Пластилиновая пуля

     (повесть)

     Часть 1. Запас прочности

     Тяжёлый лайнер ИЛ-86 вырулил на взлётную полосу и остановился. Свист двигателей сначала слегка затих, но потом вновь стал набирать силу, плавно переходя в громкий и немного жутковатый рёв. Машина сорвалась с места и с огромным ускорением помчалась по бетонной дорожке, вжимая находящихся в ней людей в спинки сидений. Считанные секунды разбега – и вот уже колёса оторвались от полосы, самолёт стал подниматься в небо. Пассажиры дружно захлопали в ладоши. Я невольно усмехнулся. Мне всегда казалась по-детски наивной эта перенятая у Запада традиция. Ну, взлетели – и слава Богу! Чему ж тут радоваться? Тому, что теперь как минимум на четыре часа мы перестали быть хозяевами своих судеб? Нет, господа, вот когда приземлимся, тогда и поаплодируем. А пока мы заложники других людей – тех, кто управляет лайнером, и тех, кто на земле готовил его к полёту. Вы уверены в этих людях на сто процентов? Вот и я не уверен. Так что, извините, не вижу причин для радости.
     Должен заметить, что эти мои не слишком оптимистические размышления носят чисто философский характер. Я вовсе не боюсь летать самолётами, хотя и испытываю в душе некоторое волнение, как, наверное, любой нормальный человек. Это как с колесом обозрения. Когда смотришь на него с земли, конструкция кажется прочной и несокрушимой. А вот наверху всё воспринимается несколько иначе. Но как ослабевшая уверенность в прочности «чёртова колеса» не мешает любоваться открывшейся внизу панорамой, так и мои философские мысли ничуть не помешали мне прильнуть к иллюминатору, чтобы в полной мере насладиться красотой, которую не в силах подарить даже самое огромное в мире колесо обозрения. В свои тридцать восемь я успел полетать на самолётах десятки раз. Помню, ещё в самый первый перелёт мне досталось место у иллюминатора. Стояла осень. Сентябрь перевалил за середину, разрисовав природу всем богатством своих красок. Глядя в круглое оконце ещё не набравшего большой высоты лайнера, я был восхищён открывшейся мне картиной. Душу заполнил восторг. С тех пор, приобретая билет, я назойливо упрашивал кассира предоставить мне место у борта самолёта. Иногда мне везло, иногда нет. Сегодня получилось по второму варианту. Мне досталось место с правой стороны посередине ряда. Я не стал слишком сильно расстраиваться, послушно расположился в своём кресле, слегка завидуя соседке справа. Но буквально перед самым взлётом женщина вдруг сама предложила мне поменяться местами. Сначала я удивился. Даже скажу больше: я был неприятно удивлён. Дело в том, что сидящая рядом женщина была молода и хороша собой. Её умное интеллигентное лицо мне сразу понравилось, вызвало глубокую симпатию. И я уже мысленно начинал подбирать слова для знакомства и строить нашу будущую беседу. И вдруг выясняется, что она абсолютно равнодушна к красотам окружающего мира. Как тут не разочароваться? Но, вновь взглянув на попутчицу, я сразу всё понял. Лицо женщины было смертельно бледным. Вероятно, чувство прекрасного ей было вовсе не чуждо, просто в настоящий момент его напрочь вытеснило другое, куда более сильное чувство – страх. Бледность лица, скованность движений, крепко вцепившиеся в подлокотники пальцы – всё красноречиво говорило о том, что женщина панически боится полёта. Я уступил даме место, испытывая в душе тревогу. Перспектива лететь рядом с бьющейся в истерике пассажиркой меня отнюдь не прельщала. Но вот самолёт разбежался и стал подниматься в воздух, оставляя внизу домодедовский аэропорт. Я прильнул к иллюминатору, на время забыв про свою попутчицу. Вскоре она напомнила о себе сама:
     - Ну и как? Нравится? – послышался за спиной её голос.
     - Да, очень здорово! – ответил я, вновь повернувшись к ней. – Вам, как мне кажется, не до этого?
     Она беспомощно улыбнулась.
     - Увы…
     Глядя на бледное лицо и скованное страхом тело соседки, я невольно подивился её самообладанию. Свой страх она держала в себе, не давая ему вырваться наружу. Чтобы убедится в правильности своих подозрений, я спросил:
     - Вы боитесь высоты?
     - Да, у меня акрофобия.
     - Как я догадываюсь, это слово означает высотобоязнь? – задал я глупый вопрос. Ведь и так ясно: если женщина жутко боится высоты, потому что у неё акрофобия, то что же ещё может означать это слово?
     Мой промах не ускользнул от попутчицы.
     - У вас железная логика! – сказала она, вновь слабо улыбнувшись.
     Я едва не рассердился. Посмотрела бы на себя, острячка! В самолёт садилась симпатичная особа, а теперь на смерть похожа, только косы в руках нет. Но, решив, что не стоит обращать внимания на подобные уколы, я спросил:
     - Зачем же вы воспользовались самолётом? Ехали бы поездом – дольше, зато спокойнее.
     Женщина прижалась затылком к подголовнику и закрыла глаза.
     - Иногда приходится считаться со временем, – сказала она холодным тоном, который можно было истолковать так: «Что толку сейчас рассуждать об этом?». 
     До меня начала доходить простая мысль: женщина обратилась ко мне за помощью. Она и разговор-то завела лишь затем, чтобы я помог ей отвлечься, забыть на время про свой страх. А я, выходит, не оправдал надежд. Надо было срочно спасать положение, менять тему разговора. Однако меня очень беспокоил один момент, который я посчитал нужным прояснить незамедлительно.
     - Простите меня за дурацкие вопросы, но всё же хочу спросить вас ещё кое о чём. Обещаю, что из глупых вопросов этот будет последним.
     Женщина вновь открыла глаза.
     - Спрашивайте.
     - Я не знаю, что мне делать, если у вас – не дай, Бог! – начнётся паника. Может быть, вы знаете какие-нибудь рецепты для оказания экстренной помощи в подобных случаях?
     Она пожала плечами и неуверенно сказала:
     - Надеюсь, что этого не случится. Мне кажется, до меня добрался только Фобос, а не его младший брат Деймос.
     Как большой любитель астрономии, я хорошо знал, что представляют собой Фобос и Деймос. Но при чём они здесь, мне было совершенно непонятно. Я с удивлением уставился на свою попутчицу.
     - Простите! – сказала она. – Я совсем не подумала о том, что эти персонажи вам могут быть не знакомы.
     - Да в том-то и дело, что знакомы, – возразил я. – Фобос и Деймос – спутники Марса. Ради бога, объясните, каким образом они могут до вас добраться?
     На этот раз улыбка женщины получилась не такой страдальческой, как две предыдущие. В лице появилось оживление.
     - Я ничего не знала о спутниках Марса, – призналась она. – Вы меня просветили по части астрономии. Но я имела в виду не небесные тела, а героев греческой мифологии – сыновей бога войны Ареса. Фобос означает страх, Деймос – ужас.
     Я с облегчением заметил, что разговор, как бы сам собой ушедший в сторону, немного отвлёк мою попутчицу, помог расслабиться. Решив не упускать момент, я для поддержания беседы с усмешкой сказал:
     - Ничего не скажешь, хороши детишки!
     - В папу, – в тон мне ответила женщина. – Кстати, в римской мифологии бога войны называют Марсом. А от имени Фобос и образован термин «фобия» – боязнь.
     Я потёр пальцами лоб, изображая смущение.
     - Знаете, почему-то я сам не сообразил… Думаю, при чём тут спутники Марса?
     Неожиданно мой смущённый вид понравился собеседнице. Потеплевшим голосом она сказала:
     - А вам идёт смущение. У вас такое трогательное выражение лица…
     - Честно говоря, я притворяюсь, – признался я. – Надеюсь, моё признание вас не слишком разочаровало?
     - Нет, не слишком. Вы мне всё равно симпатичны.
     Не знаю, в действительности ли я был ей симпатичен в тот момент, или фраза была произнесена исключительно с целью поддержания разговора, но я неожиданно растерялся. Элементарная вежливость требовала дать ответ на её признание, пусть и полушутливое. Женщина поняла моё замешательство.
     - Нет-нет, вы не беспокойтесь, – сказала она торопливо. – Я вовсе не требую от вас комплиментов. Могу представить, как я сейчас выгляжу. Как говорят в таких случаях: краше в гроб кладут.
     При последних словах попутчицы я внутренне содрогнулся. Душу заполнило гнетущее чувство. Я возвращался из подмосковного Барыбино, где умерла моя единственная тётя. Мне удалось избежать присутствия на похоронах, чему я, признаюсь, втайне был очень рад, так как всегда крайне тяжело переношу подобные процедуры. Когда я прибыл, уже шли поминки. Тем не менее, тягостная атмосфера, сопутствующая уходу из жизни близкого человека, действовала угнетающе. Но, как говорится, не бывает худа без добра. У тёти не было своих детей, поэтому всё своё состояние она завещала мне. Это, собственно, и явилось причиной моей поездки за три тысячи вёрст, так как тётины сбережения и небольшой частный дом в значительной степени облегчали мои финансовые проблемы. Другие родственники вряд ли были в восторге от её изложенного в завещании решения, но вслух никто ничего не говорил об этом. И теперь, оформив необходимые бумаги, я возвращался домой.
     Моя соседка заметила перемену в моём настроении.
     - Я что-то не так сказала? – спросила она.
     - Нет, ничего … так … воспоминания… – пробормотал я. – О чём мы с вами говорили?
     - Мы говорили о героях греческих мифов и спутниках Марса.
     Я взглянул на попутчицу и вновь поразился её самообладанию. По голосу можно было предположить, что человек, произносящий эти слова, спокоен. Или почти спокоен. Но бледное лицо и просящий взгляд красноречиво говорили об обратном. Пожалуй, женщина права относительно своего внешнего вида. Как было сказано выше, на похороны я опоздал, поэтому не видел, как выглядела моя тётушка на смертном ложе. Думаю, что примерно также. Я стряхнул с себя груз воспоминаний и вновь приступил к операции по спасению своей попутчицы от приступов тяжёлой болезни под названием «акрофобия».
     - У меня появилась идея. Давайте поиграем, – предложил я. – Путь у нас долгий, надо как-то скоротать время.
     В глазах женщины мелькнуло любопытство.
     - Что за игра?
     - Как я понимаю, вы неплохо знаете древнюю историю?
     - Ну, в общем, да.
     - Вот и отлично! Я буду называть различные космические объекты – планеты, звёзды, созвездия и так далее. А вы будете мне рассказывать о персонажах древних мифов, именами которых эти объекты названы.
     Моя затея понравилась собеседнице. Мы быстро втянулись в игру, которая неожиданно захватила нас обоих. На добрые полчаса мы забыли об окружающем мире, увлечённые сообщаемой друг другу информацией. Я видел, что моя попутчица с искренним любопытством внимает всему, что я ей рассказываю о космосе, на время забыв о своих страхах. В свою очередь она сообщила мне много интересного из истории древнего мира, чего я либо вовсе не знал, либо знал в микроскопических дозах, сохранившихся в моей памяти со школьных времён.  Бледность постепенно сходила с её лица, на щеках даже стал проглядывать румянец. Женщина вновь стала обретать ту привлекательность, которую я изначально обнаружил в ней. Но слишком долго это не могло продолжаться, рано или поздно тема будет исчерпана. Необходимо было готовить запасной вариант. Чтобы сменить тему, я сказал:
     - А знаете, должен признаться, что вы мне тоже симпатичны. Это действительно так! – воскликнул я, встретив её недоверчивый взгляд. – А коль у нас с вами вспыхнула взаимная симпатия, то настало самое время познакомиться. Итак, сударыня, ваше имя?..
     Женщина улыбнулась и сказала:
     - Ирина. Можно просто Ира.
     - Мне очень приятно, Ира!
     - А вы?..
     - Иннокентий.
     - А если как-нибудь попроще?
     - Друзья и близкие зовут меня Кеша.
     Женщина прыснула, прикрыв лицо ладонями. Я не стал обижаться. В первый раз, что ли?! Я уже давно привык к тому, что некоторым людям моё имя кажется смешным. Что тут поделаешь? Не убивать же их за это. Честно говоря, я и сам не в восторге от своего имени. Так назвал меня отец. Мама хотела дать мне имя Алексей, но отец даже слушать не стал. Моего брата, который старше меня на четыре года, он же назвал Егором. Сейчас подобные имена стали привычными, но во времена нашего детства, когда мальчишки почти поголовно были Сашами, Серёжами и Володями, они казались старомодными и смешными и нередко служили поводом для дразнилок. Егору с его длинным языком было значительно проще. Он и сейчас способен кого угодно достать своими шуточками. Поэтому его не слишком беспокоили. А вот мне досталось. Да и сейчас порой достаётся. Отца уже давным-давно нет в живых, но всё, что с ним связано, по сей день доставляет мне неприятности.
     Ирина отняла руки от лица и сказала виноватым голосом:
     - Не сердитесь, прошу вас! Дело в том, что так зовут моего попугая.
     - Это большая честь для меня!
     - Правда, я не хотела вас обидеть.
     - Не волнуйтесь. А вы не обидитесь, если я задам вам вопрос деликатного характера?
     Ирина согласно кивнула головой:
     - Задавайте. В качестве компенсации вы имеете на это полное право. Подозреваю, что вас интересует мой семейный статус.
     - У вас нет кольца на безымянном пальце правой руки, – объяснил я свой интерес. 
     Женщина ответила не сразу.
     - Я в разводе, – сказала она. – Уже почти два года.
     - А почему расстались? Не сошлись характерами?
     Я поймал себя на том, что задаю вопросы уже не с целью поддержания разговора, а с искренним интересом. Вовлечённая в беседу попутчица, вероятно, на время забыла о том, что летит на десятикилометровой высоте. Страх перестал безобразить её лицо, и я с удивлением признался себе в том, что нахожу эту женщину очень привлекательной. Дело было не только в правильных, тонких чертах лица. Одними внешними данными меня не прельстишь. Эту науку я усвоил на своём горьком опыте, на несколько лет связав свою жизнь с красивой пустышкой.
     - Это верно: не сошлись, – сказала Ирина, отвечая на мой вопрос. 
     - А точнее? Алкоголь, измены, рукоприкладство?.. – начал строить я предположения.
     - Ни то, ни другое, ни третье. Все ваши выстрелы – мимо цели.
     - Что же ещё могло послужить причиной разрыва? – допытывался я.
     Ирина на минуту задумалась, потом сказала:
     - Видите ли, мой бывший муж – неплохой человек, но … зануда.
     - Что?! – я просто опешил от удивления. – Вы развелись из-за этого? Но это же, по меньшей мере, смешно!
     Она пожала плечами.
     - Что поделаешь?! Семейные драмы иногда бывают смешными.

     * * *

     - Соки, лимонад, минералка, – громко возвещали две симпатичные стюардессы, толкая по проходу тележку с напитками.
     Это незначительное событие вернуло мою собеседницу к реальности. Временно забытый страх вновь стал завладевать её сознанием.
     - Что будете пить? – спросил я, словно не замечая её состояния.
     Мы выпили по стаканчику минералки, и я сходу приступил к выполнению своей благородной миссии в этом полёте.
     - Итак, Ирочка, вы развелись со своим мужем, потому что он зануда. Мне эта формулировка не вполне понятна. Хотелось бы подробнее разобраться, что в вашем понимании означает данный термин.
     - Ну … – Ирина не надолго задумалась, подбирая слова, и я с радостью заметил, что мой вопрос переключил её внимание. – Видите ли, у моего бывшего мужа большой напряг по части юмора. Он совершенно не понимает шуток. Стоило мимоходом выдать что-нибудь даже совершенно безобидное, он тут же обижался. Порой мы неделями не разговаривали. Попробуйте представить семью, в которой ведутся исключительно серьёзные разговоры. Ведь с тоски помереть можно! Вы не согласны со мной?
     - Нет, что вы! – поддержал я её. – Зануды, они кого угодно могут достать. Правильно сделали, что избавились от него.
     Ирина внимательно посмотрела мне в глаза.
     - Что-то, Иннокентий, мне ваш тон не очень нравится. Что вы хотите сказать? Что я выгнала мужа?
     - Но ведь это вы избавились от него, а не он от вас.
     - Ну да. Я сказала ему, что нам необходимо расстаться. Предложила обсудить варианты размена квартиры и имущества. Но он опять обиделся и не стал со мной разговаривать. А потом собрал вещи и ушёл жить к своей матери. Квартира осталась мне. С тех пор живу в ней вдвоём с попугаем.
     - Интересно, – хмыкнул я, – может быть, и я кажусь вам занудой?
     - Ну что вы! – воскликнула женщина. – Вы просто верх остроумия по сравнению с ним.
     Напустив на себя простодушный вид, я спросил:
     - Вы сейчас кого имели в виду: бывшего мужа или попугая?
     Ирина ответила весёлым, приветливым взглядом. Было видно, что разговор в такой манере ей нравится.
     - Бывшего мужа, конечно, – сказала она. – С попугаем мне повезло больше. Мой Кеша понимает юмор. Во всяком случае, на шутки не обижается. Иногда вечерами с ним бывает так приятно поговорить! Кстати, с вами тоже очень интересно общаться.
     Я галантно поклонился, насколько позволяла это сделать спинка расположенного впереди сиденья.
     - Благодарю вас за сравнение! Как выяснилось, у меня много общего с попугаем. Весьма польщён!
     Ирина наклонилась ко мне и голосом заговорщика прошептала:
     - Скажу больше: с вами даже интереснее, чем с ним.
     - Тронут. Глубоко тронут, – бормотал я в ответ дрожащим голосом, который должен был означать моё волнение.
     Ирина негромко засмеялась. Я видел, что ей интересно со мной, что я действительно ей симпатичен. Вероятно, по этой причине мне удавалось до сих пор отвлекать её от мыслей о пребывании на высоте, которой она панически боялась. И я поклялся себе, что буду из кожи лезть, но на всём протяжении полёта не позволю страху завладеть её сознанием. Чего лукавить перед самим собой: мне всё больше нравилась эта женщина. Я чувствовал, что встретил родственную душу.
Неожиданно Ирина попросила:
     - Расскажите о себе. Всё, что посчитаете нужным рассказать. Я с удовольствием послушаю.
     Я пожал плечами.
     - Да, собственно, и рассказывать-то нечего. История моей жизни скучна и банальна. Родился. Учился. Потом ещё учился. Теперь вот работаю.
     - Преподавателем?
     Я удивлённо уставился на неё.
     - Как вы догадались?
     Она улыбнулась в ответ.
     - Просто, я представила вас с указкой возле карты звёздного неба.
     - То есть вы решили, что я преподаю школьникам астрономию?
     - Ну да.
     - Увы, здесь вы ошиблись. Я преподаю студентам сопромат. Астрономия – моё увлечение, хобби.
     - Что такое сопромат?
     - Это сокращённое название предмета, – пояснил я. – Полностью оно звучит так: «Сопротивление материалов».
     - «Сопротивление материалов»? Любопытно! – воскликнула Ирина. – Честное слово, вы меня заинтриговали. Расскажите мне о своём предмете. Я с удовольствием послушаю.
     - Сразу видно, что вы не технарь.
     - Нисколечко ни технарь.
     - И вы хотите послушать лекцию о сопромате?
     - Очень хочу!
     Я опять пожал плечами.
     - Хорошо, попробую вам вкратце рассказать. Хотя, признаюсь, не вполне понимаю, зачем вам это нужно.
     Впрочем, понимать-то тут было нечего. Требовалось просто разговаривать о чём угодно, лишь бы она не вспоминала о текущем моменте. Но Ирина объяснила мне причину своего любопытства:
     - Мне кажется, что это очень поучительная и полезная для жизни наука. Мы ведь тоже своего рода материалы.
     - Довольно неожиданная мысль! – искренне удивился я. – Ну что ж, слушайте вступительную лекцию.
     Я стал рассказывать, стараясь изъясняться простым и понятным языком:
     - В различных конструкциях – например, в узлах машин и механизмов – детали подвергаются разным видам нагрузок: растяжению, сжатию, изгибу и другим. Сопромат служит для определения степени нагрузки, действующей на деталь, подбора соответствующего материала и расчёта параметров детали, способных выдержать данную нагрузку с учётом запаса прочности. Вас устраивает такое объяснение?
     - Значит, прочность детали зависит от вида материала и размеров? – спросила собеседница.
     - Не только. Форма также имеет значение. У многих деталей есть слабые места, так называемые концентраторы напряжения. Под нагрузкой там может образоваться трещина, которая в итоге неизбежно приведёт к поломке детали.
     - А можете рассказать об этом на конкретном примере?
     - Легко! – бодро ответил я, войдя в преподавательский азарт, который неизбежно возникает, когда видишь неподдельный интерес в глазах слушателей. – За примером далеко ходить не нужно. Вот мы с вами летим в самолёте …
     - Ой! – воскликнула Ирина, вновь смертельно побледнев.
     Я мысленно обругал себя грубыми словами. Так всё гладко шло – и на тебе!
     - Простите, я совсем забыл! – сказал я виноватым голосом. – Как говорится, сел на своего конька. Сейчас приведу в пример что-нибудь более приземлённое.
     - Ничего! Не вините себя, – отвечала она, сидя неподвижно с закрытыми глазами. – Это мой концентратор напряжения дал небольшую трещинку. Вы же знаете: где тонко, там и рвётся. Но я надеюсь, что у меня хватит запаса прочности на этот перелёт.
     - А вы, вероятно, историк? – предпринял я очередную попытку отвлечь её.
     - Тоже не угадали, – ответила женщина, не открывая глаз. – Историей я увлекаюсь, также как вы астрономией. Но … у меня к вам тоже есть вопросы деликатного свойства. Конечно, если я вам ещё не надоела.
     - Ну что вы! – воскликнул я. – Мне приятные собеседники никогда не надоедают.
     Ирина открыла глаза.
     - Это комплимент? – спросила она с улыбкой.
     - Да, если вы любите комплименты.
     - Я их обожаю.
     Я ещё раз подивился её самообладанию. Решив не упускать момент, сказал:
     - Итак, настал мой черёд рассказать о своём семейном статусе. Так вот, я тоже в разводе. Чуть более двух лет. Как видите, мне значительно тяжелее, чем вам: и стаж одиночества больше, и попугая у меня нет.
     - А какая-нибудь другая живность имеется?
     - Никакой.
     - Даже кошки нет?
     - Даже тараканов.
     - Тогда я вам действительно сочувствую, – сказала женщина. – Совсем одному тяжело.
     - Меня устраивает, – сказал я небрежным тоном. – Бывшая жена пыталась сбагрить мне нашего кота, но у неё ничего не вышло.
     - Вы меня огорчаете. Не любите своего кота? 
     - А за что его любить? Такой же шкодливый, как и его хозяйка. Да ещё горластый. Столько ночей недоспал из-за этого рыжего чудовища!
     - А почему вы расстались с женой?
     - По той же причине, что и вы с мужем: не сошлись характерами.
     Ирина с удивлением заглянула мне в глаза.
     - Она оказалась занудой?
     - Отнюдь нет! – сказал я, усмехнувшись. – Это у меня получился напряг по части юмора. Моя бывшая любила весёлую разгульную жизнь, от которой я очень быстро устал. Потеряв в моём лице единомышленника, она стала периодически пропадать из дома. По возвращении придумывала различные небылицы и отшучивалась. Я не смог оценить её остроумия.
     - Вы долго прожили вместе?
     - Около четырёх лет. Я поздно женился. Жена была значительно моложе меня. Она стремилась получить от жизни максимум удовольствия, поэтому не спешила заводить ребёнка. К счастью, как оказалось. Отсутствие детей облегчило разрыв, – я взглянул на собеседницу: – У вас, как я понимаю, похожая ситуация. Вы сказали, что живёте вдвоём с попугаем …
     Она отвернулась и негромко ответила:
     - Вы правы, у меня тоже нет детей. Не думаю, что это к счастью.
     - Муж не хотел? – предположил я.
     - Хотел, но не мог. Однако я не поэтому развелась с ним. Причину я уже назвала. Но, как и в вашем случае, это в значительной степени облегчило разрыв.
Она замолчала, задумавшись о чём-то. Я тихонько сидел рядом, стараясь не мешать. Вскоре Ирина сама прервала затянувшуюся паузу.
     - Почему-то жизнь чаще соединяет именно чужих людей, которые совершенно не подходят друг другу, – сказала она с горечью. – Почему так бывает?
     - Не думаю, что это правило, – осторожно возразил я. – Нередко судьба сводит вместе близких по духу людей.
     - И много таких пар вы знаете? – спросила с иронией в голосе.
     - Не много, но знаю, – сказал я не слишком уверенно.
     Честно говоря, я знал лишь одну такую пару. Мои друзья Люся и Витя Шаповаловы были словно созданы друг для друга. Им всегда было весело вместе. Думаю, немало завистливых глаз внимательно наблюдало со стороны, как они общаются, скрашивая свои оживлённые разговоры выразительной мимикой, жестикуляцией и по-детски беззаботным смехом. У них дома очень часто бывали гости – люди тянулись в эту атмосферу доброго взаимопонимания, беззлобных шуток и хорошего настроения. Словом, Люся и Витя настолько подходили друг другу, что потом никто из родственников, друзей и знакомых так и не смог понять, почему они, в конце концов, развелись.
     - И что с того, что сводит? – продолжала Ирина наш спор. – Всё равно находится какая-нибудь заморочка, отравляющая совместное проживание или даже разрушающая союз.
     - Например?
     - Ну, к примеру, вот вы как считаете: мы с вами могли бы подойти друг другу? – осторожно спросила она.
     - Думаю, что да, – охотно ответил я. Мне понравился её вопрос. 
     - Вот! А теперь представьте, что мы во время отпуска решили отправиться на отдых к морю. Вы любите летать самолётами, а я их смертельно боюсь. Из-за меня вам пришлось бы трястись в поезде, теряя много ценного времени. Чем не повод для разногласий?
     Упоминание о самолётах вновь подействовало на неё не лучшим образом. Добросовестно выполняя свою благородную миссию, я громко расхохотался. Сидящий впереди меня пассажир обернулся и недовольно посмотрел мне в лицо. Похоже, что я разбудил его. Не обращая на него внимания, я сказал своей спутницы беззаботным голосом:
     - Ирочка, я вас умоляю! Разве это повод? Я с вами категорически не согласен. Если два человека близки душою и любят друг друга, то из любой ситуации они найдут выход. Их ничто и никто не разлучит.
     Мы ещё поговорили с ней на эту и многие другие темы. Я заметил, что за всё время разговора Ирина ни разу не назвала меня Кешей, предпочитая более официальный вариант – Иннокентий. На этот раз я не стал дипломатничать и задал вопрос напрямик. Она неожиданно смутилась.
     - Не знаю, пока как-то не получается.
     - Понимаю, так и хочется к моему имени добавить: «Попка – дурак!».
     Ирина смутилась ещё больше.
     - Ну, что за глупости! – стала оправдываться она. – Я буду называть вас так, как вам нравится. Просто, пока не готова…
     - Нет-нет, я не настаиваю. Если не готовы, то уж конечно… – изгалялся я над беззащитной женщиной. – Но коль решили называть меня полным именем, то будьте любезны и по отчеству.
     - А как ваше отчество?
     - Всеволодович.
     - Иннокентий Всеволодович, – произнесла Ирина по слогам. – О, боже! – простонала она. – Легче язык сломать, чем выговорить. Сочувствую вашим студентам.
     - Ну, вам никак не угодишь, – сказал я ворчливым голосом. – Уж и не знаю, что ещё предложить.
     - А ничего и не надо предлагать. Я буду называть вас просто по имени – Кеша, – Ирина вдруг опять прыснула в ладошки. – Придумали же: «Попка – дурак!», – она посмотрела на меня и совершенно серьезно сказала: – А знаете, Кеша, я очень рада нашему знакомству.
     - И я рад, что встретил вас, – ответил я вполне искренне. – Вы прекрасная женщина.
     - А вы замечательный мужчина: умный, добрый, внимательный. И очень весёлый.
     - Я – весёлый? Вы действительно так считаете? – спросил я.
     Она растерянно взглянула на меня.
     - Конечно! Почему вас это удивляет?
     - Просто кое-кто меня считает занудой, как и вы своего бывшего мужа.
     - И кто этот недалёкий человек?
     - Мой старший брат.
     - Но почему?!
     - Некоторых его шуток я не понимаю.
     - А он любит шутить?
     - Ещё как! От одной его шутки я уже много лет не могу в себя прийти.
     - Расскажите, – попросила Ирина.
     Я отрицательно мотнул головой.
     - Нет, мне неприятно вспоминать об этом.
     Она не стала настаивать, за что я был ей очень благодарен. Тяжёлое воспоминание, словно каменная глыба, придавило душу. Вскоре мягкий женский голос попросил пристегнуть ремни безопасности. Гул турбин стал приглушённым. Самолёт пошёл на посадку.

