В стройном солдатском ряду
Иль на коне офицером.
Ты у неё на виду,
Ты у нее под прицелом.
Замыслов часть или нет
Время придет и покажет:
Может быть, выведет в свет?..
Может быть просто накажет?
Была ли императрица искренней сама перед собой, когда замысел какой-то возникал в ее головке и она начинала лихо-радочно искать ту ниточку, потянув за которую задуманное могло быть доведено до логического конца? И найдя ниточку эту, рано еще было успокаиваться, поскольку следовало опре-делить общественный резонанс на действия императрицы, главным в котором было – «ничто не должно было хоть ко-мочком грязи коснуться ее самоё!»
Если ниточка не находилась в настоящем, её следовало искать в прошлом, богатом на события и на решения их опре-деляющие. Во всяком случае, она понимала, что в такой во многом еще запутанной стране, как Россия, можно всегда ожидать чего-то совершенно неожиданного, когда кажущееся внешне монолитным, крепким, нерушимым. – в одно мгновение рушится! Сам ее приход к власти – не пример ли тому? Она – немка по крови, по воспитанию, по образу мышления – в чуждой для нее среде, не имея никаких прав, без пролития крови, становится императрицей! Но нужно, взяв власть, и удержаться… А для этого нужно, чтобы ничто не могло вызвать сомнения в ее желании создать условия для процветания России! .Русь за свою историю много чего знавала, ставившая ее на грань катастрофы, из которой ее выводило что-то непредвиденное, неожидаемое. «Чтобы сидеть на престоле относительно спокойно, нужно, чтобы жизнь в стране кипела, чтобы не оставалось времени на лихие замыслы и чтобы побольше сил было на твоей стороне. Нельзя создавать на пустом месте конфликты, тем более, когда права твои на трон не слишком велики и есть многие, кому твоя власть костью поперек горла торчит. Процветание с одной стороны и жесткость, а возможно и жестокость по отношению к тем, кто мешает, с другой. Прав, прав был Петр Великий в том, что с противниками надобно расправляться без колебаний, даже если они близкие по крови! Смута – враг любого порядка. Порядок – условие для процветания. А процветание – условие крепости престола. Я хочу блаженства не только для себя, а для всех, все дела мои к тому направлены. Жалость – делу во вред. Петр Алексеевич понимал это, как никто другой… Но мне…мне надо постоянно о своей репутации думать. Петр Алексеевич имел все права на престол, а я? О, мне требуется хитро дело вести. Даже тень подозрения не должна коснуться меня, если в интересах государства кому-то и придется расстаться с собственной головой по моему усмотрению. Для пользы дела...» - подобные мысли прочно поселились в ее голове после смерти в конце декабря 1761 года Елизаветы Петровны, хотя вслух она их никому не высказывала. Даже, своей ближайшей подруге – умнейшей хитрейшей Екатерине Рома-новне Дашковой, обожавшей всевозможные, большие и ма-лые, интриги. И даже…ее супругу – милейшему князю Миха-илу Ивановичу Дашкову…
Но шило в мешке, говорят, не утаишь. И Дашкова была бы не Дашковой, если бы потаенные намерения августейшей подруги были ей неведомы хотя бы частично, хотя бы в общих чертах.
Воспоминания на некоторое время отвлекли императри-цу от бумаг, внушительной грудой лежащих на столе. Она откинулась к высокой спинке кресла и, положив ногу на ногу, несколько мгновений любовалась морозной синевой петер-бургского неба за высоким окном. Вспомнив, как гарцевала она верхом рядом с Екатериной Дашковой по дворцовой пло-щади перед присягавшими полками, в то время, как супруг ее метался между Петергофом и Кронштадтом, Екатерина Алек-сеевна улыбнулась довольная собой. «И очень хорошо, что я разлюбезную тезку свою отправила в Ригу… подумала она о Дашковой. – Пусть там поживет. А то слишком рьяно стала намекать на свою особую роль в июне шестьдесят второго…»
Как ни приятны воспоминания, но начатую работу тре-буется продолжать.
