3. Военная работа
Ещё утро не расстелилось по округе своим рассветным блеском, а роса не рассыпалась для орошения корней травяного и всей растительности земельного покрытия почвы; ещё солнце, чуть забрезжило из-за «бугра», тянув за собой рассветные, а затем и дневные будни;
ещё «осколок» луны висел на чуть бледнеющем небосводе…
- Подъём! Тревога! – дневальный орал, включая свет в казарме. – Выкладка полная! Построение на улице!
- Что? Где?.. – «Селезень» свалился со второго «этажа» кровати и, чуть было не приземлился на голову Кулича, который резво кинулся к табурету с лежащей там формой.
- Бля… - «Куль», как-то по обычному смахнул, что-то со своей головы, - осторожней…
Они одевались и экипировались по шаблону: быстро и чётко; не толкаясь и не мешая друг другу. Никто не был лишним. Тишина в раз-говорах, только ритмичное дыхание и топот сапог по полу, да лязг оружия нарушали эту тишину и на выход. Они вылетали в открытую дверь казармы на построение перед ней поочерёдно, течением ручья. Пять-шесть минут и всё было кончено. Рота стояла в строю в ожи-дании дальнейших указаний командиров.
- Хорошо, - без удовольствия сказал тихо ротный своим взводным, - но надо бы секунд на двадцать сократить выход из казармы. Быстрее надо! – уже громче, чтобы все слышали, указал ротный.
- Будем отрабатывать, - констатировал гвардии старший лейтенант, Зосимов (взводный - «Сим»).
- Если время будет работать на нас, - добавил Соев.
Утро расходилось: солнце выпрямляло свои «космы-лучи» и красило облачные причуды облаков в золотой пурпур. Красота, тишина и свежесть…
- Первый взвод! Прямо, бе-егом на плац, …арш! – Зосимов.
- Второй взвод! Прямо, бе-егом на плац, …арш! – гвардии лейтенант Вялых (взводный – «Ум»).
«Ту-ту-ту-ту!... Цлак-цлак-цлак!..» - ритмично раздавался топот-шаг бега роты, сапог и набоек: носков, каблуков этих сапог. Роса обрушилась наземь, питая природу, а птицы поднялись вверх и загалдели своим гомоном, поднимая со сна всё живущее в округе по команде «Тревога!»
С другой стороны казармы, летела вторая рота под командой её командира – гвардии капитана, Сланец Виктора Борисовича («Слон»).
О-о! Этот боевой офицер не умел «чикаться» с нерадивыми. Сам: в два метра ростом и всё, что было в метражном росте, наполнено было до отказа, правда немного медлителен в принятии решений, но не на столько, чтобы упустить важные моменты в их исполнении. Да, он мало рассуждал, но приняв своё за основу, действовал согласно обстановке, не очень быстро, но это напоминало, как «эффект» замедленного действия: «долго запрягать, но быстро ездить!» Его решения не раз помогали и выручали собратьев по оружию. Надёжен? О! Не то слово – ещё как! Командовал он разведротой. Это они были первее первых; это они были, как минёры (в сравнении), где ошибка влекла смерть другим. Это они ставили себя под начало начал!
Ребята были не скучными, но сдержанными во всём, хотя молодость и озорство этих крепышей, снискало неувядаемую славу: «хулиганов» в хорошем понимании, но лучше с ними не связываться по спорам, тем более доказывать свою силу. Это не прощалось…
Почему командовал ими Сланец, в корне отличающийся характером и мышлением от своих подопечных? Потому и командовал, что на его характере и отношении к ним, молодая поросль не только училась сдержанности, но и не старались делать ветреные молодые глупости, боясь разъярённого «Слона». Вышедший из-под контроля своих чувств слон, крайне опасен и не укротим!
Роты на плацу, согласно расчерченной графики – кто, где стоит, выстроились, готовясь к продолжению…
- Становись! - кипели команды подразделениям батальона. – Равняйсь! Смирно! – и командиры рот шли на доклад к начальнику штаба батальона – гвардии майор, Панцырь («Пан») Сергей Тимофеевич, тот же докладывал о готовности рот, командиру батальона: гвардии майору, Столярову Юрию Акимовичу. После докладов и их приёма, комбат скомандовал: «Вольно!», командиры, собравшиеся в цент - ре плаца получали указания от комбата и начальника штаба. Приказы были короткие, но не громкоголосые, ясные и чёткие. Всё определялось здесь же – на месте: подъём, выход из казармы, проверка боевого «скарба», т.е. амуниции десантников, с которым они должны, в случае боевых действий выступить на «тропу войны», что сейчас и предстояло выдержать каждому, невзирая на погоны и должности!