     * * *

     Получив свой багаж, мы вышли из здания аэропорта. Я чувствовал в душе огромное облегчение. Весь полёт мне было не спокойно. Я из кожи лез, стараясь отвлечь свою спутницу от страхов, которые могли закончиться паникой и нервным срывом. Теперь всё было позади.
     - Ну вот, Ирочка, мы и прилетели, – бодро сказал я. – Можете облегчённо вздохнуть и расслабиться.
     - Если бы я могла! – воскликнула женщина страдальческим голосом.
     Я взглянул на неё … и опешил. Мою вновь смертельно побледневшую спутницу била нервная дрожь.
     - Ира, что с вами? – спросил я удивлённо. – Мы на земле. Успокойтесь!
     Она натянуто улыбнулась.
     - Я всё понимаю. Но, вот, поделать с собой ничего не могу. Вроде бы уже и бояться нечего, а во мне каждая жилка дрожит.
     Она ничуть не преувеличивала. Я видел, что ей действительно не по себе. Каково же ей было во время полёта?!
     - Странно, – сказал я. – В самолёте вы держались молодцом.
     Ирина нервно рассмеялась.
     - Молодцом? Да я едва не умерла от страха! Если бы не вы … Вас мне сам Господь Бог послал. Больше ни за что не сяду в самолёт, даже под дулом автомата.
     - А прежде никогда не приходилось летать?
     - Как-то однажды, ещё в далёкой юности, я решилась на подобную глупость. Мы летели с мамой в Новосибирск – всего какие-то три четверти часа. Мне тогда стало плохо. Насмерть перепугала маму. Но прошло время, воспоминания поблекли – и я опять наступила на старые грабли.
     - Однако на этот раз вы мужественно продержались до конца полёта, хотя летели четыре часа.
     - Да это только благодаря вам! – вновь воскликнула Ирина. – Однако … давайте не будем больше касаться этой темы. А то мне что-то опять нехорошо…
     Я понял, что моя миссия ангела-хранителя отнюдь не закончилась. Честно говоря, эти внезапно свалившиеся на мои плечи обязанности меня не слишком тяготили. Даже наоборот.
     - Ну что же, – весело произнёс я, – раз уж Господь повелел мне заботиться о вас, позвольте мне довести свою миссию до конца. Предлагаю посетить какое-нибудь уютное местечко, где вы сможете развлечься и расслабиться.
     Она немного подумала и сказала:
     - Спасибо за приглашение, но я, к сожалению, должна отказаться.
     - Почему?! – удивился я. – Что-то не так?
     - Нет-нет! Причина не в вас. Но у меня есть попугай – я уже говорила об этом.
     - Однако вы отсутствовали дома несколько дней. Кто-то же заботился о попугае всё это время?
     - Да, я просила об этом маму. Но она живёт не слишком близко и вряд ли могла приезжать часто. Боюсь, что Кеша очень голоден.
     Я тут же поддакнул:
     - Вы абсолютно правы! Кеша просто зверски голоден, поэтому настойчиво просит вас пообедать вместе с ним. Согласны? Жду вашего ответа, причём – положительного.
     - Значит, отрицательный ответ не принимается?
     - Ни за что!
     - В таком случае у меня нет выбора.
     Ирина смотрела мне в глаза таким светлым, ясным взором, что у меня сладко кольнуло в груди. «Мы с вами могли бы подойти друг другу?» – вспомнил я её вопрос, заданный мне во время полёта. Теперь я, даже не задумываясь, ответил бы на этот вопрос положительно. Без всяких оговорок, вроде: «думаю, что да». Мне вдруг захотелось обнять её, крепко прижать к себе. Я отчётливо понял, что встретил «свою» женщину, что именно её – вот такую – искал всю жизнь.
     - У вас действительно нет выбора, – сказал я. – Я вас просто не отпущу.
     - Куда вы меня хотите пригласить?
     Я извлёк из кармана портмоне.
     - А вот сейчас мы и определимся. Ревизия оставшихся средств покажет, куда мы можем пойти – в кафе или ресторан.
     - Я не хочу в ресторан, – сказала Ирина. – Наряды у нас неподходящие, да ещё дорожные сумки.
     - Значит, кафе, – подытожил я. – И, как я подозреваю, желательно подальше отсюда.
     Она утвердительно закивала головой.
     - Вы правы. Хочу туда, где ничто не будет мне напоминать о полёте. Давайте поскорее уедем отсюда. Кстати, вот и автобус. Идёмте! – она направилась к остановке, но я задержал её.
     - Нет-нет! Раз уж мы отказались от ресторана, то такси вполне можем себе позволить.
     Я повёл свою спутницу к стоянке такси.

     * * *

     - Итак, что мы будем пить? – спросил я. – Вино? Водку? Коньяк?
     - Вино, – ответила она.
     - Так я и думал. Теперь попробую угадать: красное?
     - Да.
     - Полусладкое?
     - Да. Но как вы догадались?
     - Очень просто. Мы с вами очень похожи. Я всего лишь назвал то, что нравится мне.
     Выбор марки вина и полагающейся к нему закуски также не вызвал разногласий. Наполнив бокалы, я произнёс короткий тост:
     - Предлагаю выпить за нашу встречу. За то, чтобы у неё было продолжение. Поддерживаете?
     Она лишь молча улыбнулась в ответ.
     - Первый бокал пьём до дна! – объявил я строгим голосом.
     - Иначе не сбудется? – спросила Ирина.
     - Иначе вы не сможете расслабиться, – ответил я. – У меня такое впечатление, что вы до сих пор не приземлились.
     - Иду на посадку, – сказала Ирина и осушила бокал.
     С полминуты она сидела, зажмурив глаза. Потом открыла их и, глубоко вздохнув, объявила:
     - Я уже на земле.
     Я тоже выпил, чувствуя, как лёгкий алкогольный напиток приятно растекается по телу. Затем вновь наполнил бокалы.
     - Продолжим?
     - Если только не будете заставлять меня пить до дна.
     - А вы уверены, что уже стоите на земле?
     - Да, я стою на земле и, к счастью, пока ещё на двух ногах. Но если мы будем продолжать такими темпами, то очень скоро встану на все четыре конечности.
     Я уже и сам заметил, что моя спутница успокоилась, избавилась от напряжения, поэтому не стал настаивать. Сделав маленький глоток, Ирина спросила:
     - А вы совсем не боитесь высоты? Мне это трудно представить.
     Я на несколько секунд задумался, потом честно признался:
     - Не могу сказать, что совсем не боюсь. Вот, к примеру, мечтаю прыгнуть с парашютом. Признаюсь – страшновато.
     - О боже! – воскликнула женщина. – Зачем вам это нужно?
     Я невольно улыбнулся.
     - Просто интересно. Говорят, что это здорово. Хочу сам убедиться.
     Ирина отчаянно замахала руками.
     - Всё-всё! Давайте поскорее закроем эту тему. Мне опять начинает казаться, что я взлетаю. Лучше расскажите о себе ещё что-нибудь. О том, что вы родились и два раза учились, я уже знаю.
     Мне показалось странным, что там, в небе, стараясь скоротать время за разговорами, мы так толком и не узнали ничего друг о друге. А вслух я сказал:
     - Вообще-то я учился три раза. Ещё была аспирантура.
     - И какую учёную степень вы защищали?
     - Кандидатскую.
     - Успешно?
     - Да. Я кандидат технических наук.
     - Теперь, вероятно, у вас очень высокая зарплата, – высказала Ирина неожиданное предположение.
     Я удивлённо вскинул брови.
     - Вы шутите?
     - Ничуть. Просто вы не производите впечатления человека, стеснённого в средствах.
     - Это почему же? Вы судите по моему роскошному наряду? – спросил я с иронией в голосе.
     Ирина критически оглядела меня.
     - Нет, одеты вы скромно, даже более чем … Но это далеко не всегда является показателем. Есть богатые люди, которые совершенно не умеют одеваться или не придают внешнему виду никакого значения.
     - Что же для вас послужило показателем?
     - Ну, посудите сами: вы возвращаетесь домой из Москвы; предлагаете своей попутчице посетить на выбор ресторан или кафе; берёте такси, хотя добраться можно было бы и на автобусе; затем предлагаете на выбор дорогие напитки. Что я ещё могла подумать?
     - Ну что же, постараюсь ответить на ваши вопросы по всем пунктам, – сказал я. – Начну с полёта в Москву. Дело в том, что в Подмосковье умерла моя родная тётя. Как оказалось, все свои сбережения и имущество она завещала мне – своих детей у неё не было.
     - Значит, вы летали на похороны?
     По голосу собеседницы можно было предположить, что она крайне удивлена.  Испытывая неловкость, я ответил:
     - Нет, на похороны я, …скажем так, …не успел.
     Женщина пристально посмотрела мне в глаза.
     - Мне не совсем понятен ваш ответ. Что значит «скажем так»? То есть не захотели успеть? Только, пожалуйста, не врите.
     Вопрос был неприятным, хотя и вполне резонным. Мне было вполне понятно, почему Ирина вдруг придала большое значение этим подробностям. Между нами протянулась ниточка, и теперь она хотела выяснить, с кем же в действительности имеет дело. Похоже, то направление, которое принял наш разговор, ей не нравилось. А мне тем более. Мне очень не хотелось отвечать на её вопрос. Я вообще терпеть не могу обсуждать подобные темы и стараюсь по возможности избегать их. Но ответить было нужно, и говорить приходилось правду, поскольку врать я не умею. Опустив глаза, я признался:
     - Вы правы: не успел, потому что не хотел успеть.
     - Почему? Вы не любили свою тётю?
     Мне нестерпимо захотелось поговорить о самолётах и прыжках с парашютом. Я зябко передёрнул плечами.
     - Не люблю похороны.
     - А кто их любит?
     Итак, мне стало ясно, что мои позиции в глазах собеседницы сильно пошатнулись. Ну что же, значит, не судьба. Смирившись с тем, что нашим отношениям не суждено иметь продолжение, я перестал испытывать чувство неловкости за себя. Взглянув ей в глаза, спокойно сказал:
     - Ира, я понимаю, что со стороны это выглядит некрасиво: на похороны не успел, а за наследством прикатил. Но поверьте, на то были веские причины.
     Теперь она отвела взгляд.
     - Простите! Я не вправе вас судить.
     Я решил поскорее переменить тему, надеясь, что ещё не всё потеряно.
     - Давайте лучше поговорим о вас. А вы с какой целью посетили столицу?
     Она горько усмехнулась.
     - Может быть, вам это покажется невероятным, но у меня тоже умерла тётя. Правда, наследства я не получила, но на похороны успела.
     У меня пропало желание продолжать разговор. Ирина тоже молчала. После затянувшейся паузы она сказала:
     - Иннокентий, простите, что лезу не в свои дела, но у меня есть вопросы. И мне не всё равно, как вы на них ответите.
     - Спрашивайте.
     - Вы сказали, что у вас есть брат …
     - Да.
     - А наследство тётя завещала только вам?
     - Да.
     - Почему?
     - Егор обидел её. По сути – ничего серьёзного. Дурацкая выходка, вполне обычная для него. Я вам уже говорил, что многих его шуток не понимаю. Вот и тётя Лена не поняла.
     - И как вы намерены с ним поступить? – задала Ирина очередной вопрос.
     Я удивлённо взглянул на неё.
     - С кем? С Егором?
     - С наследством.
     Я хотел сказать, что она действительно лезет не в своё дело, но передумал и решил ответить на её вопрос:
     - Поступлю так, как завещала тётя. Как я ещё должен поступить?
     - То есть с братом делиться не намерены? – продолжала наступать она.
     - Не намерен. По крайней мере, пока.
     - Почему?
     - Тётя Лена оставила завещание, в котором это условие было оговорено отдельным пунктом. Кроме того, мне сейчас очень нужны деньги.
     С минуту она молча смотрела мне в глаза, потом сказала:
     - Ну что же, ответ исчерпывающий: вам нужны деньги.
     Я вновь пришёл к мысли, что потерял эту женщину, не успев приобрести. Поэтому происходящее стал воспринимать с некоторой долей иронии. Ситуация была трагикомичной. Как в старом добром кинофильме «Волга-Волга», где один из главных персонажей сетовал: «А как хорошо всё начиналось: вызвали меня в Москву …».
     - Чему вы улыбаетесь? – спросила Ирина, возвращая меня к действительности.
     - Да так, вспомнил кое-что, – я вновь стал серьёзным. – Понимаете, у Егора есть собственная квартира. А я свою приобрёл под ипотечный кредит. Но очень скоро понял, что одной зарплаты недостаточно, чтобы выплачивать долг с процентами и не помереть с голоду. У вузовского преподавателя есть много соблазнов получать лёгкие деньги. Вокруг полно обеспеченных оболтусов, желающих заиметь диплом, не прилагая усилий. Они не просто предлагают взятку, а чуть ли не силой пытаются сунуть её в карман. Некоторые даже угрожают. А я не хочу таких денег. Но ведь жить как-то надо! И я уже стал подумывать о том, что от своих жизненных принципов придётся отступить. Вот тётино наследство меня и выручило.
     Ирина молчала, глядя на крышку стола. Потом подняла на меня глаза.
     - Простите, я действительно не имела права допрашивать вас. Но, коль это уже произошло, то … позвольте задать вам ещё один вопрос.
     Я равнодушно пожал плечами.
     - Спрашивайте.
     - А когда вы жили с женой, у вас было своё жильё?
     - Да. Но я не стал заниматься делёжкой. Просто ушёл. Мы, зануды, любим оставлять квартиры бывшим жёнам.
     Ирина покачала головой.
     - Вы не зануда.
     Я вдруг поймал себя на том, что испытываю некоторый дискомфорт. И наша беседа вовсе не была тому причиной. Неприятное ощущение было вызвано каким-то посторонним обстоятельством. Окинув взглядом помещение, я заметил парня, который смотрел на нас. Его лицо мне очень не понравилось. Встретившись со мной взглядом, парень быстро отвёл глаза. Я стал смотреть чуть в сторону, наблюдая за ним краешком глаза. Мы с Ириной сидели друг напротив друга, а сбоку стоял стул, на который Ира повесила свою дамскую сумку. У меня возникло подозрение, что сумка и явилась объектом пристального внимания незнакомца. Я незаметно отодвинулся от стола вместе со своим стулом и слегка повернулся, чтобы в случае необходимости иметь возможность быстро среагировать на нежелательные действия постороннего человека. В молодости я занимался боксом, да и здоровьем меня Бог не обидел. Я постарался объективно оценить потенциального соперника и пришёл к выводу, что перевес в силе на моей стороне.

     * * *

     Молодой человек был уже близко. Я краем глаза наблюдал за ним. Проходя мимо нас, парень вдруг резко схватил сумочку и побежал к выходу. Не теряя ни секунды, я выскочил из-за стола и бросился за ним, слыша за спиной испуганный женский крик. На крыльце мне удалось настигнуть вора. Левой рукой я схватил ремешок сумки. И тут парень допустил грубую ошибку. Вместо того, чтобы выпустить из рук добычу и сбежать, он попытался вырвать у меня сумку, невольно при этом повернувшись в мою сторону. Я сразу же нанёс ему крепкий удар правой рукой в челюсть. Беглец рухнул с крыльца. Я быстро спустился по ступенькам, размышляя, что делать дальше с этим мерзавцем – сдать его в милицию или наказать самостоятельно.
     - Эй, братишка, что стряслось? – послышался за спиной приветливый мужской голос.
     Обернувшись, я увидел молодого человека, с улыбкой смотревшего на меня.
     - Да вот, вора поймал, – ответил я. – Теперь думаю, что с ним делать.
     - А что с ним делать? – усмехнулся незнакомец. – Бить их, сволочей, надо.
     Из бокового кармана куртки он вынул кастет и надел на пальцы правой руки. Я опешил.
     - Ну, зачем так-то?..
     Меня спасла реакция, частично сохранившаяся с былых времён. Иначе бы моей челюсти не сдобровать. Я успел дёрнуть головой, уловив его движение. В следующее мгновение меня ослепила яркая вспышка, а моя левая скула, казалось, лопнула пополам.
     …Где-то рядом плакала женщина. Я с трудом открыл глаза и увидел расплывчатое лицо склонившегося надо мной человека.
     - Кеша, милый, жив! – услышал я голос Ирины, в котором слышались слёзы. – Я так испугалась за тебя!
     Я понемногу приходил в себя. Окружающий мир начинал принимать чёткие очертания. Ирина с тревогой смотрела на меня. По её испуганному лицу текли слёзы. Меня это глубоко тронуло. Я попытался ободряюще улыбнулся, но тут же моё лицо перекосило от резкой боли.
     - Не трогай! – воскликнула женщина, предупреждая мою попытку прикоснуться к ране. – Ты можешь занести инфекцию. Давай попробуем встать.
     С её помощью я поднялся на ноги. Внимательно глядя мне в глаза, она спросила:
     - Чем он тебя ударил?
     - Кастетом.
     - Голова кружится?
     - Есть немного, – мне было не очень легко отвечать, каждое слово отзывалось болью в раненой скуле. 
     - Понятно. Ещё что-нибудь болит? Разумеется, кроме раны на лице, – говоря это, Ирина обследовала мою голову и рёбра.
     - Вроде бы нет.
     - Это хорошо. У тебя открытая рана на левой скуле и, кажется, небольшое сотрясение мозга. Это не смертельно. Главное, что нет серьёзных повреждений.
     - Ты говоришь как врач.
     - Верно, говорю это как врач.
     - Где сумочка? – спросил я. – Её украли?
     Женщина ласково смотрела мне в глаза.
     - Нет, с сумочкой всё в порядке. Она лежит на земле у твоих ног.
     - Проверь, всё ли там цело.
     Ирина ткнулась головой в моё плечо и вновь подняла на меня свой ласковый взор.
     - Чудак ты! Главное, чтобы у тебя всё было цело. Не стоило рисковать жизнью из-за чужих вещей.
     - Так-так! Значит, из-за чужих вещей? – сразу же наехал я на неё. – Как тонко и деликатно ты меня поставила на место! Ну, спасибо!
     - Ага, мы уже иронизируем! – подхватила Ирина мой тон. – Делаю вывод: со здоровьем у тебя полный порядок.
     - Представь себе!
     - Стало быть, до дома ты сможешь добраться самостоятельно. Сопровождающие тебе не нужны.
     Я понял свою оплошность и поспешил её исправить. Схватившись за голову, жалобно заскулил:
     - Ой, что-то у меня вдруг голова закружилась. Да как сильно! А рана-то как разболелась! Лицо просто разрывает от боли. Нет-нет, один я точно не смогу добраться. Неужели ты, бессердечная, бросишь меня здесь одного? За твою сумочку пострадал …
     - Брошу, если не будешь меня слушаться, – строгим голосом сказала моя спутница.
     - Я буду слушаться, – пообещал я.
     - То-то же. Ну что ж, идём, мой раненый рыцарь.
     Мы вернулись в кафе за нашими баулами. К счастью, охотников за чужим добром там больше не было, и наши сумки нас дождались. Взяв свои вещи, мы вышли из кафе. На крыльце Ирина остановилась.
     - Кеша, я думаю, что надо вызвать милицию. Это дело нельзя оставлять без последствий. А потом тебя следует показать травматологу.
     Я упрямо мотнул головой, отчего мою рану вновь пронзила острая боль.
     - Ни то, ни другое мы делать не будем. С милицией связываться я не вижу никакого смысла. Только время потеряем. А что касается травматолога, … я только что узнал, что меня сопровождает врач. Зачем мне ещё один?
     Ирина махнула рукой.
     - Ладно, идём! – она взглянула на меня и вдруг весело улыбнулась. – Думала, после кафе кавалер проводит меня до дома, а вышло наоборот.
     Она хотела пойти к автобусной остановке, но я опять повёл её к стоянке такси.
     - Значит, если бы ничего не произошло, то ты ко мне не поехала бы? – спросил я, ухватившись за её слова.
     - Конечно, нет! Ты же знаешь …
     - Да, разумеется. Соперник Кеша … А к себе пригласила бы?
     - Вот так сразу? Тоже нет.
     - Значит, мне повезло, что нарвался на этих бандюг.
     - Кеша, не шути так? – воскликнула Ирина, зябко передёрнув плечами. – Какое же это везение?!
     - А я и не шучу. Благодаря этим ребятам я стал для тебя более значимым, чем попугай. А это дорогого стоит.
     Спутница не оценила моих острот.
     - Кеша, прекрати болтать! – сказала она сердитым голосом. – Ни то я тебя отведу к травматологу.

