А. П. Керн. В тревогах шумной суеты 1

Галина Магницкая
               
                1

К А.П. Керн в полной мере можно отнести слова лицеиста А.Д. Илличевского, пророчески сказанные им о Пушкине: «…лучи славы его будут отсвечиваться и в его товарищах».

При упоминании имени Анны Петровны Керн сразу же невольно вспоминается Александр Сергеевич Пушкин, обессмертивший образ этой женщины стихотворением «Я помню чудное мгновенье…». И хотя она была знакома со многими талантливыми людьми своего времени – Дельвигом, Веневитиновым, Глинкой -  в историю Керн вошла как муза, вдохновившая поэта на создание столь чудного стихотворения. И даже если образ этот не столько реальный, сколько идеализированный, рожденный воображением поэта, первоосновой его все же была, пусть и недолгий период времени, вполне конкретная женщина – Анна Петровна Керн. Он думал о ней и даже набросал ее профиль (предположительно) своим «быстрым карандашом» на полях рукописи  в 1829 году.

Нельзя сказать, что в жизни Пушкина занимала она первостепенное, значительное место. Но, несомненно, Керн принадлежала к тем близким поэту людям, без которых биография его была бы неполной. Достаточно сказать, что ее имя упоминается всеми биографами Пушкина.

Сведения о Керн, которыми мы располагаем на настоящее время, довольно противоречивы и не всегда достоверны. Единственный точно установленный ее портрет-миниатюра дает лишь весьма приблизительное представление о внешности этой женщины. Перед нами типичная провинциальная барышня, с гладкой, разделенной несколькими проборами прической. Лицо ее довольно милое, отличающееся простодушием, но об особой красоте его обладательницы говорить не приходится. К сожалению, имя его создателя не сохранилось до наших дней.

Наиболее значительным источником достоверной информации, позволяющим оценить личность А.П.Керн, служит ее эпистолярное наследие: переписка, дневники и воспоминания. Написаны они на редкость точно, выразительно и, пожалуй, искренне. Внимательное прочтение их, а теперь они собраны в единую книгу, позволяет довольно точно представить судьбу и образ этой женщины.

Анна Петровна прожила долгую жизнь, длиною в 79 лет, которую условно можно подразделить на три периода:  первые 17 лет она была Полторацкой, затем в течение 25 лет носила фамилию Керн, последние же 37 лет писалась Марковой - Виноградской. В соответствии с этими временными рамками и построено данное повествование. Однако прежде необходимо рассказать о прародителях и родственниках Анны Петровны поскольку без этого компонента нельзя представить в какой среде росла и воспитывалась юная Анна.

                2

«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». А.С.Пушкин.


Как писала сама Керн, она «родилась вместе с веком» и произошло это событие 11 февраля 1800 года в городе Орел, где ее дед по материнской линии И.П.Вульф служил в то время губернатором, третьим по счету в истории этой губернии.
В своих мемуарах она впоследствии написала: «Я родилась в Орле, в доме моего деда Ивана Петровича Вульфа, который был там губернатором». О деде она отзывалась как о «высокой и добродетельной личности» и вспоминала: «Никто не слышал, чтобы он бранился, возвышал голос и никто никогда не встречал на его умном лице другого выражения, кроме его обаятельной доброй улыбки, так мастерски воспроизведённой в 1811 году карандашом Кипренского».

Глядя на портрет Ивана Петровича, пожалуй, стоит согласиться с мнением Анны Петровны, что была присуща ее деду определенная степень доброты. Здесь Ивану Петровичу уже 70 лет. Оставалось ему всего три года до завершения жизненного пути, наступившего 24 марта 1814 года.

Супругой его, следовательно, бабушкой Анны Петровны была Анна Фёдоровна Муравьёва, которая приходилась родственницей известным декабристам Никите и Александру Муравьёвым. Их отец, Михаил Никитич Муравьёв, был двоюродным братом Анны Фёдоровны. Очевидно, имя новорожденная получила в честь этой бабушки.
Впоследствии Анна Петровна вспоминала: «Бабушка Анна Федоровна и сестра ее Любовь Федоровна, нежно мною любимая и горячо привязанная к моей матери, были аристократки. Первая держала себя чрезвычайно важно, даже с детьми своими, несмотря на то, что входила во все мелочи домашнего хозяйства. Так, например, я помню, что в ее уборную приносили кувшины молока и она снимала с них сливки для всего огромного ее семейства. Пироги всегда лепились при ней на небольшом столе в девичьей, огромной комнате с тремя окнами. Тут пеклись хлебы к светлому празднику и часто разбирался осетр в рост человека. Важничанье бабушки происходило оттого, что она бывала при дворе и представлялась Марии Федоровне во время Павла I с матерью моею, бывшею тогда еще в девицах».

