончание… Я приду на тот же ученый совет и скажу: «Всё, что вы делали всю свою жизнь, это всё ерунда и никому не нужно, возьмите вот это, совсем другое… и радуйтесь». Так что ли? Хотя, виноват, - Спартакыч поклонился в сторону Егора, - Я и этого сделать не смогу, работы же секретные.
- Пока секретные… - возразил Егор.
- Я боюсь, что навсегда… сами подумайте, кому это нужно? Если кто-то научится добывать энергию бесплатно, кто тогда будет покупать нефть и бензин? Если мы с вами научим людей летать, зачем нужны будут самолёты?... да и вообще, всё это… все эти приборы, кофеварки? а? зачем? Пойдем покурим, Егор?
- Курите здесь, я вытяжку включу. Вы, наверное, опять сцепились с директором?
- Нет… так, немножко…
- Хотите разрушить оптимистическое настроение сотрудников? – Валя, как единственная здесь женщина, считала своей обязанностью умиротворять мужчин.
- А у вас есть оптимизм? – вмешался Егор.
- А у вас разве нет? – поинтересовалась Валя, - У вас его должно быть больше, чем у нас всех, вместе взятых.
- Откуда он у меня может взяться? Я ни хрена не понимаю, что вы тут со мной делаете.
- Вы рассказали нам сказку, Егор, а мы тут работаем, чтоб сказку сделать былью, понимаешь…
- Не получается.
- Что не получается?
- Кавказский акцент у вас не получается, я служил на Кавказе… хоть вы и армянин, но не получается…
- А почему он у меня должен получаться – я москвич в третьем поколении.
Всем стало смешно и обстановка сразу разрядилась.
- Нет, ну действительно, - продолжил Егор, стряхивая пепел в банку из-под пива, выставленную на стол Валентиной, - Я уже месяц работаю тут у вас подопытным кроликом… ну, кролик, так кролик… но и кролику хочется знать, что с ним делают, а то вы как врачи: «Откройте рот, закройте рот, съешьте таблетку». А зачем всё это? никто не скажет – не твоего ума дело.
- Это да, - заметил Спартакыч, - Они заботятся о психике больного, не хотят тревожить…
- Да, не правда… просто сами не понимают, что делают, а в таких случаях лучше молчать.
- А ха-ха… наверное, вы правы Егор… ну, что, Валечка, расскажем пациенту о том, что мы с ним делаем? а?
- А в каком объёме вы владеете квантовой физикой, Егор Ростиславович? – съязвила Валентина.
- Ага… уела… ну, не владею, но, уверяю вас, то, чем я владею… это я могу объяснить кому угодно так, чтобы он понял…
- Не обижайся, Егор, я же могу говорить тебе «ты»? мой возраст мне это позволяет, - Спартакыч периодически произносил эту фразу, но всё равно, чаще обращался к Егору на «вы», - Давайте попробуем, а? Может, сами начнем понимать, что мы собственно делаем? Как один профессор говорил: «Ну, до чего у меня бестолковые ученики, я им уже три раза повторил материал, уже сам начал понимать, а они всё никак»… А –ха-ха… Н-да, начинай, Валя, рассказывай.
- А что рассказывать? – Валя действительно не знала.
- А всё… начинай с основ квантовой физики… вкратце.
- Ну… Квантовая физика это раздел общей теоретической физики, изучающий явления микромира, так называемых элементарных частиц – это вы знаете, конечно. Грубо говоря, эта наука делится на квантовую механику и теорию поля. С чем это связано? Прежде всего, с дуализмом поведения самих элементарных частиц.
- Корпускулярно-волновой дуализм? Это я знаю еще со школы.
- Совершенно верно. Еще самые древние греки знали, что все тела состоят из атомов, но это была философия, почти религия, чисто теоретические построения, так сказать, но когда дело дошло до практики, то оказалось всё не так просто. Если раньше считали атомы такими микрокусочками материи, шариками, скажем, разной величины, то, когда их захотели пощупать, они вдруг стали проявлять волновые свойства, то есть совсем не то, что от них ждали. Прежде всего, это касается частиц света, так называемых фотонов или квантов, как назвал их Планк. Я так понимаю, эффект Комптона, уравнение Шредингера, преобразования Дирака вас не очень интересуют?