     * * *

     Все попытки обнаружить у меня дома необходимые лекарства окончились неудачей. Из антисептиков в наличии имелся лишь одеколон. Ирина наотрез отказывалась лечить меня таким варварским способом и всё порывалась сходить в аптеку. И лишь когда я взялся обрабатывать рану самостоятельно, она сдалась.
     Я лежал на диване, а женщина, склонившись надо мной, осторожно чистила марлевым тампоном повреждённые ткани.
     - Потерпи немножко, – говорила она мягким, воркующим голосом. – Осталось совсем чуть-чуть. Очень больно?
     - Нет, вполне терпимо, – отвечал я. – Чувствуется рука профессионала. А ты какой врач?
     - Хороший.
     Я едва не засмеялся, но вовремя почувствовал, что этого делать не следует. Гримаса боли на моём лице не ускользнула от Ирины.
     - Всё, прекращаем разговоры! – строго распорядилась она. – Пока не закончу, молчи.
     Она ещё с минуту поколдовала надо мной, после чего объявила:
     - Всё, милый. С учётом имеющихся у тебя лекарственных средств, а точнее – их полного отсутствия, я сделала всё, что могла.
     У меня в груди всколыхнулась горячая волна. Даже дышать стало трудно. «Всё, милый». Как она это сказала! Так говорить может только родной, близкий человек. Ирина хотела встать, но я поймал её за руку, потянул к себе. Я не хотел, не мог вот так просто отпустить её сейчас.
     - Подожди, – сказал почему-то полушёпотом.
     - Кеша, ты чего? – так же тихо спросила Ирина, глядя на меня с удивлённой улыбкой.
     - Не уходи. Останься со мной.
     - Я не могу. Ты же знаешь …
     - Да знаю, знаю … Чёрт бы его побрал! Вот уж не думал, что когда-нибудь у меня будет такой конкурент.
     Я уже всерьёз злился на попугая. Ирина опять улыбнулась и чмокнула меня в лоб как ребёнка.
     - У тебя нет конкурентов, – сказала ласковым голосом. – Я ведь не навсегда ухожу. Помнишь, как ты в самолёте сказал?: если два человека близки душою и любят друг друга …
     - … их никакой попугай не разлучит, – бодро закончил я фразу.
     Ирина засмеялась.
     - Вот видишь! Ну, мне пора.
     - Я провожу тебя.
     - Только до двери.
     Я поднялся с дивана. Ирина с любопытством оглядывала мою холостяцкую комнату.
     - У тебя много книг, – сказала одобрительно. – А это что такое?
     Она взяла с полки книгу и прочла вслух:
     - «Иннокентий Щербаков. Стихи». Это ты написал? – спросила удивлённо.
     Единственный томик моих стихов я изготовил собственноручно. Увы, издать даже небольшой тираж у меня не было возможности.
     - Да, это ещё одно моё увлечение.
     - А почитать дашь?
     Помня о больной щеке, я осторожно покачал головой.
     - Не могу. Вещь уникальная. Во всём мире остался один экземпляр.
     - Да, это весомый аргумент. А если я поклянусь, что верну это сокровище в полной сохранности? Я быстро прочту, – пообещала она. –  Если что-то очень понравится, выучу наизусть.
     - Ну, хорошо, – сдался я. – Можешь взять книгу, но при одном условии: читать стихи будешь вслух.
     Ирина удивлённо посмотрела на меня.
     - Зачем?
     - Пусть попугай тоже учит наизусть. Потом гостям будет рассказывать.
     Женщина громко рассмеялась.
     - Ты к моему Кеше явно неравнодушен.
     Мы обменялись номерами телефонов. В прихожей у двери Ирина поцеловала меня в здоровую щеку и торопливо вышла на лестничную площадку. Её каблучки звонко застучали по ступенькам. А я бесцельно побродил по квартире, не зная, чем заняться. Делать ничего не хотелось. Судя по моему состоянию, я и в самом деле получил сотрясение мозга, пусть и небольшое. Поэтому я пришёл к выводу, что самым правильным будет просто лечь спать. Так я и поступил, предварительно отключив все телефоны.

     Часть 2. Шутка Деймоса

     С кем бы я сейчас меньше всего хотел общаться, так это с родным братом. Егор позвонил мне утром в половине десятого. Он посетовал на то, что весь вечер не мог до меня дозвониться, и что у него ко мне есть разговор. О чем «есть разговор», догадаться было не трудно. По всей видимости, Егора уже поставили в известность о цели моего визита в Москву. Точнее, он изначально знал, что я отправляюсь на похороны тёти, чем был бескрайне удивлён, поскольку ему хорошо известно, как тяжело я переношу подобные процедуры. А вот о главной цели визита я его в известность не ставил. Ну а что касается похорон, так ведь тётя Лена – моя крёстная мать, что тут ещё объяснять. Теперь, похоже, кто-то из родственников сообщил ему о наследстве. На всякий случай я спросил:
     - О чём ты хочешь поговорить?
     - А что, разве нам не о чем разговаривать? – парировал Егор. – Братья, как-никак. Или забыл?
     - Не забыл.
     - Вот и ладненько! Вечером заскочу к тебе – пообщаемся.
     Разговор предстоял нелёгкий, и уже одна мысль о нём меня изрядно напрягала. По этой причине мне очень не хотелось дожидаться вечера, так как к тому времени я могу морально переутомиться, и меня можно будет брать голыми руками.
     - Зачем дожидаться вечера? – сказал я. – Мы можем сейчас встретиться.
     Егор хмыкнул.
     - Это вам преподам-бездельникам всё равно, когда встретиться, а я человек работающий.
     - Ну, насчёт бездельников ты как всегда перегибаешь …
     - Ладно-ладно, – перебил он меня. – Сейчас начнёшь мне опять свои байки травить о тяжёлой жизни вузовского препода. А я вот никак не пойму, за что вам деньги платят. Да ещё отпуск такой большой и всегда летом.
     Относительно большого летнего отпуска он был, конечно, прав. Но эти его наезды я слышал далеко не первый раз, и они мне порядком надоели. Я не стал вступать в бессмысленную перепалку с ним, лишь сказал:
     - Ну, вот и отлично! Поскольку я ещё в отпуске, то вполне могу зайти к тебе на работу. Там и поговорим. Жди, в течение часа буду.
     Не дожидаясь возражений, я положил трубку и стал собираться. Процесс бритья на этот раз занял значительно больше времени, чем обычно. Опухоль на левой скуле немного спала, но каждое неловкое прикосновение заставляло морщиться от боли.
     «Красавчик! – подумал я, разглядывая в зеркале свою разукрашенную физиономию. – Хоть бы до конца отпуска зажило. Осталось полторы недели».

     Инженер РЭУ Егор Всеволодович Щербаков находился на своём рабочем месте. Увидев меня, он удивлённо поднял брови. Разумеется, начало разговора было посвящено моему лицу. После дотошных вопросов Егор вдоволь поупражнялся в остроумии на эту тему. Я терпеливо дождался, когда иссякнет запас его острот. В конце концов, это всего лишь прелюдия к главному разговору. К моему удивлению, Егор начал издалека, что было ему совсем не свойственно.
     - Ну и как там столица? – спросил он.
     Я пожал плечами.
     - Так, ничего особенного. Да я, честно говоря, в Москве-то практически не был. Прилетел в Домодедово, и сразу из аэропорта – в Барыбино. Уже перед отлётом удалось часика три уделить экскурсии по Москве.
     На этом дипломатическая часть беседы закончилась, и следующий вопрос Егор задал уже напрямик:
     - Ты вот что мне скажи, братец, с чего это вдруг ты попёрся в такую даль?
     - Ну, ты же знаешь …
     - Вот, в том-то и дело! Здесь, под боком, если кого-то из знакомых или родственников хоронят, ты всячески стараешься увильнуть от похорон. А если не удаётся отвертеться, идёшь с таким видом, словно тебя самого собираются зарыть в землю. А тут вдруг …
     В это время зазвонил его мобильник. Егор взглянул на дисплей, потом нажал кнопку и отчётливо произнёс:
     - Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа.
     - Это кого ты так прокатываешь? – спросил я с иронией и досадой – для сорокадвухлетнего мужчины подобная выходка выглядела скорее глупой, чем смешной.
     - Да Верка, блин, уже достала своими звонками.
     Вера Бородина была подругой Егора в последние полтора года. Так долго Егор не встречался ещё ни с одной женщиной. Он даже начинал поговаривать о свадьбе. И вдруг такой «от ворот поворот»!
     - Ты ведь жениться на ней хотел.
     - Хотел да расхотел.
     - Ничего не понимаю, – сказал я, не скрывая своего удивления. – Ты всё время связывался с какими-то непутёвыми бабами, и вот наконец-то нашёл себе приличную женщину. Что тебя опять не устроило?
     - Слушай, Кеша, отвали! – отмахнулся от меня Егор. – Ну, достала она меня. Ещё не поженились, а она уже начала на меня свои права предъявлять и учить уму-разуму. А я человек свободный и терпеть не могу, когда мне мозги вправляют. Короче, не подходит она мне. Как сказал поэт: «В одну тележку впрячь не можно коня и трипперную лань».
     - Ты себя-то кем в этой паре считаешь? – съязвил я.
     - Ладно, не умничай, – огрызнулся он. – Давай лучше о деле поговорим.
     Но «поговорить о деле» опять не получилось. На столе заверещал рабочий телефон. Егор поднял трубку и минут восемь обсуждал с невидимым собеседником свои профессиональные дела. Не успел он водрузить трубку на рычаги, как телефон вновь залился трелью. На этот раз брат с кем-то долго и грубо ругался. С размаху грохнув трубку на аппарат, он тяжело перевёл дух и сказал:
     - Вот такая у нас тут работа. Нервы, нервы, нервы. И так каждый день. Это тебе не студентам и студенточкам мозги пудрить. Ты, Кеша, стишками балуешься, потому что тебе живётся легко. А у нас тут сплошная проза. И никакой благодарности. Вот возьми и устрани эту несправедливость – напиши поэму о доблестных работниках коммунальной службы. А?! Как  тебе моя идея? И название придумай звучное, чтобы за душу брало. Ну, например: «Тепло в вашем доме». Или что-то в этом роде. Возьмёшься?
     Прошлая зима показала мне всю доблесть «работников коммунальной службы». Тепла в моём доме было катастрофически мало, а в сильные морозы оно и вовсе отсутствовало. Проблема была в плохо заделанных швах на стыках плит, из-за чего в квартире постоянно гулял ветер. Я много раз обращался в РЭУ с просьбой заделать швы, писал заявления, но абсолютно ничего не изменилось. Сосед по лестничной площадке убедил меня не тратить в дальнейшем свои нервы и время на эту бесполезную возню, а заделать швы самому. Вняв его советам, я разобрался со щелями изнутри собственными силами и средствами. И в моём доме действительно стало теплее. Поэтому на предложение брата я ответил так:
     - Возьмусь, пожалуй. Но поскольку у вас тут сплошная проза, напишу не поэму, а повесть: о том, как вы дерёте с жильцов по семь шкур за услуги, а от своих прямых обязанностей отлыниваете или норовите выполнить их за дополнительную плату. И с названием повести проблем не будет. Я его только что придумал: «ЖЭК-потрошитель». Как тебе мой вариант?
     - Но-но, ты это брось! Нагородил тут, – возмутился Егор. – Не знаю, как в вашем РЭУ, а мы свои обязанности исполняем быстро и качественно. У наших жильцов нет повода для недовольства.
     Не успел он закончить свою отповедь, как в кабинет вошла пожилая женщина и обрушила на брата немалый набор претензий. Егор пытался убедить посетительницу в том, что она обратилась не по адресу, и отослать её к другим специалистам, но женщина, как оказалось, прошлась уже по всем кабинетам. Начальник РЭУ направила её именно сюда. Спор был долгим и нелёгким для Егора. Интеллигентного вида бабушка просто пылала от гнева. Когда она наконец-то покинула кабинет, громко хлопнув дверью, он вытер пот со лба и устало изрёк:
     - Старух надо убивать ещё в детстве.
     Я понял, что теперь могу беспрепятственно уйти. Взвинченному до предела брату было уже не до меня. Из нашего с ним разговора я сделал вывод, что о наследстве он пока ничего не знает.

     * * *

     Поездка в Подмосковье на похороны тёти заинтересовала не только брата Егора, но, как ни странно, и мою бывшую жену Анну. Вернувшись домой, я решил позвонить Ирине и уже протянул руку к телефону, но аппарат вдруг заверещал.
     - Кешенька, привет! – звучал в трубке мягкий, вкрадчивый голос бывшей супруги. – Как твои дела?
     Я попытался вспомнить, когда Аню в последний раз интересовали мои дела, но извлечь из своей памяти подобное воспоминание мне не удалось. Об этом я ей так прямо и сказал. Она засмеялась.
     - А может быть, ты просто не видел этого? Ты же на меня всё время был сердит. Вот и не замечал очевидного.
     Я, наверное, растаял бы от нежных интонаций звучавшего в телефонной трубке голоса, если б не был близко знаком с его обладательницей. Нет, здесь определённо что-то не так. Надо быть настороже.
     - Аня, скажи честно, ты зачем мне звонишь? – спросил я напрямую.
     - Я соскучилась, – сказала, словно выдохнула, она. – Давай встретимся.
     - Зачем?
     - Поговорим.
     - Зачем?
     - Ну, … мы ведь не чужие. Разве ты не скучаешь?
     - Нет.
     - У тебя кто-то есть?
     - Да.
     - Ты серьёзно?
     - Да.
     Она немного помолчала. Потом сказала всё тем же ласковым голосом:
     - Ну что же, я рада за тебя! Рада, что нашёл свою половину. И что вылечился, тоже рада.
     - Вылечился? – спросил я удивлённо. – От чего?
     - Ну, как же, – она опять засмеялась. – Ты же недавно в Москву летал. На похороны. А ведь прежде такое даже представить было невозможно.
     Я был в полной растерянности. Ей-то откуда известно про похороны? И почему этот факт вызвал у неё такой живой интерес? В том, что причиной звонка явился мой визит в Подмосковье, я уже не сомневался. Но что об этой поездке могла знать моя бывшая жена? Видимо, Аня своим хищным чутьём что-то уловила.
     - Кто тебе сказал про Москву? – спросил я.
     - Слухи ходят, – вновь хихикнула она.
     - И всё же?
     - Не знаю. Был слух, а кто говорил – не помню.
     - В таком случае, нам больше не о чем разговаривать, – подвёл я черту под нашей беседой. – Прощай! И не звони мне больше.
     Аня сбросила с себя напускную нежность и заговорила привычным для меня тоном.
     - Слушай, чего ты завёлся? Я всего лишь спросила. Что, трудно было ответить?
     - Ты тоже не ответила на мой вопрос.
     - Но я первая спросила.
     - Вот и отвечай первая.
     Мне стало досадно оттого, что я ввязался в эту полудетскую перепалку. Пора было сворачивать тему. 
     - Ладно, не хочешь – не говори. Чёрт с тобой! – вдруг сказала Анна. – Но у меня к тебе есть ещё одно дело.
     - Какое? – спросил я, не скрывая неприязни. Мне не терпелось поскорее закончить этот бессмысленный диалог.
     - Ты должен забрать к себе нашего кота.
     - Это ещё с какой стати?!
     - А почему он должен всё время жить у меня? Я с ним и так уже два года мучаюсь. Теперь твоя очередь.
     - А чего ты с ним мучаешься?
     Четыре года назад Ане вдруг очень захотелось завести котёнка. Я пытался её отговорить от этой затеи. Ни то, чтобы я совсем не любил животных. Просто считаю, что они должны жить на воле, а не в бетонных коробках современных квартир. Аня настояла на своём. А если быть более точным, она просто однажды принесла домой крохотный пушистый комочек. Первое время жена пылала неистовой любовью к маленькому существу, но очень скоро её чувство начало остывать. Котёнок был шустрый и доставлял много беспокойства. К тому же за ним приходилось регулярно убирать. А вот это моей бывшей жене совсем не нравилось. На этой почве у нас периодически возникали ссоры. Теперь оказалось, что он ей совсем не нужен.
     - Но ты же знаешь, какой он непослушный! – воскликнула Анна. – Он постоянно лазит на стол.
     Аргумент был убийственный.
     - И ты решила, что мой стол ему больше подходит? – спросил я с сарказмом.
     - Тебя он боится, а меня – нет, – в голосе Ани звучали истерические нотки. От предыдущих нежных интонаций с придыханием ничего не осталось.
     - Слушай, Ань, давай закончим этот дурацкий разговор, – предложил я, чувствуя, что наша бестолковая перепалка слишком затянулась.
     - Так как нам быть с котом?
     - Проведи с ним беседу. Только очень строго поговори.
     - Ты всё шутишь! А я как только не боролась с ним: и лупила его, и в холодную воду садила – всё бесполезно. Что мне с ним ещё делать?
     - Кормить не пробовала?
     - Ты что, издеваешься?! – завизжала Анна. – Да я …
     Я бросил трубку на рычаги, не слишком надеясь, что она так просто от меня отстанет. И действительно, телефон тут же вновь затренькал. Я решил больше не церемониться и дать врагу достойный отпор. Иначе от неё не отвяжешься. Схватив трубку, я раздельно и со злостью произнёс:
     - Ты меня достала. Иди к чёрту!
     - Что?! – послышался испуганно-растерянный голос Ирины.
     - О боже! – невольно простонал я. – Ирочка, прости! Я не знал, что это ты.
     - Кому же была адресована столь крутая отповедь? – спросила она, ещё не оправившись от потрясения. – С бывшей женой пообщался?
     - С ней, негодницей.
     - Кеша, ты меня пугаешь. Разве можно так разговаривать с женщиной? Вы же когда-то были близки.
     - В этом-то вся беда. Наша с ней беседа ярко оживила в моей памяти годы совместного проживания. Меня всё ещё слегка потряхивает от впечатления. Ну да Бог с ней! Не будем о грустном. Я слушаю тебя, Ира.
     - Да я, собственно, хотела справиться о твоём здоровье. Как ты себя чувствуешь?
     - Уже лучше, – бодро ответил я. – Твой голос вернул мне душевное равновесие.
     - А остальное?
     - А вот об остальном мы поговорим при встрече. Не возражаешь?
     - Не возражаю. Ты ведь теперь у меня под наблюдением.
     - Тогда назначай время приёма, доктор.
     Мы договорились о встрече. Остаток дня прошёл в радостном ожидании предстоящего свидания.

     * * *

     Ближе к вечеру зарядил дождь. К назначенному времени он успел разойтись не на шутку. Я стоял у фонтана, прикрываясь зонтом, и с волнением поглядывал на часы. Ирина опаздывала. Я уже извлёк свой сотовый телефон, чтобы узнать, придёт ли она, как вдруг увидел её, бегущую ко мне под дождём. Зонта у неё не было, поэтому одежда вся насквозь промокла. Сухими остались лишь волосы, которые женщина прикрывала пластиковым пакетом. Я бросился ей навстречу, прикрыл своим зонтом.
     - Иришка! Ты почему без зонта?
     - Утром было солнечно, – сказала она. – Вот я и не взяла зонт. Я же с работы. Это вы…
     - … преподы-бездельники, имеем большой отпуск и всегда летом, – закончил я за неё.
     Она удивлённо уставилась на меня и вдруг звонко рассмеялась.
     - Ты сейчас кого процитировал?
     - Брата Егора. Однако, доктор, ты можешь простыть и заболеть. Вымокла насквозь. Поедем-ка к тебе домой. Раз уж появился такой повод напроситься к тебе в гости, грех им не воспользоваться.
     Я набросил ей на плечи свою лёгкую летнюю куртку, и мы направились к автобусной остановке.
     В салоне автобуса мы стали в углу. Пассажиров было много, меня постоянно толкали в спину. Я терпеливо сдерживал натиск, прикрывая собой мою промокшую спутницу. За весь путь мы не проронили ни слова. И в этом молчании было что-то таинственное, словно мы выполняли древний ритуал. Ирина смотрела на меня с чуть заметной загадочной улыбкой, и от этой улыбки душа моя наполнялась теплом и светом. Я перестал замечать других пассажиров, не чувствовал давки и толчков в спину. Во всём мире мы были только двое. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Наверное, это и было счастье, внезапно снизошедшее ко мне в тесную толчею городского автобуса.
     Потом мы, также молча, шли к её дому. Я надеялся – нет, я был твёрдо уверен в том, что сегодня произойдёт что-то важное – то, что круто изменит мою жизнь, направит её в другую, светлую сторону.
     Дома Ирина первым делом стала наполнять ванну тёплой водой, чтобы согреться и тем самым избежать простуды. Пока ванна наполнялась, хозяйка усадила меня за кухонный стол, налила мне чаю, поставила на стол вазу с конфетами и печеньем, вручила мне пульт от телевизора и, извинившись, пошла принимать водные процедуры. Я неторопливо прихлёбывал чай, щёлкал пультом, перескакивая с канала на канал. Мне было просто хорошо. Душу заполнило ожидание светлой радости. Из соседней комнаты послышался чей-то скрипучий голос. Я заглянул туда. На тумбочке я увидел просторную клетку, внутри которой, непрерывно перескакивая с одной перекладины на другую, неугомонно вертелся попугай, то и дело выкрикивая разные слова, совершенно не связанные одно с другим. Я подошёл близко. Птица, перестав метаться по клетке, с любопытством уставилась на меня. С минуту мы молча разглядывали друг друга.
     - Ну, здравствуй, тёзка! – сказал я.
     - Кавардак! – ответил мне попугай.
     Потом Ирина вышла из ванной в плотном махровом халате – весёлая, красивая, румяная. Потом она попросила меня дать ей ещё время, чтобы просушить волосы. Потом …
     Потом зазвонил телефон. Ира взяла трубку и вдруг переменилась в лице. Растерянно взглянув на меня, она сказала виноватым голосом:
     - Кеша, прости, пожалуйста, но мне надо срочно уйти. Маме плохо. У неё диабет. Обычно она справляется сама, но иногда теряет контроль над болезнью.
     - Надо вызвать скорую! – предложил я.
     - Для моей мамы самая скорая помощь – это я, – ответила Ирина. – Подожди меня, я быстро.
     Она ушла в спальню и через несколько минут вышла переодетая.
     - Идём! – Ира заглянула мне в глаза с грустной улыбкой. – Прости, что так получилось!
     - Нет-нет, ничего, – пробормотал я дежурные для таких случаев слова.
     Настроение было убито. Такие надежды возлагались на этот вечер – и вот, пожалуйста! Какое уж там «ничего». Очень даже «чего». Но «чего» или «ничего», а поделать тут я уж точно ничего не мог.
     В ожидании автобуса мы договорились, что Ирина позвонит мне, когда её хлопоты с маминым здоровьем будут закончены. Потом она уехала, а я перешёл на противоположную сторону улицы и стал ждать свой автобус, с глубоким унынием размышляя о том, что ещё один вечер и ещё одну ночь мне предстоит провести в одиночестве. Однако я ошибался.
     Войдя в подъезд, я услышал громкое мяуканье. Возле двери моей квартиры, съёжившись от страха и растерянности, сидел и громко мяукал рыжий котяра по кличке Жорж. Таким изысканным именем когда-то одарила его хозяйка в приступе безумной любви к домашним животным. А теперь она просто швырнула бывшего любимца к моему порогу и спокойно ушла. Ну что же, поступок вполне в её стиле, хотя, если честно признаться, такой подлости я от неё не ожидал. А кот вопросительно смотрел на меня, словно ожидая решения своей участи. Тяжело вздохнув, я распахнул дверь.
     - Заходи, француз.
     Кот осторожно переступил порог, внимательно оглядываясь по сторонам. Его уши, словно локаторы, постоянно двигались, улавливая любые звуки, которые производило окружающее пространство. Мне вдруг стало очень жаль этого отнюдь не самого честного и воспитанного представителя животного мира. Я накормил кота, после чего соорудил ему лежанку в углу прихожей, сложив в несколько слоёв старое одеяло. Перенёсшее стресс животное понемногу успокоилось, расположившись на своём новом ложе и блаженно мурлыча. Вскоре кот уснул, свернувшись калачиком.
     Ира позвонила в начале десятого. Она сообщила, что её миссия завершилась благополучно, и теперь она возвращается домой. Я тут же изъявил готовность навестить её, но в ответ услышал:
     - Кеша, милый, прости меня, пожалуйста, но сегодня я не могу. Устала очень. Да ещё переволновалась. Хочу приехать домой и сразу забраться в постель. Надо хорошенько выспаться. Завтра у меня выходной. Давай пораньше встретимся и проведём день вместе. Ты не занят завтра?
     - Нет-нет, я совершенно свободен! – охотно отозвался я.
     - Вот и ладненько! Предлагаю сегодня раньше лечь спать, чтобы завтра раньше увидеться. В девять утра – не слишком рано для тебя?
     - Да хоть в шесть! – бодро ответил я.
     Ирина засмеялась.
     - В шесть, пожалуй, не стоит. Но я рада, что ты тоже «жаворонок», а не «сова». Не люблю засонь.
     «Жаворонком» я никогда не был. И если мне приходилось вставать с постели рано утром, то только по суровой необходимости. Во время отпуска такой необходимости у меня не было, поэтому я часто по ночам подолгу сидел за компьютером или телевизором, а потом добросовестно отсыпался едва ли не до обеда. Но я не счёл необходимым озвучивать эту информацию, чтобы не разочаровать свою собеседницу. Ради нашей грядущей встречи я готов был рано лечь и рано встать. Поэтому я сегодня не стал засиживаться за вышеупомянутыми бытовыми приборами и спать отправился значительно раньше, чем обычно.