На глаза императрицы попадается именной указ Елизаветы Петровны о помиловании Мировичей. «Долго же тянется сия история… задумывается она. На днях, докладывал Теплов, последний отпрыск Мировичей челобитную мне состряпал.. Владели-то Мировичи, оказывается, не малым! Владения их теперь в руках иных находятся… и они раздарены по именным указам. Как их теперь отобрать?.. На каком основании?.. Можно, конечно, возместить за счет казне принадлежавших… Но, опять же, сделать это не просто так. Заслужить надобно!.. И Петр Алексеевич, если наказывал, то за дело. Послать бы, мнится мне, этого челобитчика подальше от столицы, чтобы не жаловался! Пусть, к примеру, послужит на Кавказе, в Кабарде… Там писать будет некогда!.. Не плохо б! – Екатерина, будто стряхивая наваждение, передернула плечами. .. А что? Будет и такое. Дайте срок! Пока же только в Кизляр могу послать Или… Посоветую-ка я рекомендовать подпоручика Мировича подполковнику Гаку, в Моздок. Строительство крепости там – наипочетнейшая миссия. Юг империи давно нуждается в укреплениях! Вам, подпоручик, будет оказана честь… нет, лучше – доверие… Екатерина Алексеевна не заметила, как заговорила, обращаясь мысленно непосредственно к Мировичу. Доверие высочайшее… И вряд ли подпоручик отважится в чем-то возразить… Пообещаю на будущее и вопрос его имений уладить, если по службе от Гака похвала будет… Польза большая делам нашим во благо люду российскому от того, что мы в Гаке не ошиблись. Как развернулся! С толком, с пониманием… - мысли ее перенеслись в далекие терские края. – Вот только желательно Сенат подтолкнуть, не медлить чтоб с открытием в Моздок школы для детей тамошних горцев, кои осетинами прозываются. Да чтоб с пансионом та школа была б».
Память о прошлом не долго хранится
(Память похожа на решето).
Прежде знакомые милые лица
Потомкам становятся «некто» иль кто?
Добрые прежде друзья и соседи,
Воспринимаются словно враги.
Прежде вели меж собою беседы,
На угощенье блины, пироги.
Внуки их косятся, гневом пылают,
В бедах своих обвиняя других.
Что тут сказать, если память плохая
Плодит врагов из людей дорогих!
… Екатерина еще раз, перекладывая на столе бумаги, бегло просматривает всё, касающееся сношений с Закавказьем, особливо с Грузией» «На поверку видится, что блаженной памяти государыня Елизавета Петровна не только наряжаться и веселится мыслила, - удовлетворенно думает она,- но и о спокойствии границ российских пеклась. Правда, не хватало ей напора великого батюшки своего»…
По указанию Петра Первого в 1719 году уже была пред-принята попытка «составить карту» Северного Кавказа. Но довести до конца свои замыслы в отношении этого «края горнорудных и лесных богатств» Петр не успел. При Елизавете Петровне геодезист Степан Чичагов в 1744 году составил более подробную карту Большой и Малой Кабарды…
Екатерина Алексеевна улыбнулась, вспомнив, как в первые недели своего царствования она, по рекомендации президента Петербургской академии наук гетмана Кирилла Григорьевича Разумовского, назначив своим секретарем Григория Теплова, попросила его принести Атлас России. В Сенате карты не оказалось. И Теплов доставил ей «Табель подробного описания деревням и знатным местам Большой и Малой Кабарды» - приложение к карте Чичагова: вот, мол, всё, что разыскал! Молодая императрица скользнула по личному секретарю таким взглядом, что не нужно было быть психологом, чтобы почувствовать её глубочайшее недовольство. Поняв свою оплошность, Теплов так растерялся, что на заседании Сената вместо доклада «о переселении осетин, ингушей и малокабардинского владетеля Кончокина в урочище Моздок» начал читать: «Мы всемилостивейше конфирмовав его всеподданнейшее Нам о том представление, повелели всем Малороссийским обывателям выдавать безденежно семена Американские и печатную инструкцию, как с оными семенами обходиться и как табак собирать, вялить, вязать в папуши и сохранять». Члены Сената были «повержены в недоумение полнейшее» Теплов стушевался, но нашелся быстро:
- Этот прожект «О разведении насаждений разных чуже-странных табаков», изволю, господа, сенаторы, заметить, су-лит для государевой казны выгоду великую и пользу народу в собственном его обогащении. А посему следует подвергнуть сей прожект высочайшему обсуждению не оттягивая.
«Табачный» манифест, как известно, Екатерина II в мар-те 1763 года утвердила, а вот для окончательного разрешения вопроса о народах Северного Кавказа, неоднократно изъяв-лявших, как например, осетины, давнее желание «считаться государственными холопами», правительству Екатерины Алексеевны потребовалось еще 11 лет. И на это были весьма серьезные причины.
