Можно не верить в магию чисел да я к этому вас и не призываю. Но, так уж получается, что обращаешь невольно внимание свое на такие, кажущиеся случайными совпадения. В далеком городе Тобольске, в то время выполнявшего роль столицы огромных по всем меркам сибирских пространств, у ссыльного малороссиянина Якова Ивановича Мировича в 1740 году родился сын, которого священнослужитель Софийско-Успенского собора при крещении назвал Василием.
А в северной столице России Санкт-Петербурге в том же 1740 году у супружеской четы герцога и герцогини Браун-швейгской родился сын, которого нарекли Иоанном, в честь деда - русского царя, старшего брата Петра Великого - Иоанна. Только крови дома Романовых в Иоанне Антоновиче так мало текло, что его по всем человеческим понятиям следовало считать чистокровным немцем.
Судьбы этих двух таких далёких по происхождению, национальности, социальному положению людей тесно пере-плетутся – оба они погибнут в 1764 году, достигнув возраста 24 лет каждый, гибелью своею обязанные друг другу.
Но поговорим о каждом подробнее
Итак, город Тобольск, хоть и назывался в то время сто-лицей Сибири, красотою своею не блистал. Построенных из камня строений было мало, и не потому, что не хотели строить из камня, а не разрешали. Не разрешали, боясь роста и величия города: а вдруг захочется Тобольску стать столицей Сибирского царства?.. Божьи храмы – куда ни шло – церковь в светские дела не вмешивается , если её здорово к этому не приглашают. Стен крепостных тобольского кремля это тоже не касаемо.
Места тут красивые – таежные. Река Тобол вливает воды свои в Иртыш. Не могли проплыть люди мимо, чтобы не задержать взор свой на красотище природы, даже тогда, когда взор ястребиный поживу себе искал, а сердце оставалось ле-дяным, на реки крови глядя.
Приплыли струги казацкие по Иртышу реке в места здешние, а на стругах тех 500 казаков под предводительством легендарного атамана Ермака Тимофеевича. В местах этих одержал он тогда победу над ханом Кучумом. Прошли казаки, прирезая к матушке России земли огромные, полные зверья разного. Пушнину заготавливали тут, равной какой на всем белом свете не сыскать. Нужно было и град здесь построить, чтобы власть царскую на землю сибирскую закрепить.
Весной 1587 года письменному голове Даниилу Чулко-ву «со товарищи» велено было отправиться в устье р. Тобол, и основать там новый город. Казаки спустились по Тоболу и на правом берегу Иртыша, в месте слияния его с Тоболом поста-вили небольшой острог для защиты русских владений от набе-гов сибирских ханов, «кучумовых внучат». Из разобранных казачьих стругов на «Алфейской» горе и были построены первые жилища града. Из Тобольска и пошли тобольские служилые люди на «проведование» новых земель на востоке. Самый знатный из них, землепроходцев, Семен Дежнёв был.
Пожары не щадили Тобольск, многократно горел он. По-сле опустошительного пожара 1677 года был издан Сибирский приказ: «Впредь город Тобольск делать каменный…» И стали возводить каменные строения, душу в них, требующую красоты вкладывая.
Тобольские воеводы ведали обороной сибирских горо-дов, обеспечивали «непашенные города» хлебными припаса-ми, собирали ясак, осуществляли управление Западной и Во-сточной Сибирью. Как предписывалось Посольским приказом, «...чтобы воеводы и головы всех сибирских городов не писали в Москву мимо Тобольска». Уже в XVII в. Тобольск был одним из важнейших городов Российского государства и значился на всех иноземных картах. Сюда стекались несметные богатства края, которые потом переправлялись в Россию,
После административных преобразований Петра I То-больск стал центром Сибирской губернии. В начале XVIII в. под его ведомством находилась громадная территория — от Прикамья до Тихого океана. Статус сибирской столицы опре-делял обширные экономические, культурные и политические связи со многими государственными ведомствами России и других стран. После Москвы и Санкт-Петербурга Тобольск был единственным городом за Уралом, принимавшим ино-странных послов. Тобольск при Петре Великом стал местом, где держали большое количество пленных шведов. Позднее Тобольск стал местом ссылки для государственных преступ-ников. Вначале использовались приспособленные здания для содержания заключенных — острог, гауптвахта, арестантские роты. Семейные ссыльные строили себе бревенчатые жилища, в одном из них, с подслеповатыми окошками, из которых была видна река Тобол, впадающая в Иртыш, и располагалась семья ссыльных казаков малороссийских Мировичей. Стоит, наверное, определиться, чем была вызвана немилость государей российских к старинному казачьему роду, занимавшему в истории Малороссии знатное положение. Наследственной чертой большинства мужчин этого рода были безудержная храбрость и… бунтарство. С такой душой мятежной на месте не усидишь, хочешь- не хочешь, казаком стаеншь. Да и гордость казацкая не может смириться с тем, что под ляхом приходится ходить. Схлестнулся с ляхом, а силы неравные: либо лях силой одолеет, либо обманом возьмет. Предок рода Мировичей со Степаном Остраницей в товарищах был: вместе на ляхов ходили, вместе в запорожскою сечь бежали, будучи побитыми. Степан Остраница там гетманом был избран. Случилось это весною 1638 года.