     * * *

     Неприятности начались уже в полночь. Ещё не проснувшись, я отчётливо чувствовал, как в мой сон грубо врезается посторонний звук. Когда же от дремотного состояния не осталось и следа, я понял, что мне мешало спать: крик кота. Рыжее чудовище с французским именем Жорж голосило так, словно ему наплевали в душу. И хотя в значительной степени так оно и было, всё же я своей вины в том не видел и страдать за чужие грехи желания не имел. Сделав коту внушение, я вновь забрался в постель, с тревогой ожидая продолжения ночного концерта. Но кот терпеливо молчал – ровно до того момента, когда сон сморил меня, и в моём уснувшем сознании замелькали причудливые сюжеты сновидений. Вот тут-то кошачий вопль острым ножом вновь врезался в мой сон. На этот раз я устроил коту более серьёзную выволочку, но в момент очередного засыпания всё повторилось с удивительной точностью. С большим трудом сдерживая клокочущий в груди гнев, я сел на кровати, размышляя, что мне делать с этим мерзавцем. Немного успокоившись, пришёл к выводу, что, если уж смертную казнь в стране отменили, то ничто не мешает мне изолировать от общества этого нарушителя общественного порядка. Я вышвырнул кота на балкон, плотно прикрыв за ним дверь. Но наступившая тишина не принесла большого облегчения. Сон был потерян. Я лежал на кровати, глядел в потолок и с грустью думал о том, что в моей жизни во все планы, дела, начинания непременно вмешиваются непредвиденные пакости. Словно в действие кем-то была запущена программа, направленная на то, чтобы испортить мне жизнь. Уснуть мне удалось, когда за окном было уже светло.
     Утром, выпив крепкого кофе, я отправился на свидание с тяжёлой головой.
Ирина ждала меня у входа в городской сад. Я извинился за то, что заставил её ждать меня, объяснив причину своего опоздания и не слишком бодрого внешнего вида. Мой рассказ позабавил спутницу. С улыбкой взглянув на меня, она сказала:
     - Ну вот, хотела сегодня вечером пригласить мужчину к себе, а он, оказывается, больше всего на свете хочет спать.
     От её слов у меня мгновенно улучшилось самочувствие. А уж настроение – тем более. Я даже решил объявить коту амнистию и выпустить его с балкона досрочно. Не смотря на то, что я жутко не выспался и к вечеру мог расклеиться, перспектива перехода наших с Ириной отношений на новую ступень меня изрядно взбодрила. Теперь я с нетерпением ждал вечера. Но впереди у нас был целый день. Мы не спеша побрели по аллеям горсада, держась за руки. Мы гуляли и говорили о разных пустяках, время от времени прерывая свою прогулку посещением каких-нибудь аттракционов, из числа коих были сразу же исключены колесо обозрения и прочие, связанные с высотой. Из остальных мы, кажется, не пропустили ни один, и эти по-детски простые развлечения сегодня доставляли нам огромное удовольствие. Ирина была оживлённо-весела. Она беззаботно смеялась, заражая меня своим весельем. От моей утренней хандры не осталось и следа. Когда мы посетили автодром, она устроила настоящую погоню на электрических машинках, при каждом столкновении звонко хохоча. Я не мог отвести от неё глаз. С восхищением я смотрел на любимую женщину и радовался своему счастью, не ведая о том, что счастье моё доживает последние минуты.

     Мы сидели на скамейке и молчали. Играла музыка, щебетали птицы, звенели детские голоса. Лёгкий ветерок шевелил листву на деревьях. Ирина положила голову на моё плечо. Я прижался щекой к её волосам, и, кажется, готов был так сидеть до самого вечера. Но вскоре Ирина сказала:
     - Давай пройдёмся по городу.
     - Можно посидеть в кафе, – предложил я.
     Пройдясь по улицам, мы зашли в суши-бар. Девушки в японских кимоно довольно быстро и вежливо обслужили нас. Когда заказанные блюда стояли на столе, Ира по-восточному прижала руки ладонями друг к другу и церемонно поклонилась мне:
     - Приятного аппетита, Иннокентий-сан!
     Я не успел ответить. С улицы донеслись чьи-то испуганные возгласы. Я не мог видеть, что там произошло, так как окно находилось по ту сторону стола, где сидела моя спутница. Ира резко поднялась с места, взглянула в окно и тут же опрометью бросилась к выходу. Ничего не понимая, я пошёл вслед за ней и, выйдя на крыльцо, увидел мрачную картину: у кромки тротуара без движения лежал пожилой мужчина, а Ирина предпринимала энергичные действия, пытаясь спасти ему жизнь. Я вдруг почувствовал себя скверно и поспешил вернуться в бар. Я сидел в одиночестве за столиком, а моя любимая в это время боролась за жизнь незнакомого человека. Мне было неловко за себя, за то, что я сейчас был не рядом с ней. И я хотел бы сейчас находиться рядом с ней, если хотя бы чуточку был уверен в том, что её случайный пациент жив.
     Спустя несколько минут Ирина вернулась. На мой безмолвный вопрос ответила с тяжёлым вздохом:
     - Увы, ничего нельзя было сделать. Похоже на обширный инфаркт. Извини, что пришлось оставить тебя в одиночестве.
     Она хотела коснуться моего плеча, но я отстранился.
     - Ирочка, пожалуйста, … вымой руки … с мылом.
     - Ну да, разумеется, – она посмотрела на меня с грустной и немного растерянной улыбкой, потом направилась в туалетную комнату. Вернувшись за столик, спросила:
     - Ты почему ничего не ешь?
     Я кивнул головой в сторону улицы.
     - Там лежит мёртвый человек.
     - Ему уже ничем не поможешь.
     - Но он там …
     - Сейчас его заберут. Скорую вызвали, – она пристально посмотрела мне в лицо. – Кеша, что с тобой? Ты бледен.
     Не выдержав её взгляда, я отвёл глаза в сторону и пробормотал:
     - Со мной всё в порядке. Просто, понимаешь, я не могу есть, когда …
     Ирина продолжала жечь меня взглядом.
     - Да, кажется, я всё понимаю. Это называется некрофобией.
     Она вдруг уткнула лицо в ладони, плечи её затряслись.
     - О боже!
     Этот возглас, прозвучавший то ли как стон, то ли как насмешка, больно кольнул меня. В конце концов, что криминального в том, что я боюсь покойников? Да, наверное, это смешно: здоровый, крепкий мужик – и вдруг … Ну и что?! У каждого из нас свои заморочки и свои на то причины. Вот, к примеру, она сама панически боится высоты. Разве я не отнёсся с пониманием?.. Ирина прервала мои размышления. Отняв руки от лица, но не глядя на меня, она сказала:
     - Что-то мне тоже расхотелось кушать. Пойдём, однако.
     Когда мы вышли, от суши-бара отъезжала карета скорой помощи. Машина увозила тело человека, чья внезапная смерть так нелепо разрушила светлые планы, радужные мечты. Словно отвечая на мои мысли, Ирина сказала:
     - Знаешь, Кеша, сегодня у нас, пожалуй, ничего не получится. 
     Я это уже понял, потому был готов к такому повороту событий.
     - Ну, что же, ничего не поделаешь …
     - Прости, но мне надо побыть одной.
     - Надо, так надо – сказал я фальшиво-равнодушным голосом и задал дежурный вопрос: – Тебя проводить?
     - Нет, не нужно.
     На том и расстались. Я шагал домой, а горькая обида зубами вцепилась в моё сердце. Почти всю свою сознательную жизнь я испытывал суеверный страх перед мёртвым телом. Эта боязнь время от времени ставила меня в неловкое положение и создавала ряд неудобств, но чтобы из-за этого кто-то отворачивался от меня – такого я не помню. Стопроцентная эгоистка Анна, моя бывшая жена, иногда отпускала остроты по этому поводу – но не более того. И вот нашёлся человек, отвернувшийся от меня из-за моей проблемы. Этим человеком оказалась женщина, которой я помог в её трудную минуту жизни; женщина, которую я безумно полюбил и, казалось, получил от неё взаимное чувство.
     Дома я долго не мог найти себе места. Находясь в плену своих переживаний, совсем забыл про кота. Вспомнил о нём лишь, когда увидел сквозь стеклянную дверь балкона, как мой новый сосед по квартире беззвучно открывает рот. Я впустил его, ожидая, что Жорж на своём кошачьем языке постарается высказать мне всё, что у него накопилось в душе за время отсидки. Но кот оказался вовсе не глупым и оценил обстановку правильно. Прошмыгнув в открытую дверь, он спрятался за диваном и не издавал ни звука. Мне даже стало жаль его. Но ещё больше мне было жалко самого себя. Покормив кота, я зашёл в спальню и плюхнулся на кровать, не раздеваясь.

     * * *

     Монотонная трель городского телефона вернула меня в реальный мир. Я и не заметил, как уснул. Сняв трубку, я сказал басовитым со сна голосом:
     - Алло!
     - Кеша? – спросил удивлённый женский голос, который я сразу узнал. Не мог не узнать. Всякий раз, когда я его слышал, в моей душе начинала звучать мягкая, нежная музыка. И сейчас я вновь ощутил нечто подобное, но теперь эта музыка отозвалась болью в сердце.
     - Да, – ответил я как можно безразличнее, хотя мне было очень интересно узнать о причине её звонка. Я почему-то даже не предполагал, что она сегодня захочет пообщаться со мной.
     - Что у тебя с голосом?
     - Я спал.
     - Прости, что разбудила, – сказала она виновато. – Совсем забыла, что ты провёл бессонную ночь.
     Я посмотрел на часы: было начало двенадцатого.
     - Ничего страшного. Я проспал уже почти пять часов. Слушаю тебя.
     Ирина немного замешкалась. Вероятно, причиной тому был мой резкий и не слишком дружелюбный голос. Попытки говорить равнодушно потерпели крах. Мне вдруг стало ясно, почему обида так глубоко вошла в моё сердце: я чувствовал себя униженным. А это чувство способно разрушить любые, даже самые крепкие отношения.
     После небольшой паузы Ирина сказала:
     - Я понимаю, что причинила тебе боль, поэтому хочу объясниться.
     - В этом нет необходимости.
     - Нет, ты послушай! Я хочу, чтобы ты понял …
     - Ира, я всё прекрасно понял, – перебил я её. – Тебе стало стыдно за меня: такой большой дяденька – и вдруг …
     - Прекрати! – сердито воскликнула она. – Препираешься, как ребёнок. Мне ведь ничуть не легче, чем тебе. Неужели трудно выслушать?
     Я терпеливо вздохнул.
     - Хорошо, я слушаю. Что ты мне хотела объяснить?
     Она ещё помолчала – вероятно, подбирая слова. Потом осторожно заговорила:
     - Кеша, прежде всего я хочу сказать, что моё отношение к тебе ничуть не изменилось.
     - Тем более мне непонятно, – не удержался я от реплики.
     - Я обещала всё объяснить – значит, объясню. Только сначала мне надо тебя кое о чём спросить. Ты помнишь, как я боялась лететь в самолёте?
     - Помню.
     - Но мне удалось справиться со своим страхом. Разумеется с твоей помощью. А ты бы смог победить свой страх, если бы такая необходимость возникла? В какой степени он завладел тобой?
     Я ненадолго задумался, потом честно признался:
     - Боюсь, что до меня добрался младший сын … этого, как его? Ну, в общем, Марса. 
     - Этого я и опасалась, – сказала Ирина упавшим голосом.
     - Так в чём же дело? – спросил я, поскольку моя собеседница опять умолкла.
     - Дело в моей работе.
     - При чём тут твоя работа? – искренне удивился я. – Насколько мне известно, ты работаешь врачом.
     - Да, я врач, но … не совсем.
     Как можно быть не совсем врачом, мне было очень сложно понять. Вернее, я вообще этого не понимал, поэтому стал задавать вопросы:
     - Ира, объясни, что означают твои слова. Ты – медсестра?
     - Нет.
     - Санитарка?
     - Да нет же! Я врач, но не вполне обычный.
     - То есть?
     Она тяжело вздохнула.
     - Я считала тебя более сообразительным. Вероятно, ты ещё не проснулся окончательно. Даю тебе последнюю подсказку: я врач, который никого не лечит.
     Я начал сердиться. Ну, что за народ, эти женщины! Неужели нельзя просто сказать человеку вместо того, чтобы парить ему мозги? Я собрался высказать своё возмущение вслух, но …
     Да, я всё понял, и от этого мне опять стало нехорошо.
     - То есть ты?.. – начал я неуверенно и после длительной заминки решился озвучить свою догадку. – Ты – патологоанатом?
     В глубине души я надеялся услышать опровержение.
     - Да, – ответила она.
     Я не знал, что сказать, потому что готов был к чему угодно, но только не к такому повороту событий. Но, боже мой, почему?! Почему она выбрала себе именно эту профессию? Такая мягкая, нежная, тонкая – она изо дня в день склоняется со скальпелем над мёртвым телом… Нет, я не мог это представить себе. Не хотел! С трудом преодолевая подступившую к горлу дурноту, спросил:
     - Зачем тебе это?
     - Для меня это обычная повседневная работа, – ответила Ирина.
     - Обычная?!
     - Да.
     - То есть резать покойников ты считаешь простым, обычным делом?
     - Это люди. Просто люди. Только умершие, – она говорила негромким, уставшим голосом.
     - Всё равно я не понимаю, зачем тебе это нужно. Лечить живых людей – это одно. Это мне понятно. А что даёт людям твоя работа? Зачем она нужна?
     - Я объясню. Только, пожалуйста, прекрати кричать на меня.
     - Я не кричу.
     - Кричишь.
     - Нет. Хотя … Да, действительно, чего-то я разошёлся. Прости! Больше не буду. Так кому и зачем, Ирочка, нужна твоя работа?
     - Она нужна живым. Я определяю истинную причину смерти человека. Другими словами, я ставлю самый точный диагноз.
     Я невольно усмехнулся от такого объяснения. Ирина уловила мою усмешку.
     - Ты чего хмыкаешь? – спросила она.
     - Да так, представил себе забавную картину. Ходит человек по врачам, обследуется. Тратит деньги, время, нервы. А правильный диагноз ему ставит патологоанатом.
     - Вот для того и служит моя профессия, чтобы ошибок при обследовании живых людей было как можно меньше.
     Я молчал, чувствуя себя подавленным. Ирина тоже молчала, вероятно, посчитав, что дала мне исчерпывающий ответ, в котором я, честно говоря, вовсе не нуждался. Как будто я сам не понимаю необходимость данной профессии! Ни одно убийство не расследуется без участия патологоанатома. Но какое мне теперь было дело до подобных объяснений, когда из-за этого «нюанса» рушилась моя личная жизнь? Ведь меня сейчас, по сути, беспокоил лишь один вопрос: зачем она выбрала эту профессию?
     - Кеша! – вновь услышал я её голос.
     - Да.
     - Ты чего молчишь?
     - Думаю.
     - О чём?
     - Пытаюсь понять, есть у нас с тобой надежда на будущее или нет. Ты как считаешь?
     - Не знаю. Там, в суши-баре, когда всё стало ясно, мне показалось, что весь мир рухнул.
     - Значит, не надеешься?
     - Не знаю, – повторила она. – С тех пор, как мы с тобой познакомились, я часто представляла нас вместе. И эти картины были так светлы и безоблачны!
     - А теперь?
     - Теперь мне всё видится иначе: я прихожу с работы, подхожу к тебе и пытаюсь обнять, а ты отстраняешься, с ужасом глядя на мои руки.
     - Да ещё отказываюсь есть приготовленный тобой ужин, – продолжил я эту невесёлую тему.
     - И бесполезно убеждать тебя в том, что я работаю в резиновых перчатках.
     - Абсолютно бесполезно.
     - Выходит, у нас нет будущего.
     - Выходит.
     Мы опять умолкли на некоторое время. Потом Ирина нарушила молчание.
     - Кеша!
     - Да, Ира!
     - Но ведь это не значит, что мы должны потерять друг друга? – в её голосе дрожали слёзы.
     - Вовсе не значит.
     - Мы можем общаться по телефону.
     - Можем. Я буду часто звонить тебе. Я люблю твой голос.
     - И я люблю твой голос.
     - Вот и прекрасно! Будем считать, что наши голоса признались друг другу в любви.
     - Кеша!
     - Да, Ирочка!
     - У меня твоя книжка – сборник стихов.
     - Я дарю тебе её. Жаль, что без подписи.
     - Единственный экземпляр – ты не забыл?
     - Это не имеет значения.
     - Спасибо!
     Мы попрощались. Положив трубку, я опять плюхнулся на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Душу жгла невыносимая боль. И лишь одно чувство по силе могло сейчас соперничать с этой болью – ненависть к Егору. Да, в эту минуту я ненавидел родного брата.

     * * *

     Всеволод Иванович Щербаков был семейным деспотом. Семья жила по его правилам в строгой зависимости от его планов, интересов, настроений. По любому поводу он мог вспылить и выплеснуть свой гнев на жену и детей, не ограничивая себя в выражениях, а подчас и действиях. Несмотря на мой малый в те годы возраст, я крепко запомнил свой ежедневный страх перед отцом, уставшую, задёрганную мать, гнетущую атмосферу в доме. Иногда у отца бывало благодушное настроение. Тогда он позволял себе даже повозиться со своими сыновьями и сыпал шутками, не слишком деликатными. Эту манеру шутить Егор перенял у него. Впрочем, не только это. В их характерах было много общего. Отец это чувствовал, поэтому к старшему сыну всегда относился лучше, нежели ко мне. Меня он не любил.
     - Вот Егорка – мой сын, – неоднократно говорил он. – А этот… – далее отец либо пренебрежительно махал рукой, либо добавлял нелестный эпитет.
     Егор быстро сообразил, что из подобной ситуации можно извлечь выгоду для себя, да ещё и поразвлечься. Он стал подшучивать надо мною, подчас грубо и жестоко. Но эти шуточки неизменно укрепляли его авторитет в глазах отца. Больше всего брат любил расстреливать меня пластилиновыми пульками. Он раздобыл трубку длиною в полметра, в которую с одного конца вставлял кусочки пластилина, скатанные в небольшие шарики. Затем набирал в лёгкие воздух и резко дул в трубку. Пулька попадала мне в голову и застревала в волосах. Я от неожиданности вздрагивал и старался стряхнуть шарик, тем самым размазывая пластилин по волосам. Егор дико хохотал. Четырёхлетняя разница в возрасте позволяла ему безнаказанно издеваться надо мной. Мать пыталась защитить меня, но у брата был более сильный союзник. И позже, когда отца уже не было в живых, брат продолжал дразнить меня. К двенадцати годам я понял, что никогда он не станет моим защитником, какими бывают старшие братья в других семьях, а, напротив, всегда будет моим главным палачом. Поэтому я, недолго сомневаясь, записался в секцию бокса. Егор продолжал меня доставать, но я терпеливо ждал своего часа. Так продолжалось почти год. И вот, наконец, мой час настал. Мальчишка Кеша Щербаков, тринадцати лет от роду, прямым ударом в челюсть уложил на пол семнадцатилетнего парня. Этим дело, естественно, не закончилось. Егор отнюдь не был слабаком. Вскочив на ноги, он ринулся на меня. Но, хотя в драке мне досталось больше, чем ему, отношение старшего брата ко мне в немалой степени изменилось. Его шутки и приколы стали более сдержанными и осторожными. Впрочем, не только Егор стал по-другому относиться ко мне. Число окружающих, которым моё имя казалось смешным, значительно уменьшилось. Но, увы, роковое событие, надломившее мою психику, случилось значительно раньше – когда я был ещё маленьким и слабым.

