Человек — комната в комнате:
заходишь робко, ноги вытираешь о коврик, ставишь калоши в угол,
чтобы красота звонко не рассыпалась, об них споткнувшись,
и узор не испачкать на отполированном воском паркете.
Руки неуклюжие по швам держишь, - не задеть бы фарфоровых кукол
на розовом дутом буфете. Пахнет лимоном, грейпфрутом,
и тут же - краем туфли цепляешь ножку хрупкую, сквозь стекло
видишь гниль на фруктах, да и ваза — не ваза теперь - ведро
помойное. Сырая штукатурка со стен сползает,
и всюду плесень, разруха. Передергиваешь брезгливо плечами -
мир уже не чудесен, впрочем, тебя давно это не смущает.
Достаешь парочку дохлых крыс, что припасены
для особых случаев, швыряешь,
уходишь.
В памяти остается этот последний, истины, миг,
и ты думаешь: так и знал.
За маской радушия скрыта гниль,
осколки чужих надежд, оскал,
пустота, бездушие. Тошно. А кто-то другой,
тем временем, заходит в комнату ту же,
фиалки несет с собой,
за порогом оставив стужу,
а еще у него — пирожные, чай с жасмином. Отворяет дверь,
видит: плесень на обоях воздушным становится шариком,
он через форточку улетает вверх,
щенок водолаза играет с мячиком,
ветер — с тюлем,
а солнце рисует на нем
силуэт алоэ в окне.
На стене, на паркете, пятнышки света
будто смеются,
он запомнит квадратики эти, и затем,
вечерами, скучая, в мыслях к ним возвращаясь,
не сможет не улыбнуться.