- Первая шеренга, пятнадцать шагов, вторая – тринадцать, третья – одиннадцать, четвёртая……… десятая на месте, …агом…арш! – начальник штаба, Панцырь, скомандовал строю батальона. – Снаряжение к осмотру, оружие на плечо, …товьсь!
- Во, блин!.. А у меня в рюкзаке пузырь пива, - «Селезень» растерялся не на шутку, хаотично, думая: «Что делать?» (извечный вопрос жизни). – «Куль»… - обратился он к рядом стоящему брату в надежде на помощь и глаза, так умолительно просили этого, что Павел, не мог сдержаться и прыснул… Хорошо, что рядом, пока никого не было. Он тут же дал рецепт сквозь зубы, уже сдерживая неукротимый гортанный хохот, что было очень и очень трудно в такой обстановке.
- Ты её проглоти или открой и вставь в з… сам знаешь, улетишь, нахрен, отсюда, заметят помашут. Летать-то ты умеешь, придурок. Ты не «Селезень», а больная селезёнка. Под гимнастёрку в пояс сзади заткни, да быстрей, пока нет никого. – Съязвил брат, уже, надуваясь от смеха, но владея собой, чтоб не рассмеяться на весь плац, и всё-таки он нагнулся, развязывая рюкзак, а головой туда – шнырь!.. Чтоб досмеяться в мешке от невозможности больше в себе хранить этот хохот. Надо было воздух выпустить.
- Ага, понял… - Серёга быстро, хаотично вскрывал свои «пожитки». Достал бутылку и на корточках, вертя головой, просматривая всё в округ себя, кабы, кто не заметил, прятал бутылку в брюки, но не сзади, как сказал брат, а наперёд, так удобнее. Павел заметил это, но не стал отговаривать. – «Куль», посмотри, видно или нет?
- Во, бля. бестолочь. Беременный, что ли? Я же сказал назад. А-а.. уже не успеешь. Сдвинь в бок. – Сергей подчинился. В недалече шёл старшина на проверку. – Да, уж!.. Придём в казарму, я тебя грохну, «единорог» беспутный! Если побежим, выкини её в кусты, понял? - Угу… - «Селезень» был расстроен не на шутку. Он беспорядочно выкладывал вещи на досмотр, не понимая, что, как и зачем. Бутылка мешала и сильно тёрла бедренную кость, не давая сосредоточиться. А, гвардии прапорщик (старшина роты) Звягин Елисей Владимирович, умудрённый, как житейским, так и боевым опытом за свои двадцать лет службы (ему шёл сорок пятый год), приближался. Жена по кинула его, умерла, ещё в двадцать восемь лет, трагически и нелепо. Её, когда она на работу шла, сбила машина. Долго не мучилась. Не приходя в сознание, скончалась на операционном столе. С тех пор он жил бобылём и не пытался изменить свой образ жизни. Всегда говорил, если, кто его спрашивал: «Почему не найдёшь другую?» - «Божественная заповедь! Дом семейный без любви, всё равно, что нора у него в пути по жизни и в службе!» Не мог он менять свою любовь, а она была бесконечной с Верой. Повторения не могло быть. Да и незачем. Всего хватало: дочь вырастил; дом есть; в доме достаток; скоро, может и внуки появятся, а там… Поседел он на следующий год после тяжёлых событий в его судьбе, но был крепок на кость, «жесть» в общении и сама же добродетель в отношениях с приятеля - ми, друзьями, которых ценил, даже если они допускали ошибки. Не любил он судить, не хотел. Это был человек, которого любили, которым гордились все.
- Ну, друзья-братья, показывайте вещички. Где, что прячете? Посмотрим, посмотрим… Ты, чегой-то, такой бледненький, Селезнёв, а? – с хитрым прищуром глаз и, так ехидненько, спросил старшина, удручённого «Селезня». Звягин присел на корточки около рюкзака гвардейца и медленно, как бы нехотя, стал перебирать содержимое. Сергей стоял, как вкопанный столб, а под беретом капелировал и стекал пот. Остекленевшие глаза, хоть и смотрели куда-то вдаль перед собой, но, вряд ли, что там видели.
Душа-человек, Звягин, имевший ряд различных наград и ранения, даже плен был за спиной в его военной работе, не сложившуюся любовь в жизни, и драматическую, а может быть, в некоторой степени, и трагическую судьбу, относился к своим парням, как друг и старший брат, но не переходил границ уставных отношений, хотя и очень любил этих сибиряков, и выделял их среди всех, но молча.
- Чтой-то ты мне не нравишься, братец, - старшина встал с корточек, осмотрев скарб «Селезня» и потянулся к оружию для проверки,-ты чего такой «устаканенный»?