     Мне едва исполнилось семь лет, когда умер отец. Гроб с неподвижным телом человека, которого я всегда боялся, стоял на двух табуретах в зале. В дом приходили родственники, знакомые и не знакомые мне люди. У гроба сидели, негромко переговариваясь, по двое, трое, иногда чуть больше человек. Так продолжалось до вечера. Помню, уже стемнело, когда мать сказала мне и Егору, что должна уйти ненадолго, и что мы с братом должны посидеть возле покойного – так положено, чтобы у гроба кто-то находился. Мы расположились на двух стульях. Мне было странно видеть некогда грозного отца таким тихим и неподвижным. Егор толкнул меня локтем в бок и полушёпотом спросил:
     - Боишься?
     - Чего? – не понял я.
     - Не чего, а кого. Я про батю спрашиваю, – пояснил брат. – Ты же его всегда боялся.
     Я пожал плечами.
     - Ну, боялся раньше. А сейчас-то мне чего бояться? Он ведь умер.
     Егор наклонился ко мне и прямо в ухо зловеще прошептал:
     - В том-то и дело, дурачок, что теперь он для тебя стал гораздо опаснее.
     - Почему? – так же тихо спросил я. От слов брата мне стало немного не по себе.
     - По кочану! Когда человек умирает, его душе становятся известны все секреты. Теперь батя знает, как ты его ненавидел. И про всё плохое, что ты о нём думал и говорил, он тоже знает.
     - Ну и что?
     - А то! Душа-то не сразу улетает на небо. Она ещё сорок дней на земле находится. Знаешь об этом?
     - Ну да, – сказал я неуверенно.
     - Вот! А пока она здесь, то может время от времени возвращаться в своё тело. Слышал о мертвецах, которые по ночам встают из могил?
     По моему телу пробежал озноб. Но свой страх мне показывать не хотелось. Поэтому я сказал, стараясь придать голосу уверенность:
     - Слышал. Только враки всё это.
     - Враки, говоришь? – Егор опять наклонился к моему уху и ещё более тихим шёпотом заговорил: – Ты на батю посмотри. Он же слушает наш разговор. У него даже один глаз слегка приоткрылся. Точно говорю!
     Я взглянул на отца и к своему ужасу обнаружил, что его левый глаз, кажется, был закрыт не так плотно, как ещё минуту тому назад. Страх начал заполнять всё моё существо.
     - Ну что, убедился? – спросил Егор.
     Я чуть заметно кивнул в знак согласия. А брат продолжал:
     - Наконец-то до тебя дошло. Теперь ты понимаешь, что от него можно ждать чего угодно?
     - Чего? – спросил я помертвевшими губами.
     - Откуда я знаю? Но ты не дрейфь. Они сразу не нападают. Сначала делают предупреждение.
     - Какое?
     - Энергетическое.
     - Как это?
     - «Как-как»! – передразнил Егор. – Очень просто. Выпускают сгусток энергии, и ты вдруг чувствуешь, словно тебя по лбу стукнули.
     Егор умолк, но посеянные им семена страха, щедро удобренные моим богатым воображением, очень быстро стали давать всходы. Мне стоило больших усилий заставить себя не убежать из комнаты. Брат вдруг заёрзал на стуле и с досадой сказал:
     - Вот, блин, невезуха!
     - Чего ты? – спросил я с тревогой.
     - В туалет хочу – просто сил нет терпеть.
     Я быстро ухватился за возможность улизнуть из комнаты.
     - Пойдём!
     Егор отрицательно замотал головой.
     - Нет, нельзя. Надо, чтобы здесь кто-то всё время был. Иначе он совсем обидится. А как тебя одного оставить? Ты сам вот-вот описаешься от страха.
     Его ехидная реплика задела моё самолюбие. И хотя на самом деле мне было очень страшно, я сказал:
     - Сам ты описаешься. И вовсе я не боюсь.
     Егор довольно ухмыльнулся.
     - Ну, тогда лады. Тогда я спокоен, – он похлопал меня по плечу. – Не дрейфь, я быстро.
     Он вышел из комнаты, а я остался один рядом с мёртвым телом человека, которого теперь боялся несравнимо больше, чем при его жизни. Скованный жутью, я не мог отвести глаз от гроба, ожидая любого, даже самого немыслимого происшествия. И это ожидание оправдалось. Я вдруг ощутил лёгкий шлепок по лбу. Уже потом, по прошествии времени, я понял, что это было: Егор в очередной раз выстрелил в меня из своей трубки. То, что стукнуло меня в лоб, было всего лишь небольшим кусочком пластилина. Но никогда в жизни – ни на боксёрском ринге, ни в уличных драках – я не получал более страшного удара. Мягкая пластилиновая пуля, пробив черепную коробку, застряла в моём мозгу на всю жизнь. В тот момент я воспринял шлепок как предупреждение, о котором говорил брат. Нахлынувшая волна ужаса заставила меня соскочить со стула и бежать прочь из комнаты. Но комнатная дверь вдруг оказалась запертой. Мёртвый отец, приоткрыв глаза, наблюдал за мной из гроба. Я попытался открыть дверь, ударив в неё плечом с разбега, но у меня опять ничего не вышло. А отец уже начинал шевелиться на своём смертном ложе.
     - Егор, открой! – закричал я, больше не скрывая своего страха.
     В ответ – тишина. Я закричал ещё громче:
     - Егор, мне страшно! Открой!
     Свет вдруг погас. Это было последней каплей, переполнившей чашу моих страхов. Я истошно завопил в отчаянье. И позже, когда уже горел свет, и дверь была отперта; когда уже пришла мать и, плача, пыталась успокоить меня, я всё продолжал кричать и биться в истерике.

     Став взрослым, я нередко комплексовал по поводу своей фобии. Время от времени умирал кто-то из родственников или хороших знакомых. Их провожали в последний путь, целовали в лоб на прощание. А мне приходилось собирать воедино всё своё мужество только для того, чтобы заставить себя несколько минут побыть у гроба. За эти минуты «беспримерного героизма» я неизбежно расплачивался ночными кошмарами. Долгое время мне в какой-то мере удавалось скрывать от окружающих свой недостаток. Но один случай заставил меня убедиться в том, что подобное скрывание своего страха может сослужить плохую службу. Случилось это в самом начале моей преподавательской деятельности. Умер пожилой профессор нашего института. Он скончался дома от инфаркта. Кроме пожилой жены, никого из родных у него в нашем городе не было. Поэтому четверых молодых сотрудников института, в число которых попал и я, направили в дом покойного, чтобы мы перенесли тело с пола на кровать. Я постеснялся признаться в том, что боюсь мертвецов, за что и был наказан. Результатом моей бесплодной попытки пересилить свой страх был глубокий обморок. После того случая при подобных ситуациях я стал открыто признаваться в своей боязни, хотя и не перестал стыдиться этого. Окружающие в целом относились с пониманием, хотя некоторые из них и посмеивались надо мной. Постепенно я научился воспринимать свой недостаток более-менее спокойно, убедив себя в том, что и с этой бедой можно жить. До последнего времени серьёзных проблем в этом плане у меня не возникало.

      * * *

     Я лежал на кровати в бесплодной попытке уснуть. Расстроенные чувства и горькие воспоминания детства совершенно прогнали сон. Да ещё чёрт меня дёрнул проспать весь вечер. Далеко за полночь я поднялся и пошёл на кухню, где добрых полчаса сидел, прихлёбывая чай и тупо пялясь в телевизор. Пощёлкав пультом, я ни на одном канале не обнаружил ничего интересного, мне стало скучно. Я даже начал зевать, что вселяло надежду на быстрое засыпание, чем я не преминул тут же воспользоваться. Возможно, моя попытка увенчалась бы успехом, но, на мою беду, в это время чёртов рыжий кот вдруг испытал острый приступ тоски и одиночества, о чём громогласно начал извещать соседей и, главным образом, меня. Я в бешенстве спрыгнул с кровати, готовый разорвать в клочья кота, его хозяйку и ещё человек пять, случайно подвернувшихся под руку. В маленькой однокомнатной квартире кот, почуяв близкую расправу, умудрился так спрятаться, что мне пришлось искать его не менее десяти минут. Взяв за шкирку неблагодарное животное, я опять вышвырнул его на балкон и плотно закрыл дверь. Но чёрное дело было сделано – сон ушёл от меня в неизвестном направлении. Мало-помалу я успокоился и стал рассуждать здраво. Ну и что с того, что сон потерян? Я же ещё в отпуске. Утром высплюсь. Потом я стал прикидывать, кому бы подарить своего рыжего питомца. Ведь есть же на свете очень добрые люди, любящие животных. Или пусть даже не очень добрые. Мне вдруг вспомнилось одно  прикольное объявление, прочитанное в газете: «Отдам мерзавца кота в плохие руки».
     Я заснул утром, примерно в половине седьмого. А ровно в семь затрещал городской телефон. Оторвав тяжёлую голову от подушки, я злобно смотрел на ненавистное средство связи и размышлял, поднять ли мне одну трубку или вместе с аппаратом – чтобы выбросить в окно. Всё же решил остановиться на первом варианте.
     - Кеша, привет! – звучал в трубке голос старого приятеля. – Это Шаповалов Виктор тебя беспокоит. Я не слишком рано звоню?
     - Напротив, Витёк, ты звонишь слишком поздно.
     - То есть?
     - Я только что уснул.
     - Извини, дружище! Ну, не буду тебе мешать.
     Я уже начал приходить в себя и воспринимать информацию адекватно. С Витей Шаповаловым мы не виделись больше года – с тех пор, как он развёлся с Люсей и уехал в Новосибирск. Поэтому я торопливо сказал:
     - Постой, Витёк! Ты из дому звонишь?
     - Нет. Я только что вернулся на родину. Звоню с вокзала.
     - Тогда жми ко мне. Адрес не забыл?
     - Ты же ночь не спал.
     - Ничего, переживу. Это не самое страшное. Тут вся жизнь кувырком …
     Виктор хмыкнул и неожиданно подытожил:
     - Значит, у тебя всё в порядке. Поздравляю!
     - Ты что, оглох? – возмутился я. – Я же тебе сказал, что у меня вся жизнь …
     - Да слышал, слышал! – перебил меня Виктор. – Видишь ли, Кеша, сколько я тебя знаю, она у тебя всё кувырком, да кувырком. Вот я и сделал вывод, что всё идёт своим чередом.
     - Слушай, ты, остряк! – заорал я в трубку. – Сам-то как себя чувствуешь?
     - Замечательно! Прекрасно выспался. Я вообще хорошо сплю в поезде.
     - А в остальном?
     - Тоже неплохо. Но давай лучше об остальном поговорим при встрече.
     - Хорошо, Витя! Жду тебя. До меня от вокзала минут сорок добираться. Возможно, мне удастся вздремнуть. Поэтому, если я сразу не подойду к домофону, ты не уходи. Донимай меня до тех пор, пока не проснусь. Я буду очень рад тебя видеть.
     Я действительно соскучился по Виктору. С ним было всегда легко и приятно общаться. Наша словесная перепалка по телефону – всего лишь безобидная дань традиции. Мы и прежде в разговорах иногда пускали в ход шпильки, но никогда не ссорились и не обижались друг на друга. В ожидании приятной встречи я прилёг на кровать и крепко заснул.
     Виктор появился через два часа. Добравшись до моего дома, он больше часа бродил по улицам, давая мне возможность отдохнуть. Его деликатность явно пошла мне на пользу. Когда трель домофона заставила меня подняться с кровати, чувствовал я себя значительно лучше. Через пару минут гость был в квартире. Мы с удовольствием пожали друг другу руки. Вполне естественно, что начало разговора коснулось моей повреждённой внешности.
     - Не с этим ли украшением связаны твои неприятности? – спросил Виктор.
     Я, вздохнув, ответил:
     - Нет, Витёк, эта рана скоро заживёт. Меня другая беспокоит. Однако давай сначала подкрепимся. Проходи в комнату, а я пока что-нибудь соображу на завтрак.
     Когда яичница с ветчиной была готова, я пригласил гостя за стол.
     - Ну, дружище, рассказывай, какая беда отравляет тебе жизнь? – спросил Виктор, когда мы принялись за еду.
     Я чувствовал, что не готов вот так с ходу раскрывать душу даже перед старым товарищем. Поэтому сказал:
     - Обо мне потом поговорим. Ты вот лучше скажи, что занесло тебя в наши края? По важному делу приехал или … по личному вопросу?
     - А почему «или-или»? – спросил Виктор с иронией. – Нет, Кеша, личные дела – они и есть самые важные.
     Он немного помолчал, потом посмотрел мне в глаза и сказал:
     - Семья у меня здесь. Жена и сынишка.
     - Ты хотел сказать: бывшая жена? – уточнил я.
     - Нет, просто жена.
     - Насколько мне известно, вы развелись официально. 
     - Это не имеет значения. Семью скрепляет не штамп в паспорте.
     Я пожал плечами.
     - Не спорю. Но ведь из-за чего-то вы разбежались? Хотя, признаюсь, до сих пор не могу этого понять. Такая классная пара была! Чего вам не хватало?
     Виктор широко улыбнулся.
     - Ни за что не догадаешься. А расскажу – смеяться будешь. Готов слушать?
      Я утвердительно кивнул. Взяв с меня обещание, что всё услышанное останется между нами, он начал рассказывать:
     - Всё началось с увлечения эзотерикой и прочей литературой для духовного развития. Ты как-то даже, навестив нас, проявил любопытство по поводу этих книг. Помнишь?
     - Помню. Однако ты уверял меня, что книги эти укрепляют вашу семью.
     - Так оно и было. Мы научились замечать в жизни больше хорошего, не обращать внимания на мелочи и неприятности. В наших отношениях, не побоюсь сказать, воцарилась гармония.
     - Поэтому вы разбежались, – вставил я ехидную реплику.
     Виктор пропустил колкость мимо ушей.
     - Ты почти угадал, – сказал он спокойно. – Инициатором подобного увлечения была Люся. Она воспринимала всё значительно глубже и серьёзнее. Я вполне искренне разделял её взгляды, довольствуясь ролью ведомого – до тех пор, пока меня устраивало направление.
     - Понял: Людмила потащила тебя в секту.
     - Ни черта ты не понял. Ни о какой секте не могло быть и речи. Просто в одной из книг Люся вычитала довольно необычный взгляд на семейные отношения и глубоко прониклась этой идеей.
     - А ты, как я догадываюсь, не проникся? – предположил я.
     - Нет.
     - Почему?
     Виктор скептически посмотрел на меня и сказал:
     - Вопрос глупый, поэтому я его игнорирую.
     - Что в нём глупого? – я едва не рассердился. – Ты же во всём поддерживал жену, а тут вдруг заупрямился. Вот я и спросил …
     - Объясняю: прежде, чем задать подобный вопрос, тебе следовало бы поинтересоваться, в чём заключалась суть идеи.
     - Ну что ж, резонно. Так в чём заключалась идея?
     - Вот! В этом вся соль! – Виктор поднял кверху указательный палец, его лицо вновь озарила широкая улыбка. – Люся прочитала, что секс негативно влияет на духовную сферу отношений в семье.
     - Что?! – опешил я. – Ты это серьёзно?
     - Вполне.
     - То есть образцовая семья должна жить в соответствии с крылатой фразой про Советский Союз: «У нас секса нет»? Я тебя правильно понял?
     - Не совсем. Видишь ли, в книге утверждается, что в интимные отношения супруги должны вступать исключительно для создания новой жизни, но не для удовольствия. То есть каждая близость должна иметь целью рождение ребёнка. Теперь объяснить тебе, почему я не проникся?..
     Я замахал руками.
     - Нет-нет, не нужно. Попробую сам догадаться.
     Я с трудом верил тому, что услышал. Уж чего-чего, а такой глупости от Люськи я не ожидал. Весёлая, жизнерадостная, гостеприимная – как она могла вбить себе в голову такую ерунду? И ведь пошла же на разрыв отношений, а своих позиций не сдала!
     - Постой, Витя, ты же приехал, чтобы восстановить семью, верно? – спросил я.
     - Ну да.
     - А с Людмилой уже всё обсудил?
     Он беспечно мотнул головой.
     - Нет пока.
     - И ты уверен, что у тебя всё получится?
     - Разумеется!
     - А ты в курсе её нынешней жизни?
     - Нет.
     - Ничего не понимаю! Ты общался со своей бывшей женой?
     - Да, я звонил ей время от времени. Спрашивал о сыне, о здоровье, нет ли материальных трудностей. О личной жизни вопросов не задавал.
     - Так что же, ты за всё это время ни разу их не навестил?
     - Нет.
     - Ну, ты даёшь! – я удивлённо покачал головой. – А как же сын? Получается, ты его больше года не видел.
     - Получается так, – Виктор задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Понимаешь, Кеша, надо было дать ситуации вызреть.
     Определённо, я чего-то не понимал. Виктор приехал к бывшей жене, ничего не зная о том, чем она сегодня живёт. А я уже слышал, что Люся познакомилась с мужчиной и, кажется, начала строить с ним отношения. Об этом я напрямик сказал Виктору. Он небрежно отмахнулся.
     - Я тоже не всегда был один. Всё это не имеет никакого значения. Семья у нас была и будет только одна.
     Я опять начал сердиться на него. Не скрывая иронии, спросил: 
     - Откуда такая самоуверенность?!
     Он поставил на стол чашку с кофе и спокойно посмотрел мне в глаза.
     - Всё очень просто, Кеша: Люся и я – две половинки одного целого. Никогда и ни с кем нам не будет так хорошо, как друг с другом. Она это прекрасно понимает.
     - А как же быть с тем мужчиной?
     - Он уйдёт.
     - Значит, ты решил принять условия Людмилы?
     - Нет, наши отношения останутся прежними.
     - А если она захочет остаться с другим? – не отступал я. – Предположим, что он согласился с её взглядами.
     Виктор вдруг громко расхохотался.
     - Ой, Кеша, уморил ты меня! Нет, дорогой, принять такую политику могут только женщины. Особи мужского пола на это органически не способны. Правда, есть лица определённой категории, но они не в счёт.
     Он озорно подмигнул мне.
     - Бьюсь об заклад, что сейчас позвоню Люсе – и она обрадуется моему звонку. Ты позволишь воспользоваться твоим городским телефоном?
     - Телефон в прихожей, в спальне есть параллельный,  – сказал я. – Выбирай, который больше нравится. 
     - О’Кей! Но всё же я хотел бы сначала послушать твои новости. Давай-ка,  рассказывай о своих кувырках.
     Я подробно рассказал другу историю своей безнадёжной любви. Виктор внимательно слушал, не перебивая. Когда я закончил, он несколько минут сидел в задумчивости, потом сделал вывод:
     - Судя по всему, ты тоже встретил свою половинку. Кеша, сделай всё, чтобы не потерять её!
     Я тяжело вздохнул.
     - Как? Перестать бояться покойников?
     - Неплохая мысль! – одобрил Виктор.
     Я воспринял его слова как издевательство, поэтому спросил с сарказмом:
     - Может быть, посоветуешь, как это сделать?
     - Ну… – он помедлил с ответом, потом сказал: – Например, можно посмеяться над проблемой, выставить её в забавном свете. Думаю, что есть много других вариантов.
     - Что-то я ни одного не вижу.
     - Как это ни одного? Я тебе только что предложил один из них.
     - Да – теоретически. А вот что это даст на практике, ещё вопрос.
     Виктор ещё немного подумал.
     - Вот что, Кеша, – сказал он, – не впадай в уныние. Есть выход. Сердцем чувствую, что есть. Дай мне несколько дней, и я что-нибудь придумаю. Но для начала всё же попробуй изменить своё отношение к проблеме. А сейчас мне надо позвонить. Подожди меня пару минут.
     Он ушёл в прихожую и вскоре вернулся со счастливой улыбкой.
     - Всё замечательно, дружище! Люся меня ждёт. Никто другой ей не нужен.
     Он взял свою дорожную сумку и стал прощаться.
     - Спасибо, Кеша! Приятно было с тобой повидаться.
     Я проводил его до двери. На площадке Виктор обернулся и сказал:
     - Не унывай! Я обязательно что-нибудь придумаю.

     * * *

     Пожалуй, самым правильным было бы лечь спать. Но теперь-то я точно знал, что не усну. Визит Вити Шаповалова растревожил мою душу. Его олимпийское спокойствие, его уверенность в положительном решении любой проблемы заставили меня задуматься над причиной собственных неудач. Не являюсь ли я сам автором той программы, которая периодически отравляет мне жизнь? Несомненно, мне следовало всерьёз пересмотреть своё отношение к жизни. Не откладывая в долгий ящик, я приступил к решению этой непростой задачи.
     Итак, есть проблема, которая видится мне в драматическом свете. Теперь надо взглянуть на неё под таким углом, чтобы она превратилась в комедию. Как это сделать? У меня уже зародилась идея: надо рассказать о своей боязни так, чтобы это выглядело смешно. Можно даже в стихотворной форме. А почему бы и нет?! Я рьяно принялся за дело. Результатом моих получасовых стараний явилось далёкое от совершенства, но, на мой взгляд, прикольное творение. Вдохновлённый первым шагом на пути к новой жизни, я позвонил Ирине:
     - Доброе утро, Ирочка! Чем занимаешься?
     Ира обрадовалась моему звонку.
     - Кеша?! Привет! Ты очень вовремя позвонил. Я только что прочла сборник твоих стихов.
     - Что-нибудь понравилось?
     - Да, многие понравились. Некоторые – даже очень. Жаль, что много грустных. Но всё равно – стихи хорошие.
     - Спасибо!
     - У меня к тебе вопрос.
     - Я слушаю.
     - Томик, судя по указанной в нём дате, изготовлен примерно полгода назад. За это время ты наверняка ещё что-то написал. Верно?
     Я невольно засмеялся.
     - Верно.
     - Пожалуйста, прочти что-нибудь! – попросила Ирина.
     Я не стал упрямиться и предложил:
     - Хочешь, я прочту тебе своё последнее стихотворение? Только что написал.
     - Оно грустное?
     - Скорее, забавное.
     - Интересно! – оживилась собеседница. – С удовольствием послушаю.
     Я взял в руки листок и начал декламировать:

     На свете живу я легко и приятно,
     Внимая советам седых мудрецов.
     И только одно напрягает изрядно:
     Я страшно, до жути, боюсь мертвецов.

     - Ой! – воскликнула Ирина. – По-твоему, это забавно?
     - Ну…, это только начало такое, – стал я оправдываться. – Дальше будет смешно. Я могу продолжать?
     - Ну, хорошо, – согласилась она. – Читай дальше.
     Я продолжил:

     Бывает порою – у близких утрата.
     Приду, чтоб проститься, и молча терплю.
     Но всё же потом наступает расплата:
     Я днями не ем и ночами не сплю.

     - Нет, Кеша, не хочу больше слушать! – Ирина была явно возмущена. – Это же чёрт знает что!
     Я взмолился:
     - Ирочка, это первые две строфы получились мрачноватыми. Остальные с юмором и приколами. Честное слово!
     - Ладно! – опять уступила она. – Но предупреждаю: если и дальше будет в том же духе, я просто положу трубку.
     Я набрал в лёгкие воздуха и бодро отчеканил:

     По жизни плыву и как лодка качаюсь,
     Но сердце нередко щемит оттого,
     Что (страшно подумать!), когда я скончаюсь,
     Я буду бояться себя самого.

     - Всё, Кеша, до свидания!
     - Ирочка, ещё две строфы …
     Но из трубки уже доносились гудки отбоя. Я ещё с полминуты постоял с трубкой в руке, прежде чем положил её на рычаги. Потом скомкал листок со стихами и выбросил его в мусорное ведро. Попытка посмеяться над своей бедой оказалось неудачной. Видимо, поворачивая к новой жизни, я перепутал направление. Настроение было испорчено. Махнув на всё рукой, я отправился спать. Случайно бросив взгляд в сторону балкона, я спохватился, что совсем забыл про кота, запертого там ещё ночью. Несчастное животное стояло на задних лапах, распластав передние по стеклу балконной двери. Выпученные глаза и широко раскрытый рот красноречиво говорили: «Хозяин, ты совсем охренел!». Я впустил кота в комнату и рухнул на кровать, не раздеваясь.