Тогда же он двинулся с толпами казаков на Украину, имея помощниками казацких старшин Гуню и Скидана. Пер-вое столкновение его с польским войском, под начальством Станислава Потоцкого, произошло под Кременчугом и окон-чилось поражением поляков. Кременчуг, со слободами, пере-дался Остранице. Второе столкновение у Голтвы также окон-чилось поражением польских войск. и бегством Потоцкого. После сражения у Голтвы Остраница заключил с Потоцким вечный мир и удалился на богомолье в Канев, где вероломно был схвачен поляками вместе со своей старшиной, привезен в Варшаву и там колесован в 1638 г. Это устное предание под-тверждается свидетельством историка преосвященного Григо-рия Конисского архиепископа Белорусского. Вот, что он пи-шет:
«…Зрелище оное открывала процессия Римская со мно-жеством ксендзов их, которые уговаривали ведомых на жертву малороссиян, чтобы они приняли закон их на избавление своё в чистцу; но сии, ничего не отвечая, молились Богу по своей вере. <...> Гетман Остраница, обозный генеральный Сурмила и полковники Недригайло, Боюн и Риндич были колесованы и им переломали поминутно руки и ноги, тянули с них по колесу жилы, пока они скончались; полковники Гайдаревский, Бутрим, Запалей и обозные Кизим и Сучевский пробиты железными спицами насквозь и поднятые живые на сваи; есаулы полковые: Постылич, Гарун, Сутяга, Подобай, Харчевич, Чудан, Чурай и сотники: Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит прибиты гвоздями стоячими к доскам, облитым смолою, и сожжены медленно огнём; хорунжие Могилянский, Загреба, Скребило, Ахтырка, Потурай, Бурлей и Загнибеда растерзаны железными когтями, похожими на медвежью лапу; старшины: Ментяй, Дунаевский, Скубрей, Глянский, Завезун, Косырь, Гуртовый, Тумарь и Тугай четвертованы по частям. Жёны и дети страдальцев оных, увидев первоначальную казнь, наполняли воздух воплями своими и рыданием, но ско-ро замолкли... оставшихся же по матерям детей, бродивших и ползавших около их трупов, пережгли всех в виду своих отцов на железных решётках, под коими подкладывали уголья и раздували шапками и мётлами.
Не ведали селяне букварей
И многие неграмотными были..
Из песен грустных кобзарей
Дошли до нас истории и были.
Слабела память о былом,
История страны терялась в прошлом.
Родился миф о Веке Золотом,
на самом деле мерзко-пошлом
Как истину извлечь из нечистот
И чем ее измерить и проверить?
Крупицу извлекает только тот,
Кто в разум продолжает крепко
Верить!
Прадед нашего героя Иван Мирович, переяславский полковник, был бешеной храбрости человек, был он хорошо известен и в Москве. ,. Гетман Мазепа выдал за него, вторым браком, выписанную из Польши свою сестру, Янелю. Разгро-мив татар у Перекопа и Очакова, Иван Мирович возил в Москву пленников и пушки и, возвратившись оттуда с щедрыми подарками, начал строить каменный переяславский Покровский собор, но закончить не успел – смерть помешала. По его заказу, на большом запрестольном образе, весьма схоже, был изображён Пётр I, возле него гетман Мазепа и духовенство, поодаль придворные дамы, народ и казацкое войско, а над всеми, в облаках, покров эллинской Божьей матери. У этой ещё не оконченной церкви, по преданию, гетман Мазепа, поскользнувшись, упал с конём. - Не к добру, - сказал народ тогда и вспомнил о том после Полтавского боя.
В Северной войне полковнику Ивану Мировичу не везло. Так он был послан на защиту города Львова от наступающего шведского короля Карла XII, но вместо тридцати тысяч, как этого требовал русский царь Петр, Мазепа послал только десять тысяч казаков. К тому времени, когда наказной гетман переяславский полковник Мирович подошел ко Львову, тот уже был взят шведами и подвергался разграблению.
Иван Мирович прославился защитой местечка Ляховичи, командуя его гарнизоном в тысячу казаков. Два месяца отражал гарнизон превосходящие многократно войска шведов (14 тыс.) На все предложения сдаться казаки отвечали пушечной стрельбой. Тщетно ждал помощи Мирович от Мазепы К Ляховичам подошел с шести тысячным отрядом шведов сам король После сильного штурма город был взят. Многие казаки и жители были перебиты. Мирович был взят в плен и в оковах отправлен в Стокгольм .Там он и умер.
Сын Ивана от первого брака, Фёдор Мирович не менее буйным нравом отличался. Служил верой и правдой своему дяде Мазепе, вместе с ним испил горечь поражения под Пол-тавой и бежал в Турцию. Потом в Варшаве объявился у Виш-невецкого. У него пребывая, он и умер. За измену Петр I со-слал его жену и сыновей в Сибирь, отобрав в казну имения не только виноватого перед ним Фёдора Мировича, но и ни в чём не повинной его жены.