Подчинение тех народов через «земли коих… пролегала единственная военная дорога, заслуживающая это название… от Моздока к Тифлису через узкое Дарьяльское ущелье» наты-калось на русско-турецкий трактат 1739 года. По условиям Белградского мирного договора правительство России не могло вмешиваться во внутренние дела «не только Кабарды, но и подвластных ей горских народов»
Между тем, грузинский архиепископ Иосиф и архиманд-рит Николай в 1742 году обратились к Елизавете Петровне с просьбой отправить в Осетию духовную комиссию. И в 1745 году на берегу реки Фигдон духовные миссионеры основали «Осетинское подворье», состоящее из церкви и нескольких домов, в которых жили священники и охрана из казаков. А в 1749 году в Петербург специально отправилось первое осетинское посольство с ходатайством к императрице Елизавете Петровне защитить, приняв в свое подданство, осетинский народ от притеснений кабардинских князей а также разрешить осетинам переселиться на предгорную равнину «ближе к России при реках Фиаке и Ордане»…
Екатерина Алексеевна, беззвучно шевеля губами, словно запоминая, несколько раз пробегает глазами по странно звучащим фамилиям осетинских посланцев: Зураб Егорович Елиханов… Елисей Лукич Хетагов… Батыр Мирза-Кутат… Потом внимательно вчитывается в «царский ответ»:
«… Щастливая только война с Порою Оттоманскою… может облехчить… работы как в Осетии, так потом и в других тамошних местах»
Екатерина надолго задумывается… - Занозой сидит ту-рецкий паша и в Крыму. Надобно занозу ту выдернуть, чтобы не мешала… Воевать мне с туретчиной… Не избежать сего».
Читая дальше старые документы своей предшественни-цы, Екатерина еще раз убеждалась в правильности своего ре-шения форсировать строительство Моздокской крепости.
«Штобы… осетинцам к переходу сумнения при первом случае не задалось за потребно быть видится в тамошней сто-роне в удобном месте остроить и крепость, хоть небольшую».
Реализацию этого решения подтолкнул участник дворцового переворота в июне 1762 года малокабардинский владелец Андрей Кончокин. Он и три брата его «христианский закон принять пожелали» и попросили разрешения у правительства Екатерины на переселение в урочище Моздок со всеми своими подвластными.
Ему разрешили на «законном основании»
«Когда сей крещенный кабардинский владелец с другими таковыми и новокрещенныи в здешие границы переведен будет, турецкому двору по заключенному трактату претендовать не можно будет».
Екатерина Алексеевна взяла гусиное перо, обмакнула его в чернила, пододвинула чистый лист бумаги и начала писать. Закончив последнюю фразу словами – и ехать туда Мировичу, она потянулась рукой за табакеркой с нюхательным табаком.
Только странно, в руке ее оказался еще один «елисаве-тинский» документ – «Инструкция коменданту Шлиссель-бургской крепости»
Что-то опять мешало ей сосредоточиться, какая-то под-спудная мысль червоточила мозг, От этого она, как все само-любивые люди, не терпящие дискомфорта во всем, даже в настроении, если что-то не по ним, испытывала смутное раз-дражение.
Придя к мнению о целесообразности отправки Мировича в Моздок, она как будто нащупала ту нить, которая все время ускользала из рук, не желая пролезть в слишком узкое отверстие иголки. Она только что «вела мысленные рассуждения» о Моздокской крепости, поэтому и на «Инструкции» остановилась только потому, что ее внимание непроизвольно привлекло слово «крепость» «Инструкция « касалась содержания и охраны «безыменного колодника» Чем долее читала она текст инструкции тем труднее было побороть возникшее чувство опасности для нее самоё. Императрица встает и в течение четверти часа бесшумно ходит по кабинету. Лицо ее серьезно, брови сошлись к переносице. Тяжелая дума не дает покоя… Словно в лабиринт попала и теперь мучительно ищет выход. Уйма времени ухлопана, а просвета для решения нет – мысли не укладываются в логическую цепочку. «Нет, одной не под силу! Нужна помощь… Нужен совет». – наконец она решает послать за Никитой Ивановичем Паниным.