     * * *

     Меня разбудил дребезжащий звук. Я приподнялся на кровати, прислушиваясь. Но вокруг стояла мёртвая тишина. В комнате и за окном было темно. Вероятно, уже наступила ночь. На короткое время дребезжащий звук повторился. «Это дверной звонок», – мелькнула догадка. Я встал с кровати и, не зажигая света, пошёл в прихожую. Посмотрел в дверной глазок, но ничего не увидел – почему-то всё расплывалось, превратившись в сплошное мутное пятно.
     - Кто там? – спросил я.
     В ответ – ни звука. Преодолевая подступившую к сердцу тревогу, я распахнул дверь. На площадке никого не было. Однако от этого легче не стало. У самого порога я увидел довольно крупный свёрток. Кто и зачем положил сюда неведомый мне предмет, обёрнутый белой тканью, похожей на обрывок простыни – об этом можно было только гадать. Я стоял, терзаясь в сомнениях, и никак не мог решить, что мне делать: вызвать милицию или выбросить свёрток в мусорный контейнер. Смутное чувство подсказывало мне, что предмет, лежащий у моих ног, опасен, и от него надо срочно избавиться. Я взял свёрток и вышёл с ним во двор.
     На дворе стояла темень. На чёрном небе не было видно ни луны, ни звёзд. В окружающих меня домах не светилось ни одно окно. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться, я направился в ту сторону, где, по моему разумению, должны были находиться контейнеры для отходов. Я брёл, прижимая к животу гнетущую меня ношу, пока не наткнулся на деревянный забор. К этому времени луна начала едва проглядывать сквозь слой облаков, рассеивая над землёю слабый свет. Я огляделся вокруг и не узнал местности. В тусклом свете луны нечётко вырисовывались деревянные постройки, заборы, кусты и деревья. В стороне, метрах в десяти от меня, неподвижно стояла зловещая фигура в чёрном плаще с капюшоном. Капюшон прикрывал верхнюю часть лица, скрывая глаза незнакомца. От этого становилось ещё страшней. Я хотел положить свёрток на землю и бежать отсюда, но … бежать было некуда. Окружающее меня пространство было обнесено заборами, образующими большой квадрат. И в каждом углу стояла мрачная фигура в чёрном плаще с капюшоном. Таинственные незнакомцы одновременно двинулись в мою сторону. Я заметался в поисках пути к спасению. Неожиданно рядом с собою я увидел в заборе калитку, не замеченною мною ранее. Я быстро проскочил в неё и побежал к дощатому сараю, продолжая прижимать к себе злосчастный свёрток. Страх холодом растекался по моей спине. Внутри сарая было темно и сыро. Я захлопнул за собой дверь и запер её на крюк. Из-за туч выглянула луна, и в её жёлтом свете стал виден небольшой стол возле оконца. Положив свёрток на стол, я задумался. Хотелось узнать, что находиться внутри, но, в то же время, вскрывать его было страшно. Наконец любопытство пересилило. Я начал осторожно разворачивать ткань. Закончив это дело, в ужасе отшатнулся от стола. На белом полотне лежал окровавленный младенец.
     Неведомо какое чувство подсказало мне, что за моей спиной кто-то есть. Я быстро обернулся и увидел незнакомца в чёрном плаще. Его голова уже не была покрыта капюшоном. От неподвижного серого лица с застывшими глазами веяло могильным холодом. Теперь я не сомневался, что это мертвец. Ужас железной рукой сдавил моё сердце. Дверь находилась за спиной зловещего существа. Я оказался в ловушке. От страха и отчаянья в голове помутилось. Стремясь не потерять над собой контроль и не лишиться рассудка, я стал лихорадочно соображать, что мне делать в такой ситуации. Дверь для меня была недоступной, а на пути к окну находился мёртвый малыш. Оставалось одно: забиться в угол сарая и смиренно ждать страшной развязки. Однако и этот отнюдь не лучший поступок мне совершить не удалось – мои ноги словно приросли к полу. Вдруг мертвец шагнул ко мне и схватил меня рукой за горло. В кожу вонзились острые когти.

     Я резко вскочил на кровати. Испуганный кот шарахнулся в сторону, но я успел поймать его – сработал рефлекс. После кошмарного сна мне меньше всего хотелось остаться одному. Вокруг было темно, лишь свет немногочисленных окон в соседнем доме самую малость рассеивал мрак. Я взял Жоржа на руки и стал гладить его. Кот понемногу успокоился. Впервые я был рад тому, что мне подбросили это рыжее сокровище (назвать его рыжим чудовищем сейчас я не хотел даже в мыслях). Всё также с котом на руках прошёл к выключателю и зажёг свет. Взглянув в зеркало, расположенное на дверце шкафа, я увидел, что моё горло наискосок пересекают несколько царапин, из которых сочится кровь. Видимо, кот, рассудив здраво, что ночью бродить по квартире и горланить серенады рискованно, решил расположиться у меня под боком и в порыве чувств положил мне на горло свою когтистую лапу.

     * * *

     Я опять сидел на кухне в одиночестве, уставившись в экран телевизора и хлебая горячий чай. На душе было скверно. От минувшего сна осталось гнетущее, мерзкое впечатление. Давно мне не снились ночные кошмары. Впрочем, назвать этот кошмар ночным вряд ли было бы правильно, поскольку я проспал весь день и лишь проснулся с приходом темноты. Этот сбой в режиме сна мне тоже совсем не нравился. Отпуск скоро закончится, а я, словно младенец, перепутал день с ночью.
     События фильма, мелькавшего на экране телевизора, стали приобретать тревожный оборот. Судя по всему, это был ужастик. Не дожидаясь подтверждения своей догадки, я переключился на другой канал. Уж чего-чего, а ужасов я сегодня насмотрелся и даже лично участвовал в них. Но почему мне приснился этот сон? Что-то же послужило толчком для моей излишне впечатлительной натуры. Я перебрал варианты возможных причин и пришёл к выводу, что всему виною явилось моё стихотворение. Попытка избавиться от страха, высмеяв его, дала прямо противоположный результат.
     Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Но всё же я был ему рад. Возможность пообщаться с кем бы то ни было давала надежду на избавление от гнетущего чувства одиночества. Я поднял трубку.
     - Кеша, на этот раз я вовремя звоню? – послышался осторожный голос Вити Шаповалова.
     - Нет, Витёк, ты опять звонишь не вовремя, – ответил я печально.
     Трубка отозвалась вздохом.
     - И что теперь – рано или поздно? – последовал очередной вопрос.
     - Поздно, Витя. Ты опять звонишь поздно.
     - Ясно: ты только что уснул.
     - Напротив, я только что проснулся.
     - Тьфу ты, чёрт! – рассердился он. – Кеша, прекрати морочить голову! Я-то уж подумал, что разбудил тебя.
     - Лучше бы ты меня разбудил.
     - Та-а-ак, понятно! – протянул Виктор. – Стало быть, сон приснился не очень хороший?
     - Скорее, очень нехороший сон, – поправил я его.
     - Кошмар был по теме?
     - Да.
     Он немного помолчал, потом сказал:
     - Вряд ли он приснился ни с того, ни с сего. Должна быть причина.
     - Она есть.
     - Любопытно!
     Я не стал дипломатничать и заявил напрямик:
     - Твой совет.
     - Это каким же образом? Ну-ка обоснуй свой наезд.
     - Ты предложил мне посмеяться над проблемой. Я попробовал – получилось наоборот.
     Я рассказал Виктору историю со стихотворением. Он проявил интерес и попросил меня ознакомить его с моим новым творением.
     - Я его выбросил в мусорное ведро, – предпринял я попытку отказаться от чтения. Сейчас, с наступлением ночи, стихи о покойниках мне самому перестали казаться забавными.
     - Прочти по памяти, – предложил Виктор.
     - Я их не помню.
     - Тогда лезь в ведро, – потребовал он.
     Я понял, что так просто он от меня не отстанет. Делать было нечего, я стал читать по памяти. В отличие от Ирины, Виктор слушал, не перебивая. Но его терпения также хватило лишь на три строфы. Потом он прервал меня.
     - Спасибо, друг, но больше не нужно. А то, не дай Бог, и мне что-нибудь подобное приснится. Да, Кеша, юмор у тебя действительно получился загробный. Ну да ладно, оставим эту тему. Я вот по какому поводу звоню. Мы с Люсей сегодня подали заявление в ЗАГС. И сегодня же решили сыграть повторную свадьбу. А если серьёзно, хотим собрать небольшой круг друзей и отпраздновать восстановление семьи. Праздник наметили на завтра на шесть часов вечера. Вас, естественно, тоже приглашаем. Так что имей в виду.
     Конечно же, я понял, что Виктор приглашал меня придти вместе с Ириной. Видимо, у него появилась ещё одна задумка, как спасти наши отношения. Но мне уже хватило одной попытки, и дальше проводить на себе эксперименты я не хотел. Поэтому спросил с сарказмом:
     - Что значит «вас»? Ты ко мне на «вы» обратился или хочешь, чтобы я прихватил с собой кота?
     - Очень остроумно! – похвалил Виктор. – Во всяком случае, смешнее, чем стихи про покойников. Но если ты действительно не понял, то объясняю: кота оставь дома, а вот кошечке обязательно предложи пойти с тобой.

     Разговор с другом не прибавил мне оптимизма. Возможно, в предложении Виктора и был резон, но сейчас, ночью, после неприятного сна, мне всё виделось в мрачном свете. Я решил не заморачиваться и все размышления оставить на утро или день – в зависимости от того, когда я проснусь. Ещё часок поторчав на кухне, я отправился спать, предварительно приняв две таблетки снотворного. Надо было как-то менять режим сна.

     Часть 3. Смешная драма

Включая хозяев, компания представляла собой четыре супружеские пары. Все, кроме Ирины, давно знали друг друга. Нельзя сказать, что она была объектом пристального внимания, но всё же присутствующие время от времени бросали на неё заинтересованные взгляды. Не думаю, что Виктор посвятил их в особенности наших отношений. Просто старые приятели оценивали Ирину, сравнивая её с моей прежней легкомысленной красавицей. Ира держалась немного скованно, но причиной тому был не новый, незнакомый для неё круг общения. Главной причиной напряжения являлся я, а точнее – моё напряжение.
Ночью идея Виктора мне показалась абсурдной. Однако утром ласковые лучи поднявшегося над горизонтом солнца вселили в мою душу некоторую долю оптимизма. Я позвонил Ирине и сказал ей о приглашении, не слишком надеясь на её согласие. К моему удивлению, она охотно отозвалась и лишь посетовала на то, что не успеет заскочить домой, чтобы переодеться. Этот незначительный нюанс и послужил главным поводом для моего напряга. Мне казалось, что одежда моей спутницы источает атмосферу помещения, где Ирина проводит свои операции. Попытки убедить себя в том, что она, как и все врачи, работает в специальной униформе, успехом не увенчались. Как, впрочем, и тот факт, что во время работы её руки облачены в резиновые перчатки. В то же время её близость, её мягкий неповторимый голос, нежная улыбка – бередили мою растревоженную душу.
Прежде чем навестить «молодожёнов» Виктора и Люсю, мы с Ирой встретились в городе, предварительно договорившись по телефону о месте и времени. Я пришёл на двадцать минут раньше и с лёгким душевным трепетом стал ждать появления моей второй половины, соединиться с которой мне пока не удавалось. Прошли томительные минуты ожидания, и я увидел Ирину. Она спешила ко мне своей лёгкой походкой. Ещё издали заметив меня, улыбнулась и помахала рукой. Сладкое щемящее чувство, зародившись в моей груди, волнами разбежалось по всему телу. Я смотрел, как она приближается – милая, родная, любимая женщина. Подойдя близко, протянула руки к моим ладоням, но, словно спохватившись, отдёрнула их. Заглянула мне в глаза с улыбкой, в которой читались и смущение, и боль. А у меня щемило сердце от нестерпимого желания обнять её, крепко прижать к груди, целовать её губы, глаза, волосы. Но проклятое воображение уже рисовало в моём мозгу живописную картину, главными персонажами которой были Ирина и её «пациенты». От этой картины мне опять становилось дурно, но я ничего не мог поделать с собой, не мог перешагнуть ту жалкую, ничтожную, но непреодолимую для меня преграду, которая любому нормальному человеку могла показаться смешной.
И сейчас, сидя рядом с Ириной, я разрывался от противоречивых чувств, терзавших мою душу. Возможно, внешне это не слишком бросалось в глаза, хотя время от времени возникали неловкие моменты. Например, когда Иру просили передать мне какое-нибудь блюдо или кусочек хлеба. Ей приходилось проявлять изобретательность, чтобы (не дай Бог!) не коснуться руками того, что мне предстояло съесть. К ней обращались с вопросами, заводили разговоры, и я всё больше убеждался, что у моих старых друзей Ирина вызывает симпатию. Впрочем, моё тормозное состояние не осталось незамеченным. Серёга Крюков сказал, что я похож на робота, который не выспался. Я с ним согласился – разумеется, не с тем, что я робот, а что не выспался. Хотя такое объяснение могло показаться неубедительным по отношению к человеку, находящемуся в отпуске. Серёгину шутку подхватили остальные гости, и какое-то время я послужил мишенью для беззлобных и вполне безобидных острот. Как бы там ни было, а в целом вечер удался. Я понемногу расслабился, и мои нежные чувства к Ирине стали перевешивать тот тяжёлый груз на сердце, который возложила туда её необычная и жуткая для меня профессия.
Когда торжество подошло к концу, Виктор улучил момент, чтобы пообщаться со мной наедине. Едва мы с ним зашли на кухню, он горячо заговорил:
- Кеша, это твоя женщина! Если потеряешь её, потом всю жизнь жалеть будешь.
Я почувствовал досаду. Ну, зачем мне промывать мозги, как будто я сам ничего не понимаю? Сдерживая раздражение, сказал:
- Витёк, спасибо за ценную информацию, но я уже знаю об этом. Однако есть одна несущественная мелочь, которая всё меняет коренным образом. И, насколько помню, ты в курсе этой проблемы.
- Да в курсе, в курсе! – нетерпеливо перебил он. – Но если ты по-настоящему любишь Ирину, то сможешь пересилить свой страх.
Я тяжело вздохнул.
- Витя, ты сам не понимаешь, о чём говоришь. У меня не-кро-фо-бия! Ты не представляешь, что это такое, потому и рассуждаешь так легко.
- Ладно-ладно, не кипятись! – примирительно сказал Виктор. – Я же не говорю, что ты непременно должен переломить себя. Но ты можешь попробовать изменить своё отношение к ситуации понемногу – ступенька за ступенькой. Глядишь, дело и пойдёт. Как говорится: клин клином вышибают.
В его словах, несомненно, был резон. Действительно, почему бы ни попробовать? Сегодня я буду провожать Ирину домой. И вот здесь можно попытаться сделать первый шаг на пути к исцелению. Пожалуй, напроситься остаться у неё на ночь я не рискну, а вот, к примеру, взять её руку и поцеловать насмелиться можно. Я не сомневался в том, что это даст эффект. Только вот какой эффект может дать мой поступок – этого я предсказать не мог.

Мы с Ириной стояли у её подъезда. За весь путь до её дома мы не проронили ни слова. И теперь стояли молча и смотрели друг на друга. В её взгляде читался вопрос, который она не решалась задать вслух. Наконец она спросила:
- Зайдёшь ко мне?
Я натянуто улыбнулся и кивнул. Приглашение в гости позволяло отсрочить на несколько минут отважный поступок, на который мне предстояло решиться. Мы поднялись по ступенькам и зашли в квартиру.
- Ты не откажешься, если я предложу тебе чай? – спросила Ирина, слегка смущаясь.
Мне очень не хотелось обижать её своим отказом. Поэтому я ответил обтекаемо:
- Возможно, чуть позже. Мы ведь совсем недавно выбрались из-за праздничного стола.
Я чувствовал её скованность и неловкость. Но причиной этой скованности опять же был я. То, что я задумал сделать, заставляло меня волноваться, и это волнение вряд ли осталось незамеченным. Чтобы разрядить обстановку, надо было начинать действовать. Я шагнул к Ирине, взял её ладони в свои. На этом вся моя решимость закончилась. Видимо, почувствовав моё напряжение, Ирина освободила руки.
- Не надо, Кеша, – негромко сказала она, глядя в сторону.
Я попытался обнять её, но она отстранилась. Потом взглянула на меня со смущённой улыбкой.
- Не мучай себя.
Разумеется, мучил я не только себя, но и её. Моя нерешительность при попытке совершить смелый для меня поступок была слишком заметной. У меня хватило ума не пытаться сделать это ещё раз. Это всё испортило бы окончательно и бесповоротно. С досадой и смущением я опустил голову и виновато произнёс:
- Прости, Ира!
Она подошла ко мне, ткнулась головой в плечо.
- Не вини себя, Кеша. Я ценю твоё стремление что-то изменить, и мне очень хочется помочь тебе в этом. Но я пока не вижу выхода.
- Может быть, всё изменится, если ты сменишь работу? – предположил я.
Она покачала головой.
- У меня нет другой специальности.
- И не нужно. Я буду содержать семью. Подготовлю и защищу докторскую диссертацию, стану профессором. Как думаешь, хватит нам профессорской зарплаты?
Ирина посмотрела на меня с грустной улыбкой.
- А ты уверен, что это всё изменит?
- Нет, – честно признался я.
- Вот видишь! В этом-то вся беда.
На этом наше свидание закончилось. Но в этот раз неудача не подавила меня, а только разозлила. Я злился на обстоятельства, на свою «фобию», на себя самого. И чем больше злости я испытывал, тем больше обнаруживал решимости в своей душе переломить ситуацию. Пусть сегодня выбить клин клином мне не удалось – не беда. Значит, клин был не тот. Поищем другой. Пока я добирался до своего дома, мне на ум пришла интересная и довольно смелая идея. Я решил навестить Ирину на её рабочем месте. Я пока не придумал, как сделаю это, поскольку не знал, где конкретно она работает. Спрашивать у неё самой я не видел смысла. Ничего, как-нибудь разузнаю. С таким оптимистическим настроем я вошёл в свою квартиру. Кот встретил меня у двери, громко мяукая. Я весело подмигнул ему.
- Всё в порядке, Жорж. Мне будет трудно, но я это сделаю. Даже не сомневайся.

* * *

Я шёл по узкому коридору с многочисленными поворотами, не испытывая ни страха, ни беспокойства. Я почему-то даже не удивлялся тому, что путь к анатомичке, где работала Ирина, был столь долог и извилист. В очередной раз завернув за угол, я обнаружил, что коридор разбивается на три направления. А на стенах – ни табличек, ни указателей. Куда идти дальше, совершенно не понятно. Я остановился в нерешительности, потом осторожно позвал:
- Ира!
- Кеша, я здесь, – мягко разлился по коридору нежный и родной голос Ирины.
Я пошёл на этот голос, но коридор опять разделился на три направления. И вновь я услышал:
- Я здесь.
Я двинулся дальше по этому лабиринту, словно древнегреческий герой Тезей, о котором Ирина рассказывала мне в самолёте. Тогда она смертельно боялась полёта, но смогла победить свой страх. И я помог ей в этом. Теперь я шёл к ней, чтобы с её помощью справиться со своим страхом. Я уходил всё дальше по мрачному и гулкому коридору от уличного шума и солнечного света, и в моей душе стала зарождаться и расти тревога. Но мягкий, нежный голос продолжал звать меня:
- Сюда! Сюда!
Он звучал совсем негромко, но я его очень хорошо слышал. Отбросив сомнения, я продолжал шагать на этот зов. Наконец, мой путь закончился тяжёлой металлической дверью в конце коридора. И тут я всерьёз заволновался, но до боли знакомый голос вновь позвал меня. Зажав свою волю в кулак, я распахнул дверь и решительно шагнул за порог.
Анатомичка оказалась довольно просторным помещением с белыми стенами и лампами дневного света под потолком. Мне она показалась совсем не страшной, хотя я знал, что где-то здесь расположены специальные ячейки с телами умерших людей. Я остановился у двери, с любопытством оглядывая не знакомое мне пространство. Посередине помещения стояла Ирина и выжидающе смотрела на меня. И тут все страхи и тревоги разом покинули моё сердце. Я отчётливо понял, что моя любовь к этой необыкновенной женщине сильнее всех преград. Ощущая всей душой небывалый подъём, я воскликнул:
- Ирочка, я пришёл к тебе!
Она ответила мне лучезарной улыбкой.
- Да, милый!
- Я пришёл, чтобы сказать тебе о моей любви. Я тебя безумно люблю!
- Я очень рада! Я тоже люблю тебя!
Всё моё существо наполнилось таким восторгом, словно у меня за спиной выросли крылья. Пьянея от счастья, я воскликнул:
- Ирочка, я предлагаю тебе руку и сердце. Выходи за меня замуж!
Я ожидал, что она немедленно согласится, но Ирина молчала. Совсем недавно покинувшая меня тревога вновь закралась в сердце.
- Ты выйдешь за меня замуж? – спросил я.
Ирина неуверенно пожала плечами.
- Я не знаю.
- Но почему?! Почему?! – воскликнул я в недоумении. – Ты ведь только что сказала, что любишь меня!
Она смущённо улыбнулась.
- Да, Кеша, я тебя люблю. Но … не только тебя.
Это было для меня большой неожиданностью.
- Кого же ещё? – спросил я удивлённо.
Ира опустила глаза.
- Вот, его.
Только сейчас я заметил, что перед ней стоит металлический стол на колёсиках, накрытый белой простынёй, повторяющей контуры человеческого тела. Ирина отдёрнула простыню, и моему взору предстало серое, неподвижное лицо покойника.
- Как?! – воскликнул я, поражённый увиденным. – Как ты можешь любить его? Ведь это мертвец!
Ирина вновь улыбнулась и сказала мягким голосом:
- Нет, Кеша, это человек. Просто человек. Только умерший.
Она наклонилась и поцеловала покойника в губы. Мне стало дурно. Мертвец повернул ко мне своё лицо и злорадно осклабился. Я уже горько пожалел о том, что пришёл в это жуткое место. Надо было срочно уходить, бежать отсюда. Я резко повернулся к двери, но не обнаружил её. Передо мной была глухая стена. Липкое отчаянье стало заполнять разум и душу.
- Ира, немедленно выпусти меня отсюда! – истошно закричал я, вновь обернувшись к той, которой минуту назад предлагал руку и сердце.
Но я не увидел её на прежнем месте. Её вообще не было в помещении. Зато из дальнего тёмного угла один за другим выкатывались металлические столы на колёсиках. Лежащие на этих столах покойники поднимались, сбрасывая простыни, и смотрели на меня, злобно усмехаясь. Они двигались в мою сторону, образуя полукольцо, которое с каждой секундой становилось всё плотней. Не в силах более выносить это жуткое зрелище, я отвернулся и с размаху ударился головой о бетонную стену.

К счастью, за окном было уже светло. Я сидел на кровати совершенно опустошённый. Мерзкий, отвратительный сон отнимал у меня последнюю надежду. Как ни тяжело было, но приходилось признаться самому себе, что у наших с Ириной отношений не было будущего. Как, впрочем, и настоящего. От горькой безысходности, от жалости к самому себе хотелось плакать, словно обиженному ребёнку. Возможно, я бы и в самом деле заплакал, но телефонный звонок помешал мне.
- Кеша, я, наверное, опять не вовремя звоню? – послышался в трубке настороженный голос Виктора.
- Как всегда, Витёк, – подтвердил я его догадку.
- Тогда позволь уточнить: ты только что заснул или только что проснулся?
- Проснулся.
- Что, очередной кошмар?
- Да.
- Понятно, – сказал Виктор и тут же перешёл в оборону. – Только не говори, пожалуйста, что опять мой совет тому виной.
- Увы, дружище, но это так.
- Да-а-а, – протянул он. – Не получилось, значит, выбить клин клином?
- Не получилось. Так что можешь взять свой клин и засунуть его …
- Ладно-ладно! – перебил он меня. – Обойдёмся без подробностей. Давай лучше подумаем, что ещё можно сделать.
- Да ничего тут нельзя сделать, – воскликнул я с досадой. – Понимаешь, Витя: ни-че-го!
- Значит, решил отступить?
- Значит, да.
- Хочешь прожить в одиночестве?
- Ну, почему же? Найду себе другую женщину.
- Да не найдёшь ты другую такую! – горячо воскликнул он. – Кеша, пойми, что Ирина – твоя половинка. Она создана для тебя, и другой такой просто нет на всей земле. Люся того же мнение. А она хорошо разбирается в людях. Ты не должен сдаваться.
Я чувствовал себя совершенно разбитым и уставшим и не испытывал ни малейшего желания продолжать этот спор. Поэтому сказал:
- Витя, давай на этом закончим эксперименты над живым человеком. Ни то я очень скоро перестану быть таковым. Сны про покойников могут сделать меня одним из них. Мне кажется, ночные кошмары дают мне понять, что я должен остановиться.
Неожиданно для меня Виктор обрадовался.
- Кеша, а ведь это мысль! Получается, что кошмарные сны служат индикатором, показывающем, что путь к решению проблемы выбран неправильно. Стало быть, если после выбора очередного варианта действий тебе не приснятся ужасы, то это будет означать, что мы нашли верное решение.
Возможно, к словам Виктора следовало прислушаться, но в данный момент я был не в состоянии разделить его оптимистический настрой. Да и проводить эксперименты на себе мне хотелось ещё меньше, чем прежде. Отговорившись от его предложения общими фразами, я поспешил попрощаться и положил трубку.

