Заварите чай; и когда вода пропитается красителем, я закончу. Говорят: "Доморощенный философ". А что делать с философом, который большую часть жизни проводит в подъезде и пишет рассказы мелом на стенах? Он порча, он чума, он язва здешних мест! Он может прогуливать таким образом учебу, бассейн и трех репетиторов, а может прогуливать карьеру, семью и пенсию. Он человек вертикали: любит припасть ухом к чужой двери и слушать шепот и ругань горизонтальных людей, прогуливая собственную душу. Обычно за это на философа спускают собак, но случается и как сегодня – на лестничной площадке сгустились пацаны и хотят потешиться.
– Эротику расскажи! – суют философу чебурек и пивную банку.
Ведь не пьет же, а отказать неприлично! Философ с неохотой принял к груди данайцев дар и - давай тянуть свою борхескафку:
– Верите ли не верите ли, отсчитывал я как-то ступеньки и забрел в другое измерение. Лукьяненки описывают их ярко и с финтифлюшками, а в моем случае ну чисто баня с пауками! И лифт с надписью CUNT, которая от копоти выглядела не то как CAN’T, не то как KANT. Звучит-то почти одинаково. «Опошлилось изобретение Ивана Кулибина», – только и мелькнуло в голове, как вдруг открылись створки лифта, а оттуда – трупак в спецовке!
– Отвечаю, Стивен Кинг! – замечает пацан из интеллигентных.
– Ну так вот, ребята, – вновь берет слово философ, – я его с испугу так кольпискнул наклдастером, что у того грабен в краниуме остался. Проще говоря, ударился он об мой кулак и череп проломил. Не ожидал от себя такого! Скинул я трупа в лестничный проем, чтобы он в третий раз умер, и тут двери лифта опять расползлись. Выходит оттуда девушка, аккуратная и милая, улыбнулась, как Мария Шаляпина.
– Шарапова, – поправил интеллигентный.
– Ну так вот. «Добрый философ, – говорит, – заблудилась. Мне на семьсот тысяч этажей выше надо, но лифт дальше не идет, нет там таких кнопок». Она - олимпийское спокойствие, а я - сплошной клубок нервов. Я неловко пошутил: «вы их тушью подрисуйте!» Она, однако, засмеялась. Мне почему-то вспомнилась глупенькая песня из мультика «Три банана» и лифт, который увез мальчика в Космос. Кому-то можно сразу вверх, а кому-то только через ступеньки к звездам. Лестница – для Иакова, лифт – для метафизиков.
«Одиноко мне, – сказал я куда-то в сторону, сгорбившись от смущения, – давайте в шашки разок, мысль разомнем, потом уже и направим…» Девушка не против. Начертили клетки на пыльном подоконнике, расставили окурки вместо пешек – у меня белые от «Уинстона», у нее разноцветные от «Самурая». Разговорились, и как-то быстро поняли, что нам хорошо вместе. Я слышал, что любовь – это когда один играет в крепкие, а другой в поддавки. Выигрывают оба.
Она говорит: «Я ж пошутила насчет того, что не могу подняться. Могу! И быстрее всех двойных лифтов в сто первом Тайбэйе! Поехали со мной? Туда, вверх, вместе! Там никто не говорит по-русски, но это ли проблема для твоего аналитического ума? Только подумай, ведь на моем этаже нет страдания: оно удел лишь несовершенного мира. Там, в моем запредельном мире, текут реки прекрасной Музыки, распускаются цветы душистой Поэзии, возвышаются горы единой Религии, а под эфирными облаками дуют солнечные ветры! Там царят Любовь и Гармония, те розы, которые никогда не увядают!»
Батюшки мои, как же мне хотелось согласиться! И тут же все разом оборвалось, почернело. Кто сказал, что она не пришла оттуда же, откуда явился мертвечина в спецовке? Кто сказал, что за алыми губками и наивным взглядом не прячется такая же хищная тварь? Кто сказал, что она не утянет меня вниз, в самую мертвь, на горе и пытку? И заработали, заработали тормозные колодки сознания! В общем… отказался... Решил - создам государство самого себя.