Юных сыновей Фёдора Ивановича государь спустя не-которое время помиловал. Мировичей отпустили из Сибири в Чернигов, к их дяде, оставившему след свой в истории Мало-россии, Павлу Полуботку наказному гетману Украины черни-говскому полковнику. Павел Леонтьевич отвез племянников в 1723 году в Петербург и поместил, для прохождения наук, в академическую гимназию. Но учились юные Мировичи недолго. Дядю их, Полуботка, вскоре заключили в Петропавловскую крепость за то, что ратовал за расширение прав украинских гетманов. Полуботок кончил жизнь в крепости, племянники остались без средств и от бедности бросили науку. Старший из них, Пётр, получил место секретаря при дворе великой княжны Елизаветы Петровны; младшего, Якова, взял к себе из милости польский посланник, граф Потоцкий. Федор Иванович Мирович на ту пору жив был еще, «на хлебах» у Вишневецкого находясь. Старший сын Петр с отцом переписывался… На беду, как-то, было перехвачено письмо Петра Мировича в Варшаву к отцу, с копией указа царского о наказании Полуботка и с известием о притеснениях малороссийского народа. Братьев за крамолу арестовали и сослали снова в Тобольск.
За Сибирью солнце всходит,
Но лучи его не греют казака.
Воля где-то по дорогам бродит,
Но дорога к воле далека.
Как приманка, где-то там мелькает,
Не давая близко подойти,
Как её добиться, всяк мечтает,
Только к ней отрезаны пути
Во время коронации Елизаветы в Москве бывший певчий цесаревны, Алёшка, теперь же всесильный и вельможный граф Алексей Григорьевич Разумовский, напомнил императрице о судьбе своих забытых земляков, Мировичей. Государыня лично в сенате, в 1742 году, объявила именной указ, которым обоим братьям Мировичам, после вторичной десятилетней ссылки в Сибирь, даровалось прощение и предоставлялось служить, где они захотят. Они пожелали закончить век на родине, куда после некоторого пребывания в Москве и переехали.
Мать Петра и Якова Пелагея Захаровна, была отпуще-на из Сибири в Малороссию двумя годами позже сыновей. Сколько прошений посылала она, вернувшись на родину о возвращении ей если не мужниных, то хотя бы части её соб-ственных имений. На все её прошения были получены отказы. Некогда вельможная пани Мирович, родня по мужу Полубот-кам, Мокиевским, Забелло и Ломиковским и жена гетманского племянника, Пелагея Захаровна умерла, по возвращении на родину, в бедности..
Пётр Фёдорович Мирович нрава буйного, заносчивого, находясь в ссылке, дослужился до должности енисейского во-еводы, но за дикий нрав свой был отстранен от должности. Возвратясь на родину, он не укротил своего нрава. Будучи бе-ден и горд и доживая век где-то в глухом местечке, на не-большое пособие, гордо нес имя фамилии своей. Умер от за-поя, изрубив перед кончиной полицейского офицера за то, что тот перед ним не снял шляпы.
Брат Петра, Яков Мирович, отец героя нашего повест-вования был нрава кроткого и тихого, здоровья слабого. Наука с великим трудом давалась ему. Женился на небогатой купеческой дочке Акишевой. При жизни матери и брата кое-как ещё содержал семью. По смерти же их впал в окончательную нищету, овдовел, огрубел и, одичав от бедности, мало чем отличаясь от любого простолюдина-батрака: ходил в сермяге и сапогах, смазанных дёгтем и нанимался у соседей-помещиков то в ключники, то в объездные, торговал некоторое время водкой, гонял на продажу гурты скота, а состарившись и не видя себе ни в чём удачи и успеха, сел у хуторянина - кума Данилы Майстрюка в лесу на пасеке, глядеть пчёл. Кум этот арендовал землю, прежде принадлежавшую отцу Якова Мировича.
У Якова Фёдоровича Мировича от рано умершей жены остались четверо детей: три дочери - Прасковья, Аграфена и Александра, и сын Василий. Дочек разобрали по рукам добрые люди. Мальчик подрастал при отце.
Зимой Вася учился на хуторе у дьячка читать и писать, летом помогал отцу у пчёл, носил ему в лес обедать и ужинать, плёл корзинки, строгал бабам ложки и веретёна.
Раз услыхал отец, как его десятилетний Василь в церк-ви поёт и читает Апостола и задумался.
"Нет, ему жить не в лесу, не на селе! - сказал себе Яков Фёдорович. - Другим удаётся - попытаюсь и я о нём! Всё же он дворянской крови... Предки знатные были и не под тыном валялись... А царица Лизавета Петровна до Украины милостей своих ещё не замуровала в стену"...
Под лежачий камень вода не течет.
И гора не ходит к Магомету..
Солнце не морозит, а печет,
И морозы не приходят летом.