* * *

С самого утра я ничего не ел. Организм категорически отказывался принимать пищу. Я бесцельно болтался по городу, заходил в магазины, потом побродил по парку и даже сходил в кино. Но в пятом часу желудок, весь день смиренно терпевший издевательство над собой, всё же взбунтовался. Я вернулся домой, приготовил себе скромный обед (или ужин), привычно включил телевизор, чтобы он отвлекал меня от неприятных воспоминаний, и с некоторым нажимом заставил себя поесть. Я уже принялся за чай, когда трель городского телефона прервала моё занятие.
Звонила Ирина. Услышав её голос, я в очередной раз остро почувствовал, что ближе и роднее этой женщины у меня никого нет и не будет. Наверное, и она испытывала нечто подобное. Мы говорили с ней о посторонних вещах, но я по голосу чувствовал, что она сильно расстроена. Очень скоро набор общих фраз закончился, и в разговоре наступила заминка. И вдруг Ирина сказала мягким и немного жалобным голосом:
- Кеша, я тебя люблю!
От этой фразы, и от того, как она была произнесена, у меня остро кольнуло в груди. Я хотел ответить Ире, что тоже очень люблю её, что она для меня самый дорогой и близкий человек, но кошмарные фрагменты из ночного сна мелькали перед моими глазами, словно на киноэкране. И я не нашёл ничего более умного, как задать дурацкий вопрос:
- Ты это мне?
- Нет, попугаю, – огрызнулась Ирина. – Дурачок! Тебе, конечно.
- И что мне с этим делать?
- Сделай что-нибудь. Ты же мужчина!
Она говорила с болью, едва ли не плача. И эта боль передавалась мне. Я всё острее чувствовал, что наша ситуация неразрешима, что не имеет смысла продолжать мучить самих себя. Но сказать это Ирине напрямую я не решился, ограничился отговоркой:
- Твой мужчина оказался слабым, не рассчитанным на такую нагрузку. Видимо, сделан не из того материала. Вот в самом уязвимом месте и появилась трещина.
- Неправда! – воскликнула Ирина. – Ты сильный и смелый. Я знаю! Я видела! И не спорь со мной.
- Хорошо, Ирочка, – согласился я. – Пусть будет так. Пусть я сильный и смелый. Значит, проблема в программном обеспечении. Там сидит зловредный вирус, с которым я не могу справиться. Что мне делать? Отформатировать собственную психику? Но я не знаю как. Может быть, ты подскажешь мне?
- Я тоже этого не знаю. Но мне известно другое: я не могу жить без тебя.
- Ира, я тоже не могу без тебя. Но беда в том, что и вместе мы быть не можем. Вот такая сложилась ситуация. Комедия, да и только.
- Нет, Кеша, это не комедия. Это драма.
- Может, и драма. Только очень смешная.
- Да, очень смешная. До слёз.
Мы немного помолчали. Потом Ирина сказала:
- Кеша, я хочу верить в то, что всё у нас с тобой будет хорошо. Если ты разуверился, если думаешь иначе – не говори мне об этом. Сейчас я к этому не готова. Лучше обмани, солги, но не дай моей надежде погибнуть. Ну, что ты молчишь?
- Я думаю, – сказал я. – Пытаюсь разобраться в себе.
- Кеша, милый, не надо отговорок, – произнесла Ирина просящим голосом. – Скажи прямо: ты веришь в то, что у нас с тобой всё получится?
- Я надеюсь на это.
- Спасибо!
Мы попрощались, и я положил трубку. К сожалению, свою последнюю фразу я не мог признать искренней. Надежды на благополучный исход в моей душе практически не осталось. Но в одном я был абсолютно искренен: я не мог жить без Ирины. Но и быть с нею вместе я тоже не мог. От этого противоречия душа разрывалась на части, наполняясь чувством безысходности. Я продолжал сидеть возле телефона, ковыряясь в своей душевной ране, а где-то у меня внутри, плавно раскачиваясь, уже рождались строки нового стихотворения – светлого и грустного одновременно. Когда контуры будущего творения были чётко очерчены, я бросился к письменному столу, извлёк из него ручку и листок бумаги и стал записывать то, что уже сложилось в моей голове. Оставалось лишь доработать стихотворение – заполнить пробелы, сгладить шероховатости. Результатом моих отчаянных стараний явились следующие строки:

Ты в моём сердце любовь
Светлой улыбкой зажгла.
Но между мной и тобой
Чёрная пропасть легла.

Плещется чувства прибой,
Но мысль застряла в мозгу:
«Я не могу быть с тобой.
Я без тебя не могу».

 Мы – ни вперёд, ни назад –
Бродим, на месте кружа.
Нам ослепляет глаза
Призрачный свет миража.

Мы ещё спорим с судьбой,
Души свои теребя.
Я не могу быть с тобой.
Я не могу без тебя.

Радость и боль этих дней
Сгинут, растают во мгле.
Всё, что останется мне:
Знать, что ты есть на земле.

Горькую нашу любовь
В сердце своём сберегу.
Я не могу быть с тобой.
Я без тебя не могу.

Перечитав несколько раз то, что у меня вышло, я пришёл к мнению, что ничего переделывать не буду. Как получилось, так пусть и остаётся. Но Ирине я его читать не стану. Она просила меня не лишать её надежды. А в этом стихотворении надежды нет. Даже проблеска.

* * *

Я ни с кем не хотел сейчас общаться. А уж со своей бывшей женой – тем более. Но деваться было некуда: она позвонила, и мне пришлось уделить ей несколько минут. Судя по нежному с придыханием голосу, ей опять что-то было нужно от меня. После формальных расспросов о моих делах, настроении, самочувствии, здоровье и даже ране на лице (а уж это ей откуда известно?!) Анна перешла непосредственно к тому, что было нужно ей.
- Кеша! – сказала она голосом трагедийной актрисы. – Мне срочно нужна твоя помощь. У меня серьёзные проблемы.
Я тут же выставил защитный барьер в виде высоченного забора с пулемётными вышками.
- Аня, не морочь мне голову. Нет у тебя никаких проблем. Была одна маленькая проблемка, но ты недавно подбросила её к двери моей квартиры.
- О чём ты говоришь? – спросила Анна с фальшивым удивлением.
- Ты знаешь о чём. Я говорю о рыжем коте по кличке Жорж.
- Ничего я не подбрасывала. Я взяла кота с собой на прогулку, а он убежал от меня. Вот и всё.
Не имело смысла продолжать перепираться с женщиной, вся жизнь которой состояла из сплошного вранья, но всё же я не удержался от сарказма:
- Как же он нашёл мою квартиру? Ты ему сообщила мой адрес, или кот сам тайком заглянул в твою записную книжку?
- Что ты ко мне пристал? – в голосе Анны появились знакомые истерические нотки. – Не знаю я ничего! Потерялся кот – и всё. Чего ты от меня хочешь?
Это было уже слишком. Как будто не она позвонила мне, а я ей. Спокойным и холодным тоном я ответил:
- Я от тебя ничего не хочу и никогда не буду хотеть. Единственное исключение: я хочу, чтобы ты навсегда забыла номер моего телефона.
Анна спохватилась, что поддалась эмоциям и отклонилась от сценария. Её голос опять стал тихим и печальным. В нём даже слышались слёзы.
- Кешенька, но мне действительно нужна твоя помощь. Это вопрос жизни и смерти.
- Что от меня требуется?
- Мне нужны деньги.
Этот ответ я уже знал заранее, поэтому свой вопрос мог бы и не задавать. Конечно, деньги! Что же ещё? Они всегда были для Анны вопросом жизни и смерти. После развода она уже не первый раз обращалась ко мне с подобной просьбой, хотя прекрасно знала, что я ушёл ни с чем, оставив практически всё ей, и что я выплачиваю ипотечный кредит.
- Я подскажу тебе, где взять деньги, – сказал я. – Устройся на работу.
- Я работаю! – взвизгнула Анна, но тут же вновь спохватилась. – Кешенька, у меня серьёзные проблемы со здоровьем.
- Что с тобой стряслось? – спросил я, досадуя на себя – мне давно следовало бы положить трубку.
- Не знаю, – послышался в ответ страдальческий голос. – Врачи не могут поставить точный диагноз. Нужны дорогостоящие обследования. А у меня нет денег.
- У меня их тоже нет. Причины тебе известны.
- Кешенька, но… это ведь не так.
Я насторожился.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Ну, … ты недавно летал в Москву, – она говорила уже не плачущим, а мягким и вкрадчивым голосом. – И теперь у тебя есть деньги. Много денег.
Ах, вот оно что! Она уже и это пронюхала. Я был в полной растерянности, поэтому к своему неудовольствию стал оправдываться:
- Если ты имеешь в виду наследство, то зря рассчитываешь. В права наследования я смогу вступить не ранее чем через полгода.
Видимо, такого оборота Анна не ожидала. Ей потребовалось время, чтобы найти выход из данной ситуации. После затянувшейся паузы она предложила:
- Может быть, тогда ты займёшь деньги для меня? А через полгода раздашь долги…
Её наивная наглость выводила меня из равновесия. Внутри всё буквально клокотало. Едва сдерживаясь, я ответил:
- Нет, Аня, денег ты от меня не получишь. Но я могу порекомендовать тебе классного специалиста. Если ты попадёшь к ней, она поставит тебе самый точный и правильный диагноз.
Анна опять помолчала, потом спросила:
- В какой области она специализируется?
- Во всех.
- Я имею в виду область медицины.
- Я тоже.
- Значит, она терапевт?
- Нет, патологоанатом.
Секунд пятнадцать потребовалось Анне на то, чтобы осмыслить услышанное. Судя по её реакции, мой ответ ей совсем не понравился.
- Псих! – закричала она и бросила трубку.
Я облегчённо перевёл дух, надеясь, что в ближайшее время меня никто не потревожит. Однако очень скоро телефон опять затрещал. На этот раз звонил Егор.
- Привет, братец! – деловито сказал он. – Как твои дела?
- Нормально, – буркнул я недовольно – общаться с братом мне хотелось не больше, чем с бывшей женой.
- Ну а как твоя скула себя чувствует?
Проявление подобной заботы мне совсем не понравилось. Предыдущая беседа с Анной показала, что вопросы о здоровье предшествуют разговору о деньгах. Не слишком дружелюбно я ответил:
- Ничего, заживает помаленьку. Ещё будут вопросы?
- Да, последний: совесть не слишком беспокоит?
Теперь я уже не сомневался о причине его звонка. Кто-то всё же сообщил Егору о наследстве, и теперь следовало ожидать мощного прессинга со стороны старшего брата. Анна, вероятно, получила информацию от него. Стараясь не поддаваться эмоциям, я ответил:
- Совесть меня вообще не беспокоит. Я честный, порядочный, законопослушный гражданин. Плачу налоги и сплю спокойно.
Относительно «сплю спокойно» я, конечно, приукрасил. Напротив, сны мои стали очень даже не спокойными. Но причины ночных кошмаров лежали не на моей совести, а на совести брата. Однако мои слова крепко разозлили Егора.
- Честный, говоришь?! – рявкнул он. – Прикарманил наши общие денежки, а теперь корчишь из себя невинность!
Я прекрасно понимал, что его гневный выпад – хорошо отработанный тактический ход. Егор нередко добивался от меня того, что ему было нужно, благодаря напористой наглости. Но сейчас на меня его методы не действовали. Я сказал:
- Егор, у нас с тобой нет общих денег. Так что усмири свой праведный гнев.
- Ах, вот оно что! – воскликнул он с театральным сарказмом, вероятно, рассчитывая вызвать у меня чувства неловкости за свои поступки. – Ну, братец, не ожидал я от тебя такой гнили. Надо же, придумал: нет у нас общих денег! А тёткино наследство?
Я набрался терпения и стал растолковывать ему противным менторским голосом:
- Егор, своё наследство тётя Лена завещала мне. О том, что я должен поделиться с тобой, в завещании не сказано ни слова. Напротив, там есть пункт, согласно которому я не должен дать тебе ни гроша. Чтобы у тебя не оставалось сомнений, я сниму ксерокопию с завещания и вручу её тебе. Так что прекрати качать права. У тебя их нет.
Егор сообразил, что грубым наездом он ничего не добьётся, и резко сменил тактику. Теперь в его голосе звучали укоризна и разочарование.
- Значит, вот мы какими стали? Рвём, значит, родственные отношения ради денег? Раньше ты был братом – теперь стал бюрократом. Я с тобой никогда бы так не поступил – совесть не позволила бы.
И тут я вскипел. Уже не слишком сдерживаясь, выпалил:
- Слушай, ты!: помолчал бы о совести. У тебя самого её нет.
- Что?!
- Что слышал! Я никогда не видел от тебя ничего доброго. Одни пакости. Мало того, ты мне жизнь сломал.
Последняя фраза, по всей вероятности, произвела на Егора впечатление.
- Кеша, ты чего? – заговорил он растерянно. – Сам-то понимаешь, что несёшь? Надо же – жизнь я ему сломал! Ты, вообще, в своём уме? Видать, крепко тебя треснули…
- Не волнуйся, с головой у меня полный порядок, – осёк я его. – Поэтому знаю, что говорю: ты мне сломал личную жизнь.
Наступила пауза, после которой Егор осторожно спросил:
- Анька проболталась?
Я не имел понятия, о чём могла проболтаться Анна, но почему-то ответил утвердительно:
- Проболталась.
Он тяжело перевёл дух и изрёк:
- Ну и дура! – и тут же перешёл в атаку. – Но ты сам виноват. Она же бабёнка молодая, шустрая, заводная. Тебе бы пользоваться её раскованностью да отрываться по полной, а ты, как самая настоящая зануда, устраивал ей разборки да обидки. Вот она и металась на сторону. А я чего… Я – мужик. Мне баба предлагает – грех отказываться. Если бы у тебя с ней было всё в ажуре, я бы никогда...
Дальше я его уже не слушал. Мне всё стало ясно и понятно. Яснее некуда. «Мерзавцы! Сволочи!», – крутилось у меня в голове. Но, откровенно говоря, эти резкие эпитеты я мысленно произносил без особой эмоциональной окраски. Я вдруг осознал, что мне абсолютно безразлично, чем занимались у меня за спиной эти двое – бывшая жена и бывший брат.
- Достаточно, – прервал я Егора. – Мне не интересны твои оправдания.
- Ладно, – недовольно проворчал он. – Как я понимаю, денег мне теперь не видать?
- Правильно понимаешь.
- Хороший повод я дал тебе, верно?
- Замечательный повод.
- Ну и хрен с тобой и с твоими деньгами! – выпалил Егор со злостью. – Обойдусь без твоих подачек. И вообще надоел ты мне со своим нытьём. Спокойной ночи, зануда!
- Спокойной ночи, Деймос!
- Не понял, – послышался в трубке озадаченный голос.
- Что ты не понял, Егор? – спросил я простодушным тоном.
- Ну, … что ты сейчас сказал?
- Я пожелал тебе спокойной ночи.
- Нет, ещё что-то. Ты как-то назвал меня.
- Я сказал: Деймос.
- Что это за хрень?
Я не стал вдаваться в подробности и ответил коротко:
- Спутник Марса.
В трубке опять повисла тишина. Егор осмысливал мои слова. Закончив анализировать, он сделал вывод:
- Псих!
Затем послышались короткие гудки. Я положил трубку на аппарат. Потом бесцельно послонялся по квартире, не зная, чем заняться. Делать ничего не хотелось. Проявляя над собою насилие, я заставил себя взять в руки книгу, сесть в кресло и приняться за чтение.

* * *

Книгу я взял с полки наугад, и выбор мой оказался очень удачным. Это был роман Стендаля «Люсьен Левен». Никто в мире ещё не придумал лучшего снотворного. На пятой странице веки мои стали слипаться. Книга выпала из рук. Я хотел наклониться, чтобы поднять её с пола, но в этот момент ко мне на колени запрыгнул кот. Я прижал кота к себе и закрыл глаза. Он блаженно замурлыкал, убаюкивая своего хозяина.
Мне снился яркий, красочный и безмятежный сон, словно пришедший ко мне из далёкого детства. Я парил высоко в небе, а подо мною открывалась картина необыкновенной красоты. Я пролетал над лугами с изумрудной травой, над пышными зелёными лесами, голубыми озёрами. Моё тело было лёгким и послушным. Любая моя мысль, любое желание немедленно исполнялись. С небесной высоты я устремлялся вниз, легко скользил по водной глади озера и вновь поднимался вверх. Душа наполнилась восторгом. А потом… Потом я обнаружил, что я не один. Вместе со мною в небе парило светлое существо неземной красоты. От него веяло ангельской чистотой и свежестью. Это была юная женщина. Разделяя мой восторг, она смеялась так звонко и заразительно, что всю мою душу до самых краёв заполнило ощущение счастья. Но к этому безмятежному, светлому чувству постепенно стало примешиваться совсем другое, противоположное – что-то вроде досады. И причиной тому был посторонний звук, бесцеремонно вторгшийся в мой сон. Ещё не проснувшись окончательно, я уже начал определять источник раздражения и делать выводы: либо это опять голосит кот, либо трещит телефон.
Как оказалось, кот был совершенно ни при чём. Он продолжал лежать на моих коленях и мурлыкать. А вот телефон… С трудом подавляя досаду, я снял трубку.
- Алло!
- Кеша, ну на этот-то раз я вовремя звоню? – послышался знакомый голос Виктора Шаповалова. – Сейчас вечер, начало девятого…
- Витька, чёрт бы тебя побрал! – воскликнул я, не сдержав эмоций. – Ты ещё ни разу не позвонил вовремя.
- Ты только что проснулся?
- Я только что уснул!
- Слушай, тебе не угодишь. Разбудил – плохо. Не разбудил – плохо. Ты уж как-нибудь определись в своих претензиях.
- Да не хочу я ни в чём определяться, – сердито проворчал я. – Ты мне сон испортил.
- Ага, понятно! – весело воскликнул Виктор. – Значит, на этот раз сон был хороший?
- Не то слово! Я за такой сон тебя с удовольствием бы придушил.
Я действительно всерьёз сердился на своего друга за тот кусочек счастья, который он отнял у меня своим звонком. Но теперь уже ничего нельзя было поделать. Сон растворился в прошлом. Пришлось попрощаться с ним и вернуться к суровой реальности.
- Ладно, Витя, говори, чего хотел. 
- Ну вот, теперь я вижу, что ты окончательно проснулся – звучал в трубке довольный голос Виктора. – Дело вот в чём. У нас после вчерашнего застолья кое-что осталось. Я говорю насчёт выпить и закусить. Мы с Людмилкой не рассчитали и заготовили лишнего. Люся предложила прихватить с собой это добро и наведаться к тебе в гости. Она очень хочет посмотреть, как ты живёшь. Сынишка сейчас у бабушки. Вот мы и решили: почему бы ни навестить старого друга? Ну как, не прогонишь?
Я заверил его, что принимаю гостей после восьми вечера, и стал готовиться к их приходу.

Как и следовало ожидать, причиной визита четы Шаповаловых явились наши с Ириной отношения, а точнее – препятствия, разрушающие их. Душеспасительная беседа была начата не сразу. Сначала мы выпили, болтая на разные темы. Потом повторили. Люся пила только вино, да и то лишь самую малость. А вот мы с Витей как-то сразу «хлопнули» по сто граммов «беленькой», да и второй раз по столько же. Я не очень хорошо натренирован по части спиртного, поэтому быстро почувствовал, что хмель ударил в голову. Но Виктор, оценив сторонним взглядом моё состояние, сказал, что принять ещё одну такую же порция без ущерба для здоровья мне вполне по силам. Я не стал противиться. По силам, так по силам. После небольшого перерыва мы выпили по третьей. И вдруг мне стало очень хорошо. Душу заполнила необыкновенная лёгкость, граничащая с радостью. Эта радость лишь издали напоминала о том безмятежном счастье, которое я испытал во сне. Но я искренне был благодарен своим друзьям за их заботу и внимание, за стремление помочь мне найти выход из тупика, в который я попал из-за идиотской выходки родного брата.
Свою спасительную беседу Люся начала издалека. Она стала вкратце излагать содержание тех умных книг, изучением которых увлеклась в последние годы. Сам того не ожидая, я вдруг проявил искренний интерес к тому, о чём она говорила, хотя сначала совсем не понимал, с какой целью этот разговор начат. Самым удивительным в её рассказах было то, что все те сокровенные знания, которыми некоторые из наших современников стали интересоваться в последнее время, были хорошо известны древним людям многие тысячелетия. И широко ими использовались. Люся рассказывала о старинных обрядах, связанных с созданием семьи, рождением и воспитанием детей, о многочисленных тонкостях, которые неукоснительно соблюдались, чтобы ненароком не причинить вреда юному созданию неосторожным словом или делом. Я слушал и поражался глубокой мудрости наших далёких предков. Я сравнивал те давние времена с нынешними и делал неутешительные выводы: мы живём в чудовищном мире, где люди походя калечат друг друга, даже не замечая того. То, что в прежние времена считалось недопустимым, у нас происходит повсеместно.
- Люсенька, – прервал я рассказчицу, – всё, о чём ты говоришь – очень интересно. Но я не могу понять, с какой целью ты мне это рассказываешь.
Люся улыбнулась.
- Ты не понял, потому что не дослушал до конца. Но раз уж возник вопрос, то отвечу. Видишь ли, Кеша, мне очень понравилась Ирина. Она красивый, умный, тонкий человек. Я всегда мечтала о такой подруге. И я очень хочу, чтобы у тебя с ней всё получилось.
Я потряс головой.
- Не вижу никакой связи. Возможно, последняя стопка водки была лишней…
- Не волнуйся, – успокоил Виктор. – Водки я в тебя влил достаточное и необходимое количество. Ты просто слушай, о чём Люся говорит. Придёт время – всё поймёшь.
Люся опять улыбнулась и стала объяснять:
- Древние люди знали ещё одну важную вещь: если не хочешь испортить себе жизнь в настоящем, не застревай в прошлых обидах. А для этого надо уметь прощать.
Так-так! Кажется, до меня начало доходить, в чём тут дело.
- И кого же это я должен простить? – спросил я с подозрением. – Уж ни брата ли Егора?
- Ты должен простить того, по чьей вине не можешь быть вместе с любимой женщиной, – уклончиво ответила Люся. – Как только сможешь это сделать, у тебя всё наладится.
Я упрямо затряс пьяной головой.
- Ни за что! Мне его легче убить, чем простить.
Теперь чета Шаповаловых уже вместе стала убеждать меня в необходимости прощения, как самого верного средства в решении своих проблем. Я долго отбивался, пока не почувствовал, что мои силы на исходе. Ничего не оставалось, как уступить.
- Ну, хорошо! – сказал я. – Вы меня убедили. Будем считать, что с этой минуты я не держу на Егора никаких обид, поскольку искренне и от всего сердца простил эту сволочь.
Люся отказалась принимать мои заверения. Она сказала, что слова «простил» и «сволочь» абсолютно не сочетаются. На меня вновь обрушился поток убеждения. А мне уже хотелось тишины и покоя. От водки меня совсем разморило. Вскоре гости сами заметили это. Взяв с меня обещание, что я подумаю над их словами, они попрощались и ушли.
А я опять забрался в кресло, одолеваемый противоречивыми чувствами. Люся и Виктор внесли сумятицу в мою уже почти смирившуюся с поражением душу. Я дважды по совету Виктора настраивал себя на решительные действия, и дважды мне это выходило боком. А тут оказывается, всё очень просто: надо простить обидчика, и все проблемы сами разрешатся. Но в том-то и беда, что недостаточно сказать: «Я прощаю». Надо простить душой – глубоко и искренне. А вот это уже вовсе не лёгкое дело. И здесь порой бессильны самые убедительные доводы, даже если они приведены вкупе с алкоголем, смягчающем характер человека. Я решил далее не заморачиваться этим вопросом, а подумать над ним завтра на трезвую голову. Сейчас же меня неудержимо клонило в сон, и противиться этому я не видел смысла.

