- Кто сделал домашнее? - послышался отчаянный возглас.
Фланаган рефлекторно поднялся из-за парты и дал однокласснице свою тетрадь. Безразличный взгляд на мгновение остановился на Питере, и губы немедленно растянулись в широкой улыбке.
Он рехнулся, определенно. Питер Фланаган — полный псих.
Школьный психолог жевал незажженную сигарету и, подозрительно сощурившись, смотрел на него. Питеру неуютно под его внимательным взглядом, который, казалось, проникал прямо в мозги.
- Итак, очкарик, по какому это поводу? - внезапно мистер Зайонц совершенно потерял к нему интерес и отвернулся к своему компьютеру. - Не собираюсь говорить, что если ты будешь продолжать играть в эти свои видеоигры и смотреть ночами напролет порно, то у тебя появится наконец девушка. Купи себе какой-нибудь крем для лица и линзы, кому сдались эти очки? Всё, проблема решена?
Этот небритый мужчина в мятой рубашке и твидовом пиджаке вовсе не располагал к откровенности, но парень постарался вдохнуть поглубже, чтобы суметь-таки выговорить это вслух.
- Ладно, вижу, так просто от тебя не отвязаться, - «психолог» попытался выплюнуть сигарету в мусорный бак, но промахнулся. - Проехали. И что же тебя волнует, четырехглазый? Ну, разумеется, кроме проблемной кожи и в очередной раз запачканной простыни, которую надо спрятать от мамочки. Давай, Морская Устрица, живее, тут все свои.
Фланаган развивался абсолютно нормально. С пяти до двенадцати его интересовали машинки и компьютерные игры. В четырнадцать он как-то проснулся и сразу же покрылся холодным потом, увидев огромное темное пятно на трусах. Слава Богу, не обоссался, оказывается, но приятного всё равно мало. В шестнадцать на чьем-то дне рождения он случайно поцеловался с пьяной одноклассницей, которая на следующий день ничего не помнила. А в семнадцать он сидел в кабинете худшего в мире школьного психолога и пытался выдавить из себя, что, кажется, втюхался в парня.
Питеру всегда нравились девушки. Да и сейчас тоже нравились. Он до сих пор иногда ловил себя на том, что разглядывает губы Миранды. Целоваться — это очень приятно, и девичьи губы, казалось, только для поцелуев и созданы. Да и вообще, вряд ли можно найти создание красивее.
Несмотря на это, Май его привлекал. Не красотой, не мягкими губами... просто чем-то.
Май по-особенному пах, он по-особенному ходил, смотрел и говорил — хотя говорил он очень редко, чаще просто сидел, уткнувшись лицом в замок из ладоней. Питер чувствовал себя нелепо, чувствовал себя глупо, но ничего поделать с собой не мог. На коже оставались несуществующие осуждающие взгляды, в ушах стояли несказанные насмешки, ладони сжимались в кулаки. Это ведь не любовь, не дружба, да и ненормально вообще! Его не тянет покупать розовые тряпки и стринги, не хочется побрить ноги, да и на права геев ему плевать с высокой колокольни.
- И чего ты опять приперся, а, очкоглазый? - скривился Зайонц. - Снова плакаться будешь? Лучше бы чем-то полезным пошел заняться, мяч погонял бы, таблицу Менделеева новым элементом бы пополнил. А то приходишь и сидишь тут. Я тебя развлекать не собираюсь, Морская Устрица, так и знай.
А потом прекрасные женские руки обвились вокруг совсем-не-прекрасного высокого черноволосого парня. Они были на природе, все вместе, классом литературы, и Ева, лучшая из женщин, дарила себя нелюдимому мальчику с весенним именем. Светлые волосы падали ему на лицо, Май почти-улыбался и держал её за руку, а Питера тошнило. Тошнило так, что казалось, сейчас разорвет изнутри.
Когда он зашел в кабинет школьного психолога, тот пытался удержать равновесие и не грохнуться со стула на колесиках. В руках у него был его твидовый пиджак, и Зайонц пытался прикрыть индикатор дыма.
- Курить хочу, сейчас помру, - доверительным тоном сообщил он. - А теперь, очкастый, я обязан провести тебе лекцию на тему того, что от курения развивается рак легких. Хотя к чему это я вообще? Как не от одного помрем, так от другого.
Джо отправлял какую-то очередную супер-важную церковную службу, и Фланаган скучал в одиночестве, пролистывая журналы. Интересно, если бы друг знал, что Питер дрочит на парня — да еще и ненавистного ему Роуга — он бы смог отпустить ему? Божье милосердие ведь такое Божье, а Питер же даже не целовался с мужиком, так, в мыслях разве что. Или в мыслях тоже считается?
В общем, в любом случае, гореть ему в аду. И поделом.
А Май тем временем писал заметки в школьную газету, помогал составлять песни для сопливых младшеклассников и всё так же почти-улыбался. Краем губ. Он привычно обрывал неинтересные для него разговоры, прямолинейно высказывал свое мнение по поводу криво вырезанных из картона снежинок и совсем не обращал внимания на Питера Фланагана, который уже себе все пальцы натер до мозолей тупыми ножницами со слишком узкими кольцами.
Зайонц таки придумал, как можно безнаказанно курить в кабинете. Открыл окно, снял с ноги носок и натянул его на индикатор дыма. Когда Фланаган зашел, «психолог» как раз прикуривал, улыбаясь с видом неописуемого облегчения.
- Ну и что на этот раз, Морская Устрица? - лениво, но вполне добродушно отозвался мужчина. - Снова подрался с отчимом?