«Селезень» молчал. Чего ему было отвечать, когда его «стакан» был до краёв налит тем, что было под курткой? Нем и глух (кабы не раз лить свою наполненную натуру). Прапорщик это заметил и улыбался во всю широту лица. Он понимал, что у гвардейца душа в пятках.. – Вроде всё нормально, только, что-то не пойму…- Звягин осторожно провёл по выпяченному, немного подолу куртки и, конечно же наткнулся на неумело, спрятанную вещицу. – Пожалуй эта обойма у тебя будет лишней. Охлынь, давай сюда, пока нет никого. О-о!.. какое мы пиво-то любим. «Козел», называется. Браво! Не посрамил нашу «братву». Ладно, ладно… успокойся. Я тебе её верну после проверки, а то, вдруг побежим. Трудно придётся, хоть и фамилия твоя птичья, но с таким грузом тебе не подняться.
- Поднимется, если вставит куда надо… - съязвил «Куль».
- Цыц! Тебе слово не давали, - отпарировал старшина, пряча бутылку в свою планшетную сумку. – До тебя очередь дойдёт ещё, братец. Пиво-то не подстава? Свежее?
- Так точно. Истинное, товарищ гвардии прапорщик! – не громко ответил, но выдохнул накопившуюся массу воздуха в груди от напряжения, «Селезень».
«Куль» еле сдерживал смех. Комичность вида брата и назидательная медлитель- ность старшины в выборе решения, давали повод этому состоянию, Павла. Что поделать?.. В дополнение происшедшего, Звягин крякнул-кхекнул, посмотрев на «Куля», как бы, говоря: «не хорошо, так с братом обходиться…» Процедура передачи «финишной палочки-бутылки» прошла спокойно и потрепав Сергея за щёку.
Звягин перешёл к Павлу и строго, укоризненно посмотрел на него.
- Чего ржёшь? Не хочешь побывать на его месте, так молчи. Давай показывай, «смехунчик». Всё в норме?
- Так точно, товарищ, гвардии прапорщик! – ответил «Куль».
- Молодец… Сворачивайте. Вижу, что всё в норме, - и пошёл дальше на проверку остальных.
- Фу… блин и едрёна-корень! Весь взмок… - Сергей собирал свои вещи, вытирая беретом пот с лица, - совсем про неё забыл, но и то хорошо, что лишний груз не тащить, мешать не будет.
- Во, во… Только ноша-то своя, жалко, никак, а? – «Куль» посмотрел не улыбаясь. Сжалился над братом.
- Да, пошёл ты…- обидчиво ответил «Селезень».
- Закончить проверку! Одеть снаряжение! К марш броску, двадцать кругов вокруг плаца без перерыва, …товьсь! Командиры рот, ко – мне! – начальник штаба батальона, Панцырь.
- Сергей Трофимович, а стоит ли? Скоро завтрак. Могут не успеть, - замполит батальона, гвардии капитан Ложкин Владимир Алексеевич, не то с просьбой, не то с напоминанием обратился к Панцырю.
- Алексеич, ты, как всегда о желудке больше печёшься, чем о подготовке. Сам знаешь, времени мало и каждый день, как манна небесная в подарок… - с раздражением ответил Панцырь. Они уважали друг друга, но недолюбливали. Всегда были правы, каждый по свое- му и всегда ставили свою позицию решения дела во главу, но не перечили, понимая, что и тот и другой делают своё дело. - Успеют. Не клячи тележные. Это гвардейцы!
- Как знаешь. Я напомнил, просто. Я в штаб. – Ложкин повернулся, не дожидаясь ответа и ушёл.
- Иди, иди…
Топот сапог, дыхание мужчин и бряцанье железяк заполнили тишину утренней прелести дня.
«Не хотите жрать, что ли? Как кисейные барышни хлюпаете сапогами! Это не бег, это бег на месте! Быстрее!..» - изредко подгонял Панцырь своих подопечных. Батальон убыстрялся и… и опять, через некоторое время замедлял свой бег, но Панцырь не давал растяжки на отдых. Несколько отрывистых грубоватых фраз, и гвардейцы бежали по-настоящему, понимая, что «война, войной, а обед вовремя!..»
Одни бежали и мучились, другие, просто, добросовестно выполняли приказ, третьи… а вот третьи-то думали: «Да, когда же всё это закончится?! Там… уже здесь запахи кухни: бочков с кашей и отварным мясом, ах!.. Для богатеньких "пристоловый" буфет с печеньем и кефиром, газировкой, ах!.. Сухофрукты, ах!.. Мороженное, ах!..» Но, пока было: «Шлёп, шлёп… и, как можно скорее… да, уж…» Успели. Двадцать кругов, как всё равно, что не было! И прямиком в казарму на сдачу поклаж, построение на завтрак, и опять бегом!.. «Тяжело в учении – легко в бою!» Завтрак, как завтрак – ничего нового. Немного отдыха в теньке и в казарму. Там скажут кому-куда. Потом обед. А после обеда… после обеда другие события.