* * *

Не знаю, как на трезвую голову, а вот на похмельную прощать совсем не получалось. Да я, честно говоря, и не пытался. С утра самочувствие было отвратительным. Какое уж там прощение! После вчерашней встречи осталась одна бутылка водки, слегка начатая. Но поправлять здоровье спиртным мне не хотелось, поскольку метод «клин клином» был с недавних пор дискредитирован в моих глазах. Я налегал на крепкий чай с лимоном, и, надо сказать, мне стало значительно лучше. Но мои мысли о прощении родного брата не изменились в лучшую сторону. Напротив, я всё яснее осознавал, что ничего путного из этой затеи не выйдет. В лучшем случае всё останется, как есть; в худшем – заработаю ещё один ночной кошмар. Для себя я решил, что наглухо закрываю эту тему и возвращаться к ней больше не буду.
Отпуск мой неудержимо клонился к закату, но я не слишком горевал по этому поводу. Одиночество и отдых – плохая пара. Но впереди у меня было ещё несколько дней вынужденного безделья, которые требовалось чем-то заполнить. При большом желании всегда можно было найти себе занятие, но для этого, как минимум, требовалось избавиться от минорного настроения, в котором я пребывал второй день подряд. Я заставил себя стряхнуть хандру и даже провёл сеанс аутотренинга. В некоторой степени мне удалось убедить себя в том, что в жизни моей всё не так уж и плохо. Ну, не сложилось у меня с Ириной – что с того? После развода с Анной у меня были романы с женщинами. С ними также не сложились отношения, но я почему-то не делал из этого трагедии. Спокойно расстались, без скандалов и истерик. Значит, и этот разрыв я вполне переживу. Здесь даже ещё проще, поскольку не дошло до близких отношений. Стало быть, и терять особо нечего.
Порывшись в ящике письменного стола, я извлёк оттуда записную книжку, по ходу дела прикидывая, с кем из прежних подруг мне хотелось бы сейчас встретиться. Впрочем, тут и прикидывать-то было нечего. Конечно же, Люба Панченко. Она была мне значительно симпатичнее других женщин. Пожалуй, она была единственной, с кем я был готов связать свою жизнь. Но то ли мир так устроен, то ли я такой – во всём хорошем на моём пути непременно обнаруживался негативный момент, словно ложка дёгтя в бочке мёда. Дело в том, что Люба курила и не могла (или не хотела) избавиться от этой привычки. А я очень не люблю, когда от женщины пахнет табаком. Вряд ли Люба бросила курить после нашего разрыва, но теперь я готов был смириться с её недостатком. Нет, моё отношение к курению ничуть не изменилось. Табак меня по-прежнему напрягал, но всё же не так, как покойники. Поэтому я решил возобновить наши отношения с Любой. Вот только не знал, свободна ли она в настоящее время. Ну что ж, сейчас выясню. Я нашёл в записной книжке Любу и набрал номер её телефона. Услышав традиционное «алло!», сказал:
- Привет, Любаша!
Она узнала мой голос.
- Кеша? Вот уж не ожидала. Что заставило тебя вспомнить обо мне?
- Да так, решил поинтересоваться, как ты поживаешь.
- Чего вдруг?
- Ну… – я немного замялся. – Мы ведь друг другу не чужие.
- Что ты говоришь? – картинно удивилась она. – Вот уж не знала.
- Ну вот, теперь знаешь.
- Хорошо, теперь знаю. Что дальше?
Её не слишком дружелюбный голос резко остудил мои намерения. Прошло месяцев семь, как мы расстались. За это время многое могло измениться в жизни моей бывшей подруги. Я пришёл к выводу, что продолжать разговор не имеет смысла, и решил поскорее поставить точку.
- Ладно, Люба, я всё понял. Извини, что побеспокоил.
Люба резко сменила тон.
- Ты, Кеша, не обижайся. Если честно, я очень рада тебя слышать. Просто не ожидала твоего звонка.
Теперь я слышал прежнюю Любу – спокойную, взвешенную, рассудительную. Именно эти качества привлекали меня в ней. Она была недурна собой, да и вряд ли изменилась за эти полгода с хвостиком. Она мне действительно нравилась, хотя таких острых чувств, как любовь или страсть, я не испытывал. Да и она, вероятно, тоже. Выражаясь языком супругов Шаповаловых, Люба Панченко не была моей половинкой. Но так устроена жизнь. Подавляющее большинство людей живёт совсем не с теми, кто им действительно подходит. И разве не об этом говорила Ирина в самолёте?
Мы встретились вечером. Побродили по улицам города, посидели в кафе. Внешне всё было замечательно. Мы постоянно о чём-то разговаривали, даже шутили и смеялись. Но что-то было не так. Словно в это время мы проживали не свою собственную жизнь, а исполняли роли неких персонажей согласно написанному кем-то сценарию. Несколько раз Люба машинально доставала из сумочки пачку сигарет, но, спохватившись, прятала её обратно, бросая на меня смущённый взгляд. Я крепко досадовал на себя за то, что дал абсолютно беспочвенную надежду этой хорошей, доброй женщине. Я замечательно к ней относился, но, увы, влечения не испытывал. В половине десятого я проводил Любу до двери её квартиры. Пару минут мы стояли возле порога молча. Я ожидал, что она пригласит меня войти. Но Люба сказала:
- Ты, Кеша, хорошо подумай. Определись в своих намерениях. Я буду ждать твоего звонка до двенадцати. Позвони, если захочешь быть со мной. Не позвонишь – значит, не судьба.
Я вернулся домой, раздираемый противоречивыми чувствами. Меня вовсе не прельщала перспектива одиночки, вздыхающего по своей безнадёжной любви. Любви яркой, светлой и взаимной – но безнадёжной. А вокруг немало хороших женщин, и некоторые из них охотно связали бы свою жизнь со мной. И хотя я не любил этих женщин, у них имелось одно огромное преимущество перед Ириной: они не были патологоанатомами. Одной из них была Люба Панченко. Я постарался отбросить эмоции и проанализировать ситуацию беспристрастно. «Может ли у нас с Любой сложиться хорошая семейная пара?», –  спрашивал я себя. «А почему бы и нет?», – отвечал я себе вопросом на вопрос. И в этом был резон. Сейчас между мной и Любой стояли мои чувства к Ирине. По этой причине я не мог рассуждать здраво. Влюблённый человек неадекватен. Ослеплённый своей любовью, я сейчас мог упустить, может быть, единственный шанс создать счастливую семью. Чем дальше я думал, тем больше склонялся к мысли, что Люба мне приятна, что я хотел бы, чтобы рядом со мной по жизни шёл такой человек. Продолжая так рассуждать, я уже нажимал кнопки на телефонном аппарате.

* * *

- Алло! – послышался в трубке до боли знакомый голос.
Это была Ирина. Машинально я набрал её номер. Все мои планы, все мои намерения относительно Любы Панченко стали медленно, но верно рушиться. И это меня изрядно обеспокоило. Я не хотел возвращаться в подвешенное состояние, из которого только что выбрался. Поэтому, пока мой дух не потерял твёрдость и не надломился, поспешил поставить точку в наших с Ириной отношениях. Я рассказал Ире о моей сегодняшней встрече с прежней подругой и об условии, которое она мне поставила. И стал ждать ответной реакции. Мой опыт общения с женщинами говорил, что реакции следует ждать, исходя из двух наиболее вероятных вариантов. Первый: холодное, отчуждённое пожелание счастья (вариант «женская гордость»). Второй: взрыв возмущения с претензиями и обвинениями – что-то вроде: «А я-то, дура, так верила тебе!» (вариант «обманутые надежды»). Однако мои предположения оказались ошибочными. Спокойным и немного грустным голосом Ирина сказала:
- Не надо обманывать ни её, ни себя. У вас ничего не выйдет.
В глубине души я понимал, что она права, хотя почувствовал некоторый протест против такого категоричного приговора. Но спорить не стал, лишь спросил:
- Значит, ты считаешь, что звонить не следует?
- Позвонить можно и даже нужно – чтобы извиниться.
- Почему ты так уверена, что у нас ничего не выйдет?
- Потому что твоими поступками руководит отчаянье, – сказала Ирина. – Но оно никогда не подсказывало правильных решений.
- А может быть, ты просто не хочешь отпускать меня? – высказал я предположение. – Вот и отметаешь другие варианты.
- Я говорю вполне искренне. А отпускать тебя я действительно не хочу. Почему – ты сам знаешь.
- Да, знаю.
- Но я не ожидала, что ты так быстро сдашься. Помнишь, что ты говорил в самолёте о близких душах?
- Помню, Ира.
- Получается, что ты меня обманул.
- Я не только тебя, я и себя обманул.
- Врунишка! – сказала она с мягкой укоризной, и перед моим мысленным взором вспыхнула её грустная улыбка. – Я всё же надеялась…
В груди у меня вновь остро кольнуло. Я понял, что Ира абсолютно права: ничего у нас с Любой Панченко не получится. Потому что между нами нет божьей искры. А здесь, в наших с Ириной отношениях, она есть. Может быть, и в самом деле не стоит так быстро сдаваться? Во мне вдруг стала расти неизвестно откуда взявшаяся уверенность в том, что скоро всё у нас наладится. Ощутив прилив бодрости, я сказал в трубку:
- А знаешь, Ирочка, я с тобой согласен: не следует так легко отступать. Надо продолжать бороться за счастье.
- Значит, ты тоже надеешься, что у нас всё будет хорошо? – оживилась она.
- Нет, я не надеюсь. Я просто знаю это.
- Да, милый. Я это теперь тоже знаю.
Последние слова Ирина произнесла так нежно и сладко, словно выдохнула. На этой светлой ноте мы закончили наш разговор. Я долго раздумывал, стоит ли звонить Любе, чтобы извиниться перед ней, но так и не отважился. Даже решил отключить телефон перед сном, чтобы он меня не беспокоил. Но прежде чем лечь спать, я зашёл на кухню, чтобы выпить традиционную вечернюю чашку чая. Закончив эту церемонию, я вернулся в спальню и забрался в постель, забыв сделать одно важное дело – отключить телефон. И очень скоро пожалел об этом. Зловредный аппарат затрещал, едва лишь я заснул. Чертыхаясь, я потянулся к трубке, заведомо зная, кто мне так некстати звонит.
- Короче, Кеша, можешь ничего не говорить. Сам понимаю, что не вовремя, – сходу обрушил на меня поток красноречия Виктор Шаповалов. – Ты либо уснул, либо проснулся. И непременно только что. Но дело очень важное, отлагательства не терпит, поэтому я взял на себя смелость потревожить тебя так поздно. Как ты, готов выслушать?
Я чувствовал, что моё «я», хотя уже и не спало, но ещё толком не проснулось, заплутав в некой пограничной зоне. И лишь малая крупица моего сознания бодрствовала и могла реагировать адекватно. Она-то и ответила, тяжело вздохнув:
- Говори, изверг.
- Дело вот в чём. Сейчас я уезжаю обратно в Новосибирск. С минуты на минуту должно подъехать такси. Сам понимаешь: надо уволиться с работы и решить ряд других вопросов…
- Ты меня из-за этого разбудил? – сердито проворчал я.
- Ага – значит, всё-таки разбудил, – воскликнул Виктор радостным голосом, словно я только что сболтнул ему очень ценную информацию. – Нет, конечно, звоню я совсем по другому вопросу, …
- … который касается моих отношений с Ириной, – закончил я за него.
- Верно.
- Чёрт меня дёргал за язык, когда я рассказывал тебе о них!
- Ты погоди чертыхаться. Кажется, я нашёл выход из тупика.
К этому моменту я уже полностью проснулся. И вспомнил о своём разговоре с Ириной сегодня вечером – о том, что меня посетила внезапная уверенность в преодолении преград на пути к нашему счастью. Поэтому я не стал дальше препираться с Виктором, а лишь сказал:
- Я слушаю тебя, Витя. Только, пожалуйста, не проси меня простить Егора. Всё равно из этого ничего не выйдет.
- Нет-нет! – заверил он. – Я не предлагаю прощать его. Как раз наоборот.
- Это как же? – не понял я.
- Сейчас объясню. Ты читал повесть Виктора Пронина «Женщина по средам»?
- Не помню, – признался я.
- Ну, тогда, может быть, видел фильм «Ворошиловский стрелок»? Он как раз по этой повести поставлен. Правда, с искажениями.
- Да, – вспомнил я. – Я и фильм видел, и повесть читал.
- Замечательно! – оживился Виктор. – Тогда ты должен помнить, что там по сюжету изнасилованная девочка каждый день мылась помногу раз и никак не могла отмыться. И этот синдром стал проходить у неё лишь тогда, когда дед начал отстреливать её обидчиков.
Я опешил.
- Постой! Ты мне что предлагаешь – подстрелить собственного брата?
- Молодец! Быстро схватываешь.
- Ты с ума сошёл?!
- Вовсе нет. Ты же сам говорил, что тебе его легче убить, чем простить.
Я уже решил, что это глупый розыгрыш, поэтому сказал разочарованно:
- Чёрт бы тебя побрал! Ты разбудил меня, чтобы поупражняться в остроумии. Я-то думал…
- Кеша, я не шучу! – воскликнул Виктор. – Клянусь, что говорю вполне серьёзно!
И тут меня прорвало.
- Идиот! – заорал я. – Как, по-твоему, я это сделаю?
Мой крик не возымел на Виктора никакого действия.
- Но ты же умный человек, кандидат наук. Придумай что-нибудь, – сказал он совершенно спокойно и тут же торопливо добавил: – Всё, Кеша, такси приехало. Бывай!
До глубокой ночи я не мог уснуть. Всё лежал и думал над странным советом своего старого приятеля. Пожалуй, самым правильным было бы предположить, что Виктор сошёл с ума. Или я сам. Или мы оба. Тема нашего разговора не укладывалась у меня в голове. И никак не выходила из головы. Даже засыпая, я продолжал размышлять: «Надо же такое посоветовать – застрелить родного брата! Собственно, а почему бы и нет?..».

* * *

Определённо, мне следует попробовать себя в прозе. Я шагал по улице, а в моём мозгу уже складывались чеканные строки будущего рассказа. Или повести. А может быть, даже романа. Я их повторял про себя, словно молитву: «Кандидат технических наук, доцент кафедры «Сопротивление материалов» Иннокентий Всеволодович Щербаков шёл на дело». Немного подумав, я расширил тему, изменив концовку. Теперь она выглядела так: «… шёл на «мокрое» дело».
Судя по теории Виктора о сне-индикаторе, на этот раз путь решения проблемы был выбран правильно. Сон мне минувшей ночью приснился остросюжетный, но не кошмарный. Всю ночь я гонялся за своим старшим братом с автоматом Калашникова. Мы бегали по полям и лесам, преодолевали водные преграды. Время от времени я выпускал короткие очереди, но все они шли мимо цели. Логическая развязка наступила в горах. Егор торопливо поднимался по горному склону, а я всё никак не мог в него попасть. И лишь когда он уже почти достиг вершины перевала, моя пуля настигла его. Брат сначала замер на месте, потом рухнул и покатился вниз. Он лежал у моих ног, а я стоял и смотрел на него, не испытывая ни малейшего страха перед трупом. Даже напротив – поставил ногу на мёртвое тело и с пафосом произнёс:
«Так будет с каждым, кто посмеет…».
Что должен был посметь этот «каждый» для того, чтобы быть мною застреленным, я так и не придумал. Да в этом и не было необходимости. Логика сна позволяла оставить фразу незаконченной.
И теперь я шёл, чтобы наяву воздать Егору по заслугам. Зайдя в помещение, которое занимало РЭУ, я подошёл к двери с табличкой «Инженер Щербаков Е.И.» и прислушался. Брат с кем-то разговаривал. Минуты через три посетитель вышел из кабинета. Дверь за собой он закрыл не плотно. Я легонько потянул за ручку, увеличив просвет, и осторожно заглянул в кабинет. Егор сидел за столом и что-то писал. Из-под полы пиджака я извлёк своё оружие – длинную металлическую трубку – и вставил в неё с одного конца кусочек пластилина. Затем поднёс трубку к губам и прицелился.
Егор поднял голову, увидел меня и замер, открыв от удивления рот. И тут пластилиновая пуля угодила ему в левый глаз. Жаль, что не в открытый рот, но и в глаз – тоже неплохо. Не дожидаясь, когда брат опомнится, я захлопнул дверь и подпёр её дощечкой, которую принёс под мышкой. В это время из другого кабинета в коридор вышла женщина.
- Что вы делаете?! – сердито воскликнула она. – Хулиган!
Я зловеще улыбнулся и сказал, погрозив указательным пальцем:
- Так будет с каждым, кто посмеет.
Потом вышел во двор и зашагал к остановке, готовый к тому, что освобождённый коллегой по работе инженер РЭУ захочет догнать меня и выяснить отношения. Меня это ничуть не волновало. Я был готов к драке. Но погони не последовало.
Не знаю, как и почему, но моя дурацкая выходка сработала. Я чувствовал в душе необыкновенную лёгкость, словно все зажимы, все тяжёлые цепи, которые я таскал на себе много лет, разом упали с меня. С этим лёгким, светлым чувством я извлёк из кармана сотовый телефон и позвонил любимой женщине.
- Ирочка, привет! Давай встретимся, милая.
- Кеша, что случилось? – спросила она с тревогой.
- Всё в порядке. Просто я по тебе очень соскучился.
- Хорошо, вечером увидимся.
- Нет-нет, я хочу видеть тебя сейчас. Мне будет трудно терпеть до вечера.
Ира немного помолчала, затем негромко спросила:
- И всё же скажи мне: что произошло?
- Ничего страшного, Ирочка, – бодро ответил я. – Только что я застрелил Егора.
- Что?! – испуганно вскрикнула она. – Ты убил родного брата?!
Я поспешил успокоить её.
- Не бойся, милая, тебе работы не прибавится. Я убил его морально.
- Ничего не понимаю. Объясни толком.
- Вот встретимся, и я всё тебе расскажу, – сказал я упрямо.
- Но я не знаю, смогу ли. Ты же должен понимать: я на работе.
- Да, милая, я всё понимаю: у тебя пациент на приёме, и в коридоре очередь.
- Кеша, прекрати! – сердито воскликнула Ирина и, немного помолчав, сказала – Ладно, попробую вырваться. Но не раньше, чем через час. Жди меня на прежнем месте.
Я спрятал телефон и пошёл к остановке. Потом минут двадцать добирался на маршрутке до места встречи. Потом сидел на скамейке и ждал. Этого времени вполне хватило, чтобы улеглась эйфория, и мою душу начали одолевать сомнения. А ждать ещё предстояло не менее получаса. С глубоким огорчением я подумал, что за это время я сам себя так накручу сомнениями, что от моей решимости ничего не останется. Значит, не надо сидеть и ждать, а следует что-то делать. Мне пришла на ум неплохая идея: моя любимая будет рада, если я её встречу с цветами. Я поднялся и пошёл в ближайший цветочный магазин.
В магазине я внимательно разглядывал широкий ассортимент имеющихся в наличии цветов. По своему опыту я знал, что практически все женщины прочим цветам предпочитают розы. Здесь их было немало разных видов: розовые, жёлтые, красные, белые, жёлтые с красными разводами, белые с красными разводами… Мне приглянулись тёмно-красные розы с чёрной окаёмкой. Вид у них был шикарный. Продавец одобрила мой выбор.
- У вас хороший вкус, - сказала она. – Эти цветы подойдут для любого случая – и для праздничных торжеств, и для траурных церемоний.
Я купил белые с красными разводами…
Вернувшись на скамейку, сел и вновь стал размышлять. А подумать было о чём. Изменил ли что-нибудь в моей жизни сегодняшний хулиганский поступок? Когда-то пластилиновая пуля оказалась способной травмировать мою психику. А вот смогла ли она исцелить её – это вопрос. Практически всю жизнь я прожил, боясь мертвецов. А тут на тебе – дунул в трубку, и здоров! Так не бывает.
Я взглянул на часы. Прошло уже более часа после моего звонка Ирине. Я ждал, испытывая всё большее волнение. Сомнения уже нещадно грызли мою душу. Но в то же время я всё отчётливее сознавал, что если бы Ирина согласилась сменить работу или стать домохозяйкой, то её профессия, от которой у меня пробегает озноб по коже, со временем ушла бы в прошлое и не могла отравлять наши отношения.
Я поднял глаза и увидел Иру. Она шла ко мне медленно, словно чего-то боялась. Я поднялся и пошёл навстречу.
- Прости, что заставила тебя ждать, - сказала Ирина, когда мы подошли друг к другу близко.
- Ничего страшного, - успокоил я её и протянул цветы. – Это тебе.
Она улыбнулась.
- Спасибо! Красивые и пахнут приятно.
Ирина посмотрела на меня смущённо.
- Я хочу объяснить, почему пришла позже, чем обещала.
- Это не имеет значения…
- Нет, имеет. Я приняла душ. Подумала, что так тебе будет легче общаться со мной.
Меня очень тронуло её признание. Я нежно взял её за плечи, притянул к себе. Как ни странно, мне это было почти не трудно сделать. Маленькое напряжение не в счёт.
Ирина мягко отстранилась.
- Зачем ты опять мучаешь себя?
- Я не мучаю себя, - возразил я. – Я обнимаю женщину, которую люблю.
Она посмотрела мне в глаза.
- Помнишь, ты предлагал мне сменить работу?
- Да.
- Но ты не был уверен, что это что-то изменит.
- Да, тогда я не был уверен в этом.
- А сейчас?
- Сейчас, я знаю, что всё изменилось бы. Мы могли бы быть вместе. Возможно, не сразу, потребовалось бы какое-то время, но всё же…
Я осторожно провёл рукой по её волосам.
- Ты решила уйти с работы?
- Да.
- Ради меня?
- Да.
- А заявление об уходе – когда ты собираешься его подать?
- Уже подала.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Впервые в наших безнадёжных отношениях появилась надежда.
- Ну, мне пора, - сказала Ирина. – К сожалению, по закону мне придётся отработать две недели.
- Подожду, - заверил я.
- А если за это время фобия вернётся?
Я беспечно махнул рукой.
- Может, и вернётся. Но у меня есть радикальное средство против неё. Подстрелю Егору второй глаз, и всё будет в порядке.
Ирина вдруг улыбнулась так, что сердце бешено заколотилось в моей груди.
- У нас всё будет хорошо, - сказала счастливым голосом.
Она повернулась и пошла. А я стоял и смотрел её вслед. Пройдя с десяток шагов, Ирина остановилась, помахала мне рукой и продолжила свой путь.
Теперь мы оба знали: у нас всё будет хорошо.


Январь – ноябрь 2010г.

Картинка из интернета.