Энмэ никогда не ходила в церковь, на рынке появлялась редко, а вот на казнях была всегда.
Нет, она не ходила на показательное битье плетками неверных жен или отрубание рук ворам, выдирание ноздрей, отрубание ушей и пальцев… Обычно на подобные зрелища набивалась целая площадь, люди веселись, делали ставки, дрались, пили. Но Энмэ не появлялась.
Никто не видел Энмэ за обычной для мешанина работой, поэтому ходили слухи, что она просто шлюха. Одни уверяли, что она делает аборты. Другие, что она зарабатывает заговорами, порчей и приворотами.
Мальчишки называли ее вслед за родителями подстилкой дьявола, кидались камнями. Но даже если попадали прямо в спину, Энмэ никогда не оборачивалась. Будто не чувствовала.
Тонво привык сразу по приходу на площадь смотреть в левую сторону. Если там стоит Энмэ, значит, будет смерть.
И сегодня она была там, куталась в синий плащ, придерживая капюшон белой рукой.
Тонво поколебался, а потом решил все-таки подойти к ней. Протолкался через начавшую собираться толпу, встал рядом с женщиной в синем плаще.
Она равнодушно на него посмотрела, чуть скосив глаза. Ей вообще была свойственна странная замедленность движений. Даже жадность. Она никогда не делала ничего лишнего. Даже не поправляла волосы, не кусала губы.
-Здравствуйте, - сказал Тонво, пытаясь разглядеть что-то на ее синеватом лице.
Энмэ молчала.
-Жарко сегодня.
Тонво даже не удавалось уловить момент вдоха Энмэ.
-Говорят, интересная казнь сегодня. Будет целая банда богохульников. Может, даже удастся упросить палача поджарить их на костре для начала, как думаете?
-Зачем? – наконец отозвалась Энмэ. Спокойно, без всяких эмоций.
Тонво открыл рот, но не смог сразу придумать ответ. Тем временем, с другого конца площади уже вели осужденных.
Двое мужчин и девочка, худенькая, в голубом разорванном платье. Длинные волосы цвета лежалой соломы падали на лицо, лезли в рот.
Если мужчины еще держались, то девочку приходилось волочить стражниками. Несколько раз она обмякала у них в руках, а стражники звонко залепляли ей пощечину и опять ставили на ноги. В такие моменты вся процессия приговоренных останавливалась – они были скованны одной цепью.
Голубое платье разодралось еще сильное, теперь оно падало с плеча, оголяя грудь.
Преступников решили повесить.
Это было неожиданно, так как гораздо выгодней сжигать осужденных - тогда кости можно будет использовать придворным лекарям для заговоров.
Народ начал спорить, кто же из троих подохнет первым. Тонво тоже хотел вмешаться, но почему-то передумал.
А когда девочка повисла в петле, мужчина неожиданно понял, что Энмэ улыбается. Улыбается, глядя как беспомощно богохульница царапает веревку быстро слабеющей рукой.
С началом восстаний Тонво занял сторону Мутольфа.
Один из главных советников короля, Мутольф, лет десять назад серьезно разругался вначале с фаворитками, а потом и с самим Величеством. Ходили слухи, что во всем была замешана обычная женская ревность – Мутольф был совсем недурен собой.
Сейчас Тонво собирал по деревням желающих примкнуть и светлому делу освобождения и помочь с дворцовым переворотом.
Желающих было немало – крестьяне давно страдали от налогового гнета и недостатка мозгов.
И Тонво с неожиданной страстью врал им, что при Мутольфе все будет лучшее, честнее, и в каждом дворе поселятся две жирные коровы.
Лица крестьян зверели, они начинали дикие, почти рукопашные драки с тему, кого вчера еще считали своими друзьями. С теми, кто поддерживал порядочно ожиревшего среди хорошеньких девственниц из гарема короля.
Здесь, ближе к северу, уже шел снег.
Тонво пару минут смотрел, как из ноздрей его коня вырывается белый пар, а на горячей конской спине тает снег.
Рядом, шагах в ста, горела деревня, слышались крики.
Тонво отдыхал. Ему радостно было хотя бы на пару минут забыть и просто постоять, чувствуя, как на лицо падают холодные иглы-льдинки.
Как же хорошо.
Ему пора было ехать к Мутольфу. Необходимо узнать точно, когда будет продовольствие, получить деньги на оружие, еду и одежду…
Но Тонво стоял под большой темной елью и смотрел на поле, которое покрылось обманчиво глубоким слоем снега. Кое-где белое прорывали желтые мёртвые травинки, в одном месте торчала черная толстая палка.
Мужчина снял кожаную, скрипучую перчатку, поймал снежинку на ладонь. Снежинка была хрупкая и белая, гораздо белее грубой ладони, привыкшей к рукояти меча и конской упряжи.