- Не очень, - Егор засмеялся.
- Ну и слава богу. Ограничимся тем, что есть такой дуализм квантово-волновой, но это еще не всё. Дуализмов тут много и не только дуализмов, а прямых нестыковок. Например, такой – движение микрочастиц в чем-то соответствует движению макрочастиц или простых тел, описанных классической механикой, теми же законами Ньютона, а частично не соответствует. В чем-то согласуется с релятивистской теорией Эйнштейна, а в чем-то нет. Поэтому на сегодняшний момент весьма и весьма условно, конечно, можно сказать, что квантовая механика это нерелятивистская теория, а теория поля – релятивистская. Квантовая механика подобна классической механике, а теория поля… хотя опять я что-то не то говорю. Нет не могу я, Илья Спартакович, объяснить это в двух словах… не получается.
- Ну, почему же, самое главное ты уже сказала. Главное, Егор, в том, что вот этот мир, в котором мы живём, кажется нам единым целым, а на самом деле этого нет. Нет всеобщих законов, способных описать этот мир. Законы Ньютона легко и просто описывают, скажем, движение шаров на бильярде. Мы можем точно рассчитать, что будет, если один из шаров ударит в другие с определенной силой и в определенном направлении, но если то же самое происходит с элементарными частицами, то эти законы не действуют, здесь уже всё по-другому, как государство в государстве. Понимаешь?
- Нет.
- Ну, смотри, вот этот стол… он кажется нам твердым. Вот я ударяю по нему кулаком, - Спартакыч действительно довольно сильно стукнул по столу, так что зазвенели ложечки в чашках, - Кулак не проходит сквозь стол, отскакивает, а из теории этого не следует, потому что мы представляем себе атомы очень маленькими, расположенными на большом расстоянии друг от друга. Грубо это можно уподобить звездному небу, примерно так же, как звезды, атомы расположены по отношению один к другому. Представь себе, что столкнулись две галактики. Они ведь легко могут пролететь сквозь друг друга и не зацепиться ни одной из звезд. Там же 99,9 процентов пустоты. В микромире, казалось бы тоже самое… но факт остается фактом – стол твердый и проходов между атомами как бы нет.
После того как Спартакыч еще раз треснул кулаком по столу, Валя убрала чашки, а он продолжал:
- Кстати, о звездном небе. Когда мы смотрим на него, мы видим совсем не то, что есть на самом деле, правда? Мы же знаем, что свет от звезд идет к нам миллионы лет, а что это значит? Значит, мы видим не саму звезду, а только её след, оставленный миллионы лет назад, а где сейчас эта звезда? Нам же говорят, что все небесные тела находятся в постоянном движении, значит, за миллионы лет эта звезда улетела уже черт знает куда, где она сейчас, вот в эту минуту? Никто этого не знает. Примерно то же самое происходит с элементарными частицами. Валя, ты вот физик, ты видела когда-нибудь элементарную частицу?
- Нет, конечно.
- А что ты видела?
- Следы частиц…
- Правильно. Эти частицы разгоняют на циклотронах и прочих коллайдерах, бомбардируют другими частицами, заставляют их оставлять следы на чувствительных к этому приборах или фотоплёнке, но, когда вы видите эти следы, частиц, самих частиц там нет… и где они, непонятно. Для того чтобы хоть как-то определиться с этим, придуманы принципы неопределенности Гейзенберга и прочих. Существуют формулы для расчета вероятности условного расположения этих частиц в пространстве в условный момент времени…
- Гадание на кофейной гуще?
- Да, Егор, что-то в этом духе.
- А зачем тогда учиться? изучать всё это если… - Сережа давно уже оторвался от своего компьютера и внимательно слушал. Сейчас он решился влезть в общий разговор, но его тут же прервала Валя:
- Тебе лишь бы не учиться, ну и не учись, никто не заставляет.
- Ну, правда…
- Видишь ли, Серёжа, мальчик мой дорогой, это всё чертовски интересно. Да, конечно, мы знаем о природе очень мало. Да, большинство так называемых «всеобщих» законов просто описывают частные случаи, пытаются их объяснить каждый раз со своей колокольни, но есть же общие законы, есть! Их нужно искать – вот в чем главный интерес. Этому не жалко посвятить всю жизнь, а не только пять лет на обучение в институте. Не может не быть общих законов, вот посмотрите, - он выложил на стол альбомы с фотографиями, - Вот фотографии северного сияния с земли и из космоса, вот фотографии обычных молний, вот шаровых. Посмотрите, что в них общего?