Он вздохнул и показал рукой на шкафчик в углу.
- Там аптечка, сам доставай. Зеркальце на дверце, ты помнишь. В который раз уже, а? Мне бы позвонить этим придуркам из службы защиты детей или органам опеки. А ты каждый раз сидишь тут, кровавые сопли на нос наматываешь и говоришь, что не надо. Да еще и очки на этот раз разбил, ну класс теперь! И в кого ты такой, а, Морская Устрица? И если не надо никуда звонить и идти бить морду твоему подонку-отчиму, так почему каждый раз сюда свою задницу волочишь? Дурень.
Питер только то ли плакал, то ли смеялся себе под нос. Худший в мире психолог объявил, что чайник закипел.
Где-то там, дома, отчим, наверное, всё еще потирал сбитые костяшки кулаков и кричал матери, чтобы этот дармоед не смел возвращаться.
Питер и не хотел возвращаться. Только остановить кровь, чая и своего черноволосого одноклассника.
Хоть Джо и пригласил, Фланаган чувствовал неудобство при мысли, что будет ночевать у него. У Джо жилище совсем небольшое, а его родители носят серую одежду и молятся перед едой — Питер смущенно теребил маленькую серьгу в ухе и попытался подумать о чем-то, о чем с ними можно поговорить, кроме того, что он не верит в Бога, обожает физику и влюблен в другого парня. Поэтому он сидел перед школой и протирал очки, надеясь, что ситуация разрешится сама собой.
- Ты чего еще тут? - он вздрогнул, поднял прищуренные глаза и только потом догадался надеть обратно очки. - Ждешь кого-то?
Перед ним стояла Ева и улыбалась ему. Держащий её за руку Май казался отнюдь не таким доброжелательным.
Пока Роуг открывал дверь, Питер всё еще пытался осмыслить то, что сегодня он ночует у него. Трясущие поджилки выдавали его с головой, но Май не смотрел на него, только изредка проверял, не потерялся ли Фланаган по дороге. Хотя как тут особо потеряться-то, когда глаз не сводишь со спины в темно-зеленой куртке с меховым воротником.
Квартирка маленькая, но до странного уютная — совсем не такого ожидаешь от Мая. Хотя, в его стиле, на самом деле.
- Я музыку поставлю, ты не против? - бесцветным тоном осведомился парень.
Питер почти задыхался и на нормальный ответ кислорода явно не хватало, поэтому он просто кивнул, что вполне удовлетворило Роуга. Комнатки ожили с первыми ударами Королей Леона, а черноволосый, повесив куртку, ускользнул на кухню. Ели они там же, и Фланаган с каким-то извращенным любопытством осматривал помещение.
- Хорошую музыку слушаешь, - тихо похвалил он.
Подняв лицо к своему сегодняшнему соседу по комнате, Питер подавился и отчаянно закашлялся.
Май улыбался. Не Еве, ему, Питеру. Улыбался.
- Хорошую, - так же негромко подтвердил он.
Так как кровать была только одна, черноволосый постелил ему на полу. С музыкальных вкусов они медленно перешли к книжным, затем обсудили Marvel Zombies и поспорили о том, была ли замена Энди Николсона в составе Arctic Monkeys удачной. Они говорили о чем-то важном и не очень, говорили и молчали, зевали и снова начинали разговор. Питер сжимал в ладонях тонкое одеяло и думал о том, что счастлив.
- Морская Устрица, да тебя вместо лампочки можно вкручивать, - недовольно прошелестел Зайонц, положив мокрый платок обратно на лоб, - не светись так, у меня жутко болит голова. Когда я уволюсь с этой чертовой работы? Так чего тебе надо, четырехглазый? Я смотрю, новых «боевых ранений» нет, фингал под глазом уже пожелтел. Неужто соскучился? Ты смотри, а то заподозрю, что ты там на меня по школьным туалетам слюни пускаешь! Да ладно, не кривись ты так, я же шучу. Эх, и почему ко мне вот просто так не приходят старшеклассницы? Хотя некоторые, может, лучше бы и не приходили...
Фланаган усмехнулся и открыл окно, чтобы затхлый кисловатый запах хоть как-то выветрился.
- Кстати, хотел спросить, а где это ты ночевал, интересно знать? Наш мальчик совсем уже вырос? Не спрашивай, откуда знаю, твой отчим сказал... ну, как сказал, промычал скорее, а то рот бы чуть пошире открыл и еще пару зубов выпало бы... Мой удар, знаешь ли, знаменит еще со школьных времен... В общем, не спрашивай, откуда знаю, всё равно не выдам свой источник. Ты хоть не на вокзале спал, а, Морская Устрица?
Сколько бы Питер не жал на звонок, ответа не было. Он пытался звать, стучал, чуть не сломал кнопку звонка...
Мая в школе не было один день. Два дня. Вот уже неделю.
Ева с каждым днем угасала, золото волос тускнело, а кожа становилась всё прозрачнее. Он не был женщиной, что будет ждать, ждать вечно, если понадобится, он не был женщиной, что просто любила. Да и не любил он вовсе.
Но, выдержав неполную неделю, Питер бросился по знакомому адресу, стучал, звал и ломал кнопку звонка.
Сначала Фланаган даже обрадовался немного. Ему всегда нравились девушки — и, почему-то, Май. Но Мая нет рядом, а он и не любил его вовсе, значит, наваждение пройдет само собой. В его присутствии Питер чувствовал себя глупо, чувствовал себя нелепо, а без него...
Без него было невыносимо.