В семье Вульфов родилось 6 сыновей и три дочери. Мать Анны Петровны, Екатерина Ивановна, была третьим ребенком по счету. Круг ее жизни ограничивается 1773 – 1832 годами. После отставки И.П.Вульф поселился в своей усадьбе Берново, что располагалась на землях Тверской губернии.

Если обратиться к истории дворянского рода Вульфов, то можно узнать, что родоначальником записан «иноземец» Гавриил Васильевич Вульф, поступивший в 1679 году на русскую службу. Отец же Ивана, Пётр Гавриилович, ещё задолго до его рождения служил при царевне Наталье Алексеевне, сестре Петра I, а позднее — бригадиром при Елизавете Петровне.

Имели они и герб. На голубом поле щита изображены три серебряные восьмиугольные звезды, и под ними стоящий на задних лапах волк с мечом. Щит увенчан дворянскими шлемом и короной, на поверхности которой виден выходящий волк с мечом. Намет на щите голубой, подложенный серебром.

               
                ***

По линии отца Анна Петровна принадлежала к роду Полторацких. Ее дед Марк Федорович отцом своим – казаком Фёдором Полторацким, принявшим сан священника, был определен для учебы в «латинские школы» Чернигова, где проучился четыре года. Затем его обучение продолжилась в стенах Киево-Могилянской академии. С детства Марк обладал красивым голосом (баритон) и, будучи студентом, пел в академическом хоре.

В 1744 году голос Марка услышал граф Алексей Разумовский (сам в прошлом певчий), сопровождавший императрицу Елизавету Петровну в её поездке на Украину. Под его патронажем формировался в то время Придворный певческий хор в Петербурге.  Через год юноша простился со своими киевскими однокашниками и «определился» в Санкт-Петербург для певческой службы. Вскоре его направляют в Италию для совершенствования вокального мастерства. Там он приобретает репутацию яркого оперного певца. Карьера Марка складывалась удачно, вскоре он был назначен «уставщиком» придворного хора. В 1750 году первым из славян зачислен в итальянскую оперную труппу, где выступал под именем «Марко Портурацкий». Через три года получил должность регента Придворной певческой капеллы.

В 1754 произведён был в полковники. В 1763 году Полторацкий возглавил Придворную певческую капеллу; в том же году получил потомственное дворянство. Хороший послужной список! Умер он в Петербурге и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Первым браком Полторацкий был женат на дочери богатого купца Шемякина. Овдовев, взял в жёны дочь небогатых дворян Тверской губернии, Агафоклею Александровну Шишкову (1737- 1822), которой в то время не было ещё и 15 лет.

О бабушке в «Воспоминаниях» Анна Петровна написала: «Бабушка моя Агафоклея Александровна была замечательная женщина. Она происходила из фамилии Шишковых. Вышла замуж очень рано, когда ещё играла в куклы, за Марка Фёдоровича Полторацкого — очень красивого и доброго человека, прекрасное лицо которого теперь смотрит на меня с портрета, сделанного Боровиковским. Когда к ним в дом приехал Марко Федорович, то няня Агафоклеи Александровны вошла к ней и сказала: "Феклушка, поди — жених приехал!" Вскоре после этого была и свадьба. Её выдали замуж, разумеется, без любви, по соображениям родителей... Она имела с ним 22 человека детей. Все дети её были хорошо воспитаны, очень приветливы, обходительны... Она была красавица, и хотя не умела ни читать, ни писать, но была... умна и распорядительна...»

Она «умело распоряжалась громадным богатством и большим хозяйством, держа в ежовых рукавицах челядь, родню и кучу уже переженившихся детей. Агафоклея Александровна отличалась властолюбием, строгостью и даже жестокостью в отношениях не только с деловыми конкурентами, но и с домашними. Перед ней трепетали и муж, простой украинский казак, и дети, которых у неё было 22 человека. Жила она в селе Грузине, в 20 верстах от Торжка, в великолепном доме со всеми причудами и роскошью барских затей того времени. В спальне её висели лишь образ Спасителя и портрет Екатерины II. Про первый она говорила: «Это мой друг», а Екатерину так любила, что после смерти государыни скупала её бельё, рубашки, кофты и простыни. Во время одной из поездок в Москву императрица заехала в Грузино, но, торопясь и будучи не в духе, не стала входить в дом и отказалась от предложенного ей молока.

