Преемственность поколений.
Ах, что может быть милее детского лепета. Каждый родитель как чудо отмечает новое слово в лексиконе своего чада. А уж если там появиться целое словосочетание, то счастью родительскому вообще не бывает конца.
Когда моё чадо опрокинуло вчера на себя кашу и назвало за это муху падшей женщиной, то есть буквально сказало: «Ай, бляха муха» – я понял: конец моего родительского счастья близок.
- Что?! - выпучилось из меня вместе с глазными яблоками.
- Бляха муха, - совершенно беззаботно и удивительно хорошо повторило моё сразу как-то повзрослевшее четырёхлетие.
А то, что помладше брезгливо проглотило любовно сваренный мной манный комочек, посмотрело на испачканный кашей пол и помянуло всуе животное по имени писец.
От такого неожиданного русского, моя изумлённая челюсть упала в обморок прямо мне на грудь. А французская булочка готовившаяся стать единственной и верной спутницей в завтраке, оскорблённо вырвалась из рук и не дожидаясь такси, в чём мать родила, по-английски укатила. Куда-то под стол.
Как истинный джентльмен я бросился за ней, чтобы вернуть, извиниться за ужасный слог детей, и не типичную для моей интеллигентнейшей семье речь. Ласково поднял. Нежно обдул. Ревниво разлучил с прикадрившимся клубочком кошачьей шерсти.
И полез обратно, чтобы исполнить родительский долг и наказать скверноязычные задницы за преждевременное вкушение плодов с матершинного древа. Не растущего в моём культурном доме!
Но когда вылезал, сильно ударился головой о стол, уронил стакан, и до позвоночника прогрел спину горячим чаем.
Возможно будь я китайский йог не отличающий пятками свежую утреннюю росу от свежих шашлычных углей, отнёсся бы к этой лечебной процедуре радостно и даже наверное процитировал бы что-нибудь уместное из раннего Конфуция. Но я не был йог, поэтому отнёсся к ней в духе более близких мне традиций и процитировал раннего отца:
- Ай, - сказал я - еп твою мать!
Обманутая француженка тут же вновь явила свой непримиримый с пошлостью характер и снова от меня сбежала. На сей раз в её гордом укатывании в район кошачьего туалета было, что-то невозвратное, окончательное и уже не оставляющее надежд на восстановление добрых отношений.
Пока я провожал её печальным взглядом, дети помчались к матери и на перебой цитируя меня стали хвастаться обновлённой версией своего лексикона, честно указывая источник обновления.
Опешившая мать наложила строгий запрет на «повторение за дураками» и закрепила его двумя шлепками по детским устам, что бы не глаголили чего не попадя.
К детской радости моим губёхам тоже досталось карающей ладони семейного палача.
И прекрасное утро было испорчено.
Второй день думаю: откуда дети могли научиться тем дурным словам, которыми в моей высококультурной семье, где даже имеется какая-то книга Толстого (кажется «Мцыри») решительно никто не пользуется!
Подозреваю, что это детсадовский логопед сволочь их учит – уж больно хорошее произношение.