У одного из пацанов гикает сотовый: предложение собраться в клубе. Философ делает робкую попытку задержать тусовщиков:
– Постойте же! Знаете ли вы, что Фрейд называл лестницу фаллическим символом - рвётся ввысь, - а лифт, соответственно, утробой, а Витрувий писал, что лифт… Ай лучше даже сказать математически идеально: если m представляет массу лифта, a — его ускорение, T — натяжение троса и g — ускорение свободного падения, тогда второй закон Ньютона можно записать так: (философ начал водить мелом по стене) "T - m * g = m * a"... Лифт также подтверждает Альтернативную Эволюцию: мои потомки будут лифтовыми кабелями-червями, передающими потоки информации, эдакими Элоями, а вы будете новыми Неандер...
– Ладно, кек, абы да кабы - кончай, – благодарят пацаны и, не дождавшись лифта, топают вниз по лестнице. Интеллигентный напевает: «Серые вены ведут прямо в центр, прямо на цепи под пыткой, нам лучше вне дома, возьми меня в омут - моё сердце обняла боль…»
О лифт, ты славен чудесами! Философ моргнул на прощание, подпел: “Jimmi Morrison had his elevator angels!”, потом вылил остатки пива в мусоропровод, прижался к теплой батарее и зажевал чебурек всухомятку. Ах да, ваш чай, должно быть, заварился! Только не забудьте посмотреть в глазок: вдруг подъездный философ сейчас на вашей площадке? Тогда по-христиански отдайте чашку ему. А можете и не отдавать.
Но оцените хотя бы его "Генератор реальности" - цикл бесконечных рассказов-лифтов (прыгают от теме к теме и иногда ломаются логически). Рассказы написаны подъездным философом на стенах подъезда сразу на двадцати этажах и, несомненно, достойны внимания психиатрии, филологии, геометрии, старшего по подъезду и так далее и тому подобное… Вот некоторые из них:
Random: 539560297542*2344
Школа. Огромная, многокилометровая школа с широкими коридорами, рекреациями, секциями, лестницами, окнами, спортзалами, столовыми, туалетами, библиотеками. За пределами здания – около пятидесяти небольших внутренних двориков, дальше которых не уйдешь, потому что упрёшься в оклеенную фотообоями стену. И стену эту невозможно пробить, поскольку за ней – ничто.
В том городе-школе встречаются и женщины, и мужчины, и старики, и дети. Они не помнят, откуда они и с чего начинался мир. При этом они бессмертны, то есть каждый остается в своем возрасте и не стареет. У них нет единой власти – всякий занимается чем хочет. Как ни странно, такая анархия сформировала определенную систему. Если ты вздумаешь тренироваться в спортзале, обложиться книгами в библиотеке или поработать с реактивами в кабинете химии - всегда пожалуйста, ты в праве делать то, что тебе по душе. Занятия идут обычно по сорок минут с переменами по пять; для сна отводятся отдельные помещения, изолированные от дребезжания звонков. Когда ты в совершенстве освоишь предмет, то ты можешь занять любой из пустующих кабинетов, найти учеников и преподавать; можно также заменить преподавателя, когда тот выпьет Stinctum или сделает Cessum.
Большая часть школы пустует – и не трудно догадаться почему. Люди этого мира не способны к размножению. Но беда в другом – однажды, на что могут потребоваться века, даже самый отъявленный лодырь усваивает возможные знания. Он идеально кидает мяч, знает наизусть все книги, которые только есть, щёлкает задачи из высшей математики, квантовой физики и стереометрии. И тогда у него наступает интеллектуальный голод и, лишившись возможности познания, он впадает в тягость. С полными сведеньями о мире исчезает всякий смысл существования, а умереть, как я уже говорил, невозможно. И это было бы адом, если бы природа не задумала то, что люди именуют Stinctum и Cessum.
Sinctum, с латинского "Забвение", – это маленький лишайник, растущий в паутине чердачных помещений. Если его отварить и выпить полученную консистенцию – теряешь память и становишься своего рода «чистой книгой». Твоя жизнь начинается заново. Другое понятие, Cessum, что значит "Уход", – подвальное помещение с пологими стенами, низким потолком и рядом мутных плафонов. Можно идти многие часы, дни, недели, годы, петляя по тёмным коридорам, – ландшафт будет изменяться, сохраняя всё то же: узкий проход, невнятный гул стен, закопченные плафоны. Многие говорят, что здесь имеет место ошибка природы, некий бесконечный туннель, который будет повторять себя снова и снова. Богословы расходятся во мнениях: толи это искушение, которое создал Всевышний, толи путь к Нему. Математики объясняют явление обстоятельнее: дескать, это фрактал вроде Бассейнов Ньютона. Всякий человек, кто выбирает Cessum, кладёт вещи в сумку и отправляется в странствие по этому «фракталу». Конечно, спустя пятьдесят лет он может вернуться, дикий, обросший, сошедший с ума от монотонности, как часто и бывает. Тогда его напоют отваром из лишайника, и всё встанет на свои места.