Задолго до смерти своей, во время одной из частых поездок в Москву, Полторацкая была опрокинута вместе с экипажем и извлечена из-под него изувеченная так, что «все кости её были поломаны на куски и болтались, как орехи в мешке». Лишившись после этого владения руками и ногами, она остальную часть жизни провела в постели, но продолжала так же властно распоряжаться и управлять своими имениями.

Женщина глубоко верующая, она много жертвовала на церкви и церковные училища, в том числе построила в селе Красном точную копию Чесменской церкви и на свои средства возвела новый собор в Старице. Чувствуя приближение смерти, она собрала вокруг себя всех соседских помещиков и огромное число крестьян, чтобы громко каяться в своих прегрешениях. Эта всенародная исповедь произвела потрясающее действие на присутствовавших и закончилась громким криком: «Православные, простите меня грешную!», на что последовал единогласный ответ: «Бог простит!»

                ***

Из её сыновей выше всех поднялся Константин, ставший видным российским военным (генерал-лейтенант) и государственным деятелем. Был он участником Наполеоновских войн (1805—1814), губернатором Ярославской губернии (1830—1842). Сделал много полезного для развития просвещения и благотворительности в оной. В этой должности к ранее имевшимся наградам добавились ордена Святого Владимира 2-й степени и Белого Орла. Супруга его княжна Софья Борисовна Голицына, дочь генерал-лейтенанта князя Б. А. Голицына за свою деятельность в качестве попечительницы разных благотворительных учреждений, была пожалована кавалерственной дамой ордена Святой Екатерины.

                ***

Одна из дочерей «Полторачихи», выйдя замуж за А. Н. Оленина, обустроила под Петербургом усадьбу «Приютино», воспетое Батюшковым в стихотворении «Послание к А.И.Тургеневу»:

Есть дача за Невой,
Верст двадцать от столицы,
У Выборгской границы,
Близь Парголы крутой:
Есть дача или мыза,
Приют для добрых душ,
Где добрая Элиза
И с ней почтенный муж.
С открытою душою
И с лаской на устах,
За трапезой простою
На бархатных лугах,
Без дальнего наряда.
В свой маленький приют
Друзей из Петрограда
На праздник сельский ждут.
Там муж с супругой нежной.
В час отдыха от дел,
Под кров свой безмятежной
Муз к Грациям привел.
Поэт, лентяй, счастливец
И тонкий философ,
Мечтает там Крылов
Под тению березы
О басенных зверях
И рвет Парнасски розы
В Приютинских лесах.
И Гнедич там мечтает
О Греческих богах,
Меж тем как замечает
Кипренский лица их
И кистию чудесной,
С беспечностью прелестной,
Вандиков ученик,
В один крылатый миг
Он пишет их портреты.
Которые от Леты
Спасли бы образцов,
Когда бы сам Крылов
И Гнедич сочиняли,
Как пишет Тянислов
Иль Балдусы писали.
Забыв и вкус, и ум.
Но мы забудем шум
И суеты столицы,
Изладим колесницы,
Ударим по коням
И пустимся стрелою
В Приютино с тобою.
Согласны? — По рукам!

Муж ее, Оленин Алексей Николаевич -  российский государственный деятель, историк, археолог, художник. Послужной его список указывает, что был он государственным секретарем, впоследствии членом Государственного совета. Дослужился до чина действительного тайного советника. Член Российской академии, почётный член Петербургской Академии наук, член и президент Академии художеств. С 1811 директор Императорской Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге. Перечень этот свидетельствует о том, что был Алексей Николаевич знаком с множеством высокопоставленных и  талантливых людей  России.


                ***

Среди внучек «Полторачихи» — пушкинские музы Анна Керн и Анна Оленина, бывшая восьмью годами младше нашей героини. «Девица Оленина довольно бойкая штучка, - писал В.А.Вяземский жене. – Пушкин называет ее драгунчиком и за этим драгунчиком ухаживает». Младшей Анне повезло больше. Пушкин влюбился, мечтал о женитьбе и посвящал ей взволнованные и чуть печальные стихи: «Ее глаза», «Ты и Вы», «Предчувствие», «Город пышный, город бедный…»; рисовал на полях профиль девушки; «примерял к ней свою фамилию: «Annette Olenina, Annette Pouchkine». Многочисленные свидетельства современников позволяют с уверенностью говорить о том, что Пушкин сватался к Анне Алексеевне, но получил отказ: родители не считали поднадзорного поэта подходящей партией для своей дочери. Вышел очередной промах со стороны поэта.