Маленькая пухлая рука потянулась к серебряному коло-кольчику, чтобы вызвать камердинера, да так и застыла на полпути: за боковой дверью, ведущей во внутренние комнаты, послышались приглушенные звуки. Она тихо подошла к две-ри, прислушалась, прежде чем взяться за бронзовую дверную ручку. Резко распахнув дверь, удивленно подняла брови, по-раженная увиденным
У портьеры дежурный камер-лакей Касаткин настойчи-во пытался обнять молоденькую фрейлину княжну Голицы-ну. Княжна же с раскрасневшимся лицом силясь освободиться от объятий упиралась тонкими руками в могучую грудь трид-цатилетнего детины.
- Оставь ее в покое! Только не пытайтесь лгать и изво-рачиваться! Хороши придворные слуги…. – с издевкой про-изнесла Екатерина. – Не странно ли , что вы не нашли ничего зазорного в том, чтобы обделывать свои амурные делишки под дверью моего кабинета?!»
При звуках ее голоса молодые люди отпрянули друг от друга Увидев внезапно возникшую перед ними государыню, застыли, низко опустив головы, боясь шевельнуться. Уши де-вушки сделались пунцовыми, полуобнаженная грудь ее от прерывистого дыхания часто вздымалась, руки мелко дрожа-ли. Касаткин попытался что-то промямлить в оправдание, но государыня гневно его прервала:
- Помолчи! Дойдет и до тебя черед! Сначала я хочу услышать от этой ветреницы, знала ли она, что во время рабо-ты беспокоить меня запрещено?
Знала…- робко ответила фрейлина, глянув расширен-ными от страха глазами на императрицу Екатерину, выдержав паузу, словно насладившись растерянностью и испугом под-властного ей юного существа, продолжала, обнажив в снисхо-дительной улыбке ровные жемчужные зубы:
-Вот видишь, дорогая, знала! И это не помешало тебе оказаться у меня под дверью! Да еще в такой постыдной пози-ции…
- Простите, Ваше Величество! Право же, я не виновна! Граф Никита Иванович попросил меня передать Вам, Ваше Величество, книгу… презент…
- Где же эта книга? Перебила девушку Екатерина.
- Вот! – фрейлина, сделав реверанс, почтительно протя-нула небольшую книжку в темно-красном сафьяновом пере-плете.
Императрица взяла книгу и посмотрела на титульный лист. Да, это «Опыты Монтеня» - то, о чем она просила графа. И уже менее сурово промолвила:
- А встреча твоя с сим молодцом, надо полагать, при-ключилась случайно?..
- Ваше Величество, так оно и было! – с жаром выпалила Голицына, глаза ее при этом наполнились слезами. – Поверьте, иду и вдруг рука из-за портьеры…
- Ну, ну, будет плакать-то! Я верю тебе, дитя мое. Полно, полно… -ласково потрепала княжну по щеке Екатерина. – А ты, любезный, что скажешь в свою защиту? Повернулась она к Касаткину
Тот побледнел, но ответил твердо:
- Нет у меня оправданий, Ваше Величество! Княжна го-ворит сущую правду и мне остается уповать на Ваше милосер-дие…
Ливрея мешковато сидит… Какой-то дурацкий фиолето-вый парик… Простоват, но хитер, кажись.. Волнуется, аж ис-парина на лбу выступила… А ответствует достойно… Надо приглядеться к нему».- подумала Екатерина, глядя на Касат-кина.
И, прежде чем найти решение как покончить с этим вполне обыденным случаем, чтобы ее поведение в сей момент выглядело достойным не просто императрицы, а великодуш-ной и справедливой матушки-государыни, стараясь вновь напустить на лицо строгость, сказала:
- То, что ты не стал изворачиваться, дабы выгородить се-бя, делает тебе честь.
- Благодарю, Ваше Величество! Ни с того, ни с сего ка-мер-лакей картинно рухнул на колени перед императрицей, да очевидно неудачно, ибо лицо его исказила гримаса, как при страшной боли
- Бог шельму метит! – усмехнулась Екатерина. – Не к ме-сту бухаешься! Коли б ранее. Али куражишься? Однако же проучить тебя не лишним будет.
- Он глубоко раскаивается! Простите его, Ваше Величе-ство! – услышала Екатерина голос осмелевшей фрейлины и рассмеялась:
Ах, хитрецы! Обвели вокруг пальца! Значит, дитя мое, сама ты уже простила этого бесстыдника? Запомни, глупышка, что все мужчины плуты. Они лишь делают вид, что раскаиваются. И этот повеса не исключение. Посмотри на его физиономию! Кроме досады, что я ему помешала, на ней ничего не написано. Наказания он бесспорно заслуживает А вот какого? Я подумаю. Потом объявлю. Когда придумаю. А пока ступайте! Оставьте меня одну!..