Снег напоминал о женщине, с которой Тонво осмелился заговорить только один раз, но видел так же часто, как ходил в церковь.
Энмэ.
Интересно, она еще жива?
Тонво ухмыльнулся и подумал с особым наслаждением, что ее наверняка изнасиловали и убили еще при первой волне мятежа. Сейчас Тонво, конечно, мог бы помочь гордячке. У него достаточно власти, чтобы иметь собственную шлюху.
Да, она была бы его. Она бы попросила его помощи.
Но мертвым уже не поможешь. А Энмэ должна быть мертва.
Мутольф последние полгода жил в простом дворянском особняке, которые на окраинах развалившейся империи так любят строить постаревшие военные и одинокие вдовы с толстыми кошельками. Вокруг - заброшенный и давно разросшийся сад с голыми яблонями и вишнями. Разве не в таком же жили родители Тонво?
Но это тихое место вызывало страх. Странный, почти первобытный. Отсюда месяца четыре назад сбежали все крысы, странницы-богомолки, проходя, крестились и предсказывали скорый пожар. Даже вышколенный конь Тонво замедлял бег и начинал капризно фыркать, несмотря на шпоры, так больно впивавшиеся в блестящие бока.
Дверь гостю открывать не торопились, и Тонво подождал немного на широком крыльце. Наверное, летом старушки выходили на него пить кофе и зачитывать записи из пожелтевшего ежегодника.
А потом потянул дверь на себя. Она открылась, заскрипела. За спиной мужчины вспорхнула ворона и, ссыпая снег с яблонь, полетела к небу.
Либо Мутольф совсем никого не боялся (что странно для политика его уровня), либо знал, что придет именно Тонво. Этот хитрый козел наверняка имеет целый штат предсказателей. И не менее хороших охранников.
Пока Тонво вытирал мокрые сапоги о красный, с длинный ворсом ковер, за его спиной зашуршала ткань. Мужчина обернулся и заметил, как по лестнице поднимается женщина.
Длинное серое платье, тонкие руки безвольно висящие по бокам от тела. И длинная, ослепительно белая шея, на которую не падал ни один завиток высокой прически.
Белая, как снег.
Тонво раздраженно помотал головой, пытаясь унять странное чувство.
И, бросив плащом в рябую толстую служанку, прошел вслед за неизвестной наверх, прямо в личные покои Мутольфа. Он решил даже не тратить времени на доклад.
-Проходи, - судя по голосу, Мутольф был чему-то рад. Значит можно попытаться выпросить денег не только на еду и одежду, но и на шлюх. Для поддержания боевого духа бойцов, так сказать.
Мутольф указал ему место на кушетке, сам остался стоять, глядя, как белые снежинки кружатся в высоком окне, а вдалеке валит черный дым от горящих хлевов.
Устраиваясь на кушетке, Тонво заметил, что в дальней части комнаты сидит та самая неизвестная в сером. То, что ее оставили на разговор, говорило об огромном доверии к ней некоронованного короля повстанцев. Или же – о том, что она не доживет до утра.
Но разглядеть женщину Тонво опять не удалось, его отвлек голос Мутольфа.
-Тридцать тысяч драмм хватит?
«Ух, это раза в полтора больше, чем необходимо» - подумал Тонво, пытаясь скрыть радость.
-С трудом. Но я постараюсь тратить как можно меньше.
-Тонво, мальчик мой, как ты считаешь, - Мутольф в три быстрых шага преодолел отделявшее его от кушетки расстояние, навис над гостем, который чуть вздрогнул от неожиданности. – Мы победим?
Тонво медленно вдохнул, пытаясь понять ход мыслей своего собеседника.
-Да.
-Это хорошо. Тогда новый вопрос. Да не волнуйся ты так! – Мутольф сел на стул из темного дерева с резной спинкой. – Насколько ты доверяешь мне?
Тонво почему-то вспомнил детскую сказку. Король спрашивает дочь, насколько сильно она его любит и услышав в ответ: «Как мясо соль», прогоняет ее со двора.
Дверь за спиной Тонво открылась, и он, надеясь, что сможет ускользнуть от ответа, повернулся, чтобы посмотреть на вошедшую.
Худенькая девочка с длинными, так же аккуратно как у женщины в сером, заколотыми наверх светлыми волосами. Даже не совсем светлыми, скорее цвета лежалой соломы. Судя по платью – служанка.
Она держала в руках поднос, на котором стоял большой темный кувшин из толстой, криво слепленной глины и три странно не сочетавшихся с ним изящных бокала. Бокалы бросали на уродливый кувшин радостные свечные блики, которые так и тонули в его мёртвом темном боку.
-Линки, поставь на стол. Вон туда, перед нашим гостем, - приказала женщина в сером.
Девочка, уже направившаяся было к хозяйке, неловко развернулась, и, отчего-то смутившись, слишком быстро бросилась к Тонво. Ее нога запуталась в складке пыльного ковра, бокалы жалобно звякнули друг об друга.