- Размер фотографий!
- Я не шучу, Егор, смотрите внимательней, такое впечатление, что эти световые, следовательно, энергетические явления распространяются не произвольно, а как будто по заранее намеченным каналам. Полярное сияние с земли кажется бесформенным заревом на небе, а посмотрите снимок из космоса…
- На змею похоже. Хвост к Земле тянется.
- Вот именно. Свечение происходит только вот в этой ограниченной зоне. За её пределами ничего не светится, а почему?
- Понятия не имею.
- И не только вы понятия не имеете, никто не имеет, а факт остается фактом. Физические условия вокруг точно такие же, а свечение только здесь. Я вам показывал уже прибор искусственного полярного сияния, помните, как это выглядело?
- Красиво.
- Посмотрите, вот фотка. Видите, что короны на полюсах совершенно правильной формы. В лаборатории это получается, а в реальности нет, почему? В школе же вы крутили электрофорную машину, помните как между шариками проскакивает искра? Прямо и просто, а почему реальные молнии такой сложной формы? А вот теперь посмотрите вот это, - Спартакыч выложил на стол еще один альбом, - Это фотографии НЛО. Вам не кажется, что это явления того же порядка?
- Может быть…
- Очень даже может быть. Я ничего не доказываю, я только ставлю вопрос… сам для себя.
- А при чем здесь квантовая физика?
- Видишь ли, Егор… квантовая физика сейчас уперлась в стену. Вначале всё было очень красиво: Планк, Гейзенберг, Эйнштейн, Нильс Бор, Капица наш… это не люди – легенды. Атомные бомбы, реакторы, циклотроны… Еще в шестидесятые годы казалось, что еще чуть-чуть и мы покорим вселенную, физики казались всесильными полубогами… а этого «чуть-чуть» до сих пор не хватает. Сейчас строят адронный коллайдер под землей где-то в Европе, огромный, территории одной страны уже не хватает. Думают, что дело в размерах… прямо по Фрейду, ей богу… Они думают, что мощности приборов не хватает. Вот тут не хватает, - он постукал себя по лбу, - Не хватает понимания процессов… или смелости.
Какое-то время Илья Спартакович молча ходил возле стола, заложив руки за спину, потом резко вернулся к столу, облокотился на него и в упор посмотрел на Егора.
- То, что ты нам рассказал о множественности миров и возможности перехода из одного в другой - из той же оперы. Знаешь, чего боятся ученые физики? Боятся признать очевидную вещь – что материя сделана из ничего. Очевидно, что элементарные частицы как бы не совсем материальны – это некие вероятностно-энергетические объекты. Но из этих почти нереальных объектов всё и состоит! Значит что? Значит всё, что мы видим вокруг такое же, всё это так же нереально и условно! Знаете, почему мы не можем поймать за хвост эти самые частицы? Эйнштейн был гениален, он видел черту, разделяющую миры, но даже он не посмел… Он говорил о различии течения времени в макромире и микромире, в космосе… Валя, кофе еще есть?
- Нет, всё выпили.
- Водички налей тогда. Есть фактор, абстрактный принцип, который делает стол твердым, воду жидкой, воздух газообразным, делает видимыми молнии, полярные сияния или НЛО – этот фактор – время! В микромире его нет…
- Как это нет?
- А просто нет и всё. Когда появляется время, появляются предметы, стол становится твердым, вода жидкой, ну и так далее… при этом он залпом осушил стакан этой самой воды, принесенной Валей.
- А откуда оно берется тогда?
- Вот это и есть предмет исследования… это и есть искомый принцип…
- Илья Спартакович, может пойдём обедать? в столовой договорим?
- Пойдем, Валечка, пойдём, дорогая моя…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Это первая глава романа - продолжения книги "Троглобионт".
Я думал закончить написание этого романа где-то в мае этого года, но уже начался ноябрь, а воз разгружен только наполовину, может, чуть больше. Работа оказалась трудной, но очень интересной. Теперь уже планировать дату окончания даже не берусь, хотя... чего тянуть-то? будем поспешать, а там, как бог даст.