«Молодость, молодость! До чего ж она беспечна. Не страшны ей ни громы небесные, ни кары земные…» - подума-ла Екатерина, возвращаясь в кабинет.
Прикрыв за собойдверь, подошла к окну. Помассировала виски и, проведя ладонью по выпуклому гладкому лбу, словно сбросила маску ласковой приветливости, только что бывшую на лице. Снова губы плотно сжаты, задумчивый неподвижный взгляд устремлен поверх заснеженных крыш домов в бесконечное холодное пространство.
Раскрыв наугад книгу Монтеня, скользнула взглядом по странице. Не читалось… Императрица чувствовала, что не весть откуда взявшаяся недавно волна раздражения в ней раз-расталась. Даже маленькое безобидное приключение в сосед-ней комнате не приглушило чувство внутренней неуютности. Досадуя на себя за то, что никак не может четко объяснить причину такого своего состояния, она швырнула «Опыты» на подоконник и вернулась к столу с бумагами… «Тьфу, черт, мысль ускользнула! Помешали эти… незадачливые влюблен-ные. Я же хотела, что-то прояснить у Никиты Ивановича… относительно Иоанна-колодника. Новая «Инструкция» не пи-салась ли?..»
И тут она вспомнила, вернее отчетливо поняла, что рас-тревожили-то ее два совершенно несвязанных между собой документа покойной Елизаветы Петровны: «именной указ» о прощении Мировичей и «Инструкция» коменданту Шлиссельбургской крепости Собственно, толчком к недовольству Екатерины Алексеевны послужил не сам «указ» предшественницы, а домогательства потомка тех Мировичей о наследовании имений… «Инструкция» же вызвала далеко не приятные воспоминания о «случайной» встрече позапрошлым летом ее с тем самым «Безымянным колодником», о судьбе которого так странно пеклась бывшая Государыня Елизавета Петровна.
Разгадав причину смутной тревоги, возникшей в ее душе, Екатерина постепенно успокоилась, к ней вернулась способность трезво, как за шахматной доской, мыслить на несколько «ходов» вперед, уверенно задумывать хитроумные комбинации, поражавшие ее партнеров по игре в шахматы. «Только жизнь, право, не шахматы… - отдавала себе отчет императрица. – Посложнее во сто крат сия игра, а то и более того…. Надо продумать все до мелочей. Сперва самой продумать. А потом уже исполнителей задумки моей искать… Хорошо, что я еще не успела за Паниным послать. С ним потребно повременить пока… Ах, как просто можно порешить угрозу моей короне… И моей ли только? Без малого четверть века сия угроза витает над троном российским. И так ли просто разделаться с ней? Отчего же до меня не додумались поступить так? Писано, однако ж, в глубочайшей тайне писано; «…А живого – никому в руки не давать». Екатерина прикрыла глаза. Со стороны могло показаться, что она уснула. Лишь ритмичное постукивание пальцами по столу выдавало напряженную работу мысли. – Советчик, конечно, не помешал бы в таком деле… Преданный до потрохов нужен… Кому довериться могла б, как себе! Жаль, Дашковой рядом нет. Та бы такую партию раскрутила б!
Но не звать же ее из Риги. Да и подозрения при дворе та-кой шаг может вызвать…А не
помешала б, нет, сейчас здесь Катя… Да и по князюшке Михайло свет Иваныче я зело соскучилась… Навещу я их. Непременно навещу. Вот только пусть потеплее станет. Заод-но и землям остзейским личный осмотр произведу…. Гриша Орлов? Он все сделает для меня… Нет, затеваемая игра эта филигранной быть должна. Не для него! За кружкой вина, не дай бог, разболтает. А моя репутация должна быть без пят-нышка! Нет, Григорий не годится. Он хорош для иного… А что, если брат его Алексей? Умен, решителен не менее стар-шего братца, но осторожен и изворотлив. Себя не выпячивает. Он и людей подберет. Верных. Ему поверят… И мой план уже не будет моим… Решено!
…Камердинер, услышав знакомую трель серебряного колокольчика, поспешил в кабинет императрицы.
- Передай Теплову, чтобы бумаги эти не забыл прибрать. И пришли-ка мне фрейлину Голицыну! – распорядилась Ека-терина Алексеевна, направляясь во внутренние покои.
- Слушаюсь! – поклонился седой камердинер.