Мутольф легко поймал темный кувшин. Бокалы тихо упали в мягкий ковер вместе с подносом.
А Тонво неожиданно для себя перехватил за тонкое плечо девочку и свалился вместе с ней на ковер.
Он смотрел в ее бледное лицо, а она не двигалась, не тряслась и не плакала.
На кушетку сзади него с легким скрипом сел отчего-то молчащий Мутольф, над головой зашелестело серое платье незнакомки.
«Сейчас еще эта дура в обморок грохнется» - подумал Тонво.
Он нащупал жёсткой ладонью завязки корсета, быстро разорвал их и со странной для себя заботой развязал закрывавший горло традиционный для прислуги серой хлопковый платок.
Кожа под платком была покрыта уродливыми синими пятнами. Будто следы от толстой колючей веревки.
-Она просто еще не привыкла к новой жизни… поэтому неуклюжа. Ты уж извини, - голос у женщины в сером чуть потеплел, она села рядом с Тонво и Линки на ковер и начала заново шнуровать девочке корсет, пытаясь завязать разорванные шнурки и тесемки.
Тонво наконец-то пригляделся к незнакомке. И узнал Энмэ.
-Какого… черта… Вы… да ты! – Тонво вскочил, отталкивая от себя безвольно прислонившуюся девочку. – Дьявол!
-Тонво, мальчик мой! Присядь, выпей эля… - Мутольф указал рукой на кушетку.
Энмэ, сидя на коленях за Линки, ровно и спокойно, не ошибаясь ни на одну петлю, шнуровала ее корсет.
Девочка сидела, опустив голову и смотря на свои руки со сломанными ногтями.
-Мутольф, вы просто не понимаете. Они должны быть мертвы… Обе! Ну Энмэ-то ладно, она могла выжить. Если была под вашей защитой. Но девка! Я собственными глазами видел, как она болталась в петле. А потом сдохла! Клянусь… своей верой! ... Бегите, я постараюсь их задержать! Спасайтесь! Ваша жизнь – главное…
Мутольф криво улыбнулся и начал расстёгивать сюртук.
Тонво ошалело наблюдал за процессом раздевания, совершено не понимая, что происходит. Ему хотелось бежать куда подальше или яростно креститься по забытой в детстве привычке.
Чуть ниже левого соска из аристократически бледной груди Мутольфа торчало что-то тускло блестящее железом. Обломок стрелы?
Тонво с трудом подавил странное желание потрогать рану.
Он в конце концов был бойцом. Он знал, что после такого нельзя выжить. Как и после повешения.
-Это случилось где-то год назад… помнишь, когда еще сожгли мой замок? Повезло, что Энмэ все-таки на нашей стороне. Она одна из лучших в своем деле, - Мутольф также медленно принялся застёгивать свою сюртук, пряча смертельную рану.
Энмэ и Линки почти одновременно встали с ковра и подошли к окну
Тонво попятился к двери, желая спастись бегством.
И неожиданно даже для себя жалобно спросил:
-Вы украдете мою душу?
-Тонво, послушай меня, - Энмэ улыбнулась. Но в этой улыбке было что-то такое, отчего Тонво окончательно почувствовал: в этой комнате кроме него нет никого живого. –Если бы я хотела украсть твою душу, я бы сделала это еще тогда, на площади, во время казни. Но я не убиваю, не ем потроха и не собираю войско мертвецов. Нет, возрождение – это для лучших. Избранных. Как Мутольф. Или, например, невинных, как Линки. Или для тех, кто, несмотря на грехи, любит. Это ты, Тонво.
-А что, к черту, хорошего в смерти? – спросил он, чувствуя сильное желание расплакаться от страха.
-Посмотри в окно. Жестокость и грубость. Люди убивают братьев, насилуют сестер, с наслаждением смотрят на казни и смерть. Жизнь ради того, чтобы удовлетворить похоть, голод… Всю эту мерзость, животные страсти... Все это живет в человеке, пока он жив. Но стоит прийти смерти - и сознание очищается. Остается только холодный разум. Это высший момент развития человеческой души, - Энмэ быстро подняла с ковра бокал, показала его тоненькую ножку, на которой блестели блики. – Именно поэтому только мертвый способен взойти на трон. Только мертвый способен вернуть в этот мир жизнь.
Пока Энмэ говорила, Тонво успокоился. Он уже видел смерть много раз. Это не страшно.
-Я понял. И я тоже хочу… развития души.
Мутольф одобрительно хмыкнул с кушетки.
А Энмэ молча принесла откуда-то темный кривой нож.
Она улыбалась почти также радостно, как и на казни Линки.
И когда Тонво на мгновение сжал ее руку, он ясно почувствовал, что пальцы женщины гораздо холоднее резной рукояти ножа.