Только вот незадача: с каждым веком людей становится все меньше. Где они? В бесконечном странствии? Или подвал однажды заканчивается, открывая путнику неведомый мир? Сплошные вопросы.
Random: 093746122509*jdjd
Имена бессмысленны, поэтому назовём их Андреем и Фёдором. Они были неразлучными друзьями (сошлись на первом курсе иняза). Эти двое – гении лингвистики, едва познакомившись, они уже решили создать искусственный язык сильнее любого эсперанто, чтобы общаться без смысловых барьеров, которые накладывают уже существующие глоссы.
Схватывая время у сна, они пять лет разрабатывали запутанный механизм с девяноста пятью фонемами, сложной диакритической системой и неограниченными возможностями словообразования. Для каждого оттенка чувств, невыразимого понятия, каждой отдельной ситуации у них были либо особые слова, либо набор морфем и аналитических конструкций.
Действительно, Фёдор понимал Андрея и Андрей понимал Фёдора в тысячу раз продуктивнее, чем это было ранее. Например, слово "Gi,rqc.l" читалось как [ИдjИчjэа], естественно, с соблюдением тона, ударения и долготы, – оно обозначало примерно следующее: "я сейчас иду по улице, счастлив, хочу тебе много рассказать, но обстоятельства вынуждают поступить иначе, поэтому я тебе перезвоню через шесть минут". Это было только начало.
Вскоре экспериментаторы принялись за поэзию: перевели на свой язык "Евгения Онегина", причём довольно успешно. И система повела их к необъятному: чем больше они разговаривали, тем больше узнавали нового, неподвластного стандартным законам. Язык управлял ими, нанизывая, будто бисер, новые схемы и головокружительные сочетания смыслов, что вбирали эмоции, красоту, движение жизни, таинства души. Друзья забросили учёбу, они общались целыми днями, обсуждали каждое явление мира, пока, наконец, язык не объяснил им Кантовскую "вещь в себе" и не подвёл к понимаю Непроизносимого Имени Бога – последовательности букв, в которой, по библейской легенде, заключен смысл всего сущего.
И вот небритый Андрей, похожий в этот момент на Фауста, тяжело дыша, произносил сложные, невыразимые звуки, в которых была Вселенная. Он делал это три дня без остановки, смачивая пересыхающее горло водой; Фёдор слушал напряженно: шаги по комнате, стук сердца, тиканье часов.
Когда Андрей замолчал, их уже не было. Два человека стали, по-видимому, частью чего-то иного и высшего. В Сосновом Бору, где располагается просторная психиатрическая клиника, вы до сих пор можете найти два улыбчивых организма.
Месяц назад я занёс им последнюю передачу.
Random: 492847591249-93939*222
80000000 парней. Красивые и безобразные, справедливые и жестокие, религиозные и атеисты, гении и безумцы. Они живут вместе, они сбиваются в компании, они ждут команды. Когда она прозвучит, откроются стальные ворота, сильнейшим толчком их выбросит на полосу препятствий. 12000000 разобьются насмерть. Выжившие будут бежать, толкаться, рвать одежду, обмениваться ударами. Далее более. Волны смертельной кислоты ударят им навстречу, станут ломать тела как щепки и обжигать огнём. 15000000 сгорят заживо, ещё 18000000 собьются с пути. Затем – сфера непроходимых болот. Здесь отдадут душу ещё 15000000. Казалось бы, вскоре опасности сойдут на нет, парни задышат свободной грудью, но большая часть из них, израненных и уставших, упадёт не в силах продолжать дорогу или попросту не поспеет за собратьями. Останется всего несколько тысяч. Они будут толкать друг друга по сужающемуся проходу, пока тысячи не превратятся в сотни, сотни – в десятки, десятки – в единицы... Только последний, самый крепкий, рыжеволосый и живой, пересечёт финальную черту, и двери с грохотом захлопнутся за ним. Весь в ранах, он остановится на пороге уютной комнаты. Канделябры будут дымить вокруг большой кровати с пологом. У кровати он увидит прекрасную девушку в дорогом наряде. Она улыбнется, обрадовавшись гостю.