Семьи Полторацких и Вульфов были очень обширны, прибывали в родстве со многими знаменитыми фамилиями России, находились в постоянном общении между собою, жили широко и весело.  Анна Петровна с детства попала в этот круг богатых родных, и первые впечатления ее сознательной жизни оказались радостны, светлы и беззаботны. Мать не чаяла в ней души; дедушка Вульф был человек чрезвычайно добрый, благодушный; многочисленные дядюшки и тетушки баловали свою племянницу,-- и только отец, фантазёр, самодур и прожектёр, являлся темным пятном в безоблачном существовании девочки.

               
                3

                Период первый. Анна Полторацкая


Говорят, что о себе женщина никогда не скажет правду, попытается скрыть сокровенные моменты. А наедине с собой, когда за спиной столько прожитых лет? Дело в том, что Анна Керн оставила воспоминания. Большую их часть составляют рукописи, посвященные Пушкину, и они занимают одно из первых мест в ряду биографических материалов о поэте. Но есть среди рукописей Керн и ее «Воспоминания о детстве и юности в Малороссии», которые остались без должного внимания традиционного пушкиноведения. Они написаны в 1870 году в местечке Сосницы на Черниговщине, когда Анне Петровне было 70 лет. Многие ли из нас, нынешних способны на такое?

«Я родилась под зеленым штофным балдахином с белыми и зелеными страусовыми перьями 11 февраля 1800 г. в Орле в доме моего деда  Ивана Петровича Вульфа, орловского губернатора. Бабушка — дочь Ф.А.Муравьева. Мать Екатерина Ивановна Вульф вышла замуж за Петра Марковича Полторацкого… Обстановка была так роскошна и богата, что у матери моей нашлось под подушкой 70 голландских червонцев». Речь идет о традиции, существовавшей с середины XVIII века, когда в родовитых и зажиточных семьях при рождении младенца клали под подушку роженице горсть высокопробных золотых монет.

Анна Керн родилась в семье младшего сына Марка Полторацкого — Петра, подпоручика в отставке, Лубенского предводителя дворянства. «Грудным ребенком я переехала в Лубны, где отец получил имение в 700 душ, — продолжает Анна Петровна. — Родительская усадьба в Лубнах располагалась «на чрезвычайно живописном месте, на склоне горы, спускавшейся террасами к реке Суле, среди берестовых, липовых и дубовых рощ…»

Петр Маркович Полторацкий в молодости несколько лет находился на дипломатической службе в Швеции, был начитан и, по мнению Анны Петровны, «был выше всех на голову и его все уважали. Он своим умом и образованием обаятельно действовал на простодушных лубенцев и снискал их любовь». В лубенский круг общения Полторацких входили Новицкие, Кулябки, Кочубеи — потомки старинных родов казацкой старшины.

Ранние годы жизни Анны Петровны прошли в двух небольших местечках – городке Лубны на Украине и Бернове Тверской губернии.

Анна получила довольно поверхностное воспитание. Родные с материнской стороны лелеяли и баловали ее. В тоже время отец очень скоро начал мудрить над нею: «Батюшка начал воспитывать меня еще с пеленок и много я натерпелась от его методы воспитания... Он был добр, великодушен, остроумен по-вольтеровски, достаточно, по тогдашнему, образован и весь проникнут учением энциклопедистов; но у него было много забористости и самонадеянности, побуждавших его к капризному своеволию над всеми окружающими. Оттого и обращение со мною доходило до нелепости".

Детство Анны Петровны прошло частью в Лубнах, Полтавской губернии, где ее отец состоял уездным предводителем дворянства, частью в Бернове— тверском поместье Вульфов.
 
В 1808 году., когда умерла вслед за второй третья сестра Анны Петровны, и мать ее была неутешна от этой потери, отец отправил жену с дочерью и Л. Ф. Муравьевой в с. Берново, куда вскоре приехала из своего Тригорского и Прасковья Александровна Вульф с мужем и дочерью Анною. Девочки встретились очень дружелюбно, "обнялись и тотчас заговорили,-- не о куклах, о нет! мы обе не любили кукол! -- она описывала красоты Тригорского, а я -- прелести Лубен и нашего в них дома... Анна Николаевна не была так резва, как я; она была серьезнее, расчетливее и гораздо меня прилежнее... но я была горячее, даже великодушнее в наших дружеских излияниях и отношениях".

За девочками присматривала и обучала в течение нескольких лет одна и та же гувернантка—m-lle Бенуа, выписанная из Англии. «Родители мои  и  Анны Николаевны,— рассказывает А. П. Керн,—поручили нас в полное ее распоряжение. Никто не смел мешаться в ее дело, делать какие-либо замечания, нарушать покой ее учебных занятий с нами и тревожить ее в мирном приюте, в котором мы учились... Учение шло, разумеется, по-французски, и русскому языку мы учились только в течение шести недель, во время вакаций, на которые приезжал  из Москвы студент Мерчанский". Чтение  романов  рано сделалось   любимым развлечением обеих девушек: «У нас была маленькая библиотека с г-жою Жанлис, Дюкре-Дюмениль и другими тогдашними писателями... Встречая в читанном скабрезные места, мы оставались к ним безучастны, так как эти места были нам непонятны. Мы воспринимали из книг только то, что понятно сердцу, что окрыляло воображение, что согласно было с душевной нашей чистотой, соответствовало нашей мечтательности и создавало в нашей игривой фантазии поэтические образы и представления».
Педагогическая система m-lle Бенуа дала достойные плоды. В Анне Николаевне Вульф безудержно развилась истерическая сентиментальность, а Анну Петровну инстинкты более здоровой и пылкой натуры увлекли впоследствии далеко по дороге галантных похождений.

Старинное село Берново располагается на берегу живописной реки Тьмы всего  в 45 км от Старицы. Первое упоминание о поселении относится к XV в., когда оно  принадлежало новоторжским боярам Берновым и служило таможенным пунктом на границе новгородских земель и Старицкого княжества. В начале XVIII века оно перешло бригадиру Петру Гавриловичу Вульфу. Позже Берново принадлежало его сыну Ивану Петровичу, который, завершив государственную службу «гвардии капитан-поручиком», поселился в родовом имении и стал предводителем дворянства в Старицком уезде. При нем на рубеже  XVIII - XIX вв. построен стоящий поныне двухэтажный каменный дом с мезонином.

Двухэтажный особняк с мезонином эпохи классицизма, выдержан в стиле ампир. Построен в конце XVIII - начале XIX веков. В настоящее время здесь располагается Музей А.С.Пушкина.

Иван Петрович Вульф был женат на Анне Федоровне Муравьевой. Многочисленное семейство Муравьевых часто гостило в Бернове. Любил эту усадьбу двоюродный брат Анны Федоровны Михаил Никитич Муравьев - писатель, известный общественный деятель, попечитель Московского университета, наставник и друг Александра I, отец декабристов Никиты и Александра. Берново описано в ряде его стихотворений и прозаических сочинениях «Эмилиевы письма», «Обитатель предместья».

В Бернове, в имении деда Ивана Петровича, воспитывалась с 8 до 12 лет Анна Петровна Керн – тогда еще Анечка Полторацкая.

Как вспоминала Анна Петровна: «Господский дом в Бернове стоял на горе задом к саду, впереди его большой двор, окруженный каменного оградою. Далее площадь, охваченная с обеих сторон крестьянскими избами, и в середине ее против дома каменная церковь».

Позднее cелом владел Иван Иванович Вульф (младший сын), в молодости блестящий гвардейский офицер, после выхода в отставку поселившийся в деревне.  В старицкие края  Александр Сергеевич первый раз приехал по приглашению хозяйки близлежащих Малинников Прасковьи Александровны Осиповой (в первом браке Вульф), и всякий раз  во время своих наездов в 1828, 1829, 1833 гг. бывал в Бернове. Здесь он гостил недолго – день-два. К хозяину поместья  поэт симпатии не питал. Иван Иванович был матерым крепостником, крестьян не щадил, слыл тираном.  Зато нравилась Пушкину хорошенькая дочь Ивана Ивановича Анна. Ей поэт посвятил шутливое альбомное четверостишие.