– Ты заслужил меня, – скажет она.
Он посмотрит на неё растерянно; кровь будет капать на тициановый ковёр.
– И ради этого погибли мои братья? Все, кого я любил?!
– Природа не в моей власти, – будет оправдываться она.
И, упав на ковёр, он начнёт горько роптать на мир. Что он решит – трудно догадаться.
Random: 400827517032/9292839302-94
Душной августовской ночью в Канаде, у самых берегов Эри, родился человек, которому бесконечно везло во всём, что связано с теорией вероятности. Самое ужасное, что такой факт вовсе не противоречил математической логике. Он покидывал монетку, загадывая на орла, – выпадал орёл. Если он загадывал орла тридцать раз – тридцать раз выпадал орёл. Повзрослев, он открыл свой бизнес и достиг больших высот. Но вот беда, почти все былые знакомые покинули его; теперь вокруг богача были лишь злые и меркантильные души. Отчаявшись, он решил получить все деньги мира, чтобы навсегда ликвидировать их. С огнём в сердце, не ведая, что творит, он пришёл в самое крупное казино города и обанкротил игорное заведение. В тот же день его пытались убить, но пистолет дал осечку. Тогда того человека заковали в цепи и поселили в особняке у мэра (здесь, очевидно, удача сработала вполоборота).
Теперь везунчика хорошо кормят, иногда дают смотреть телевизор; взамен он должен делать ставки на биржах и угадывать, что повысится – доллар или евро. Дочь мэра ухаживает за ним. Она любит готическую музыку, поэтому он для неё – Lucifer, сброшенный с небесного престола. Иногда она приносит ноутбук, и пленник помогает ей выигрывать в "World of Warcraft". Всматриваясь в задумчивые и бледные черты, она часто думает украсть ключ от цепей и освободить его. Везунчик же боится, что колесо фортуны однажды разомкнёт – тогда он потеряет последнего друга.
Random: 1943095324*E*9999+2E
Маленькая бесконечная история:
1. Кто-то разоряет голубятню возле школы.
2. Сын учительницы очень расстраивается из-за этого, выводит её из себя плачем.
3. Издёрганная учительница ставит двойку первой отличнице.
4. От обиды отличница ругается со своим другом, друг в отчаянии кидает сотовый в окно.
5. Сотовый падает на голову местного хулигана; хулиган мечется в ярости, но тут под руку попадаются трое семиклассников – он отбирает у них все деньги, ставит каждому болезненный чилим.
6. Обладатели шишек приходят на физкультуру и, желая отыграться на ком-нибудь, закидывают слюнявыми бумажками школьного изгоя по кличке Штунга.
7. И без того психически нездоровый, а тут ещё до предела оскорблённый, Штунга идёт и безжалостно разоряет голубятню.
Random: 00932668173000000000000000000000000000
Польский поэт Анджей Мазур ужинал в придорожном кафе где-то на юге Лодзинского воеводства (он ехал из родного Калиша до Варшавы). Первое, что кинулось ему в глаза: ярко намалёванная картина, изображающая Ведро. Ведро было с тонкими ручками и ножками, овальными удивлёнными глазами и непонятной улыбкой на пухлых губах. Ведро смотрело внимательно, будто разглядывало Анджея.
Писатель творил преимущественно для детей и, несмотря на страсть к плагиату, имел успешный тираж. Новая поэма сложилась сама собой…
Ночь сменилась прекрасным утром. Ведро, румяное и веселое, шло к девочке Катажинке, чтобы принести ей полевых цветов. По дороге Ведро встретило своего друга Лопату, вместе они зашли в гости к Кролику и съели всё его мороженное. (Ведро большой обжора.)
Придя к Катажинке, Ведро узнаёт, что у неё новая книжка с красочными иллюстрациями. На одной из страниц Ведро видит голубоглазого, уже не молодого блондина. Блондин стоит посреди слабо освещённого кафе и с интересом смотрит прямо перед собой, будто разглядывает Ведро.