                Сюжет для драмы «Русалка», по преданию, Пушкин также нашел в Бернове. Ему рассказали историю любви дочери мельника и барского камердинера, которого барин отдал в солдаты. Девушка в отчаянии утопилась в омуте за мельничной плотиной. Пушкину показывали омут, где произошла трагедия. Это же место запечатлено на картине И. Левитана «У омута». Последним владельцем усадьбы был Николай Михайлович Вульф. В 1917 году в бывшем имении расположилась коммуна. В 1935 году в усадебном доме  открыта  школа. Во время Великой Отечественной войны дом сильно пострадал. С 1951 по 1974 гг.  в восстановленном здании вновь продолжила работу школа.

В средине 1812 года П. М. Полторацкий взял дочь обратно к себе в Лубны. Здесь образование ее было совсем заброшено. «В Лубнах я прожила в родительском доме до замужества, учила братьев и сестер, мечтала в рощах и за книгами, танцовала на балах, выслушивала похвалы постороних и порицания родных и вообще вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень. Батюшка продолжал быть строгим со мною, и я девушкой его так же боялась, как и в детстве».

Непосредственно из-под родительской опеки Анна Петровна вышла замуж. Ей было тогда всего семнадцать лет; она не знала ни людей, ни жизни. Отец выбрал для нее жениха, не спрашивая ее мнения и не заботясь об ее чувствах.

«Тогда стоял у нас Егерский полк, и офицеры его, и даже командир, старик Экельн, были моими поклонниками. Но родители мои не находили никого из них достойным меня. Но явился дивизионный генерал Керн,—начальник дивизии, в которой состоял тот полк,—и родители нашли его достойным меня, стали поощрять его поклонение и старческие ухаживания, столь невыносимые, и сделались со мною ласковы. От любезничаний генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою, а родители все пели хвалы ему. Имея его в виду, они отказывали многим, искавшим моей руки, и ждали генеральского предложения с нетерпением. Ожидание их продолжалось недолго. Вскоре после знакомства генерал Керн прислал ко мне одну из живших у нас родственниц с просьбой выслушать его. Зная желание родителей, я отвечала ему, что готова его выслушать, но прошу только не долго и не много разговаривать. Я знала, что судьба моя решена родителями, и не видела возможности изменить их решение. Передательницу генеральского желания я спросила: „А буду я его любить, когда сделаюсь его женой?" Она сказала: „да" и ввела генерала. „Не противен ли я вам?"— спросил он меня и, получив в ответ „нет!"—пошел к родителям и сделался моим женихом. Его поселили в нашем доме и заставили меня почаще быть с ним. Но я не могла преодолеть отвращения к нему и не умела скрыть этого. Он часто высказывал огорчение по этому поводу и раз написал на лежащей перед ним бумаге:
Две горлицы покажут Тебе мой хладный прах...
Я прочла и сказала: „Старая песня"!—„Я покажу, что она будет не старая!"—вскричал он и хотел еще что-то продолжать, но я убежала. Меня за это сильно распекли. Батюшка сторожил меня, как евнух, ублажая в пользу противного генерала, и следил за всеми, кто мог открыть мне глаза на предстоявшее супружество. Он жестоко разругал мою компаньонку за то, что она говорила мне часто: „Несчастная", и он это слышал. Он употреблял всевозможные старания, чтобы брак мой не расстроился, и старался увенчать его успехом. Я венчалась с Керном 8 января 1817 года в соборе. Все восхищались, многие завидовали. А я тут кстати замечу, что бивак и поле битвы не такие места, на которых вырабатываются мирные семейные достоинства, и что боевая жизнь не развивает тех чувств и мыслей, какие необходимы для семейного счастья».

Ермолай Федорович Керн был во многих отношениях не пара для своей юной жены. Ему исполнилось уже 52 года. Типичный строевой военный тех времен, настоящий полковник Скалозуб, счастливо дослужившийся до генеральского чина. Он был не особенно умен, грубоват и даже не добродушен. Семейная жизнь бедной Анны Петровны не задалась с первых дней, и даже рождение дочери Екатерины не смогло примирить ее с мужем.

Коллаж.
Верхний ряд:
А.П.Керн. Миниатюра неизвестного художника. 20-е годы XIX века
Кипренский О. А. Портрет Ивана Петровича Вульфа. 1811 год.

Нижний ряд:
Д.Г. Левицкий. Портрет Марка Федоровича Полторацкого.
Д.Г.Левицкий. Портрет Агафоклеи Александровны Полторацкой (в девичестве Шишковой)